Поход по мирам: Тихий город на холмах

Шон

 

Протяжный вой сирены гудел в воздухе подобно набату тревоги, пронзал город ржавой иглой, что входила в мозг сверлом. С небес все так же неспешно падали хлопья пепла, устилая мир хрупким саваном. В небеса взметали птицы, вороны, но вопреки всему они летели на протяжный вой сирены. Зверье искало защиты от накатывающего Инферно и жалось к людям. Наверное, потому до сих пор в этом месте сохранились обычные птицы…

Я ничего более не делал и не говорил, просто бежал в хвосте компании и следил за тенями, мелькающими по сторонам: с приближением Тьмы местная фауна активизировалась. Чувствительный слух доносил далекое копошение, порыкивания и, порой, вскрики, тонущие в тягучем заунывном вое. Сирена скрывала за собой крики боли и отчаяния: зверье охотилось под тягучий вой на тех, кто слепо ломился вперед, к убежищу, как стаи хищников отбивают от испуганного стада неосторожных животных. Стадо убежит, но хищники своё получат. Так и здесь. Стадо добежит до церкви, но не всё.

Интересно, они своих пересчитывают в конце Пепельного Дня, или до количества массовки никому нет дела?

Циничная мысль промелькнула в голове и испарилась: бегущая впереди Роуз замедлила шаг и остановилась, растерянно глядя на массивное, хоть и убогое строение, выплывшее из пепельного тумана.

Церковь. Вернее, костел.

Простое и довольно уродливое угловатое здание темнело впереди, и вой сирены исходил с его крыши. Несколько рупоров кольцом охватывали шпиль, венчающий главную крышу костела тем самым кровавым символом.

–   Как в рисунке, – прошептала Роуз, глядя на очертания церкви и крест.

–   Символ как на жертвенном круге. – проворчал я, подходя.

Роуз мелко дрогнула, Сибил покосилась на меня, но промолчала: она никогда не забудет то, что мы узнали и увидели, и в ней никогда более впредь не возникнет тепла к религиозным орденам и к фанатикам в общем.

–   Хочу обратить внимание на рупоры. – от воя сирены у меня закладывало уши и настроение стремительно падало в приближающийся Ад. – Их не могли смонтировать после начала прорыва. Такое не делается быстро и легко: надо провести проводку от места установки, смонтировать сами рупора на крыше, а это – высотные работы, сварка и так далее. Работы, в общем-то несложные. И да, обычно рупоры воздушной тревоги ставят на ратуше, а не на крыше церкви. Но я могу ошибаться, и они тут настолько круты, что сделали это все после начала местного апокалипсиса своими силами. Да еще и так аккуратно…

Сибил смотрела на меня нечитаемым взглядом, а Роуз растерянно хлопала глазами. Мысли о странности кольца её светлую голову вообще не посетили. Но по собственному опыту жизни при всякого рода апокалипсисах и катастрофах, в такие времена меньше всего важна аккуратность и красивость исполнения. Только функциональность и простота исполнения. Куда проще эту херь присобачить на более удобные для ремонта и обслуживания части второго этажа, чем делать аккуратное сварное кольцо вокруг главного шпиля. Так что или они готовились заранее, или что-то знали, или я чего-то еще не знаю про местный Орден, а кольцо матюгальников современного образца — это нормальное дополнение для костела, построенного минимум в прошлом веке. Каждый, сука, день у них была надобность в объявлении воздушной тревоги! Ну так, на проповедь зазывать, чтобы люди не забывали церковь посещать. Видать, обычного колокола им показалось мало, и колокольню они вообще не построили, зато поставили это орливое говно.

Странно, в общем.

Анна заметила, что мы остановились, развернулась, притопнула и с надрывом прокричала:

–   Быстрее!!!

Наверное, что-то у нас, всё же, не совсем совпадало с таймингами канона, потому как мы вышли к церкви одними из последних: мимо нас бежали люди. Много людей. В темных затасканных шмотках, грязные, вонючие, убогие, какими изображают неандертальцев в старых кино, так и они – нечесанные, сгорбленные, испуганные, суеверные и верующие, бежали, пригибаясь, к спасительной пещере, стараясь вернуться до наступления коварной и кошмарной Тьмы.

«Скорее», «Бегом!» — подгоняли они друг друга, подталкивая и подпихивая. На нас лишь косились, что-то бубнили, обтекая как чумных. И только Анна нервно переминала с ноги на ногу, вжимала голову в плечи и погоняла нас как неразумное стадо.

–   Идем… – Сибил схватила Роуз за руку и потащила за собой, вливаясь в толпу бегущих людей.

Ларри коротко глянул на меня, мотнул головой.

–   Да иду я, иду…

За мной присматривали они все. Даже Роуз, очнувшись от своих мыслей, то и дело косилась, проверяя, где я. Переживают. Приятно в общем-то. Ведь переживают они искренне…

Но я всё равно немного задержался, когда наша группа добралась до лестницы. Я полагал, что волна горожан уже схлынула, но… я ошибся: когда мы подошли к первому пролету, из тумана вновь повалили люди. Видимо, они были дальше тех, кто прибежал в первой волне. И их было больше. Намного больше!!!

Десятки мужчин и женщин бежали к костелу, прижимая к груди сумки. Такие же грязные и неопрятные, как и первая волна, но все они куда моложе. Большинство возраста Анны. И в этой группе я впервые увидел Братьев: крепких мужиков в масках или противогазах, в полной снаряге и с клетками с птичками. С такими же, как и та, что нервно пищала с моего пояса.

На нас никто не обращал толком внимания, все настолько были увлечены побегом в спасительное убежище, что не различали ничего перед собой кроме дороги и силуэта церкви. «Тьма надвигается!» – шептали они, перемежая бормотание спешными молитвами на бегу. Братья молчали, но они бежали мимо людей, не пытаясь помогать или подгонять.

Но в этом людском потоке был один-единственный диссонанс. Подобно волнолому сквозь толпу по ступенькам спускалась Далия и вещала:

–   Вы бежите к их убежищу, но от своих страхов.

Ровный глухой голос поразительно хорошо слышен: сирена еще не утихла, но время шло на минуты. Женщину толкали и пробегали мимо нее как сквозь привычную помеху. Но когда мимо пробежала Сибил, Далия крепко ухватила ее за руку, разворачивая и останавливая.

–   Не будь стадом! – припечатала она, пристально вглядываясь в глаза полицейской. – Они лукавые! Они прокляты!

Я остановился чуть ниже, чутко вслушиваясь в мир: смещение пространственно-временного пласта уже началось, но лишь я слышал этот надсадный скрип и треск искажающегося полотна реальности, ведь локальный прорыв — он как чирей на гладенькой щёчке сочненькой планетки, разрастается и раздувается болезненной опухолью. И скоро он проявил нам свое содержимое и нутро, лопнет гноем и кровью, с которыми выходит внутренняя зараза и занесенная в нежные ткани грязь. Так и здесь прорыв Инферно вычищал с гноем человеческую грязь, очищая кровью и болью этот несчастный мир. И тут два пути: или нарыв завершит свое дело, вызрев и прорвавшись гнойным дерьмом, столб заражения будет удален с точки нарыва, а рана заживет, оставив после себя лишь шрам, или прорыв будет разрастаться подобно заражению крови и со временем поглотит все тело планеты гнойными язвами и некрозом.

–   Нам всем надо вовнутрь. – тихий четкий ответ Сибил. – Идем!

–   Нет! – выкрикнула Далия. – Они навлекли на себя свой Ад и унесут вас в Бездну с собой!

Камень кинутый меткой рукой, ударил Далие в лоб. Я даже не заметил, когда Анна его подобрала и успела прицелиться!!!

–   Грязная ложь! – с надрывом закричала рыжая.

Сибил развернулась. Малолетняя фанатичка зашарила по ступенькам, подобрала еще один обломок ступени и резко метнула в пригнувшуюся женщину.

–   Это всё ложь!!!

–   Эй! Оставить!

Сирена всё еще звучала, надрывно наматывая нервы, толпа испуганных людей исчезла в церкви и только мы оставались на ступенях. А Анна по-тихому, украдкой потянулась к ступени и отломила новый кусок камня.

Вот же мстительная сучка, а…

Но что-то делать с ней я не собирался. За меня всё сделает Он. Это его добыча, и кто я такой, чтобы вмешиваться в этот акт правосудия и наказания, раз уж Анна настолько уверена в себе, что не спешит под защиту родных стен.

–   Шон, – Ларри позвал меня очень тихо, на выдохе.

Я вопросительно склонил голову.

–   Если это выжившие прихожане, тогда кто в противогазах?

–   Они же. – тихо произнес я, подталкивая его к церкви. – Иди. Там все узнаешь. И присмотри за девушками.

–   Обязательно. – он вяло улыбнулся, глянул на женщин.

Настрой у него так себе, но тут я ничего не мог, да и не хотел предпринимать. А что я сделаю? У меня на эту Тьму свои планы, я сделал всё возможное, чтобы у Сибил осталось максимально возможное количество патронов, а в голове поселилось стойкое недоверие ко всем этим людям. Надеюсь, она справится и не даст Роуз в обиду. Тем более, компрометирующий медальон спрятан под сидением моего байка, картинок дочери при Роуз нет и никаких причин связать этих женщин с Алессой нет и не предвидится. Должны выжить до моего возвращения. А Ларри… Ну, если совсем все херово будет, я его найду и верну домой.

–   Не гарантирую, что вы меня встретите сразу после Тьмы. – прошептал я так, чтобы он меня услышал. – Могу задержаться.

Ларри меня вроде как услышал, но что творится в его голове – поди узнай. Сибил тоже услышала, нахмурилась, но кивнула, принимая во внимание. Я переминался с ноги на ногу и косился по сторонам в ожидании завершения смещения пластов. Скоро начнется Тьма, а у меня — время основной работы. Никто ничего лишнего не увидит: мы остались последними на ступенях, ведущих к храму непонятного мне бога. Я, Ларри, Сибил и Роуз, присевшая к Далие.

–   Я видела твою дочь. – голос был быстрый, сбивчивый: время утекало как вода, а из мира начал уходить свет. – Она мертва, правда?

Далия настороженно выпрямилась.

–   Огонь не очищает. Он коптит до черноты.

–   Слушай меня… – молодая мать перехватила другую мать за руку.

–   Роуз, скорее!!!

Сибил нервно переминала с ноги на ногу, нервничала, но… это был их единственный шанс на разговор с Далией. А Роуз была упорна: Тьма уже не пугала ее. Ей нужны ответы.

–   Она одно лицо с Шерил! – голос сбивался от обилия эмоций. – Она заманила нас?

Я не особо вслушивался в сумбурные слова Роуз, наблюдая за Анной. Молодая девушка присела на ступени и аккуратно отломила еще один кусок, уже расшатанный ногами бежавших людей. Её не волновала наступающая Тьма: она была уверена в своей безопасности на пороге убежища. Вот он, вход, совсем рядом. Всего-то метров десять. Её не занимали высокие материи, но столько в ней было зла, злорадства и как была велика мстительность…

–   Скажи! Что ей нужно?!!

Голос Роуз дрожал в надрыве, но страха за себя в нем не было. Была лишь тревога и… страх за любимую дочку. Далия всматривалась в большие испуганные глаза молодой женщины, словно увидела ее впервые. Словно только сейчас она поняла что-то предельно важное! И в завываниях сирены я отчетливо услышал её ответ:

–   Зло мстительно. Будь мудра в своем выборе…

И на мир, словно ожидая, упала Тьма.

 

Сирена задохнулась в густой непроглядном мраке. Звук словно захлебнулся, скомкался и угас в звонкой тишине, на крохотную Вечность рухнувшую в точке Прорыва. Здесь не просто темно. Здесь и сейчас попросту пропадает материальность мира. Мы замерли, затаились, чутко вслушиваясь в эту тишину межвременья, пока одна реальность распадалась под влиянием другой.

Но вот в уши проникли первые звуки. Шелест. На наши лица упали первые капли, вынуждая вздрогнуть. Щелкнул фонарик, подсветив падающие темные капли дождя, и свечение Великой Госпожи вкрадчиво пришло в замерший в ужасе смертный мир.

Инферно милостиво… Оно вновь позволило нам видеть, осязать и обонять. Госпожа всегда дает шанс порочным детям поглощаемого мира…

–   И Ад следовал за нами… – мой голос прозвучал иронично-мрачно в нарастающем шелесте усиливающегося ливня.

Сибил подняла на меня растерянный взгляд. Я ей улыбнулся и взглядом указал наверх.

–   Вам пора.

–   Уверен? – прочитал я по ее губам.

Я улыбнулся ей в ответ и потянулся к глазам. Линзы начинают ощутимо мешать, да и лишние они уже. Прозрачные кружочки с нарисованной радужкой подобно праху невесомо упали на ступени под недоуменным взглядом Сибил. Из-за расстояния в несколько метров она не могла полноценно рассмотреть мои глаза, но золотистый блеск заметила. Вон как расширились очаровательные голубые глазки. Поняла, что чего-то не заметила, а я от нее что-то скрыл и о чем-то умолчал. По сжавшимся губам понял: при встрече меня ждет допрос, но я ж не против. Если мы встретимся, то я вернусь с успехом и тогда уже всё это перестанет быть важным.

Волна изменений накатывала с площади за моей спиной вместе со взлетающими вверх лохмотьями плоти бывшего асфальта. Волна катилась сюда, к центру обители веры. Время на исходе. Я вновь выразительно глянул на распахнутые двери церкви. Наши переглядывания едва ли секунд двадцать заняли, но с каждой такой секундой я всё отчетливее ощущаю касание холодных пальцев на своей руке.

–   Роуз… – тихо прошептала Сибил, но женщина уже поднималась по ступеням, обогнув фанатичную Анну, которая еще недавно торопилась больше всех.

Ларри уже дожидался дам наверху ступеней, нервно оглядываясь по сторонам. Далия не спеша поднималась с колен, без тревоги за себя. Она привыкла встречать Тьму в одиночестве и посреди улиц родного города, и давно не испытывала ужаса или страха. Человек привыкает ко всему. Привыкла и она. Она уже собралась уходить, как вдруг в голову ей прилетел очередной камень.

Анна мелочно смеялась, словно радуясь, что еще раз смогла уязвить женщину. Ведь ее то должны пустить в убежище. Ее-то ждут. А изгнанную — нет. Ведь ее даже Тьма не принимает.

Признаюсь, мы все вздрогнули от неожиданности. Да, я помню, что она не унималась до последнего, но… отвлекся, задумался, упустил из виду и… все равно это оказалось неожиданностью. Роуз и Сибил уже взбежали на верхний пролет, замерев испуганными птицами перед самым входом в церковь. Они больше волновались за меня, ведь я так и остался у подножия лестницы, не поднявшись даже на первый пролет. Они помнят мои слова, но всё равно, их тревога грела мне душу. Беспокоятся. Переживают.

Приятно, всё же.

Ступени стремительно дряхлели. Отпадала гранитная облицовка влажными комками липкой гнилой плоти, взметая в черное небо легкий призрачный прах. Вспыхнул огнем иссушенный ствол давно погибшего и иссохшего дерева. Асфальт площади опал, скукожился и провалился в бездонные недра инфернального плана, открывая нам пламенеющее зарево.

Анна вновь потянулась к ступеньке, не глядя шаря рукой по ржавому металлу в поисках нового снаряда, но под ее пальцами был ровный гладкий край без сколов. Далия глянула в полные ненависти и злорадства глаза девушки, уверенно выпрямилась, тонко улыбнувшись, и вытянула руку, показывая «козу».

Словно предупреждая о том, что творилось за ее спиной.

 

Он появился на самом краю площадки первого лестничного пролета на волне изменений, словно его проявляло в реальность само Инферно. На моих глазах собиралась на мощный костяк серая плоть, словно по кускам он проявлялся в инфернальном плане, соткавшись заново в своей изначальной форме без следов былых травм. Массивная, могучая, рослая мужская фигура впервые предстала передо мной, позволяя узреть целиком, давая возможность рассмотреть себя.

Огромный рост. Широкие плечи. Мощная грудина, бугрящееся жгутами стальных мышц тело. На голове — ржавая конструкция пирамиды с шипастым краем. Она венчала плечи подобно панцирю боли и страдания… но мощная фигура несла на себе этот конструкт даже не пригибаясь. На руках и торсе — следы старых, никогда не заживающих ран. Из одежды на нагом теле — фартук в пол. Бурый, в тон коже. Сотканный из лоскутов с характерными очертаниями и пятнами. Из давно выделанной и почти всегда мокрой кожи.

В этот раз не было никакого Роя: ему здесь не место. У него другие задачи. Но я уже ощущал их как часть себя, даже если они пока еще не осознали моей власти над ними. А на запястье физически ощутимо холодил след от Его пальцев.

Далия шуганной крысой стекла сгорбленной фигурой со ступеней и метнулась к облезлой колонне забора. Но не ушла. Не убежала, жадно глазея на Провозвестника Инферно. А Анна… Только видя наши взгляды, направленные на Него, она изменилась в лице и Поняла. Осознала! Услышала тяжелое надсадное дыхание, раздающееся из-под пирамиды. Ощутила Его присутствие. И, задыхаясь от ужаса, медленно развернулась.

Я стоял и улыбался, глядя, как Красная Пирамида одним стремительным рывком перехватывает жертву за горло и без усилий поднимает в воздух. На приглушенный вскрик Сибил и Роуз, почти вошедшие в спасительные двери, остановились, обернулись, со страхом и ужасом глядя через край площадки. С их положения они не видели ни нижнюю площадку, ни саму лестницу, ни меня, ни его.

Пирамида повернул голову в мою сторону, но я поднял руку, хранящую его касание, огладил пальцами пепельный след и склонил голову. Я буду ждать. Я никуда не уйду. Я дождусь его возвращения. И он развернулся. Тяжело, мучительно роняя ноги в массивных кандалах на слишком мелкие для него ступени. Он шел к обители своего врага, а я тенью следовал за ним, словно физически ощущая черту, пересечь которую как попытаться сбежать.

Держа свою жертву на вытянутой руке, словно та была для него не тяжелее куска плоти для мясника, Красная Пирамида поднимался, перешагивая сразу через несколько ступеней. Он показывал. Ждал, пока все гости города обернутся.  И никуда не торопился.

Анну приподняли. Все еще барахтающуюся и не задыхающуюся. Словно у нее на шее не смыкалась стальная хватка сильных пальцев. Он позволял ей жить. Она не умрет, задохнувшись в его кулаке. О нет… Этого она не заслужила — милосердия и легкой смерти, ведь смерть не позволит искупить грехи. Не даст возможности осознать греховность и недопустимость помыслов, не даст шанса на раскаяние. Смерть, она как сон, как милостивое благоволение Вечной Госпожи, дающее отдых перед новой жизнью. Милосердная тихая смерть — как благость, она уносит душу в новое рождение без страданий. Но не всем доступна эта милость. Не здесь и не сейчас, ведь эти люди сами призвали свой Ад, дабы он воздал им за их же грехи. Ведь что может быть коварнее истовой веры в собственную греховность? Наверное, только вера людей в то, что они полны греха с самого рождения.

Первородный Грех придумали другие для себя и своих паств, обрекая их на мучения своими фантазиями и преступным фанатизмом, разрушая хрупкие души смирением и покорностью. Вот это — истинный Грех! И каждый за него ответит в свое время.

Я смотрел в мощную спину и ждал, глядя золотящимися глазами на оцепеневших женщин. Сибил и Роуз. Дети нового века, несогласные с тем, что они грешны с самого рождения. Они не чувствуют за собой греха. В них нет потребности в раскаянии. Они четко знают, в чем и где они провинились, но… ни на одной из них нет Греха, за который требуется расплата и раскаяние. Даже сейчас в них нет веры в собственный грех за то, что Анна попала в руки Наказующего. Выбор каждого. Анна выбрала месть и злорадство безопасности Обители. И она понесет наказания за свою греховность. Ту, в которую она сама верит. И такое, какое она представляет в этом Аду.

Пирамида действовал неспешно, давая всем нам возможность Увидеть и Осознать. Принять решение и что-то сделать. Он замирал за долгие секунды, показывая нам Наказанную, давая возможность Понять. И лишь ощутив осознание у замерших на пороге Обители смертных, второй рукой одним рывком содрал ветхое затасканное платье с извивающегося тела. Легко, словно то едва держалось. Анна взвизгнула вновь.

–   Нет… – с надрывом и какой-то болью прошептала Сибил, словно могла знать, что за этим последует.

Я догадывался, что она могла себе навоображать со спецификой ее профессии, но… Крепкие пальцы свободной руки впились в кожу женщины на груди и смяли, наматывая на кулак. Нечеловеческая сила содрала плоть, не портя лицо, словно ткань одеяния. Одним рывком, без усилий, под утробный вой жертвы сдирая кожу с мышц кровавым тряпьем.

Сибил с ужасом очнулась и рванулась к двери, утаскивая за собой Роуз. Но Красная Пирамида не оставил их. Как мокрое тряпье швырнул шкуру вслед. Прямо в закрывающиеся двери убежища, хлестко вымазав кровью и липкими ошметками всех троих.

Грохот закрывшейся двери слился с чавканьем упавшей у порога кожи.

 

Ларри

 

Эти бесконечные минуты на пороге того, что они называют церковью ударили по мне, как мешок цемента по голове. Я заторможенно наблюдал, как сбегается к убежищу человеческое стадо и не испытывал ничего кроме отвращения и постепенно зарождавшегося где-то внутри ужаса. Не потому что я весь из себя правильный нечеловек, нет… Я видел отсутствие разума в их глазах. Какое бы то ни было движение мысли напрочь отсутствовало во взглядах, устремленных на спасительное здание. Одна тупая животная паника и нерассуждающая вера в то, что эти стены их защитят. И ведь ни одного ребенка… Или я их просто не вижу в толпе?

Почему-то отсутствие в этой богадельне детей меня напрягало особенно сильно. Почти пугало… Но спрашивать у Шона «Почему?» было глупо. И так понятно, что скорее всего детей добрые прихожане уморили или перебили сами, когда «ребром» встал вопрс пропитания.

Интересно, а как бы вели себя мои сородичи-кхаэли, окажись они в Аду?..

А потом пришел Он, и все мысли разом перестали быть в мгновенно опустевшей голове.

Потому что ни один концепт-арт не в состоянии передать реальных впечатлений от этой овеществленной мощи.

Я знал, что он пришел не за мной. Знал, что вреда мне он не причинит – все свои грехи, вольные или невольные, я знаю сам. Или думаю, что знаю. Я не считаю Инферно местом, годным лишь на то, чтобы свежевать и жарить здесь грешников. Это всё придумали люди, которым обязательно надо, чтобы над ними был кто-то, кто принимает за них решения, избавляя от необходимости самим нести за себя полную ответственность. Ведь это же так просто – во всех своих поступках видеть либо происки дьявола, либо веления бога, но никогда – собственную прихоть, подлость, низость, мерзость. Эта Анна, что копошилась на ступенях и мнила себя чуть ли не святой, не видя опасности, пока не стало слишком поздно…

Все это я понимал разумом, но ноги отчего-то все равно приросли к металлу, превратившись чуть ли не буквально в вязкое желе, руки похолодели, сердце, казалось, вообще забыло, что должно биться. Но был ли это страх?

Нет. Не в обычном понимании этого слова. Я, как зверь, чуял и отмечал то, чему застывшие у самой двери Сибил и Роуз не могли внятно дать определения. В моей душе поднималось естественное благоговение перед живым воплощением закона Воздаяния в действии, пусть и в такой, неприглядной, искаженной, извращенной форме.

Я знал, видел, что он испытывает, как бы это ни звучало, адскую боль. Зачем? Кто и когда сделал с ним это? Черт возьми, я знаю, как может навсегда оставить калекой обычный рыцарский шлем типа «ведро», надетый без подложки поддоспешника, кольчуги и горжета! А этот всю нагрузку своей пирамиды на голых плечах таскает, и хоть бы что ему… Да о чем я? Он шкуру с Анны содрал, как тонкое газовое платье!

Даже вампир на такое вряд ли способен…

Когда дверь обители гулко захлопнулась за нами, перед глазами у меня все еще стояла дергающаяся, визжащая, как свинья, освежеванная Анна. И этот всепроникающий взгляд без глаз.

Женщины задыхались от страха, меня, признаться, тоже потряхивало от увиденного, а содержимое желудка явно вознамерилось покинуть свое место. Но я положил руки дамам на плечи, возвращая к реальности, но, словно этого было мало, на нас обрушился негодующий ор сектантов.

–   ВЕДЬМЫ! – указующий перст уткнулся в вбежавших. – СЖЕЧЬ ИХ!

–   За что? – осведомился я, вздернув бровь. Оравшая осеклась, недоуменно уставившись на меня.

Я прикрыл собой женщин, оттесняя от них скрюченные узловатые пальцы.

–   Что мешало вашей Анне перестать глумиться и шевелиться побыстрее, когда выла сирена?

–   Они Анну смутили!! – верещала женщина в церкви. – Чужаки!!

Толпа подхватила ор и требовательно заголосила о наказании виноватых. К троице у двери потянулись руки, чтобы стащить

–   Отродье демона!! Сжечь чужаков! – слышались вопли со всех сторон, а я был схвачен сразу двумя мужиками за ноги и рывок почти повалил его на пол.

Оглушительный в каменных стенах выстрел из пистолета прогрохотал над головой, мигом заставив всех без исключения пригнуться.

Мне хватило выдержки не обнажить клыки на самом деле, не то мне и женщинам пришел бы мгновенный конец. Мне даже хватило выдержки подняться по-человечески, а не вскочить рывком. Я подобрался к дамам, протянул руки обеим, помогая подняться и не отпуская от себя. О да… Я хорошо знаю реакцию таких людей на малейшую непохожесть, я очень хорошо это знаю. И убить нас всех троих это зверье способно на раз. А рискни я проявить силу, и жестокость взлетит до апогея.

–   Это убежище для всех! – раздался из глубины церкви сильный женский голос.

Под этим тоном народ еще больше приник и начал побито и покорно расступаться. К двери шествовала в сопровождении хмурых мужчин тонкая женщина с уверенным и твердым взглядом.

Престарелая заводила тут же кинулась каяться и плакаться ей про убитую Анну.

Сибил сощурилась, вогнала новый патрон в патронник, поставила пистолет на предохранитель и пока убрала. Роуз осторожно и недоверчиво косилась на успокаивающую хозяйку.

–   Эленора, неужели ты не помнишь, что Анна преступила наш закон, – прошептала женщина, которую окрестили Кристабеллой. – Она вышла туда, где балом правит дьявол. И незнакомцы не виноваты в ее участи.

Кристабелла притянула плачущую женщину, словно потерявшую в лице Анны кого-то близкого, и позволила ей выплакаться на плече.

Строгий взгляд, однако, стрельнул в гостей и в голосе резануло предупреждением.

–   Но обсудим это позже… Сейчас пора молиться.

И вновь виртуозная игра голосом, ласково с теплом приглашая свою паству к спасительным речам.

Толпа трагично потекла по своим местам, давно привычно занимая скамьи и свои точки на круге перед символом веры.

Кристабелла потекла впереди всех, села в центре кольца, сложила руки и заговорила:

«И затем я увидел тех, кто отринут землей и небом… Кому не осталось пристанища»

Толпа вторила, повторяя за ней, забыв про гостей, которые не мешали им в этом молильном хоре.

«И увидел я мертвых малых и великих и судимы были по делам их…»

Завывал за стенами ветер. Хлестали по плотным стеклам острые лапки существ. Взвизгнул раскаленный воздух, обдав жаром из щелей в церковь.

Кристабелла открыла глаза, стрельнув подозрительным взглядом на окна.

«И кто не был записан в книге жизни… тот был в озеро огненное брошен…»

Но свет не разогнал тьму за стеклом. Вместо него по стенам хлестнул огненный ветер, рыжими всполохами облизывая каменные стены.

Кажется, она читала Откровения Иоанна. Самый смачный на подробности и самый жуткий текст официального Писания. Потрясающий манипулятор! Я видел, как хмурится Сибил, прекрасно понимая, как именно работает эта мадам. Но сейчас никто из нас никоим образом не мог вмешаться.

Кристабелла все читала апокриф, Тьма все не проходила.

–   Не бойтесь, – шепнул я на ухо нервной Сибил. – Все будет хорошо.

Хотя сам в это не очень-то верил. Но если Тьма не проходит, значит, Шон сумел добиться успеха.

 

 

Шон

 

Кусок липкой содранной кожи влепился в закрывающиеся двери, обдав кровавыми брызгами забежавших внутрь, стек по мореным доскам и шлепнулся на камень у порога Обители подобно мокрой половой тряпке. Я уверен: этот шмат мяса местные найдут после отступления Тьмы. Он никуда не исчезнет и встретит их немым напоминанием о смертности и уязвимости.

Анна визжала на одной ноте, порой, срываясь на вой и крики. Она не молила о пощаде: это бессмысленно. Она просто орала от боли, пронизывающей ошкуренное тело подобно кипятку. Эта боль с ней останется до самого ее раскаяния, если оное хоть когда-нибудь произойдет. Тогда и только тогда ей будет дозволено умереть и уйти в новую жизнь с благоволением, но на моей памяти еще ни один наказанный грешник не раскаялся, погружаясь в свой страх, отчаяние и боль, начисто забывая о том, что сам, лично, сделал всё, чтобы обрести такой финал. Я не верю, что Анна хоть когда-нибудь догадается о причинах своего наказания и раскается. Искренне, с осознанием и пониманием. Она будет орать и молить о помощи всех, кто по какому-то недосмотру или оплошности встретит ее там, где ее оставит Наказующий. Но она не раскается. Потому что для раскаяния надо осознать свою вину. Люди же готовы винить в своих несчастьях кого-угодно, но не себя самого.  

Я сошел с места лишь когда мощная рука опустилась, легко удерживая все еще живую жертву за шею. Каждый мой шаг отслеживался: лишь на доли поворачивалась массивная пирамида, пока я подходил ближе, остановившись рядом. Прямо перед ним. Ближе, чем его вытянутая рука. Куртку я по-тихому снял и завязал рукавами на поясе, пока он поднимался. Знал, что потом она будет мешать. Она бы мешала, когда я поднял руку. Ту, за которую ранее он меня держал. И вновь, как тогда, я взялся за запястье его свободной руки. Так же, как при первой нашей встрече.

Я предложил ему продолжить то, что мы начали во время прошлой Тьмы. Но не здесь. Не под дверями его врагов. И я потянул его, предлагая отойти от церкви, уйти дальше. Вглубь его территории. Поддерживая свои слова четким посылом и мягко передавая ему свою энергию и, как и он ранее, ставя на него свою Печать. Пока еще едва заметную, неуловимую даже им. Как равноценный обмен. Как проявление моего отношения, ведь та энергия, что вкрадывалась в его тело теплыми струйками, не несла ему Зла.

Рука ненадолго замерла, пока касание отчетливо осязалось всем телом. После чего свободная пятерня повторила захват как раньше, и Красная Пирамида медленно и тяжело развернулся, направившись вниз по лестнице.

Казалось, что он забыл про меня. Не обращал внимания так же и на бьющуюся в агонии жертву. А все внимание было сфокусировано на шагах, каждый из которых отдавал стуком металла о камень. Будто не нога ступала на них, а падала наковальня. Я шел рядом, иногда ускоряясь почти до бега. Все же, разница между нашими шагами была велика, а я не хотел, чтобы у него возникала нужда меня тащить за собой волоком. Это будет… неправильно, если он приложит ко мне принуждение и силу.

Сейчас, идя рядом с ним и глядя снизу-вверх на это существо, я видел всё, что мне надо было увидеть для понимания его сути. Страшной. Чудовищной. Отвратительной и мерзкой. Но… ни одна из подобных эмоций не касалась само это существо. Потому как в нем нет ничего мерзкого и в нем нет греха. Ирония, полная злого цинизма и некоего садизма: тот, кто способен на исключительную жестокость и беспощадность, существо под названием Красная Пирамида, по своей сути лишен греха как такового. Как и всего того, что требуется для становления грешника.

Мы спустились к подножию лестницы, когда на мои глаза вновь попалась Далия. Женщина вжималась в тень столба, наблюдая за Пирамидой как за неизменным спутником Тьмы и проявлением едва ли не ее воли. Бьющееся в агонии кричащее тело не вызывало в ней ни удивления, ни шока: привычная картина, которую она уже не раз наблюдала за годы этого кошмара. Более того, опознав жертву, она окрасилась удовлетворением. Но потом она увидела меня.

О да! Этот взгляд, полный растерянности и удивления, непонимания и какой-то странной осторожности. Она глазела на меня с недоумением. Я нарушал своим присутствием и спокойствием всё, что она знала про Пирамиду. Потому как я не орал от страха, меня не тащили за шиворот как других наказанных. Я не был похож на жертву, хоть меня и держали крепко за руку. Я просто шел подле главного символа местного проявления Инферно и был полностью спокоен. И это поражало ее до глубины души! Я видел это в широко распахнутых глазах. Ощущал в ее клубящейся ауре.

Я не смог отказать себе в удовольствии: тонко улыбнувшись, я огладил второй рукой мощное предплечье в весьма недвусмысленном жесте, похабно облизнулся, почти физически наслаждаясь ее оторопью и шоковым состоянием от понимания сути моих действий. Это было… ну как с праздничного тортика слизнуть вкусный фруктовый крем в самом центре декора.

А потом Он сошел со ступеней, отвлекая мое внимание от Далии, сделал последний шаг в сторону и не глядя отвел руку со своей ошкуренной жертвой к обсыпавшемуся забору. Прямо рядом с лестницей из земли стремительно выплеснулись структуры индустриального кошмара. Поднималась и изгибалась арматура. Обрастала шипами и живыми сосудами крови, пульсирующей плотью. И все чтобы приковать, привязать и оставить Наказанную страдать на пороге убежища, которое она оставила ради мелочной злобы.

Еще живая и теперь всегда живая жертва кричала, впечатываясь в плети арматуры забора её Обители. После чего Пирамида разжал ладонь и оставил ее страдать в месте ее наказания. Дабы Наказанная была назиданием для других заблудших грешников.

Я стоял молчаливо, рядом, пока он работал, лишь изредка позволяя себе коснуться пальцами второй руки мощного предплечья, огладить бледную кожу у открытой рубленной раны. Пирамида на меня пока не обращал внимания, сосредоточив его на Анне. Казалось, в нем нет места для меня, пока он занят конкретной целью. Это добавляло вопросы, но предполагаемые ответы на них укладывались в общее понимание сути этого существа. Сейчас, непосредственно подле него, я получил возможность разглядывать его вдоволь. И пока он работал, и когда он медленно развернулся, вынуждая меня практически оббежать его кругом, и когда он продолжил шагать.

Вблизи Красная Пирамида выглядел болезненно. Вблизи начали принимать осмысленность его травмы. Их характер и мелкие особенности, видимые, когда появилась возможность взглянуть на них практически в упор. Лишь сейчас, когда я наблюдал за его действиями, я начал понимать, с чем конкретно мне предстоит иметь дело. Были варианты один другого херовее, но реальность подкинула весьма… вычурный и редкий случай.

Уникальный, сука, случай, с которым я и не надеялся встретиться! Потому что такой вариант встретить на Земле в любом из ее отражений, это как найти меллорн в задроченном городском сквере! Да проще высшего демона увидеть на рынке, копающегося в уцененке, чем вот такое!

Я дозволил себе лишь мимолетную вспышку гнева, мгновенно подавив ненужные эмоции. Не сейчас и не рядом с ним. Потом как-нибудь я ему расскажу, что меня так вздрочнуло, но пока, находясь рядом, я мелко и практически незаметно вплетал свою энергию в мощное тело пока он вел меня крепкой рукой в недра его персонального Ада.

 

Под его ногами проседали ржавые металлические плиты, складываясь ступенями или падая пандусами. Он спускался в недра этого Плана и уводил меня за собой. Насколько его действия осмысленны? Насколько он руководствуется собственной волей? Насколько он вообще разумен? Множество вопросов проносились в моей голове, обрастая ответами, пока я шагал за своим проводником. Каждый ответ, данный самому себе, закрывал бреши в понимании.

Мы спустились на широкий сетчатый помост, давно пройдя черту почвы города и по моим ощущениям спустившись где-то до уровня дна озера. Под нами расстилались сотни метров промышленных помостов, сетчатых перекрытий, вентиляторов и прочего индустриального сора. Вокруг что-то скрипело, лязгало, вращалось. Орали жертвы, создавая ужасающий слитный хор. Я видел их везде: мужчины и женщины разной степени распотрошенности, вплавленные в стены. Кто-то уже практически лишился сходства с человеком. По мере распада личности и повреждений на верхних слоях души, тело подстраивалось и менялось. Кто-то превращался в разделанное скулящее тело без рук и ног, чьи потроха свисали на метры. Кто-то неопрятной биомассой врастал в стены, обтянутые его же кожей и разрастающейся массой плоти, кто-то уже мутировал, видоизменялся и сам становился монстром. Чудовищем. Порождением этого Плана, поглотившего слабую и лишенную воли личность, переработавшего блёклую душонку и выплюнувшего ее в виде мерзкой твари.

Я шел рядом с Красной Пирамидой и бесстыже глазел на снующих вокруг нас гибких хищных существ, уже практически утративших сходство с человеком. Кто-то обратился в монстра с костяными лезвиями, а кто-то ощетинился когтями и шипами, сохранив человеческую стать. Чуть дальше какой-то мужик обрастал плотью и на глазах превращался в урода, который попался нам с Сибил первым в этом мире. Кожа уже начала нарастать на голову, и лишь полный ужаса, отчаяния и сумасшествия глаз вращался на оплывающем лице.

Казалось, наш путь бесконечен по широкой лестнице, ведущей в недра Инферно. С каждым пройденным пролетом окружение менялось. Если наверху жили хищники, единственное на что способные, так это попросту сожрать жертву, то чем глубже мы спускались, тем больше проявлялась больная фантазия тех, кто формировал этот эгрегор. И тут, в самых недрах, я увидел порочную и похотливую сторону этого прорыва.

Кусками в это место погружались целые здания и дома, которых я не припомню на поверхности. Какие-то номера гостиниц, обросшие плотью вместо обоев, в недрах которых переваливалось с лапы на лапу странное существо. Словно на делающую друг другу минет пару плеснули сверхмощного мутагена, и они так и срослись в кособокого монстра. Не прекращая процесс соития и издавая весьма характерные звуки, охи и ахи. Тут же, чуть дальше, полураспотрошенное тело вполне живого мужика из Ордена, Брата, если я правильно опознал ошметки снаряги мычащего и скулящего человека, врастало в какую-то странную сущность, составленную из нагих женских тел наподобие многоножки. И вот не понял на расстоянии, они его жрут или дерут во все щели. Хотя… Одно не мешает другому. Трахать и жрать демоны вполне в состоянии, даже одновременно поглощая и ассимилируя смертного в свои телеса. Как это делало непонятное образование на стене, втрахивая свою жертву в мясистое тело, в которое она уже начала врастать. Кое-где мне на глаза попались так званые медсестрички, но на большом расстоянии. Мне хватило остроты зрения опознать сексуальное женское тело, практически лишенное одежды, но это единственное, что я сумел распознать, пока мы не прошли этот уровень.

Пирамида опускался все ниже и ниже к раскаленной лаве жидкого огня. Мы давно прошли населенные всяким говном уровни. Исчезли даже уродливые хищники. Зато здесь начали попадаться особи Роя. Я их не видел, но чуял, ведь на них уже были мои метки и мой мутаген. Они ощущались как базовая биомасса моего Улья, как рабочий конгломерат существ, покорный и послушный моей воле, если я того потребую.

Но это не место Прорыва! Не здесь произошла пиковая нагрузка на реальность, приведшая к падению города в Инферно! Я ощущаю ту точку напряжения, и она гораздо ближе к поверхности и дальше на пару километров. Красная Пирамида вел меня куда-то в другое место. Не к той, кто это все начала и вновь проколола-таки трепетную перепонку грани реальности. Меня вели в самые недра начавшего формирование Инфернального Плана. Того, который сплетался с оживающей реальностью.

Мы спускались по ступеням своеобразной Тропой, проматывая сотни метров, ведь мимо нас проносились этажи выше и выше под ровный тяжелый и мучительный шаг. Пока мы не вышли в небольшой, но пустой зал с сетчатым полом и стенами с просветами, под которым совсем близко пылало пламя, не обжигающее ни мою кожу, ни его, хотя от жара дрожал воздух.

Дойдя почти до центра, Красная Пирамида замер, словно в его голове отработала линейная программа и пришло время для новой. Крепкие бледные пальцы разжались, давая мне свободу. И… все. Точка. Он замер, не шевелясь. Лишь надсадное тяжелое дыхание раздавалось из-под пирамидального шлема.

 

Я встал перед ним, зная, что он не может видеть меня глазами. Пирамида закрывает все лицо, даже если б глаза при нем были. Но ему не нужны глаза, чтобы видеть. Он чует. Наблюдает. Ждет моих действий, после которых последует его реакция.

Ему не надо ничего объяснять. Это излишне. Он не поймет сказанное.

Его не надо ни о чем спрашивать. Он не ответит. Он неспособен говорить. Мычание — то единственное, что ему оставили.

Он напоминал мне машину, созданную из плоти и крови. Живую, но рожденную на ритуале, ведь такое создается только осознанно и целенаправленно. Никакой мистики, никакого божественного умысла и прочего. О нет! Такое создается только намеренно и вручную.

Страж. Палач. Наказующий.

Не защитник. Он никого не защищает, но если выживание кого-то позволит ему достичь цели — он поможет. Защитит. Прикроет или отобьет от врагов. Направит куда надо.

Существо, четко запрограммированное в момент создания.

Инфернальная химера.

Идеальное, практически неуязвимое произведение искусства химерологии, вобравшей в себя несколько самых темных и мрачных дисциплин. На самой Грани Зла и, порой, за ее чертой. На пересечении демонологии, мастерства плоти, алхимии, некромантии и магии жизни.

Я с подобным сталкивался немало. Не скажу, что часто — это будет ложь, потому как таких существ теперь создают редко и мало кто на такое способен. Особенно, в нынешние времена. Это раньше подобное делалось довольно часто и для множества целей, но то время сгинуло вместе с Аструмом и с воистину великими мастерами. Умельцев на такие дела уже давно мочат так же люто, как и умельцев на Источники. И вот теперь из-за шуток эгрегора я столкнулся с еще одним мастером, жившим относительно недавно.

Я не знаю, кто провел такой ритуал. Я не знаю, появится ли этот мастер в этой воплощенной реальности по итогу ее развития или нет. Должен появиться, но вопрос обстоятельств. Останется Пирамида единичным экземпляром, или таких как он было сделано несколько образцов? В последнее я не верю: слишком сложно и затратно создавать таких химер. Слишком долго и тяжело потом отмываться от каждого такого создания. Конечно, канон неоднозначен по этому вопросу, но в этом прорыве нет других подобных существ. Красная Пирамида в пределах Сайлент Хилл и этого инфернального плана — уникален.

Губы искривило циничной улыбкой.

Я ведь тоже могу такое делать… Я знаю, как создать из живого смертного такое существо, какими путями и какими ритуалами это достигается. Я могу… я делал. Когда-то бесконечно давно. Только это были не существа Инферно, но разница в процессе невелика. Всего лишь отличия, в какой именно первооснове ковать получающееся существо и кому его представлять.

И потому, что я знаю, как это делается, я не могу оставить подобного мастера без присмотра и внимания, ежели он таки проявится. И если его не прибили орденцы в те далекие и зыбкие времена. Но это я проверю чутка позжее.

 

Красная Пирамида безучастно стоял и смотрел на меня. Я не попадал под срабатывание вложенных в него программ: я не являюсь культистом, я не верующий, я не испытываю вины, мне не нужно покаяние и расплата за грехи, потому как все свои Виры я давно оплатил. Ему нечего со мной делать. Я не нападаю, и ответной агрессии не следует. Я просто есть.

Кончики моих пальцев коснулись бледной кожи на животе над поясом фартука, сшитого из человеческих шкур. Давно. Бесконечно давно, когда какого-то человека положили на алтарь как сосуд для будущей мощи, чей удел — вечно страдать и причинять страдания другим по тем программам, что в него вложили. А других людей освежевали заживо ради того, чтобы сшить для главной жертвы ритуальную одежду.

Любой моралист или просто сытый обыватель тепличной планетки вроде Земли, сойдет с ума просто от вида этого ритуала и присутствия на нем. Я видел, как трещит рассудок смертных, развешанных в узких клетках вокруг алтаря. Их не трогают. Они просто смотрят. Смотрят и… их рассудок ломается подобно стеклянной вазе под колесами танка. Они проникаются всем ужасом и отвращением, созерцая творящийся кошмар, сочно напитывая своими эмоциями окружающее пространство вокруг ритуального алтаря, пока другие жертвы визжат от боли в содранной коже, все еще соединенные с ней на конечностях. Кожу для одеяния никогда не отделяют сразу: она должна напитаться болью и страданиями грешников. Или невиновных. Тут уже зависит от целей, для которых создается такая химера.

Сотни жизней кладутся на единый алтарь, чтобы с него встало подобное существо. Кровь десятков сливается в особые чаши и проклинается так, как не проклиналось ничто в мире. Все пороки, боль, разврат, садизм и самые низменные порывы конкретного вида и социума вкладываются в такие проклятия, ведь именно они формируют и развивают понимание греха в Наказующем. А у каждого народа свои грехи. Своё понимание правильного и греховного. Наказующий должен знать, за что и кого он должен наказывать, а потому он должен ощутить все эти грехи на себе. Как со стороны грешника, так и со стороны жертвы.

Надо ли считать, что в подобной химере будет сознание или личность?

Нет. Не будет.

В подобных созданиях никогда и ни при каких обстоятельствах не может развиться полноценная адекватная личность: этот процесс блокируется целенаправленно еще на этапе создания особи. Это живая машина, заточенная под конкретные задачи и способна она выполнять только их. Личность в ней излишня, ведь личность подразумевает свободу воли и возможность делать выбор.

Разумно ли такое существо? Условно — да.

Мозги под железным агрегатом определенно есть. Пирамида способен видеть, осмысливать увиденное, опознавать жертву, осознавать степень и тип ее греха и подбирать адекватное наказание. Он даже способен на осознанные действия. Но в очень узком спектре, разрешенном ментальными ограничителями и закладками, наложенными на исковерканный разум главной жертвы.

Эта ограниченность мне на руку.

Сейчас Наказующий лишился побудительной программы, ведь я не подхожу под его критерии. Я не человек. Я не мужчина и не женщина. Я не грешник. Я не угроза. Я не являюсь триггером для срабатывания программы и в отношении меня не надо предпринимать никаких действий. То, что он меня сюда привел — эффект от воздействия. Я хотел, он сделал. Всё. Никаких других подтекстов.

Почему он исполнил моё желание? Потому что мог и потому что это укладывается в допустимые параметры и не вызывает конфликта приоритетных установок. Наказующий может вывести невиновного из обители греха или дозволить ему идти следом, если тот не проявит агрессию или не будет сопротивляться. Я не был агрессивным, я не сопротивлялся, и я достаточно четко высказал свое пожелание.

 Мог бы обычный человек сделать подобное с Наказующим и добиться от него покорности? Нет. Его бы или просто обошли стороной, или покалечили бы при сопротивлении, или попросту убили б как помеху или угрозу. Или признали бы жертвой, и дальше отработала бы заложенная программа.

Почему это получилось у меня? Потому что я вписал в него дополнительную управляющую программу, ограниченную только и исключительно мною как уникальным и исключительным случаем. Моя программа не конфликтовала с предыдущими ни по единому параметру, и потому у меня это получилось.

 Одно касание за его запястье, первые же крохи энергии, проникшие в его тело, и вложенная мною поведенческая программа мягко вплелась в ауру этого существа, побуждая его исполнять определенные действия. Моя безопасность гарантировалась именно этим программным импульсом, который я вложил еще в той комнате с вентилятором. Именно тогда я начал привязывать это существо к себе, вынуждая следовать за мной как за целью. Но когда он меня нашел, программа следования отработала и завершилась. Всё. Никакой мистики или чудесного стечения обстоятельств и схождения звезд в жопе Персея в новолуние на Аляске под светом Марса в тени Юпитера.

Чем дольше я рядом с ним, тем сильнее мое влияние.

Как работа вируса, разрушающего программный код, так и моя энергия от касания разрушает казалось бы незыблемые и хорошо спроектированные закладки. Но… они давно не обновлялись. Давно не проводилось очищение аурного слоя такого существа и по сути он не приводился к «заводскому» эталону. А потому в действиях Пирамиды все активнее и активнее проявлялись проблески самостоятельности.

Гладя нездорово-серую кожу, я противно, победно ухмылялся. Таких существ нельзя надолго оставлять без присмотра. Полтысячи лет — критичный срок. За это время любые закладки начинают расшатываться, а уж в случае воплощенной реальности…

Воплощенная реальность реализовала Наказующего по очень сложному пути, но тому единственному, который способен породить подобное существо. Через древний ритуал, относящийся к по-настоящему черным и запредельно-жестоким. И когда реальность окончательно окрепнет, в далеком прошлом где-то на территории Места Тихих Духов какой-то сумрачный умелец проведет подобный ритуал, замучив и пустив под нож три-четыре сотни людей. Полагаю, индейцев и рабов из европейцев. Возможно, всю деревню вместе с женщинами и детьми, положив на алтарь самого физически сильного мужчину, находящегося в подходящем по зрелости возрасте и при эталонном здоровье.

Образы достраивались вместе с развитием временного ноосферного слоя мира, окончательно стабилизируя химеру класса Наказующий. Я словно своими глазами видел рослого и сильного смуглокожего юношу. Чернявого, как и весь его народ, со жгучими черными глазами, позже вытекшими на черный камень алтаря под острием ритуального ножа. Лучший воин племени, по странной приходи случайности к урочному часу не познавший деву или мужа, в своем высокомерии и гордыне отказавшего претендентам на свое сердце. Он считал, что у него есть время для выбора. Времени, бесспорно, у него оказалось бесконечно-много, вот только смог ли он сделать выбор?

Я чуть-чуть улыбнулся, принюхиваясь к стоящему передо мной существу. В нем не осталось ничего от того гордого юноши, которого слепцом погрузили в жертвенную кровь, утопив, но не позволив умереть. Кровь была не его народа: они не знали всего разнообразия грехов, но рабы и пленники щедро были свезены в место ритуала. Позже, через долгие сутки, бледное тело со сломленным рассудком и окончательно развалившейся личностью, сумасшедшее и плачущее от ужаса, достали из чана и уложили на черный алтарь, уже напоенный кровью и звенящий от поглощенных страданий. И там, под взмахами ритуального ножа, под пением резких гортанных слов, под вопли его боли и ор убиваемых людей, рождался Он. Тот, кого назвали Красной Пирамидой. Рождался под руками Мастера Плоти, перешивающего живое и агонизирующее тело по своему вкусу и под свои задачи.

А потом его оставили вызревать. Расти. Развиваться. Подобно жуткой бледной личинке. И когда особь достигла своего нынешнего размера и мощи, его вновь уложили на алтарь. И дальше уже были наложены все подчиняющие элементы, были нанесены все разрезы, а в жилы существа вкачали черную смешанную кровь. И как завершающий штрих – на него надели пирамидальный шлем, обложенный рунами и глифами как мясо специями.

Гениальный мастер создал уникальное и безупречное творение.

Воистину, то был Мастер, лишенный чувств во время работы, потому как создать такое можно лишь при холодной голове и бесстрастном сердце с лишенным чувств разумом. В работе эмоции недопустимы. Они мешают. Они приводят к ошибке, а тот неизвестный мне мастер не ошибся ни в чем. И создал воистину Дитя Инферно, Её Провозвестника, но…

Такие вещи нельзя делать по прихоти. Нельзя создавать таких существ без крайней нужды, а создавая, недопустимо их так калечить и превращать в подобие бездумной биологической машины. Но именно такое существо стоит передо мной.

Дитя Инферно, рожденное в боли и собственной агонии под призывы. С кровью положенного на алтарь демона, давшего черную кровь для обращения и потерявшего свою жизнь вместе с людьми. Инферналы тоже уязвимы для тех, кто умеет их убивать и подчинять. Их тоже можно призвать и потом попросту зарезать на алтаре. Их можно пустить на ингредиенты. Что и было сделано когда-то давно. А потом из этих ингредиентов и изувеченного сумасшедшего человека появилось вот такое существо.

Безумное, ущербное, условно-разумное, но чудовищно-мощное, лишенное всех изъянов и слабостей, присущих обычным инферналам. Его невозможно призвать как демона. Он им не является. Его нельзя подчинить профильной магией по той же причине. Его нельзя изгнать из мира – он местный, рожденный человеком. Его нельзя убить. Он и без того фактически мертв. Его нельзя уговорить, потому как в нем нет разума. Его невозможно разжалобить, потому как нет личности, способной ощутить жалость. Ему невозможно причинить боль большую, чем та, что уже с ним со дня его рождения. Его повреждения зарастают каждый раз, когда он уходит в свой план. Он попросту неуязвим! Его призовет к себе Инферно при первой же смене пласта реальности и Наказующий распадется клоками праха подобно существам Роя, чтобы возродиться в родном пространстве, если его все-таки убьют или расчленят.

Да с ним ничего нельзя сделать!

Потому такие создания и делаются, несмотря на все ужасы процесса их создания. Несмотря на риски и последующие откаты или Виры, которые придется за него оплатить, их все равно создавали в прошлом, создают в настоящем и будут создавать в будущем. Всегда и во все времена любой из Вечностей. Просто потому, что такое существо полезно и уникально по своим характеристикам. А от грешков и Виры всегда можно отмыться до скрипа, если в башке есть знания. Я же отмылся в свое время…

Я лениво размышлял о безучастном существе, а моя энергия охватывала его тело теплым коконом, словно ощупывая изнутри, под кожей. Каждый сантиметр мощного тела, каждый ритуальный надрез, каждую каплю вещества, которым его обращали. Пальцы скользили по прохладной коже, не причиняя вреда, унимая боль и сглаживая вечные шрамы. Это успокаивало условно-разумное существо, ведь я не причинял ему страдания. Наоборот, я унимал вечно преследующую его боль! А любое существо хочет, чтобы ему перестало быть больно. Для этого не надо обладать развитыми мозгами или высокоорганизованной личностью.

Но важно было даже не это. Не моя энергия и воздействие на него. Не для того я менялся и вновь принимал на себя энграмму давно вымершего вида со всеми его сложностями и проблемами.

Каждое мгновение моего прикосновения привносило в его тело крупицы мутагена. Я слышал шумное тяжелое дыхание под массивной пирамидой: это существо всё же живое и оно дышит, насыщаясь моими феромонами, щедро выброшенными в воздух. Я влиял на него, побуждая его реагировать так, как дозволяет ему вольность канона и фанона. Всего две двусмысленные сценки в играх с характерными возвратно-поступательными движениями зафиксировали в проведенном давным-давно ритуале возможность этого существа ощущать похоть и сексуальное возбуждение. Подобное допускалось, ведь сексуальное насилие тоже может быть наказанием за аналогичный грех. А уж эгрегор Сайлент Хилл основан на боли и похоти.

Я не пытался подчинить Красную Пирамиду прямо: это практически невозможно. Он — особая химера, а не просто инфернал, иначе я б его попросту приласкал Печатью Хозяина и все дела. Но то, что нельзя сделать грубо, можно сделать исподволь, ведь Он так долго находится в Её царстве, в ласковых касаниях Великой Матери и нашей капризной, но справедливой Госпожи. Но сам по себе Пирамида никогда не сможет освободится от своих оков: делал его Мастер, а они таких ошибок не допускают. Но то, что было сделано кем-то одним, может быть доработано кем-то другим. Таким же Мастером той же сумрачной профессии.

Я гладил замершее под моими руками условно-разумное существо, унимая его боль и даря ему облегчение подобно награде за верную службу. Я чертил Печать Хозяина под беззвучный Зов, сопряженный с просьбой о Благоволении, ведь я представляю Ей Её же Дитя. Изуродованное. Созданное как раб, как животное. Но… Это же Её Дитя…

Через такой срок. Так глубоко погружаясь в эту Первооснову. Так крепко в нее врастая, являясь неотъемлемой и неотторжимой часть Инфернального Плана, кем еще Он мог бы быть, как не Её искаженным и изувеченным Дитя?

Великая Мать милостива к своим заблудшим детям. Пламенная Госпожа всегда дает шанс. Она дала шанс и сейчас. Мне. Не ему. Толку давать шанс животному? А вот я попросил Её Благословения и Благоволения. Взамен я сделаю для Нее всё, что только может сделать высший представитель Её Детей.

Я создам во имя Её Домен Инферно в проявленной реальности. Мой Самый Главный Приз в это авантюре. Мой Домен!

Я создам для Неё и во славу Её новый вид Её Детей, вырастив их в недрах моего собственного Улья. Моих потомков, вобравших в себя всю мощь и благословение Великой Госпожи.

Я создам, воспитаю и обучу первородного Главу нового Дома, который положит начало великим деяниям своих родичей и сородичей. Во славу Её. И для моего личного удовольствия, ведь это лично мой бонус.

Госпожа любит, когда славят Её. Наша капризная Мать всегда благосклонна к тем, кто растит для Неё Её детей, воспитывает в уважении к Ней. Она любит амбициозных, но милостива только к тем, кто добивается успеха, отворачиваясь от неудачников, слабых волей нытиков и тех, кто ни на что не годен из-за слабоволия и слабоумия. Она ценит здоровый эгоизм и искажает альтруистов, ведь в их действиях нет личной заинтересованности и, как следствие, эти действия не имеют продолжения в будущем.

Великая Госпожа Пылающего Инферно милостива только к победителям.

А неудачники… А что неудачники?

На моей памяти еще ни одна Первооснова не была снисходительна к тем, кто не оправдал ее ожиданий и кто не способен ни на что годное без направляющего пинка. Стадо и особей серой массы никто и никогда не будет привечать. Равенства не существует, пока есть различия.

Такова жизнь.

 

Мысли лениво текли по разуму, пока я работал. Неспешно, поглощая уже покорное мне существо, окутывая его своей силой и пропечатывая в нем себя как единственный свет в будущей разумной жизни. Я никуда не спешу: в недрах Инферно время течет иначе. Мне нельзя спешить с моим призом: спешка – удел тех, у кого не хватило мозгов рассчитать время. Спешка никогда не приводила ни к чему хорошему, зато она — залог ошибок и неудач. А я не могу потерпеть неудачу на глазах моей капризной Госпожи.

Не здесь и не сейчас.

Потому я просто гладил молчаливое существо, не делая никаких лишних движений с ним, но воздействуя на пространство вокруг. К нему лично я вернусь, когда получу Главный Приз и окончательно закреплюсь в этом месте. Тогда и только тогда я позволю себе вкусить свой подарок от этой реальности.

Вокруг нас разворачивалась сияющая пламенем Печать Хозяина. Я клеймил эту территорию своей Волей и Правом, данным мне благоволением Госпожи, моей наглостью и моим успехом. Я создал этот мир, я привнес в него жизнь, и я преподнес его пылающей Матери. Я дарю ей тех, кто по низости своей познал наказание от руки Её пока еще безумного Дитя. Я беру под свою руку и власть эти земли и эти Планы перед Её очами и под Её нежный бархатный шепот.

Я здесь и сейчас кладу начало моему первому и единственному Домену Инферно!

Я — Хозяин, я — Глава Рода. Я — родоначальник нового вида, который я буду основывать здесь в скором времени вместе с тем, кого я избрал.

Каждое решение, каждое Слово, каждое Намерение упрочняло Печать. Пока еще зыбкую и жалкую, которую очень легко нарушить простым нападением, но здесь некому на меня нападать. Здесь и сейчас нет конкурентов. Они дальше. Выше. Далеко. Да, они ощутили, что кто-то посмел заявить свои права на это место, они всполошились, они даже помчались ко мне в надежде помешать, напасть и убить осквернителя, но…

Они не успели.

Оформившаяся Печать упала в пылающие потоки подобно приговору. Всплеснули огненные плети, описывая расширяющееся кольцо. Это — моя территория! Отныне и до тех пор, пока я буду способен ее защитить!

По коже золотились острые угловатые глифы древнего языка, забытого бесконечно-давно даже в самом Инферно, и сохранившиеся лишь на чертежах. Великая Мать смотрела на меня в момент формирования Ядра Домена. Пристально. Яростно. Испытывая мою Волю и уперство, но… я точно знаю, что я хочу получить! Я знаю, что мне делать, что я буду создавать и как я буду развивать свою территорию. Я знаю, как я буду строить новый План в этом зыбком пространстве воплощенной реальности.

Руки подрагивали, касаясь прохладной кожи. Голова раскалывалась от яркой острой боли, словно я плавился в этом огне всей своей личностью и разумом, а на вуалях моей души прожигалось новое клеймо. Печать Хозяина Инфернального Домена.

Я достиг успеха!

Я получил свой Главный Приз!

Я получил свой Домен!!!

Пусть и крохотный, жалкий, куцый, но полноценный!

А все остальное я возьму силой, знанием, наглостью и упорством.

 

Боль отступала неохотно, словно Госпожа еще пребывала в задумчивости, не стоит ли меня наказать за наглость, но… Боль утихла, вымытая слезами и кровью, щедро текущей из носа.

Мне позволили проявить себя и доказать, что я достоин даденного мне шанса.

Ощущение Её присутствия истаяло, но отныне со мной навечно осталось ощущение теплого ветерка и чувство моего Домена. Огненный шарик Ядра ластился к душе. Юный, хрупкий, требующий защиты и внимания, заботы и развития.

С территорией я разберусь чуть позже, как оклемаюсь немного. Выставленной защиты пока хватит, а там я оформлю все нужные свёртки. Но сейчас…

Подняв глаза, я всмотрелся в ржавый край массивной металлической конструкции, прислушался к безучастно стоящему существу. Вот сейчас — можно. Можно менять его под себя, ведь он в моей власти. На моей территории в недрах моего Домена.

В моей полной власти, и я волен делать с ним всё, что пожелаю.

А я желал…

Под моим взглядом и под резкие гортанные слова стекал кровавыми соплями разлагающейся плоти ритуальный фартук, унося с собой агонию жертв, из чьей кожи был пошит. Под моими пальцами, чертящими моей же кровью острые ломанные линии и глифы на бледной коже, распадались грязной тырсой ввинченные в тело шипы и болты, пробивающие шею и фиксирующие принуждающие Печати. Под давлением моих пальцев разваливался массивный шлем, открывая исковерканную голову, а с ног обсыпались огромные кровавые кандалы, делающие шаг тяжелым и мучительным. Я затребовал подчинения, и я сломал чужие Печати. Моя Печать пересиливала всё то, что в него вкладывали при создании. Потому как я получил право сделать свой шаг от него. Добровольное согласие существа Инферно. Молчаливое подчинение, даже если он сам не осознавал, что делал, позволяя мне вольность самому проявить свои желания.

Однозадачность имеет так много граней… применения.

По моим рукам текла черная жижа, выходя из вздутых вен. Под моими пальцами золотилась Печать Хозяина, ведь я делал его своим. Мое создание. Мое творение, созданное по моей Воле, по моему умыслу и по моему желанию. И неважно, что весь мой «акт творения» — это всего лишь избавление от всего контролирующего и ограничивающего дерьма, насованного во вполне здоровое некогда тело выращенной химеры. Я же лишь привожу его к тому идеалу, в состоянии которого он когда-то давно вылупился из кровавого кокона.

Важна не суть, важна лишь правильность подачи, а здесь и сейчас бывший Красная Пирамида становится Первым из Рода по моей воле, под моим влиянием и под воздействием концентрированного мутагена, который мне таки удалось в него вкачать, аккуратно подсоединившись к черной вене крошечной и тончайшей жилкой, обласкавшей ему все нервы жгучим удовольствием и возбуждением. А подсоединившись хоть на миг, я получил над ним полный контроль.

Потому что я — Хозяин Улья.

Мало кто из живых полноценно осознает, что это за существо — Хозяин Улья. Мы бываем разных типов, с разной биохимией и биологией, мы по-разному распространяем свое влияние, у нас разная структура и биологическая архитектура вида, у нас разные возможности и слабости, но в одном мы все едины: наша власть над видом абсолютна. Без исключений, без вариантов и без возможности ее хоть как-то обойти.

Я не просто так выбрал именно такой вид. Я готовился к этому походу осознанно, с пониманием того, что я все-таки хочу. Я не хотел испытать на прочность свои нервы в этом месте, мне не за что раскаиваться и все такое. Я тупо хочу свой приз за проделанную работу, и потому я выбрал тот свой вид, который мне гарантированно позволит получить то, что мне хочется простым, доступным и необратимым образом. Потому как я — сверхмутагенный мелкий говнюк, и мне достаточно одного касания, чтобы сделать любое живое органическое существо частью своего Улья. Сразу или через какое-то время, целиком или условно. Это уже по желанию.

 

Химера стоял в опустошенном непонимании и недоумении. Всё, что ранее им руководило, все закладки, по которым он жил, задачи, которые были осью его существования, разом исчезли. Его куцый рассудок только-только освободился от тисков, в голове едва-едва вспыхнули крошечные зачатки будущей личности, а на искаженной, кусками прошитой голове не было ни глаз, ни рта. Ни даже лица. Все надо будет делать мне.

Но это не страшно. Я сделаю.

Обойдя растерянное существо, я огладил его по талии и вновь встал перед ним. Хорош же! Дикая физическая сила, чудовищная выносливость, отличная регенерация и поразительно-высокий болевой порог, закаленный столетиями агонии. Фигура – прекрасная. Надо лишь доработать косметические мелочи.

Вновь огладив его по животу и груди, я положил ладони ему на бока у края реберной клетки, чутко вслушиваясь в его состояние и реакции. Ему приятно. Непривычно, но мои касания унимают жгучую боль разбережённых ран, а он от нее устал. Он готов поддаться под мои ладони, ведь я приношу ему облегчение своими касаниями.

Хорошо.

Добровольное подчинение важно. Оно даст необходимые мне мгновения…

Когда я прильнул к нему всем телом и крепко обнял за талию, смыкая руки на спине у позвоночника, он чуть заметно дрогнул. И после — как окаменел, замер на выдохе.

Тонкие щупы стремительно прорастали в оцепеневшее тело, но это не причиняло ему боли или дискомфорта, таясь в привычной боли от множества незаживающих ран. Проращиваясь в чужое тело, я подключался ко всем системам его организма. Лавина информации хлынула в разум, вызывая инстинктивные выбросы гормонов и феромонов, призванные сбалансировать наше состояние. Сейчас я как его симбионт управляю его телом, перебрасываю ресурсы на заживление ран и снимаю возбуждение с нервной системы, тем самым убирая привычную, но оттого не менее острую боль.

По моей воле и под воздействием моего мутагена затягивались глубокие порезы, испорченная кровь толчками выливалась из вскрывшихся вен, а вместо нее я впускал пока еще светлое, чуть золотистое питательное вещество. Это не кровь: он ее выработает самостоятельно, но это вещество полностью замещает ее функции в моем организме и разносит кислород по телу. Потому у меня такая милая золотистая шкурка. И потому его кожа стремительно теряет синюшно-серый оттенок, наливаясь нежной золотинкой, пока не выработается заново темная кровь существа Инферно.

Последним я менял его голову. Тело не требовало доработки: оно и без того совершенное, практически безупречных пропорций с развитой мышечной массой. Разве что подкожного жира почти не было, из-за чего рельеф мускулатуры был более выраженный и химера выглядел чутка диковато. Но меня это вполне устраивало. Не устраивало то, что в нем перешили.

Плыла зарубцевавшаяся плоть на загривке и шее, разглаживая растянутую и перешитую мышцу. Плавились шрамы на шее, заращивались глубокие раны от болтов, впивавшихся в шейный отдел позвоночника. Но более всего менялась исковерканная голова, оплывая покорной мне плотью с костей черепа.

Я создавал ему внешность по своему вкусу и по своим канонам красоты, чутка отличных от людей. У него не будет тонких волос. Хочу чуть более толстые жгуты, как когда-то были у моих партнеров. Но чуть тоньше, чем у них. Хочу их длинными, до окончания грудной клетки. Просто потому что хочу. Длинные упругие механочувствительные осязательные волосы. Это и полезно, и просто приятно при определенный ситуациях. Брови из волос потоньше, хищно изогнутые. Почти как у людей. Они вырастут своим чередом.

Череп оброс мышцами и обтянулся кожей, в которой проступили крупные луковицы будущих волос. Формировался высокий лоб, на кости нарастал хрящ, создавая мост прямого ровного носа. В глазницах оформились глазные яблоки, прорастали зрительные нервы, уходя вглубь черепа и подключаясь к мозгу там, где им положено подключиться. Глаза… Они не будут как у людей. Я не делаю человека. Они будут иными. Острее, способные к телескопическому зуму подобно глазам теллара, но без их фишечек с тройным фокусом. Просто очень хорошие глазки. А цвет…

Я даже завис на мгновение, не зная, какого цвета сделать глаза своему созданию. Восстановление органов зрения, обоняния, осязания и прочего шло своим чередом, пока я ломал голову по такому простому вопросу, но, когда подошло время воссозданию радужки, я решение принял.

 

Восстановление и изменение организма моего создания приближалось к завершению, скоро он очнется, сможет открыть свои новенькие глаза и увидеть этот мир. И меня. Пока я работаю с его телом, я воздействую на него, обращаю и по сути делаю его подконтрольным и подчиненным до той степени, до которой подчинены любому Хозяину Улья его Партнеры. Контроль я буду сохранять до тех пока, пока в его прекрасных новых глазах не проявится разум. Только потом, когда он осознает себя, когда его мозг заработает полноценно, я отпущу вожжи и позволю ему самостоятельность. Пока же…

Потершись щекой о твердый живот, я тихо выдохнул. Пока мой избранник всего лишь условно-разумное… животное. Пусть и с зачатками разума и способностью к анализу ситуации. Зато именно сейчас его удобно приручать и окончательно, бесповоротно привязать к себе узами, которые крепче любого подчинения и любых кандалов.

Щупы втягивались, уходя из чужого тела, сворачивалась моя сенсорная система, отделялись нервные волокна и перераспределялись жидкости в организме. Банальная физиология, в которой нет ничего романтического и красивого. Это, как правило, неприглядный, хоть и полностью естественный и нормальный процесс. Какое-то время мое создание будет немного штормить и по его телу еще будут проходить мелкие волны мутаций, пока не выработается полностью впрыснутый мною мутаген, но потом всё придет к стабильной норме, которую я вложил в него.

С ним будет все в порядке.

А вот со мной пока не очень…

После такой работы остро хотелось жрать и трахаться. Именно в таком порядке. Жрать хотелось до искр в глазах: мне пришлось отдать много массы на доработку стоящего рядом существа, которое в будущем станем моим полноценным Партнером, как существо моего Улья. Мне надо восполнить свои потери, но… какое-то время я могу потерпеть и протянуть за счет собственной энергии и восстановить запас вещества из нее. Это возможно. Потом всё равно надо будет кого-то сожрать, но пока…

Улыбнувшись и глубоко вдохнув чуть пряный аромат сильного здорового тела, я потерся щекой о прохладную бледную кожу. Жратву я тут прямо сейчас не найду, охотиться и гоняться за хитрожопыми осторожными уродами на верхних уровнях откровенно впадлу, да и нельзя оставлять Партнера без присмотра и контроля хотя бы первые часы, но отказывать себе в удовлетворении второй потребности… тупо.

По телу пробежала колкая щекотка: на голодняке жажда обладания проявляется острее и болезненнее, организм реагирует как подлый предатель, выделяя гормоны и природную наркоту, от которой позорно немеют ноги, а в воздух уходят феромоны, инстинкт активируется и начинает давить на мозги, раз они настолько тупые, что саботируют удовлетворение одной из основных потребностей.

Скотство, а…

Аромат сильного существа, созданного под меня и под мои потребности, туманил разум. Возбуждение окатывало кипятком так, что поджимались пальцы. Запах вкусный. Сильный. Феромоны работали и на него, и на меня, гормоны плескали в глазах, и я отчетливо ощущал, как начинает слабеть воля и разум.

Потершись щекой о прохладную бархатную кожу, тихо рыкнул, лизнул в ложбинку между буграми стальных мышц, и разум как-то тихо утонул в сладком угаре…