Во имя свободы

Я шел по серому пеплу, оглаживая пальцами обожжённые кривые побеги. Словно костяные кисти, торчащие из земли, они стремились вверх, в болезненной немощи дотянуться до неба. Прах рассыпался от касаний. Обламывался на сочленениях, с сухим хрустом падая оземь и поднимая облачко белесого пепла.

Я шел. Поминая тех, кто пал, сожжённый нашими словами. Идеи губили тысячи. Приказы разбивали судьбы. А мы шли позади. Игроки, чья воля бросала на передовую своих верных или обязанных самим существованием бойцов.

Сумрачное небо, опаленное боем, не пропускало сквозь тучи яркий солнечный свет. Только пыльный желтый матовый оттенок. Звуки глохли в сухости и пепле, который собирался ватными комками под ногами.

Я прислушивался к навеки замолкшим голосам, снимая последние толики энергии с обугленных костей. Невидимые для нас потоки душ уходили в небытие, словно цепляемые остаточным дымом, что поднимал их и уносил с собой.

Километры потухшего кострища. Мы никогда не узнаем реального числа погибших в этой бойне. Очередная ошибка. Очередная трагичная судьба. И вновь загнанные в угол игроки рискнули совершить немыслимое.

Не прошло и недели с тех пор как мы оправились после битвы с големом, как теперь случилось Это. Очередной бой и не было никакой засады. Но где-то мы облажались. Передавили. Переборщили. Пропаганда уже почти не работала, хотя мы от нее не отказывались. Продолжали до сих пор привлекать игроков обещаниями хорошей жизни. Но только все это было уже тщетно. Альянс давно очернил Империю, и сдавались уже единицы из сотен.

И сейчас было так же.

Стандартные слова через рупор. Обещания о пощаде. Дипломатические переговоры. Торги.

Но, видимо, слишком большие силы мы пригнали в регион для атаки и слишком мало времени уделили переговорам. А в результате доведенный до критической точки игрок Альянса предпочел пожертвовать собой, чтобы уничтожить вокруг всё. В этой войне не угадать, как поведет себя противник. Малые сроки и полная закрытость не дает узнать о противнике больше. Мы просто… прём напролом. А в итоге?

Очередная кисть хрустнула в костях и обломилась как паленый сук. Мои брови едва дрогнули от этого звука, но я продолжил идти дальше, не оборачиваясь.

Некого уже тут казнить. Не за кем посылать бойцов. Враг пал, а его территория прожжена до монолитного камня. С его смертью столб огня сжег всех, остановившись четко на границе его зоны. Мы не смогли его потушить. Не смогли экстренно вывести войска и парламентеров. Все произошло слишком быстро…

Боковое зрение зацепилось за движение в пыльной дымке вдалеке. Я всмотрелся, не чувствуя к себе угрозы.

Колебания вернувшегося ветра чуть развеяли клубы пепла, отрывая моему взору стройную фигуру с длинными лентами из острия на шлеме. Неспешно следуя своим ходом, фигура изредка касалась своим длинным тонким копьем обугленных костей, и сизая дымка обвивала древко, уходя прочь.

Мой Рыцарь.

Он заметил меня. Покрытое тенью лицо обернулось на мое внимание, и длинные ленты качнулись, как невесомые хвосты под водой. Я не видел его глаз, но знал, что он смотрит прямо в мои.

В его жестах не было укора, но я виновато опустил плечи. Не моя вина, что все эти воины погибли. Но я мог всё предотвратить. Я мог уменьшить потери. Я мог…

А теперь я лишь могу сожалеть, безмолвно окупая свое бездействие хотя бы отпуская души. Многих ли я могу спасти… Нет. Но даже они будут мне напоминанием.

Легкое касание чужой воли привлекло вновь мое внимание. И я поднял взгляд на Рыцаря. Он замер, уткнув копье в землю и едва склонив голову набок, словно напоминая и ожидая, понял ли я.

Да, я понял. Мы ходим по кругу, бесполезно жертвуя невиновными в своих играх. Никакие идеи не оправдывают такие потери. Мы должны закончить все иначе. Быстрее. Проще. Мы должны пресечь такие бойни…

Воины, что сражаются за нас, родились солдатами по призванию. У них не было выбора оставаться или идти на смерть. Они не выбирали войну. Их делали, чтобы противостоять нам.

Нет, мне не открылось великой истины. Но я понял, что должно быть сделано. Мы идем слишком длинным путем, устилая дорогу чужими трупами.

Рыцарь едва заметно плавно кивнул, а потом мягко оторвал свое тончайшее копье от земли и отправился дальше, мягкой воздушной походкой, растворяясь в грязном тумане.

Я лишь зажмурился ненадолго. Сжимая покрытую пеплом ладонь в кулак до боли, заставляя себя удержаться от срыва. Потом будет проще. Потом впечатления от этого дня сгладятся, оставшись в памяти лишь блеклым фактом. Память не сохраняет эмоций. Лишь воспоминания о том, что некогда было. А сами эмоции рождаются вновь, стоит задуматься и попытаться вновь пережить.

Одинокая капля упала на кулак, прочерчивая темную дорожку по серому грязному пеплу. Уже расслабленная насильно ладонь опустилась, роняя единственную на километры влагу в иссохшую землю, и я отправился дальше. Уходя в иную сторону от Рыцаря, баюкая в тишине остатки чужих душ, надеясь, что возвращая их миру, я окупаю свою роль.

 

 

Эрхаз в тот день терпеливо дождался меня в своих покоях. Я вернулся поздно и, не желая хоть как-то начинать беседу, отправился в душ смывать пыль и остатки крошки чужих костей.

Все прочие мысли я привык оставлять позади, принося в покои жилой зоны лишь спокойствие и тишину. В тот раз было так же. Но мысли о делах все равно оставались виться в моей голове.

Я сидел, согнув ноги в коленях под душем, наверное, уже двадцать минут, погрузившись по пояс в теплую воду, когда Эр осторожно приоткрыл дверь и вошел ко мне в купальню. Заметив мой опустошенный взгляд, уткнувшийся в стену напротив, он вспыхнул тревогой, которая мигом отдалась навязанной нервозностью в моей голове, но я быстро пресек его, просто ответив спокойным взглядом в ответ. Тогда Эрхаз подошел ближе, помялся выискивая место, а потом сел на пол рядом с поддоном.

— Намокнешь, — бледно сказал я.

— Неважно, — был короткий ответ.

Не меняя позы, я лишь вновь откинул голову назад, позволяя каплям воды смыть с лица волосы. Говорить по-прежнему не хотелось, да и Эр молчал, не зная как меня отвлечь или не желая встревать. Нет, я не переживал вновь сегодняшний день, но отбывал некую паузу, нужную мне для переосмысления случившегося.

Наверное, мы бы и дальше сидели так неизвестно сколько времени глядя в одну точку, если бы Эрхаз не окинул чуть намокшие волосы с лица, чем вновь привлек мое внимание.

— Ты мерзнешь, — тихо заметил я, повернувшись к другу и заметив, как тот невольно кутается во влажную одежду, намокшую от мелких брызг.

— Неважно…

Эти слова резанули слух сильнее, чем все за последние часы. Нет уж, хватит сегодня самопожертвований.

Я встал, решительно взял его за руку и заставил подняться с пола.

— Раздевайся и залезай греться, — прогоняя усталость в голосе, сказал я.

— Но я…

— Не спорь.

Он послушался. Неловко запутался в первых пуговицах рубашки, а потом все же избавился от одежды. Я уступил ему место под душем и увеличил температуру.

Достаточно самопожертвований…

Недолго думая, я взялся отмывать уже его. С пеной, мочалкой, стирая пепел и грязь, которых на нем не было. Как жаль, что я не могу так же легко смыть грязь с его сознания. Я хотел бы, но все что могу, только…

Эрхаз не сопротивлялся, позволяя мне удовлетворять свой мелочный порыв заботы. А я старался не встречаться с его удивленным взглядом, боясь почувствовать себя дураком. Хотя знаю, он старался понять меня сейчас.

— Рин…

Я отмывал его плечи, неторопливо, потому что мне казалось, что спешка лишь сломает процесс.

— Рин… — его рука осторожно накрыла мою, останавливая мочалку и заставляя меня посмотреть на него. – Достаточно.

Он попытался улыбнуться, однако я видел за напряжением его тревогу.

— Не надо за меня бояться. Берегись сам, — попросил я.

— Хорошо, — тут же согласился он. – Но… достаточно. Пойдем. Я согрелся… Спасибо.

…Сколько времени мы уже здесь?

Я не знаю.

Вся эта жертвенность…

— Да. Достаточно, — повторил я, отстраняясь и заставляя себя вылезти из душа.

Я не обратил внимания как он вышел за мной следом. Как помог мне вытереться и замотаться в халат. Мне по-прежнему казалось, что мои ладони покрыты пылью и пеплом, а ворс ковра под ногами – так похож на мягкий ровный слой праха…

Уже в комнате он усадил меня в мягкий угол дивана, подперев подушками и не мешая разминать виски, заболевшие от временного истощения сил. Помню, как он пытался меня подпитать, а я поначалу был против. Потом на какой-то раз я смирился и позволил помассировать мне голову, хотя знал, что ему сила нужнее.

Мы всегда чем-то жертвуем…

— Эр, так нельзя, — почти шепотом сказал я, закрыв глаза и разрешая его пальцам прочесывать мне волосы.

— Я знаю, — тихо ответил он, сидя напротив, не отвлекаясь и все так же массируя мне виски.

— Мы угробим миллионы, пока дойдем до края земли.

Сперва он не ответил. Только вздохнул чуть сильнее, словно справляясь с желанием что-то ответить в первый момент.

— Что останется от населения, когда мы завоюем весь мир. Кто останется на землях, пораженных болезнями, огнем и смертью? – безэмоционально продолжил я. – Чем дальше, тем меньше живого мы получаем взамен. Каждый кусок земли как плешь среди каменной пустыни. На ней невозможно жить. Невозможно остановить Легионы. Невозможно развернуть базу. Мы просто идем… идем и теряем войска. Потому что наши враги даже своих жителей забирают с собой в погибель.

Мой голос дрогнул, споткнувшись на последних словах. Я заставил себя успокоиться, сглотнуть…

— Мы тратим силы в никуда… Боевой дух легионов может вот-вот подорваться…

— Я знаю.

Тихо, как эхо ответил он, а его руки спустились массировать мне шею.

— Я не знаю, что делать, Эр… — признался я в самом сложном. – Не знаю, куда мне следует направить внимание. Эти бои… Эти аномалии… Кто-то сливает информацию о наших перемещениях Альянсу, а мы не можем поймать хвосты… Я устал, Эр.

— Знаю.

Его губы коснулись моего лба в коротком поцелуе, и я открыл глаза, встретившись с ним.

— Я устал бояться, что тебя могут убить…

Удивление мелькнуло в его взгляде, а потом вновь сменилось сочувственной теплотой.

— Уже понял это? – только спросил он.

— С тех пор как сам едва не погиб от голема.

Он отвел глаза, виновато.

— Сколько было покушений? – задал я вопрос, оглаживая его ладонью по щеке.

— Семь…

Он не мог отказать мне в ответе.

— Ты молчал.

С бессмысленным укором шепнул я.

— Ты занят другим, — отозвался Эрхаз.

— Кто тебя охраняет?

Может этот ответ меня порадует…

— Мои воины.

Хотя бы так.

— Ты в них уверен?

— Да.

— А знаешь, кто замышлял покушения?

— Нет.

Я тяжело вздохнул, примиряясь с мыслями и новым грузом. Потом притянул Эрхаза ближе к себе и уложил спиной себе на грудину. Тот прислонился почти невесомо, закутанный лишь в толстый пушистый светлый халат. Я обнял его и уткнулся носом в макушку. А ведь когда-то он был тяжелее и крепче. Сильнее. Не столь… болезненный.

Эта разница… она так незаметна при постоянной встрече. Так мимолетна и бледна, если видеться и наслаждаться друг другом каждый день. Но как много мы упускаем, радуя себя ежедневным? Как много мы не замечаем друг в друге, бездумно проводя время вместе и не отдавая себе отчета в изменчивости.

Я раскрыл свой халат и закутался в его края вместе с Эрхазом.

Как многое мы забываем, если не оглядываемся назад?

— Эти близнецы… Армо и Никс… они еще проводят свои исследования?

Вопрос Эрхаза сбил меня с мысли, разбудив отчасти от бестолковых качаний на волнах эмоций.

— Да. Утверждают, что просчитали алгоритм.

— Утверждают?

— Пытаются…

Я невольно вернулся к прошлому. К моментам, когда я очередной раз проведывал их в затхлом и жарком помещении, а они проводили очередные бессмысленные часы работы. Я вспомнил… и не хотел пересказывать.

 

Это случилось недавно…

— Вы говорили, что метод работает. Что просчитали уравнение, — с пока еще легким наездом начал я тогда, теряя терпение и вновь получая плачевные отчеты от моих групп разведки.

— Так мы просчитали! Оно работает. Просто отряды не успевают добраться, — отвечал Никс, сидя ко мне спиной и ковыряясь во множестве окон на рабочей панели.

— Все факторы подтвердились. Модель очень сложная. Но сбоев не дает, — негодуя, хмурясь, отвечал Армо, прервавшись ненадолго от работы и участливо повернувшись ко мне.

— По нашим прогнозам сейчас точки напряжения и вероятный взрыв аномалии должен случиться в помеченных на карте зонах, — Никс злобно махнул рукой за спину на обширную голограмму мира. Та вспыхнула алыми пятнами, когда он вывел информацию на экран. – Думай что хочешь. Можешь посылать бойцов…. А можешь не посылать, потому что они далеко. Не думаю, что они успеют,  – буркнул он совсем тихо себе под нос.

Одного взгляда на карту хватило, чтобы я увидел среди пометок свои горы и луга. Едва ли не в эпицентре «урагана» будущей аномалии! Надо ли говорить, какой ледяной тревогой меня окатило.

Я не успел даже толком осознать свои ощущения. Меня сковало ступором и все внутренности, словно сжались в тиски. На привычке, не думая, я метнул мгновенный сигнал в родные земли и без труда он прошел, даже минуя границы Империи. Да, я не мог отправлять письма, но мне достаточно было проверки целостности самой земли.

Сигнал. Отзвук. Проверка структуру. Проверка состояния энергосреды. Просадка в общем фоне? Отсутствует…

Всё хорошо. Я не опоздал. Мои горы целы… мой народ тоже. Живы. Здоровы. Я могу расслабиться.

Но перетянутые нервы звенели как струна, заставляя дрожать даже мой собственный голос.

— Когда должен произойти всплеск?! – напряженно спросил я, стараясь не показать свое состояние.

— Да уже часов пять как должен. Скоро цикл сменится, — буркнул Никс, флегматично занимаясь своими делами и даже не обращая внимания на меня. Чем он вообще там может быть занят?!

Я дергано обернулся на него и гневно уставился в затылок. А ведь он не сказал мне про обновленную схему! Не предупредил, что прогноз сменился. Если бы я не зашел к нему… если бы я не спросил… он ведь не знает, что те земли населены. А если бы даже знал? Сказал ли? Или ему настолько наплевать?

Равнодушие и безалаберность в тоне выбесили меня на фоне резко стегнувших переживаний за свои земли. Тишина и порядок со стороны дома не успокаивали. Наоборот, подстегивали выбеситься еще больше, чтобы наказать за безответственность. Чтобы ткнуть его мордой в эту карту и спросить,  где был его отчет о новом прогнозе. Правда, он был ошибочный. Но что если бы Никс оказался прав? Что если бы я сейчас сломя голову несся к глайдеру… Латать дыры в реальности. Спасать своих людей. Что если бы я не знал, как в эту минуту могли бы гибнуть мои родные создания?! Я посадил близнецов на эту должность не для того, чтобы мне случайным образом подкрашивали карту.

— Там нет аномалий, — процедил я.

— А я говорю, что есть! Можешь мне поверить и начать действовать. Ну, или ничего не делать….

— Там тихо.

— Не знаю. Может случится с минуты на минуту… вероятность велика. По идее аномалиям предшествуют погодные явления, которые сейчас можно успеть застать…

— Там тихо, Никс! — жестко и разборчиво отрезал я, закипая от самой манеры общения.

— Слушай… а не пошел бы ты… проверить?! – ядовито отбрил Никс, развернулся ко мне лицом в кресле и набычился, уперев руки в подлокотники. – Я отчитался. Ты проверил. Как всегда. Идет? Я сказал – там буря. Можешь ловить там шпионов.

Еще одна мимолетная проверка издалека… как прихваченные вместе натянутые до звона струны. Поиск по чужим сигнатурам. Поиск по колебаниям энергетики. Поиск… Сканирование…

— Я сказал – там ничего нет.

— Мало ли, что ты там сказал! Теория верна. Я утверждаю это, – протянул скептически Никс, всплеснув руками. – Да и откуда тебе знать! Ты даже не…

— Потому что я так решил! – сильный резкий удар кулаком в сторону с треском разбил и раскрошил электронный экран с картой. Никс подскочил и отшатнулся в своем кресле. Армо только сейчас соизволил обернуться полноценно.

Эмоции переполняли меня. Спокойствие и тишина с домашней зоны шли в диссонанс с моим настроением, но я был убежден в своей правоте. Ничье слово не переубедит меня в обратном, а собственные сомнения и мимолетная неуверенность может воплотить в реальность чужую идею. Отчего-то именно сейчас я был убежден, что моей воли достаточно, чтобы сохранить в целостности свои горы. Даже если весь Адэн вспыхнет пламенем.

— Потому что я знаю, что там творится! – чуть тише, шипя от злости, ответил я, убирая кулак с налипшей крошкой пластиковой панели.

— Но наша теория…

— Ложная! Как всегда! Сколько времени прошло, сколько ситуаций разобрано, а вы до сих пор продолжаете пичкать нас своими идиотскими догадками.

— Наши догадки не…

— Как долго мне еще тратить силы и время своих отрядов на то, чтобы ловить призрачный след ваших фантазий?! Как долго мне жертвовать своими бойцами, гоняясь за фантомами, чье существование даже не доказано?!

— По-твоему – жертвы аномальных всплесков – это не доказательство? – заорал на меня в ответ Никс, после чего вскочил с кресла, чтобы не смотреть на меня снизу.

— Это следствия дестабилизированного мира. Но не повод навещать каждую зону в поисках шпионских происков.

— Так может у тебя все жертвы мира – это «следствия»? Твои виверны не успели закрыть ни одну аномалию. Твои бойцы не спасли ни один город из тех, на который мы указывали.

Не оправдываться. Только не оправдываться!

— Признайся, Сорин, твоих сил и власти недостаточно, чтобы успевать со всем справляться! – наехал на меня Никс, пользуясь мимолетной заминкой. – В то время как мы свою работу сделали. Мы построили схему. Мы доказали, что аномалии будут проявляться в конкретных точках. Мы отправляем отчеты и пытаемся работать на благо системы. И в этом твоя благодарность?! Только бессильный ор?

— Ваша схема ошибочна, – процедил я сквозь зубы.

— Тогда докажи обратное, — с вызовом бросил Никс. Армо тоже стоял рядом и чуть позади него.

Рассказать, что указанная зона – мой бывший дом? Ни за что.

— Не можешь? – вновь по-хамски набычился Никс, жестикулируя активно руками, как дворовая шпана. – Тогда прими это как должное и соизволь вспомнить, что кто-то обещал нам награду за труды. Кажется, мы сделали достаточно, чтобы заслужить себя отгул и покой! Все просто. Мы тебе. Ты нам. Помнишь? С нас схема. С тебя обещания. А не хочешь выполнять обещанное, так и скажи, а не устраивай истерику с поломкой нашего инвентаря!

Как же зол я был в тот момент… С языка готов был сорваться целый поток ненависти и грязи, а рука дрожала в желании врезать по этой самодовольной роже.

Но в тот раз меня отвлек коммуникатор. Переливчатая трель от Кразара, которая обычно не предвещала ничего умиротворенного.

Он звал на помощь. Срочно. В тот затяжной бой, окончившийся спустя пару дней непотухающим пожаром чужого Возмездия.

И я вынужден был уйти. Оставив за ними последнее слово.

 

 

И вновь я вернулся к настоящему моменту.

— Они никогда не просчитают свою схему, — шепнул Эрхаз, валяясь у меня на груди.

Я отвлекся от воспоминаний, и по привычке крепче прижал его к себе.

— Почему?

— Потому что они не знают причину.

— Так ведь дестабилизация мира… — начал я.

— Нет. Не мира, — Эрхаз качнул головой, отчего его седые длинные волосы щекотнули мне нос.

— Тогда…

Он дотянулся, взял мою руку, а потом положил прохладной ладонью к своей голове. Потерся об нее с лаской и нежным обожанием, огладившим мое сознание и уставшие нервы, расслабляя и успокаивая душу.

— Нет… — прошептал я, догадавшись. – Не может быть.

— Я знаю наверняка. Поверь мне. Все что я сравнивал. Все их отчеты, которые я читал, не учитывают причину возникновения этих аномалий. Да, мир трещит по швам. Но, как и любая земля, являющаяся отражением своего владельца…

— Но ведь это мир ломает тебя, — вспомнил я, не сдержав надрыва в голосе. – Ты говорил, что это из-за него ты сходишь с ума.

Только не эти темы снова. Я не могу больше выносить саму мысль о том, что все это вернется. Сумасшествие. Слезы. Истерики. Страх.

Да, я выбрался из этого колодца страданий совсем недавно и так не хотел вновь воскрешать эту тему. Сама мысль о том, что каждая наша победа доставляет Эрхазу новую толику неудобств и тягот приносит мне едва ли не физическую боль. Закрываться от осознания этого глупо. Забывать – нельзя. Но каждый раз я уходил прочь от этих разговоров. Менял темы, отвлекал и отвлекался сам. Я думал, что вечный гнет таких мыслей сведет меня самого с ума. И я опасался, что стоит хоть раз принять все вновь близко к сердцу, я сорвусь. Терпение треснет, настроение скатится вновь в колодец саможалости, и я потеряю ту шаткую точку равновесия и покоя, которую мы достигли.

Я боялся, что сорвавшись, я не вынесу тоски по Эрхазу. Знание о том, что я могу потерять его в любой момент, после любой очередной победы обжигало мне душу. Страшно представлять, как он может когда-то вновь измениться. Что если я не выведу его из кататонии? Что если я не вынесу его истерик?

Хотя… кому я вру. Понадобится – вынесу. Я всё вынесу ради него.

— Да. Говорил, — признался Эрхаз.

— И ты адекватен сейчас.

Его ли я пытался убедить? Или себя? Надо признаться уже самому себе. Хватит бегать от правды.

— Мой дорогой Рин… — сказал он с теплом, и я, не видя, услышал улыбку в его словах. – Оглянись и скажи, что ты видишь вокруг.

Тонкая рука с отчетливо проступающими через бледную кожу костями поднялась из-под халата и с ленной изящностью свойственной аристократу махнула у меня перед лицом.

— Видишь ли ты так любимые тобой светлые стены? Видишь ли ты пышные цветы, которые так радовали и успокаивали тебя?

— Мы сошлись с тобой на темных стенах, решив, что я давно привык, а тебе в них комфортнее, — ответил я сухо, старясь, чтобы мой голос не дрожал надрывно. — А за цветами никто из нас не уследил, потому мы завели кристаллы.

Да, я отказывался верить и признавать его правоту. Не хочу. Пусть все будет тихо. Пусть мы, наконец, достигли понимания. Пусть хоть весь мир окрасится цветом камня и алых огней – если это поможет нам оставаться счастливыми.

— Нет, Рин. И ты это знаешь. Видишь ли ты картины или синие тона в оформлении?

— Мы решили, что узоры стен лучше и гармоничнее, а синий уродливо смотрится среди теплой гаммы…

— Мы вернулись почти к тому, с чего начали, — сознался Эр, улыбаясь в тоске. – А ты привык. И устал меня переубеждать. Так ведь лучше. Мое спокойствие тебе дороже личного комфорта.

— Это… так.

— Так разве я… адекватен? Я всего лишь внешне стабилен.

Как же мне не хотелось в это верить и с этим смиряться. Я почти забыл о его слезах. Почти забыл о леденящей душу властности. За спокойствием каждый вечер я забыл о том, как мне раньше резало нервы его тяжелое внимание. Я заставил себя забыть об этом, чтобы не бояться возвращения подобного впредь.

— Пока ты рядом со мной, Рин, я буду в порядке. Ничто не сломит меня. И никакой поток информации не навредит моему разуму. Я… просто пропускаю его мимо. Почти привык. Это как фон. Он течет мимо, проносясь словами и мольбами тысяч разумных. Я научился разделять его. Формировать потоки. Сигналы мира в одну сторону. Плач в другую. Смех – как ветряные колокольчики, а боль, как трубный вой метели. Я научился складывать все голоса в единый оркестр. И с тех пор он играет… Играет. Иногда быстро, иногда медленно. Но никогда не скучно.

— Я могу подменить тебя.

Впервые я сказал это. Без страха, что могу быть воспринят врагом.

Как же легко звучит эта фраза.

Эрхаз привстал, обернулся через плечо и вопросительно вздернул бровь. А меня понесло.

— Да, я могу подменить. Я знаю, что делать. Я знаю, как можно справиться!

Его улыбка лишь подстегнула к высказыванию. Набирая обороты, я уже не видел причин удерживать всё в себе.

— Весь этот мир – не больше чем домен, с которыми меня учили работать. Я знаю, как управляться с подобными структурами. Их реальность трещит если не успевать вовремя подхватывать тяжи контроля, а если собрать центральное ядро и точку покоя, то все дополнительные зоны будут лишь вливаться на дочерних правах, не оказывать влияния на ядро…

Он все еще смотрел на меня и улыбался. Печально так. Грустно. Как будто я говорил прописные истины, которые он давно применил на себе.

— Я хочу тебе помочь, Эр. Я не знаю, можно ли обратить вспять твое сумасшествие, но я хочу удержать тебя таким, как сейчас.

Он только рассмеялся.

— Ты не веришь, да… Можешь считать, что я самоуверен. Или что-то радикально не понимаю. Да, ты скажешь, что я не знаю, с чем предстоит иметь дело. Но зато я знаю, что должно быть сделано после. Когда мир будет полностью наш. Всего лишь одно действо. Одно ключевое изменение…

— Я верю тебе, Рин, — улыбка пропала с лица Эрхаза, и он мягко огладил меня по щеке. – Только меньше всего я хочу остаться таким, как сейчас.

Непонимание резануло по нервам. Я вспыхнул краской от возмущения, но он приложил мне  палец к губам, останавливая  и не давая додумать.

— Я не хочу остаться сумасшедшим. Не хочу остаться навечно уставшим. Только не так. Только не с такой раной на душе как… это.

И тогда… мне позволили услышать.

Мимолетные голоса, что роились эхом в голове, создавая вечную рябь и задевая за натянутые нервы эмоций. Голоса, что складывались в ветер и шелест, поверх треска информационных потоков, шуршащих как неоткалиброванный шум. Поверх диссонанса самого голоса мира, что сбивался как плохо настроенный ритм, ломаясь о сбои и шероховатости. Завывания и всплески тихих шорохов, словно по нервам пересыпалась мелкая острая крошка.

А следом за тем пришло понимание пустоты, которое заполнял этот звук. И собственные эмоции, прожженные, словно каленым железом насквозь, нанизанные на поток и напряженные от каждого стороннего шума.

Но стоит всему этому вдруг уйти… что останется от него? От человека. От личности.

…Только надлом, зияющая дыра и много страхов, что ныне попросту похоронены под шумом чужих копящихся надежд, которые лежат не снимаемым грузом.

— Я не хочу остаться Таким, — повторил вновь Эрхаз, убирая от моего лица свою руку.

— И поэтому, ты отдаешь себя дальше? До каких пор? – прошептал я, сглатывая тяжелый ком в горле.

— До самого конца.

— А что изменится после?! —  воскликнул я, повышая голос. – Мир все так же продолжит раздирать тебя на части! Пройдут годы, прежде чем он стабилизируется и хоть как-то сможет собраться воедино.

— Не годы, — мой друг дергано качнул головой. — Но когда он наберет нужное количество.

— Количество чего?! – почти выкрикнул я.

— Жизней, — выдавил из себя Эр.

Я осекся. Что он сказал?

Возмущение разом ссыпалось, как не бывало, а я бессильно опустил руки, в силах только растерянно хлопать глазами и ждать, пока он объяснит.

— Ты еще не понял, Рин? – заговорил Эрхаз, внимательно и с признанием удерживая мой взгляд на себе. — Весь наш мир… вся наша система… это как голодное существо, жадное до чужой энергии, чтобы насытиться и переродиться на новую ступень развития. Вся наша жизнь – лишь топливо и корм для Него. Каждый убитый игрок, каждая душа – это лишь порция, чтобы насытить его хоть немного.

Тогда я вдруг вспомнил слова, сказанные мне некогда очень давно. «Смерть игроков будит мир. Их души питают ядро». Я слышал это. Где-то на Перекрестке. Кажется, тогда я посчитал это глупым сумасшедшим бредом. Но сейчас отказать именно Эрхазу в правде я не мог.

«Не будет притока душ – не будет живого мира. А не оживет мир – со временем угаснут в нем все».

— Ты знал… — почти беззвучно прошептал я.

— Конечно, я знал, — признался он. — Я знал это задолго до всего. Знал, когда начинал свой кровавый поход. Я всегда чувствовал тугой поводок, что вечно держит меня, только и ожидая момента смерти, чтобы прибрать мою душу. Я удивлен, как еще ты не пришел к этой мысли.

— Я знал, что из игрового мира не выйти, — повторил я непреложный факт, некогда вдолбленный мне Сэнхасом.

— Но не знал почему, — догадался Эрхаз с мимолетной улыбкой.

— Я полагал, что для этого необходимо стабилизировать реальность и прописать ее в общей системе Мультиверсума, — ответ вывалился как заученная формулировка и я не сразу сообразил, что друг не понял даже половины ее смысла.

— Но где ты возьмешь энергию на все это действо? – тем не менее, спросил он.

Я как рыба открывал рот, чтобы тут же высказать свои предложения, но все они разбивались о простой подсчет. Стабилизация реальности очень энергоемкий процесс. Редко выпадают случаи, когда удается так подгадать множество удачных факторов, чтобы на минимальных затратах, на резонансе сотворить чудо. Должны сложиться неочевидные случайности, оказия, чтобы можно было… фактически пожелать воплотить игровой мир в реальность. И этой мимолетной воли одного разумного будет достаточно. Во всех остальных случаях – нужны энергозатратные кровавые ритуалы, мощные накопители, подготовка к созданию ядра… Или нужно быть кем-то большим, чем рядовым игроком. Хаоситом. Демиургом. Архитектором. Творцом… Кем-то, чьей личной энергии будет достаточно, чтобы продавить своей Волей и Желанием имеющуюся реальность и зафиксировать конкретный мир в общей системе Мультиверсума.

Но среди нас нет Творцов. Нет Демиургов. Нет удачных моментов, чтобы запустить резонанс всей системы. Даже всей накопленной энергии Империи не хватит на то, чтобы изменить просто статус мира.

С тем как трещит реальность даже у нас под ногами… с теми аномалиями, что терзают Адэн… лишней энергии…

— …ее просто нет.

— Верно, — кивнул Эр и тут же вспыхнул решительностью во взгляде. —  Игроки – наша энергия. Сила их душ. Пришлых извне. Игроки, привлеченные и замкнутые внутри системы с единственной целью – отплатить миру своей сутью и своей работой, чтобы дать ему возможность окрепнуть. Ни одна реальность не обретает самостоятельность без подпитки.

— Но игровой эгрегор может стать самостоятельным… — с сомнением парировал я. Правда звучала устрашающе, но я признавал сказанное верным.

— С чьей помощью? – с вызовом спросил Эрхаз, вытягивая с меня знания.

— С помощью воли разумных извне… — додумал и озвучил я некогда известный факт.

— Верно. А много ли осталось людей в прошлом мире, кто пожелал бы видеть Адэн реальным?

Я отвел глаза прочь. Прошлый родной мир. Сэтос, как его тогда называли по имени планеты в системе оранжевой звезды. Крупная планета, обделенная спутниками, с которой человечество не стремилось улетать в космос, и вообще как-то искать прочую разумную жизнь за пределами звезды. Хотя фантасты грезили путешествиями к соседним туманностям, которые по ночам были заметны даже невооруженным глазом. Сэтос был красивой планетой, но запомнился нам, игрокам, истеричным ужасом, который вынудил нас бросить своих родных, расстаться со всем, что у нас было и нырнуть без явных надежд в нарисованный мир. Если бы на родной планете нас восприняли иначе… Если бы Адэн восприняли по-другому… Сейчас мы бы давно проложили крепкий мост между мирами! Мы бы могли стать нерушимым тандемом и, как знать, впоследствии получить возможность обратно возвращаться в свои старые тела. Или проводить других желающих к нам сюда, как через порог, оставляя в живых. Будто в осознанный сон.

Мы бы многое могли, если бы общество не испугалось и пожелало понять.

— …таких не осталось, — выдохнул я, словно это была моя вина в том, что я где-то недоглядел.

— Тогда в чем вопрос, — Эрхаз привстал и развел руками. — Если не они… то мы.

Соглашаться не хотелось, но он был прав. По всем подсчетам прав. Кто-то должен запустить маховик оживления мира. Кто-то должен стать катализатором. Массы фанатов способны своими желаниями и верой создать множество отражений одного мира с разными историями и едва различающимися цепочками событий. Но эти отражения будут вспыхивать как искры над пламенем костра. Они будут взмывать вверх, ярко гореть и тухнуть, стоит о них едва подзабыть. Не многие отражения закрепляются осознанно чужой волей. Не многие оседают кому-то в душу.

Оживить мир изнутри сложнее. Дольше. Нужно жить. Творить. Понимать происходящее. И тогда когда-нибудь может так случится, что реальность чуть дрогнет, и ее дисбаланс прекратится.

Сложность Адэна в том, что его меняют по своему желанию множество игроков, и у него нет единой канвы. Если как-то заставить всех работать в одном направлении… если как-то убедить остальных… Но это невозможно. Это противоречит самой идее игры. Пока каждый игрок не обожжется на личной ошибке, он не станет следовать чужому пути. Не факт даже, что достаточно будет одной ошибки.

— Нас всех перемололо бы на энергию в этом мире, — продолжил объяснять Эрхаз то, что обдумал уже задолго до меня. — Так или иначе. Погибни мы сами от войн друг с другом или помри мы своей смертью от старости, в которую мы поверили бы рано или поздно. Не важно, сколько прошло бы сотен и тысяч лет. Неважно как усердно бы мы все вкладывались в творение реальности. Пока Адэн не наберет своих сил, он не выпустит из себя на перерождение ни одну душу. А если он так и не окрепнет, то все кто погиб здесь, рискуют либо навечно встрять, либо исчезнуть совсем.

— И ты принял решение сам приносить ему жертвы.

— Так или иначе, — между пальцев Эрхаза блеснули давно знакомые мне матовые грани металлического  наконечника стрелы. — Империя – это средство достижения цели. Моя надежда не стать кормом для мира, который забрал меня против воли. И одновременно с тем она – мой единственный шанс внести в Адэн свои личные поправки. Империя… — он задумчиво и отстранено посмотрел на кончик стрелы, поигрывая им в пальцах. — Мои откупные от мира.

Сэнхас предупреждал о таком. Он говорил, как привлекательны и коварны игровые миры. Они даруют уникальные возможности, но ставят под угрозу саму суть существования. Каждое попадание в такой мир – как лотерея. Большинство игроков не задумываются об этом. Для них важна жизнь только в настоящий момент. Важен процесс, уровни, успех, свои достижения. Для них важна репутация и чувство собственной силы, в то время как они забывают, об обесценивании своего опыта после смерти. Никто не думает, куда уходят души игроков после поражения, и удобен тот мир, где разработчиками предусмотрен собственный круг перерождения. А если нет?

Колодец сияющего зева мелькнул в образе мимолетным кадром. Призрачная воронка сужалась, устремляясь к центру огромного источника. Жадность и голод направляли искорки чужих жизней, плетущих за собой тонкий сверкающий шлейф. Но сколь бы ярким и мощным не был образ этого потока, он завораживал и отторгал своей неизбежностью. Он навевал панику, как бездонная яма, поглощающая суть и обдирающая все слои души до ядра.

Я отшатнулся от образа, и тот развеялся перед глазами. Исчез. Так вот значит, о чем ты предупреждал, Учитель. Вот от чего ты меня всегда пытался предостеречь. Страшнее преследующих из жизни в жизнь врагов может быть только голодный мир, который знает цену, и вкус твоей души, потому что как бы ты не пытался, он не пожелает тебя отпускать…

А Адэн, похоже, давно начал обретать свое условное самосознание.

Стало страшно. Без прикрас и сомнений. Просто – страшно. Я так рвался покинуть прошлый мир, полный, как я считал, культурного и общественного гнёта, что нырнул с головой в еще большую ловушку, чем я покинул. Если бы я все вспомнил еще много лет назад… если бы я пробудил в себе старые знания чуть раньше… я бы никогда не погрузился в Адэн. Никогда бы не покупал эти продвинутые видеокарты и лишился бы всех устройств. Я бы переждал время игровой лихорадки. Отсиделся бы где-нибудь на островах, как мой знакомый, а потом устроил бы простенький ритуал на крови какой-нибудь курицы и свалил бы  порталом на знакомый Перекресток миров.

Но вместо этого, я поддался панике, оказался в Адэне и тем самым загнал себя в роскошный тупик, откуда не предвидится выхода… А мир… он наверняка слышал мои страхи и утянул на просторы Перевала Поющих ветров раньше, чем я успел все окончательно взвесить и обдумать.

Я подставил сам себя. Роскошно подставил. Влип. Поставив на кон свою душу.

Зато здесь я встретил Эрхаза.

Можно ли считать встречу с ним оправданной компенсацией?

Определенно — да. Но теперь мы просто обязаны как-то выбраться отсюда. Вместе.

— Эр. Мне нужно знать, что ты собираешься сделать с миром, когда станешь единоличным Мастером, — сказал я спокойным тоном, не подразумевающим ухода от темы.

Он покосился на меня, кончик стрелы растворился в его ладони, а потом без всякой утайки он ответил максимально подробно.

— Я собираюсь подвести всю территорию к балансировке энергетических потоков и создать циркуляцию круга перерождения. Я намерен прописать всех оставшихся игроков, как часть единой системы и заставить Адэн вернуть все поглощенные души обратно. Пусть в новую жизнь, пусть в другие тела или без памяти, которую он успел с них снять. Но ни одна душа из тех, что осталась, не должна быть разрушена окончательно. Я намерен снять со всех игроков исключительные права воздействие на их старые земли и поставить всех наравне с их созданиями. Эта жертва не обрадует многих, но спасет в случае гибели.

Я слушал внимательно, просчитывая и соглашаясь. Да. Это то, что должно быть сделано. Один раз, по одному шаблону, тем, у кого имеются исключительные права на реальность. Такой план сработает. Он действительно уберет массу проблем и не позволит Адэну истаять вместе с нами со временем.

Иронично. Что Мастер, признанный убийцей и тираном, единственный кто озабочен спасением всех игроков.

Звучит не очевидно и не вдохновляюще. Я понимаю, почему Эрхаз раньше молчал даже мне о своих планах. Без должных знаний я бы не понял его и мог лишь посмеяться на извращенность логики и столь не очевидный не материальный бонус.

— Энергии, что накоплено ныне в ядре Адэна должно хватить на запуск такого круга, — добавил он, правда, уже без явной уверенности.

— Удивительно, откуда ты все это знаешь, — с легкой улыбкой, гордясь им, сказал я.

— Читал, — простовато отозвался он. – И видел во сне. Как бы я не относился к религиям, я признаю, что все они сходятся и правдивы в одном. Жизнь – это не единственный этап нашего существования. Есть время, выходящее за грань нашего понимания. Время, необходимое нам, чтобы переждать. Перебыть. Пере… родиться. Когда-то я считал эти убеждения лишь лекарством от страха. Чужой навязанной идеей, созданной, чтобы убедить разумных не бояться смерти. Но позже… я стал все чаще встречать тех, кто помнил то, что не должен был. Прошлое. Иное. Чуждое. Я думал, что неизмеримые способности разума сотворяли воспоминания как иллюзию и веру во что-то большее и значимое… Но потом я стал видеть этот колодец душ, и он начал пугать меня своей неизбежностью. А потом я вспомнил чужую веру. Я решил, что мне не важно, каково все это на самом деле… Мне не важно, есть ли все эти Бескрайние миры, или Поля побед. Мне не важно, существуют ли все Колыбели душ или Озера рождения. Пути воспоминаний или Реки забвений. Возможно, все это действительно существует. Ведь я не проходит этапа забвение в Сэтосе. Я не знаю, что бы меня постигло там за гранью жизни, если бы не Адэн, который забрал мою душу. Зато, оказавшись здесь, я понял, что после смерти меня ждет только объедание голодным миром. И никаких обещанных другими даров или наказаний. Что бы я ни делал. Что бы другие ни делали и какую бы мирную и благодетельную жизнь не вели. Исход в Адэне будет один. Это осознание далось мне тяжело. Я прошел смирение и отчаяние. Но потом как-то меня осенило. Я понял, что я могу на базе Адэна, конкретно этого игрового мира, создать нечто подобное. Нечто, что лишит меня страха перед смертью. Тот самый круг перерождения. Единственный во всех верованиях. Такой, который даст мне уверенность в том, что я не зря прожил свою жизнь, я вернусь с полной памятью в творение, созданное своими руками. В тот мир и ту реальность, которую с каждым разом я буду делать все лучше и лучше. Чтобы в новой жизни не оказаться однажды ни с чем. Посреди пустыря без сил и возможности что-либо изменить. С одним лишь знанием о том, что, чего бы ты не делал, как бы не старался – та мимолетная вспышка жизни будет бессмысленна, а ты сам существуешь только как удобрение для игровой реальности, по случайности обретшей разум.

Я понимал его. В каждом слове. Повезло, что Сэнхас мне рассказал про систему перерождения раньше, чем я узнал про наличие верований. Он ведь растил меня долгое время в изоляции от общества. Один на один в абсолютно пустынном мире. Где среди руин лишь угадывались следы прошлой уничтоженной цивилизации, а местные звери забыли о наличии разумных много поколений назад. Меня учили иначе, преподнося информацию без секретов и предположений. Фактами. Знаниями. Практикой.

Я знаю, что создало единый во всех религиях культ перерождения. И я слышал о механизме, управляющим всем на глобальном уровне.

— Это единственное, что побудило меня действовать, — признался Эрхаз, разводя руками. – Страх. Ты можешь спросить, почему я не объяснял все это вассалам заранее и почему не создал достаточно устойчивую Идею, чтобы игроки присоединялись к Империи добровольно. Но я отвечу просто – я не захотел делиться своими идеями ни с кем. Только представь, сколько сразу бы появилось желающих создать собственные условия «посмертия». Сколько бы войн началось ради лидерства и из-за конкуренции. В ином случае мне бы могли не поверить и отмахнуться. Куда проще было говорить на привычном для всех языке, обещая спокойную жизнь и мир измученным и безобидным игрокам, работу – скучающим творцам, и прочее, что и так мы говорим, приходя к новым стенам чужих городов. И никакой эзотерики. Никаких обещаний о том, что люди не могут испытать и использовать пока живут. Все хотят сиюминутных благ, а не теоретических планов на будущее.

— Но одного круга перерождения будет не достаточно для того, чтобы игровой мир начал существовать наравне с остальными, — добавил я с сомнением.

— Знаю. С этим поможешь мне ты.

— Я? – невольно вырвалось у меня от такой уверенности в его тоне.

— Ты один знаешь, что должно быть сделано.

— Но…

«Чтобы прописать мир в системе воплощенных реальностей, он должен получить точку стабильной привязки, — как назло всплыли четкие и ясные слова Сэнхаса, сказанные как-то раз перед началом работы. — Зачастую – это иная планета, к которой домен или эгрегор присоединяется статичным тандемом. В остальных случаях – мир должен получить свою нишу в системе координат. Все просто. Слой по Первоосновам. Потом слой реальности. За ним шестеричная система координат. И, наконец, время. Для гарантии можно прокинуть силовой канал привязки на Кузню, но обычно это происходит автоматически. На словах сложно, а на практике всегда ориентируешься на пике всплеска Источника по наитию. Главное сориентироваться в пространстве, а реальность вслед за Волей сама сползет или всплывет как поплавок на комфортный пласт Мультиверсума».

Образ оборвался, но я получил с него информации больше, чем за все свои предыдущие размышления. Да, я знаю, что делать. Я знаю механику подобного ритуала. Я могу провести его фактически в любой момент времени!

Бесстыдно подсматривающий за всем, что творится у меня в голове, Эрхаз не дрогнул от всплывшего облика моего Учителя, но улыбнулся, когда я сам просиял от радости.

— Ты знаешь… — подтвердил он.

— Да. Я помню. Но почему бы нам тогда…

— Потому что тогда ты расколешь его на части, — покачал головой друг. – Половина поддастся воздействию. А другая продолжит существовать по законам игры. Разорвав мир, ты лишь выдернешь кусок земли с местными обитателями. Но души…

Я хотел было в сердцах воскликнуть, что пошло оно все… с теми душами, которых я отродясь не знаю… Но Эрхаз сказал потом единственное, что меня заставило притормозить.

— …Если ты проведешь ритуал раньше, чем я объединю весь Адэн, остатки игрового мира зацепятся за воплощённую реальность и продолжат вновь собирать в себя сильные души. Как это было с нашим прошлым миром. Все повторится вновь, только тянуть будут уже не с Сэтоса, а с нас. И мы никуда не сбежим.

Да, это так. Он прав… как бы я не хотел закончить все метания прямо сейчас, несвоевременным ритуалом я могу только навредить. Думай, Рин. Просчитывай. Уже было совершено достаточно поспешных поступков и новый может только усугубить ситуацию.

Надо все обдумать.

Решить…

Предусмотреть.

— А что такое Источник? – спросил Эрхаз, кутаясь в плед.

— О чем ты? – я невольно погрузился в размышления  и не сразу сообразил суть сказанного.

— Ты вспоминал ритуал по созданию… Источника. Что для него нужно?

Вопрос прозвучал легко и простодушно. Как если бы он спросил очередной раз, чем мы будем сегодня обедать.

— Жертва, — бей утайки ответил я. – Чья-то жертва, энергия которой будет пущена на процесс создания точки, питающей весь мир. Источник не зависит от энергоресурса самого мира, а как фонтан излучает энергию из глубинных слоев реальности. Только на создание такого канала требуется определенная плата. Как правило, такой платой выступает жизнь разумного. Забранная против его воли или добровольно. Это самый эффективный по затратам и выхлопу метод.

Эрхаз понимающе кивнул.

— Это должен быть конкретный разумный? – уточнил он.

— Это должен быть подходящий разумный, — поправил я. – Сильный, стойкий. Желательно несущий на себе печать значимых деяний, прокачавших его душу, но не обязательно таковой. Это должен быть выносливый разумный. Такой, чьей воли будет достаточно, чтобы умелый ритуалист смог направить ее мощь на пробитие желаемого Источника.

— Есть идеи? – по-деловому спросил Эрхаз.

О да… Идея у меня, кажется, уже есть. Пожалуй, даже несколько кандидатур на выбор. Как минимум, тот, кто перешагнул допустимые методы войны и заточил живую душу в каменного голема. Изначально у меня уже были на него свои планы, но, вероятно я пересмотрю их, когда увижусь с ним лично. А второй кандидат, пока неизвестный и безымянный создатель того экзотического сооружения на центральной площади Альянса. Тот, кто своим творением поверг нашего Хасса в ужас. Как знать, что еще вышло из-под рук этого «гения». Даже если он откажется говорить напрямую, я знаю, как добыть с него воспоминания и снять метку создателя, которая укажет мне на все творения. Думаю, столь ценный экземпляр не стоит лишать чести поработать на благо общего мира.

Эрхаз ждал ответа, а я коварно и мечтательно улыбался, предвкушая давно забытую работу. Не беда, что сейчас я не повторю символы, которые украсят чужое тело. Я уверен, что когда настанет момент, знания всплывут в памяти, направляя руку. Такое уже бывало. Эти знания не исчезают. Они как танец, въедаются в подсознание, каждый раз чуть искажаясь, но оставляя неизменным суть рисунка. Сэнхас не заставлял меня досконально выучивать каждый виток символа, но заставлял понять методику и уяснить принцип работы.

Главное, концентрироваться на результате. Держать его в голове и следовать ему, как по течению, прорезая сопротивление реальности на волне чужой боли.

Боль… Да. Ее потребуется много. Сочной. Яркой. Горькой. Чтобы создать чудо и подарить нам всем спасение и своеобразную свободу, кому-то придется заплатить очень сильной болью.

Ну что. Значит, придется поработать по старой специализации и в этой жизни?

— Я в тебя верю, — ответил Эрхаз, тоненько улыбнувшись.

Показалось, или в его взгляде сверкнула искренняя гордость за меня. Приятно. Ничего не зная, только слушая, он уже в меня верит. Даже больше, чем я сам в себя.

— Мне не помешала бы твоя моральная поддержка, — ответил я с улыбкой, огладив кончиками пальцев его впалую щеку. – Потом. В конце. Когда мы дойдем до этого этапа. Знаю, о таком обычно не просят… да и смотреть там не на что…

Среди старой памяти нашелся заброшенный, но ничем не смешанный образ. Клинок, что крепко зажатый в ладони, без дрожи  как в глину вонзается в беззащитную плоть. Последний удар. На пике эмоций. Когда боль сжигает нервы, а сквозь ватную глушь в голове не слышно собственных слов. Последний удар, забирающий жизнь, как штрих, взимающий плату и открывающий мгновения вседозволенного творения.

— Проси, — шепнул Эрхаз, потираясь о мою ладонь.

— Я хочу, чтобы ты был со мной рядом в такой момент, — ответил я, предвкушая сакральное.

Никто и никогда раньше кроме Учителя не был в такие моменты со мной рядом… Никто кроме жертвы. Но жертва – это лишь материал.

Я хочу, чтобы Эр был рядом. Я хочу, чтобы он познал это чудо. Хочу, чтобы потом мы насладились результатом вместе.

Эрхаз смотрел мне в глаза с легкой иронией, словно купаясь в моих искренних и мимолетно воздушных желаниях. Глядя на него я верил, что он не стал бы мешать и прерывать процесс. И как бы сейчас его не умиляло мое состояние, я не смущался, радуясь его улыбке.

Я знал, что он воспримет мою просьбу серьезно.

— Я буду рядом, — шепнул он и приблизился для поцелуя, чтобы перед ним сказать мне в самые губы. – Как и ты, когда я завою весь мир.