Поход по мирам: Тихий город на холмах

Шон

Пора.

Понимание пришло как-то неожиданно, монументально, с ощущением начальной дрожи пространства, предшествующей смещению пластов реальностей. Скоро чья-то воля продавит силу Артефакта, и город вновь падет во Тьму. К её началу я должен быть на площади, чтобы успеть влиться в перепуганный человеческий поток.

Отложив скетчбук, я защелкнул колпачок на линере и неспешно принялся упаковывать вещи. Кристофер очнулся от своих мыслей, растерянно качнул головой, словно спрашивал причины моих сборов.

–   Мне пора. – тихо произнес я, застегивая рюкзак. – Скоро придет Тьма.

Мы уже всё давно обсудили, успели поспорить и даже чуть поругаться: Сибил снова была недовольна, что я беру все опасные дела на себя. Но даже она признавала, что их присутствие будет излишне и только доставит сложностей. Мне придется отвлекаться на их безопасность и всё такое.

–   Надеюсь, ваша Тьма пройдет скучно. – я чуть улыбнулся. – Рой пришлю частично: он мне понадобится. Если что-то случится — бегите. Куда угодно, но постарайтесь ни во что не вляпаться, хорошо?

Кристофера и Сибил мои слова насторожили, Роуз вцепилась в Шерил и хмурилась.

–   Ожидаешь сложностей? – тихо уточнила моя полицейская.

–   Ожидаю. – не стал отнекиваться. – Алесса – непредсказуемая, и она может что-то натворить.

Видя тревогу в голубых глазах, вынужденно добавил:

–   Демоненок не отзывается.

Молчание контрактника меня и правда тревожило: никаких признаков его существования. Полная тишина. И странное копошение по округе. Но что там у них произошло? Алесса на него обиделась за нашу встречу, что ли? Или он где-то облажался? Хрен знает. Но в любом случае, этот блядский цирк пора прекращать: мне надоело торчать каждую фазу пепельного дня в городе и ждать непонятно чего. Всё, закончилось свободное время, которое я мог тратить на всякую ерунду, вроде сидения в этом кафе на жопе ровно и рисования всего подряд.

–   Что будешь делать, если он не отзовется? – тихо спросила Сибил, подходя ко мне с привычным топором в руках.

–   Буду выманивать Алессу. – я пожал плечами. – Когда рухнет защита вокруг церкви, она это почувствует. Не может не почувствовать. Она приползет. По идее. – под конец мой голос звучал уже не настолько уверенно: хер её знает эту припадочную, что там в её башке творится, и с кем там она общается. С шизофренией или голосами безумия.

–   А если не придет? – продолжила настаивать Сибил.

–   Тогда я сам за ней пойду.

Подняв глаза, я встретился с ней взглядом. В ярких голубых глазах моей красавицы – тревога, сомнения и откровенная, беспощадная… беспомощность. Самое страшное чувство для сильных личностей. Собственная беспомощность и бесполезность. Ведь она считает, что ничем не может помочь. Что она – бесполезна.

Зря она так.

–   Все будет хорошо. – я улыбнулся, легонько и ласково огладил ее по щеке. –Проследи, чтобы эта неуёмная семейка ни во что не вляпалась, лады? Главное, сама выживи. Не надо быть героем, хорошо?

Сибил бледно улыбнулась и мелко кивнула.

–   Всё. Я пошел. Как раз успею добрать до церкви.

–   Что если придешь, а Тьма не наступит? – тихо спросила подошедшая Роуз.

Молодая мать мяла рукава своей растянутой серой кофты-гандонки и с тревогой смотрела мне в глаза, словно желала в них найти какие-то ответы.

–   Если Тьма не придет, то я свяжусь с Хаззаром, и вот тогда этот город во Тьму рухнет гарантированно. – ровно ответил я. – Независимо от желания Кристабеллы и силы Артефакта.

Сказанное их… успокоило. Вот удивительно, но факт: по какой-то причине они все без сомнений верили в то, что бывшей Красной Пирамиде хватит силы призвать Тьму в любое удобное ему время. Словно он – это проводник воли самого Инферно, воплощение самой Тьмы, и волен творить что угодно на территории Сайлент Хилл. И, в общем-то, они… правы.

Я ушел из кафе не прощаясь, чтобы не нагнетать обстановку и не нервировать подопечных, а то еще надумают что-то. И так провожали как на войну: молчаливые, встревоженные, глаза пуганные. Как будто я не уходил каждый раз в одиночку. Или этот поход может быть опаснее, чем моя первая встреча с Красной Пирамидой.

–   До встречи. – я улыбнулся, придерживая двери. – И давайте без геройств, лады?

Кристофер усмехнулся, согласно кивнул.

–   Без геройств.

Я помахал им лапкой и покинул кафе, аккуратно закрыв за собой дверь. И… улыбка сразу стекла с моего лица, а я быстрым шагом пошел к центральной площади, с которой открывается отличный вид на эту обитель мракобесия.

Про скорый приход Тьмы я немного слукавил: у меня в запасе есть хороших полчаса, а то и чуть больше: выходил я заранее, чтобы не спешить и не поиметь проблем из-за невнимательности. Усталость всё равно подтачивает, пусть сейчас она почти не ощущается. Когда закончу, точно отправлюсь спать. А пока… пока я гулял по городу в нужном направлении и… глазел на него совсем другими глазами.

Сайлент Хилл сейчас воспринимался иначе. Выглядел чуть другим. В первые сутки он был полон тайн, сокрытых за пеленой тумана, я всматривался в тени, в серую муть проулков, пытаясь понять, что в них таится. Что таит в себе этот город. Какой он. Что он такое. Мы с Сибил шли осторожно, вздрагивали от каждого звука, вслушивались в шорохи и писки. Но… это было тогда. Сейчас же… Знания о том, что творится в этом городе, сильно подточили его мистическую атмосферу, ведь мистика исчезает, когда приходит ужастик, а монстр в подворотне – это именно что ужастик. Мистика – это шаги за закрытой дверью и тяжелый скрежет металла о металл, это возбужденные стоны за кровавой сеткой павшего во Тьму школьного класса и дикие крики, доносящиеся откуда-то из пылающих недр. Это шелест лопастей кровавых вентиляторов, выросших вместо деревьев в школьном дворе. Это тени, мелькающие на границе зрения. Это пламя, пробивающееся светом пожара сквозь провалы металлической решетки пола.

Но мистика закончилась для нас, когда мы смогли увидеть, кто орет, кого пытают и кто сливается в сладострастном экстазе за тонкой прочной черной сеткой стен. Это уже кошмар, ужас, отвратительная кровавая реальность. Но – не мистика.

Сайлент Хилл утратил свою мистику после первой же Тьмы.

Город превратился в заносимый серым жирным пеплом дряхлый антиквариат. Место мучений. Загон для погрязших в слепой вере и мракобесии опустившихся людей, удерживаемых здесь обманом во имя непонятных мне целей таинственного Ордена. Город стал… уродливым. Обветшалым. Пустым и умирающим, наводненным монстрами и мутантами, появившимися из сгнивших в саморазрушении людей. А Тьма лишь обнажает гнилое и кровавое нутро этого места, проявляет наказанных грешников и наглядно демонстрирует, какую судьбу для себя придумали эти люди.

Раньше я ходил по этим улицам с колотящимся сердцем в ожидании… чего-то. Потом – с голодным огоньком в глазах. Чуть позже – со спокойствием в понимании своей же силы. А теперь… Я шел завершить кровавую историю этого места и поставить последнюю точку в его существовании как места тайны. Сам город останется и дальше: он мне нужен. Но он нужен мне подконтрольным хотя бы сверху. Ну или хотя бы немного предсказуемым. Но о его судьбе я подумаю чуть позже, когда выйду из дверей местной церкви, закрыв все дела с канонным Контрактом.

Сейчас я как-то особо отчетливо начал замечать копошение по округе. Не только тварей и монстров, но и людей. Мое зрение теперь позволяло смотреть сквозь пелену тумана чуть иначе, дальше и острее. Я начал видеть души более… отчетливо.

Качнув головой, я тихо рассмеялся: я начал видеть души. Инферно подарила мне это зрение. Я научился их видеть на расстоянии. Не глядя в силовой поток, не настраиваясь осознанно на аурный слой, который я и без того мог ощущать, но… я начал видеть души смертных и демонов как демон. Именно как демон!

Это совсем другое ощущение. Совсем иное зрение и восприятие. Я и раньше мог видеть душу, но только если смещал план восприятия и касался ее вуалей собственной аурой. Тогда – да. Тогда мог. Но не более того. Потому как никто не в состоянии видеть душу, если не является существом Хаоса или Инферно. Только они, те, кто могут душами питаться, могут их видеть глазами по-настоящему, как физический и материальный объект, а не как образную трактовку собственного аурного восприятия, который подсвечивает то, что не могут видеть глаза в удобоваримой форме.

Вот и сейчас я вижу, как в трех кварталах впереди трое людей, крадучись, идут вдоль магазинов по направлению к убежищу. Двое женщин и подросток, несущий на себе самую тяжелую поклажу. Что тащат – не могу сказать: слишком далеко, да и туман застилает глаза. Зато я хорошо вижу их ауру и души. Тусклые. Пуганные и бледные, едва ли представляющие хоть какой-то интерес. Нет в них ни яркости, ни силы воли или ясности рассудка. Нет яркой личности, подавленной страхами и существованием в этом пепельном говне. Про Искру Творца я молчу. Мальчишка так и вовсе как бледная мышь, идет, сгорбившись. Необразованный, неспособный думать ни о чем кроме банального выживания, не знающий ничего, кроме этого города и его серого бытия. В его голове лишь этот бесконечный снегопад из хлопьев пепла да ужасы Инферно, докатывающиеся из-за стен их убежища. Он не видел голубого неба, он не знает солнца, зелени травы и густоты лесов. Он ничего в свой короткой жизни не видел окромя этого говна и одного-единственного города.

Этот безымянный для меня неизвестный мальчишка стал воплощением того, что сотворил Орден и Кристабелла лично с этими людьми, погрузив их в их личный постапокалипсис. Для этого пацана, тощего и задроченного жизнью, нет мира снаружи. Он не знает, что такое – мир людей. Он не знает ничего, кроме вколоченных в него с рождения догм веры и слов Кристабеллы. Он верует истово и искренне, неспособный усомниться в словах их единственной защитницы. Он не осознает и не понимает, в какой кошмар его погрузили из прихоти и жажды… чего-то.

Вот уж воистину жертва чужих грехов.

Зато такой мальчишка сможет пройти перелом и влиться в жизнь в недрах Инферно, если правильно подать ситуацию. Он не разбалован безопасностью и сытостью Земли, комфортной жизнью и миллионами страхов вроде упасть и побить коленку. Он в синяках с раннего детства: следы травм и ранений от зверья усеивают ауру подобно ряби. Он не знает привычной культуры и морали, он податлив и доверчив, а его веру сломить так же легко, как его обманула Кристабелла, эту веру навязывая. И так же истово, как он сейчас верит из страха, он поверит в грандиозный обман. Потому как в нем нет привычки к сортировке и оспариванию информации, но концепция лжи уже знакома. Таких сломать легче всего. Проще всего убедить, показав лишь самую малость. Главное, эта малость должна быть убедительной, достоверной и шокирующей. Вроде яркого голубого неба над процветающими городами людей.

Те, кто живет в вере с рождения, болезненнее всего принимают её ложь и тяжелее всего переживают слом на правде.

Именно такие, как этот мальчишка, как… киношный Винсент, станут в будущем самыми яркими и верными уже моими последователями, если я все сделаю правильно и… грамотно распоряжусь ложью Кристабеллы, которой она их пичкала всё это время.

Конечно, будут упертые. Будут и те, кто никогда не повернет против вколоченной веры и религии, но такие… они украсят собой ближайшие дома, заборы и стены. Раз они так истово в это верят, как я могу их расстроить и отказать им в достойном для них посмертии? А когда личность сотрется окончательно, я использую очистившуюся душу для создания кого-то другого, кто воспользуется даденой жизнью лучше. А если кто-то раскается… ну, круг перерождения все равно все сотрет с души, ибо такова его природа, а душа получит новую жизнь и новую личность естественным путем.

Троица ушла к площади, встретилась с еще двумя людьми, о чем-то переговорили, ярко вспыхивая аурой, а потом разошлись в прежних составах: трио с добычей поползло в церковь, а пара неудачников – искать припасы.

В прошлом цикле, наконец, прояснилась ситуация с припасами и этими странными выходами населения на «тихую охоту» за консервами. Как за грибами в лес, чес словно. Оказалось все просто и банально: при своем отступлении, Тьма обновляет город. Это общеизвестный факт. Восстанавливаются повреждения, убирается вся плесень, грибки и прочее, а еще… реставрируется внутреннее убранство. И, порой, происходят забавные откаты, и появляется что-то из прошлых циклов. Включая консервы, воду и прочие припасы, которых в городе было немало. Вот и ходят местные в этот самообновляющийся биом в поисках подарков от Тьмы. Но, конечно же, это не дары из Преисподней, что вы, это воля Кристабеллы и сила веры вкупе с мощью и добротой их Богини позволяют раз за разом находить в городе одни и те же консервы.

Инферно милостиво к своим жертвам… Оно позволяет не только видеть, слышать, осязать и дышать в своих недрах, но, порой, заботится, чтобы попавшие в ее объятья смертные не померли так просто от банальности вроде отсутствие воды и еды. А потому и вода кое-где идет из кранов или городских водокачек, и консервы рандомно появляются на местах, и шмотье в магазинах раз за разом восстанавливает свой ассортимент, ну и прочие такие забавности происходят. А еще в город эпизодически подгружается что-то из мира реального. Или кто-то. Вроде нас с Сибил.

Прижавшись ближе к домам, я чуть притормозил, а вскоре и вовсе остановился, пропуская группу из трех Братьев. Эти пылали истовым светом веры и перли вперед с завидной целеустремленностью. На рядовых жителей внимания обращали не более, чем рыцари на нищих крестьян. Да, в общем-то, как-то так оно и было. Расслоение существует в любом социуме. Даже в Улье. Потому как равенства в Мультиверсуме не существует, пока есть различия.

Братья утопали по делам, а я продолжил путь, отслеживая медленно стекающиеся к площади искры людей. То ли у них какая-то звериная чуйка появилась на дрожь пространственных пластов, то ли это везунчики, возвращающиеся с добычей, то ли еще что, но людская толпа медленно, но верно стекалась к центру города со всех сторон, позволяя мне себя рассмотреть иным взглядом.

Вся эта вроде бы монолитная масса одинаковых затасканных людей… разнилась крайне сильно! Четко выделялись три основные группы: Братья, сияющие истовой верой и святой убежденностью, выжившие при Прорыве, исполненные смирения, тоски и глубочайшего душевного надлома, и те, кто родились или непосредственно перед падением города, или уже в самом Прорыве.

Первые меня вообще не интересуют. Для меня они бесполезны: их не переубедить, не сломить их фанатичную веру и никак не отвернуть от выбранного пути. О чем речь, если их вера настолько сильна, что они не могут дышать воздухом за пределами церкви, веря, что этот воздух для них ядовит. И он стал ядовитым! Стоит содрать с такого Брата его маску, как он начинает задыхаться и выкашливать собственные легкие! Ни у кого другого нет таких проблем. Только у Братьев. Настолько сильна их вера и убежденность.

Вторая группа тоже интереса не представляет. Их сломал крах привычного мира и пришествие Тьмы, а потому максимум, на что они пригодны – это рожать детей и копаться по заброшенным домам. Не все они истово верующие, но во всех них вера очень сильна, как крепка вера в традиции и догматы религии.

Третья группа интереснее, но она и самая неоднородная. Есть такие как Анна: слепые в своей вере подростки и молодые люди, заставшие первую Тьму в весьма нежном возрасте и сохранившие в памяти прошлый мир и его краски подобно яркому сну. Эти тоже бесполезны, разве что размножаться могут и грабить город. А вот последняя подгруппа, состоящая из тех, кто родился после прорыва или в пределах года до него, самые перспективные. Они уже начали приспосабливаться. Со временем могут оборзеть, почувствовать силу и привыкнуть к окружению. Уже привыкли, ведь это их единственный мир и привычная с рождения реальность. Да, есть такие забитые как тот пацан, но даже он пригоден к работе.

Выведи таких из-под тяжелого пресса старших, убери стоящую над ними Кристабеллу, Братьев и других истово верующих, оставь жить одних или с небольшим присмотром, и кто знает, какой социум они построят. Как быстро они начнут смотреть на Тьму, как на полные богатств джунгли. Со своими хищниками, ловушками, опасностями, но и со своими плодами и дарами. Сколько пройдет времени, пока первый из таких деток не срежет пласт мяса со стены и не сожрет его? И как быстро они переселятся с поверхности в инфернальные подземелья, чтобы выходить под пепел дня ради воды и мелкой добычи вроде шмоток и остаточных следов чужой для них цивилизации?

Дойдя до проулка, я снова остановился: всё, улица почти закончилась. Дальше, всего через одну длину дома, начиналась главная городская площадь, на той стоне которой темнел силуэт Церкви. Все. Я пришел. Теперь только ждать сирену. Присев на корточки, я привалился спиной к стене и прикрыл глаза, чутко вслушиваясь в окружающий меня мир. Забавное же место получилось! А какой здесь можно сделать социум из местных деток… закачаться просто.

Их уже бессмысленно пытаться интегрировать в обычный мир: они диковаты для этого, слишком многое видели и пережили. Их словам никто не будет верить. В пережитые ужасы, в виденных и убитых тварей. Ни один психоаналитик не поверит, что такие детки и правда побывали в Аду не фигурально, а буквально. Да, они смогут приспособиться. Но не все. Те, кто не сможет, кто не научится врать и утаивать, окажутся в психушках разной степени закрытости и жесткости «лечения».

Эти подростки и дети никогда не забудут этот город, а Тьма не покинет их сны. Как и зов Инферно будет вечно звучать в их головах и душах. И кто знает, не случится ли новый прорыв по Зову такого ребенка, запертого в какой-то психушке? Не взовет ли кто-то с истовой верой во Тьму к её проявлению? А Инферно падко на призывы, особенно, если зовет кто-то, кто уже обласкан ее вниманием.

Вот и думай, а надо ли таких вообще в мир выпускать без подготовки?

Я тихо фыркнул. Досужие размышления позволяли коротать время, не засыпая, потому как скоро будет пора топать на долгожданную встречу: пространство скрипело все отчетливее и отчетливее, начиная процесс смещения Планов. Пока еще Артефакт в руках Кристабеллы справлялся, удерживая мир в пограничном плане, но… с каждым мгновением пространство трещит все сильнее. Еще немного.

Последние секунды тишины я слушал подобно музыке, пока…

Низкий, протяжный, заунывный вой упал на голову тяжелым тревожным одеялом. Взметнулись в небо птицы, черной стаей собираясь над площадью и стекаясь рекой к остроконечному зданию Церкви. Заполыхали тревогой, страхом и отчаянием ауры людей. А я встал, широко улыбнулся, глядя в пока еще серые небеса, натянул на голову капюшон жилетки и неспешно пошел вперед. На площадь.

Мимо меня вновь бежали люди.

Кто-то шел быстрым шагом, сгибаясь под грузом добычи, кто-то семенил, если ли способный на бег как две пожилые испуганные женщины. А кто-то бежал со всех ног, сея вокруг себя панику и животный страх, который так легко заражает других. Были и те, кто шел не спеша, зная, что, выйдя на площадь, он точно успеет подняться по ступеням и войти в убежище. Но таких было мало и в большей своей массе люди бежали под спасительные своды церкви.

Все, кроме Далии.

Она снова здесь в преддверии наступающего Ада, словно бессмысленный глас истинно раскаявшегося и прозревшего в пустыне ослепленных страхом и верой одержимых безумием грешников. Ведь она и правда раскаялась. Осознала, что было сотворено из-за её бездействия. Она поняла. Приняла свои грехи. И искупает их каждый цикл в этом месте, терзаемая заживо пониманием сотворенного и допущенной ошибки. Ведь всё это произошло из-за её бездействия, когда её дочку гнобили всю жизнь и как итог – возвели на костер, а из-за её попыток спасти Алессу, родилось настоящее Зло. И произошел Прорыв, погубивших множество людей. Хороших и плохих. Невиновных и виноватых в произошедшем. Но… факт есть факт: бездействие привело к роковому случаю, а попытка спасти одну жизнь стоила жизни десяткам других. И еще многим будет стоить, ведь раз пришедший Ад не уйдет назад просто так. Тонкая Грань прорвана, и по шву всегда будут идти проколы.

Я подошел к женщине и остановился подле нее, привлекая внимание. Далия повернулась, глянула на меня снизу вверх, из-под копны нечесанных волос, а потом ахнула, признав и увидев, как я выгляжу.

–   Ну здравствуй, Далия. – я улыбнулся.

–   Ты! – выдохнула женщина, подбирая под себя ноги. – Ушедший с Ним!

Моя улыбка стала шире.

–   Я.

–   Пороки Ада не тронули тебя, но Ад поселился в тебе. – голос женщины мелко подрагивал, но страха в ней не было. Что было, так это шоковое осознание, понимание, но не страх.

А еще она смотрела на меня… странно. Словно видела во мне что-то… кого-то нового. Как… Как новое неотторжимое от Тьмы существо, сущность, принятую Тьмой и облеченную некоей непонятной ролью. Ведь я ушел с Красной Пирамидой, добровольно и осознанно погрузился в Ад, а вот теперь — вернулся. Иным. Измененным. Демоном. Существом Тьмы, но свободным, ведь я пришел еще под серым небом.

–   Тьма не отпускает. – прошептала женщина, жадно глядя мне в лицо. – Она забирает навеки.

Присев на корточки подле Далии, я снял с головы капюшон, позволяя ей увидеть мое лицо и взглянуть в глаза. Вновь улыбнулся, склонил голову набок.

–   Тьма честна, Далия. Она не лжет своим светом, но обнажает суть.

–   Твоя суть черна. – гневно возразила она. – Но как порождение Мрака ты не греховен.

Признаюсь, я даже не сразу врубился, что именно она мне выдала этой тирадой. Потребовалось бесстыдно-много времени, чтобы понять суть сказанного и то, что она успела надумать. То ли вой сирены мне последние мозги отшиб, то ли усталость и больная голова мыслям на хвост гири навесили, но я едва понял, что стоит за этими словами.

Далия укорила меня за то, что я позволил с собой сотворить. За то, что я добровольно ушел по Тьму, принял её и стал частью этого мира. Но… я ответил, что Тьма лишь обнажила мою суть, показав, какой я на самом деле. В общем-то, так оно и есть, но… Теперь в глазах Далии я та еще тварь. Нет. Не так. Это какой же я был тварью на самом деле, раз Тьма лишь немного изменила меня, не превратив в монстра?

В глазах Далии я — чудовище. Монстр. Тварь. Но… я не греховен. Нет на мне грехов как класса, потому как существа Тьмы… не способны согрешить. Нет в них понятия греха, потому как они — истинное воплощение Тьмы и неспособны согрешить. А все, что они творят, все пороки, убийства, похоть и так далее — лишь естественная их часть.

Убиться логика… но некая доля истины в ней есть. Всё же, я и правда монстр. Просто привык действовать мягко, а за смехуечками и поведением веселого и общительного гопника можно спрятать любую суть.

–   Приятно осознавать, что хоть кто-то из вас, – я демонстративно обвел вокруг себя руками, как бы охватывая бегущих людей, – способен видеть суть. И может понять, что все ваши грехи придуманы вами самими. И вы платите за свои же фантазии. – улыбка вновь скользнула у меня по губам. – Но мне пора, Далия. Мне много о чем надо поговорить с теми, кто так истово верит в свои грехи.

Встав, я указал на церковь.

–   До встречи.

Она не ответила, но ахнула, ведь с моими словами стихла сирена. А когда я развернулся к ней спиной и пошел к лестнице, свет начал тускнеть, и в ее глазах я словно растворился в накатывающей Тьме. Словно Тьма пришла по моей воле и по моему желанию, когда мне было угодно.

Мир пал во Тьму. Пространство скрипело и кричало, соскальзывая все глубже и глубже в Инферно, но падая на привычную глубину места наказания и обители грехов. Я ускорил шаг, почти срываясь на бег, ведь к моменту прояснения в глазах, когда пласты пространства займут финальную конфигурацию, я должен стоять у подножия лестницы. Иначе я не успею.

Всё должно пройти идеально. Никаких задержек, проволочек и ошибок с режиссурой момента, потому как второго дубля у меня не будет. Я видел, что часть людей только-только достигла лестницы, когда упала Тьма, а еще я знаю, что двери в обитель никогда не закрываются с исчезновением света, давая возможность всем вернуться в спасительные чертоги. Все же, людей здесь немного, и каждый на счету, чтобы так просто их терять и закрывать двери перед носом.

Планы завершили смещение, и реальность вновь стала проницаемой. И я ступил на первую ступень. Вокруг меня — люди. Спешат, бегут, спотыкаются, почти не глядя по сторонам, не оглядываясь, но… шелест изменений накатывал подобно шороху лап Роя, и… они оборачивались. Но видели лишь меня. И каждый мой шаг по бетонным ступеням словно сдирал с них покрытие кровавыми ошметками. Я шел на волне изменений, на самом ее краю, и со стороны выглядело, что именно я несу за собой изменения. Ставил я ногу на бетон, но поднимал ее с инфернального металла.

Они испугались.

Увидели мои золотые глаза. Мою пепельную кожу и диковатый вид.

Они в панике с криками рванули вверх, к спасительным дверям. Спотыкаясь, оступаясь и падая, но не помогая друг другу они бежали, карабкались по ступеням в стремлении попасть скорее в безопасность. А я шел с единой скоростью, и за мной пространство ссыпалось в индустриальный кровавый кошмар.

Кто-то безнадежно отстал, оставшись за моей спиной, и его испуганные крики быстро сменились воплями ужаса, когда некогда твердые ступени провалились, сбрасывая жертву на уровень ниже. Под землю. В царство Тьмы. Кто-то, видя это, слыша крики, нашел в себе силы для спасительного рывка. А кто-то, ворвавшись в Церковь, голосил: «Закрывайте двери!!!»

Двери и правда начали закрывать. Двое испуганных мужчин навалились на массивные створки, с ужасом глядя в смыкающуюся щель и в тех несчастных, которые… не успевали. Кто-то проскочил, едва-едва втиснувшись между створками, а кто-то добежал, оступаясь и падая, когда двери с гулким звуком вынесенного приговора сомкнулись перед лицом, отсекая раздающиеся внутри крики: «Демон! Демон идет!».

Увидели. Поняли. Осознали.

Чудно!

Я поднялся на верхнюю площадку, глянул на испуганно отшатнувшихся опоздавших. Они мне не интересны. Толку от них, если от страха они едва отличаются от пуганных овец, жмущихся к ограде? Разве что двое подростков примерно моего визуального возраста, пятящиеся вдоль забора, глазели хоть и со страхом, но и с жадным любопытством. Я же похож на них. Я не монстр, не урод, не чудовище, но я — часть Тьмы. Я — странный, новый. Не такой, как другие порождения Преисподнии. И я первый из существ Тьмы, кто смог приблизиться к Обители и…

Положив руки на только-только закрывшиеся двери, я улыбнулся пацанам и… с силой толкнул тяжелые створки внутрь. Со всей моей уже нечеловеческой силой.

На той стороне не успели опустить засов. Самую малость — не успели, и трое мужчин, удерживавшие двери, от силы толчка отлетели внутрь вместе с массивной дубовой доской засова.

–   Захлопывать двери перед носом — невежливо. – промурлыкал я, переступая порог и продавливая легкое, едва уловимое сопротивление этого места.

Церковь и правда была под защитой веры. Настоянной, истовой, сильной. Но… вера так легко ломается, если происходит что-то, разрушающее ее убеждения. И стоило мне войти внутрь, стоило мне пересечь порог Обители, как люди внутри нее… испугались.

Их страх тек подобно струйке воды через пробитую плотину. Сперва ручеек страха и несомых им сомнений был жиденьким, но чем дольше и спокойнее я стоял на входе, тем больше становилось сомнений. Они подобно кускам бетона, вымываемых набирающим силу потоком страха, разрушали защиту этого места. И как разрушается плотина, пробитая в одном месте, так трещала и защита их Обители.

–   Демон! Демон пришел!!!

Бессвязные крики набирали силу, сливались в единый хор паники, в котором лишь мелкими искрами проскальзывали вспышки гнева. Кого-то моя наглость бесит, но страх превалировал над гневом, а паника распространялась подобно пожару, захватывая все больше и больше бестолковых голов. А страх не оставляем места для смелости, он не дает шанса на сопротивление. Я же не загоняю их в угол, пока не убиваю. Я просто вошел в их Обитель.

Я, демон, существо Тьмы, прошел сквозь двери Церкви и встал на пороге, радостно глядя на это стадо животных, набившихся под сводчатый купол этой обители грехов.

–   Что, думали, ваша Обитель вас защитит? – цинично поинтересовался я, демонстративно делая шаг вперед.

Признаю: это было тяжело. По-настоящему тяжело, потому как защиту и правда пришлось продавить. И она работала! Даже на меня, ведь я в этот момент больше инфернал, чем смертный. Будь я в другом облике, с другой личной окраской, и я бы перешагнул этот порог даже не ощутив сопротивления. Но прямо сейчас на мне слишком яркий отпечаток Тьмы. И защита пыталась работать против меня.

Но я всё равно не тварь из их Тьмы. Я не монстр. Не мутант, которых хоть как-то отгоняла даже не сама защита веры, а крепкие ворота, сквозь которые не доносился вкусный аромат. Само местоположение церкви являлось защитой для ее обитателей: здание было построено на возвышенности, отделено неудобной узкой лестницей от основной площади, а большинство местных тварей не любят открытое пространство и без нужды на холм не полезет. Вот и получилось, что удачное расположение, крепкие стены и отсутствие широких окон у земли сделали это здание хоть каким-то убежищем. А дальше вера и Артефакт сделали свое дело, и Тьма не касалась обители. В её неуязвимость быстро поверили, грамотные слова эту веру укрепили и выстроили настоящий защитный покров.

Но тут приперся я и… защита затрещала. Потому как я встал у самого порога. Еще немного, и я его перешагну, но я осознанно не спешил входить в церковь. Мне нужно, чтобы на шум вышла Кристабелла.

Без нее никак.

Долго ждать не пришлось: паника докатилась до глубин церкви, за спиной толпы грязных черно-серых оборванцев появилось какое-то шевеление, толпа начала расступаться.

Момент, которого я ждал, стоя на пороге церкви.

Я ждал с искренним любопытством, ведь я еще ни разу не видел местную главу всей этой богадельни, помня только образ из киношки. Но какова Кристабелла на самом деле? Как ее воплотит в жизнь реальность?

Затаив дыхание, я ждал, жадно глядя в расступающуюся толпу. Люди поворачивались, отходили с дороги небольшой группы людей: два рослых мужика из Братьев подобно почетному караулу сопровождали довольно высокую статную женщину в потасканном фиолетовом платье.

Платье – это первое, что бросилось в глаза.

Светло-фиолетовое, с чистым сиреневым оттенком, оно выделялось драгоценным камнем на серо-черно-буром фоне остальных людей. Единственное цветное пятно в этой обители нищеты, убожества и серого уныния. Этот яркий цвет не портила даже въевшаяся грязь, заплатки и серые от грязи некогда белые манжеты и воротничок. Именно платье привлекало внимание, отводя взгляд от лица. Следом внимание цеплялось за… волосы. За эту пышную копну мелко-кудрявых волос, уложенных в какую-то не особо опрятную прическу, создавшую пушистую баранку начеса. Яркий, явственно электрический свет расположенной где-то высоко лампы подсвечивал начесанный пух и создавал что-то вроде светящегося ареола вокруг головы женщины. Как нимб.

И только потом в фокус зрения попадало лицо.

В ее образе идеально было всё.

Яркие одежды, резко выделяющие ее на фоне всей остальной топы. Насыщенный контраст, который не позволит выпустить ее из виду и разом дает понять, кто здесь главный. Прическа, создающая эффект нимба вокруг головы и только усиливающий общее впечатление избранности и особенности. Худощавая фигура, говорящая об некоем аскетизме. И лицо. Скуластое, некрасивое, сухощавое, с узкими губами, всегда изогнутыми в мягкой улыбке.

 Скромность. Вера. Аскетизм. Духовная сила. Кротость. Смирение. Милосердие. Много есть слов, которые приходят на ум как описание созданного образа. Все они исполнены благости и благочестия. Одно только выбивалось из образа: глаза.

Холодные, острые, внимательные, широко открытые с высоко приподнятыми бровями.

Вкупе с блуждающей на тонких губах улыбкой впечатление было… странное. Общий образ – безупречен, но у меня на такой тип реакция однозначная.

Отторжение.

Ни один из элементов ее образа не вызывал доверия. Знание того, что тут происходит, кто эта женщина и какую роль она сыграла во всей истории, не добавляло ни веры в нее, ни доверия ее словам или просто снисхождения. А уж какой у них красивый рисунок во всю стену… Ну прямо панно на ту же тему, что и картина, прикрывавшая не так давно вход в тот проклятый зал.

–   Что здесь творится!? – громкий голос Кристабеллы разнесся по не слишком большому центральному залу, вынуждая черно-серую толпу зароптать и повернуться на ее голос.

–   Демон! – тут же заголосила какая-то женщина в черной одежде. Неопрятная, грязная, со спутанными волосами, прикрытыми черной же шалью.

Кристабелла вскинула на меня взгляд, глаза сузились, губы поджались: попутать меня с человеком сейчас было очень сложно. Даже в темноте: глаза светились уже отчетливо.

–   Демон. – я оскалился.

Женщина вздернула подбородок, но глаза… какие у нее были глаза! Какое напряжение, острая работа мысли и самая тень паники, ведь я стоял обеими ногами на пороге церкви, двери — широко распахнуты, а за моей спиной буяет Тьма. Её отголоски доносятся стылостью подвала, проблесками подземного жара и… криками. Ором боли и ужаса, а самый яркий и сильный, самый близкий — это дикие крики наказанной Анны, распятой совсем рядом. На заборе у подножия лестницы.

Хуже было то, что я не походил на известных ей монстров. Я выглядел ощутимо иначе. Я разумен. Это очевидно. Я пришлый: это понятно по моим вещам. Но я демон. Не человек. Что-то новое. Разумное. Опасное для нее и для устоявшейся жизни ее общины. Я нарушал привычный баланс сил и стал непредсказуемой и непонятной величиной. И ей это не нравилось и настораживало.

Но приняв какое-то решение и совладав с собой, Кристабелла вскинула руку и указала на меня пальцами в изгоняющем жесте.

–   Ни одной твари не сломить порог нашей веры. Ни камень, ни духовный оплот. Прочь!

На какое-то мгновение я вновь ощутил нарастающее сопротивление этого места, поднявшегося на пике возросшей веры людей в силу их защитницы и в мощь ее слов, ведь раньше у нее не было накладок. Но это именно то, что мне надо раздавить, иначе этот пиздец не закончится никогда.

–   На меня не работают дешевые фокусы, ведьма. – тихо произнес я, зная, что каждое мое слово раздается по небольшому залу церкви. И ведьмой я ее назвал специально: любят они это слово. – Я не уйду.

Пока я не стал продавливать силу совсем уж откровенно. Все должно пройти по своим нотам и по правилам жанра, иначе вера и надежда могут сохраниться. А тут такие катакомбы, что я замахаюсь потом их оттуда выковыривать, ведь сама церковь — лишь входной узел для паствы. А мне важно вскрыть защиту на всей системе. Она завязана на Кристабеллу и Братьев. Хотя вскрыть частично. Ну и получить Артефакт.

Мне придется заставить ее показать эту вещицу или хотя бы воспользоваться ею. Не верю, что она не носит диск с собой.

Слова заставили женщину дрогнуть и полыхнуть гневом. Однако внешне она осталась непоколебима.

–   Твои слова для нас не страшнее пепла, что бьется в окна обители. Тьма не властна в этих стенах!

Я тихо-тихо рассмеялся. На фоне диких криков агонизирующих смертных, мой смех звучал страшно и… цинично. А потом я шагнул через порог на деревянный пол небольшого входного подиума, уходящего серией ступенек к круглой молитвенной площадке. Без лишних слов, я сделал пару шагов, подойдя почти к самой ступеньки и вновь остановился, с интересом глядя на окаменевшую женщину и на испуганно отшатнувшихся людей.

Это место сопротивлялось. Пыталось выгнать меня. Всё же, вера силу имеет немалую, особенно, в «местах силы» или в таких пластах реальности, где мысль вполне материальна. Но… я тупо сильнее.

Но хуже другое.

С каждым мгновением мое влияние передавливало веру испуганных людей, и пол под подошвами моих ботинок начал… тлеть. Я — Хозяин Домена, и я всегда стою на своей территории. Такова аксиома бытия в Инферно, и по этой причине Владыки никогда не ходят в гости. Потому как Владыка Инферно всегда стоит на своей земле и вокруг него всегда его территория. Не важно, чья она была до того, как он ступил на нее. Мне еще далеко до истинных Владык, но… статус дает права и возможности, и сейчас вся сила моей территории продавливала свое влияние в этом месте.

–   Вы слишком верите в собственную безопасность. – мягко произнес я, когда искорки тлеющего дерева отчетливо очертили небольшие ореолы вокруг подошв и стали видны визуально. – Защита вашей обители не настолько неодолима, как вы считаете.

Кристабелла не отступала. Не имела права отступать. Но взгляд ее все больше предавал, наполняясь тревогой, которую она не впускала в свой голос.

–   Пусть мир и пал в пучину Апокалипсиса, но мы уже спаслись однажды. Спасемся и теперь! – ее голос наполнился силой и стал звонче, словно призывая остальной народ вторить ей. – Демоны не властны над нашей верой!

И толпа подхватила громкий и отчетливый голос, вторя ей и выкрикивая гневные угрозы.

–   Многоликий демон пытается сломить нас! – на волне общего злого возбуждения толпы добавила Кристабелла. – Но в силах лишь сыпать искры у подножья нашего спасения!

Очередной раз обернувшись к толпе, подстегивая ее и ювелирно играя голосом, женщина запустила одну ладонь в складки платья, в то время как вторая все еще оставалась на виду.

–   Но нам не страшен огонь, – голос женщины упал до спокойного ровного тона, и толпа послушно замолчала, вслушиваясь. Кристабелла победоносно вскинула голову, отчего ее пушистая прическа будто окрасилась ореолом из красочной крупной фрески пожарища на ее фоне. – Ибо пламя в нашей обители — есть наше оружие против Тьмы.

Роскошно! Прекрасная постановка! безупречная игра! Отличная отдача от благодарных зрителей! И ведь даже могло б сработать на обычного мелкотравчатого демоненка… И даже сработало против него и против Алессы: они не в силах войти в это место.

Терпеть их не могу их за это! Всех этих сраных религиозных одиозных тварей, играющих на чужой вере и пестующих ее во имя собственных целей!

–   Красиво сказано. Но тщетно. Ибо каждое твое слово — ложь.

Искры распространялись вокруг меня все быстрее и быстрее по мере того, как Домен пробивал защиту, пользуясь своей мощью и моими силами, а я вновь начал ощущать завывание и скрежет царящей снаружи Тьмы: первая брешь в защите пробита окончательно.

–   Никакого Апокалипсиса не было: мир снаружи живет своей жизнью, даже не заметив пропажу вашего проклятого города. – кольцо расширилось рывком, подходя тлеющей границей к перевалу ступенек. – Власть демонов над вашей верой всеобъемлюща, ведь вы в нас верите. – я ухмыльнулся. – Вы верите в нашу силу, вы верите в Ад, который приходит за вами раз за разом, забирая одного за другим. Вы верите в свои грехи, за которые будете наказаны. И будете вечно гореть в Аду. Как Анна. Она же верила в спасение. Но она была наказана на пороге вашей обители. И ваша вера не спасла ни ее, не спасет и вас. Только отсрочит наказание.

–   Ересь! – даже не давая осмыслить толпе, звонко, но со спокойствием выкрикнула Кристабелла, и вновь все внимание сконцентрировалось на ней. – Слова демона ложь, призванная смутить нас! Ибо нет греха иного, чем ослушание и падение во Тьму. Он ждет, что мы ступим на землю демона и впустим порок в свою душу!

Короткий щелчок почти потонул под гомоном толпы, которая скандировала на все разномастные голоса. Хриплые, тонкие, истеричные, злые. Они кричали: «Демон!» «Прочь!» Попадались отдельные выкрики «Его слова ересь!» Кристабелла улыбалась, чувствуя прилив сил и видя краем глаза, как свет в зале становился ярче, сжимая распространяющееся кольцо мрака под моими ногами.

–   А я всё гадал, когда же ты им воспользуешься. – промурлыкал я, наконец-то получив подтверждение своим выводам.

Глаза Кристабеллы широко распахнулись, а после — зло сощурились. Но планы отчетливо затрещали, приходя в движение и начиная смещение один относительно другого. Артефакт работал безукоризненно. Прекрасный инструмент, созданный рукой неизвестного мастера. Но мне не надо, чтобы сейчас пришел серый день, а этот сраный город всплыл из Инферно. Пришло время завершать этот театр кошмара.

Все эти люди заслужили своего финала. А Алесса… пусть она полна зла и сама стала Злом, но она заслужила право на месть.

Это — справедливо.

Заслуженное наказание за сотворенное с ней зло.

Тлеющее кольцо вокруг меня рывком расширилось, захватывая часть ступеней, золотистый свет, радостно начавший заливать молитвенный круг, потускнел и… начал угасать. Медленно и неотвратимо он бледнел и таял в накатывающем сумраке.

А потом пришел он. Звук. Гулкий грохот сдвигающихся механизмов. Лязг металла о металл. Пробивающий твоей тяжестью и монументальностью. Массивностью. Словно с уходящим светом этот гулкий лязг и рокот привносили на себе Тьму.

Все узнали эти звуки. Характерные. Знакомые до дрожи и животного ужаса. Предупреждающие жалких смертных об участи, ожидающей их. И люди испугались. Запричитали, кто-то заголосил, какая-то женщина принялась бурно молиться, скороговоркой проговаривая заученные до потери смысла молитвы. Но… всё это было бессмысленно.

–   И Ад следовал за мной…

Обитель местной веры, наконец-то, впервые с момента своей постройки, по-настоящему рухнула во Тьму.

* * *

Тьма съедала стены кафе, превращая их в арматуру, затянутую желейным месивом чавкающей биомассы.

Это было что-то новое.

–   Такое уже бывало? – осторожно спросил Кристофер, под затихающие будто в вате звуки сирены.

Прибытие Роя в тенях было уже не спутать ни с чем. Прогрызая стены, насекомые выползали из рваных нор, словно вылуплялись из шматов мяса.

–   Такого — еще нет, – сухо отозвалась Сибил, подтягивая к себе топор.

В равномерных влажных звуках наступающей Тьмы уже начали проскальзывать знакомые и даже привычные звуки. Кристофер сам понимал это после долгого путешествия по погруженным во мрак улицам. Он уже знал, как звучит безопасная темень. Понимал, что молчание и глухота иной раз предвестник проблем. Там, где есть шорохи – всегда кто-то есть. Но те, кто желают напасть затаиваются и не издают ни звука.

Однако на пару без обсуждений уже привычно, окружая Роуз и Шерил, мужчина и полицейская вдруг одновременно услышали новые вкрапления звуков из темноты. Переглянувшись оба одновременно поняли, что им это не померещилось, и, глядя под ноги, крепче взялись за оружие.

Под полом кафе что-то очень далеко начало тихо звенеть.

Звук это был странный, не похожий ни на один грохот вроде бы привычных и излюбленных индустриальных конструкций Тьмы. Это был не шахтерский грохот, ни промышленная работа станков. Это не походило ни на шаги в кандалах, ни на звон тяжелых цепей.

Будто тонкий металл хрустел и извивался, приближаясь кублом к поверхности. И металл этот был странным, звуки его с трудом опознавались. Ни у Сибил, ни у Кристофера не было даже малейшей идеи, что это могло быть.

Тонкое громыхание и позвякивание переливалось как металлическая мишура. Как много тональный звон. Как струны, ветвящиеся и звучащие волокнами на ветру.

Глубоко, но все ближе и ближе струны подтягивались и шептали, весело поигрывая на арматуре как порванные кабели, вьющиеся по земле.

Но откуда здесь в Тихих Холмах, да еще во Тьме, струны? Или кабели? Специфика всего этого города была такова, что каждая деталь должна была устрашать, мучить или намекать неудачливым живым на варианты пыток.

Никакие порванные инструменты и провода на роль пыточного инвентаря не походили.

Разве что….

Сибил и Крис одновременно переглянулись, когда их разом осенило догадкой.

В этот же миг дальнюю стену кафе с треском пробил живой пучок черной колючей проволоки. Вьющаяся спиралью, как живые лозы, жгуты проволоки прорезали стену, цепляя на колючки сочащиеся бурые куски плоти и чьей-то кожи.

Люди даже замерли в непросительной растерянности, глядя как шарит по стенам и выползает эта ожившая проволока. В то время как Рой был умнее и мгновенно воспринял ее угрозой. Насекомые волной ринулись на первые пучки звенящей металлической проволоки. Они могли бы ее придавить. Могли бы задавить и даже прокусить, как уже справлялись с тонкими металлическими конструкциями у других созданий Тьмы.

Но проволока взвилась будто живая и рванулась из недр подземелья, скручиваясь как щупы и на скорости разрезая хитиновых насекомых, будто пила.

Брызги белесых внутренностей фонтаном взорвались во все стороны. Проволока гремела и резала все, что попадалось ей на пути, и насекомые вскоре отступили, злобно шипя и стрекоча панцирями.

Вот только проволока не знала пощады и хлестала по залу, в попытке зацепить что-то еще.

–   Бежим! – первым очнулся из ступора Крис и, недолго думая, подхватил дочь на руки.

Женщины юркнули к выходу, не дожидаясь повтора. Там, где они все стояли, вскоре стегнул пружинистый пучок острой проволоки, разрезая оставшиеся ветхие сидения словно бензопила.

Но на улице беды не кончились. Люди бежали уже не в окружении Роя, который иссяк и уже не прокладывал дорогу. Крис попросту оббежал какую-то тварь, едва не столкнувшись с ней. Подстегиваемая звоном проволоки, Сибил умудрилась даже перепрыгнуть через кого-то, кто полз или валялся на земле. Роуз бежала чуть впереди всех, оглядываясь, подгоняя и выбирая дорогу. На пучок света от фонаря полицейской она не рассчитывала, но интуитивное привыкание к этому месту пока безошибочно выбирало безопасный путь.

Был слабый шанс, что проволока потеряет к ним интерес, как прочие твари и отстанет, когда не сможет сразу поймать. Но стены кафе треснули, порвались от прочных жгутов колючей проволоки. И живые лианы потянулись за людьми. Прорезая по дороге всё и ни на чем не задерживаясь. Сколько ее было внизу?! Откуда она росла?

Однако вопросы задавать было некогда. Справиться с ней не представлялось возможным. Патроны бессмысленны, топор не поможет. Почти любое прикосновение к проволоке — отсечет конечность. И чем дальше люди бежали, тем явственнее понимали, что эта охота идет только за ними.

Проволока хлестала по улице, а Крис не чувствовал веса дочери, просто бежал. Краем глаза видел, что обе женщины в порядке, успевал поглядывать назад на металлический кошмар и осознавать, что долго в таком темпе они не пробегут. Проволока срежет на пути всё, от кирпича до металла. А там, где не пробьет стены, проникнет через подвалы изнутри.

И даже на бегу мужчина все еще успевал думать и осознавать. Это не безымянная Тьма выбрала их главной жертвой своего убийственного оружия. Не монстры глубоких подземелий решили развлечься, устроив людям бега.

Нет.

Это была личная охота специально на них.

Специально за теми, кто посмел явиться сюда и выжить.

Эту охоту вело то существо, которое знало их и хотело развлечься или убить.

Существо, чьи кошмары погрузили Тихий Холм в обитель пыток и мучения на потеху инфернальным тварям.  

Алесса.

Стоило Крису подумать о ней и даже просто вспомнить ее имя, как проволока будто взвизгнула и хлестнула особо протяжно. Шерил вскрикнула от страха, глядя назад. Сибил откровенно с чувством выругалась, как это умеют только женщины, повидавшие в жизни настоящую дрянь. Роуз попыталась предупредительно крикнуть супругу. Именно она различила в тенях невнятный силуэт, будто пучок и источник всей проволоки, выползающий из недр подземелья.

Но потом, что-то случилось. И группа пробежала еще несколько метров, отчетливо разрывая дистанцию. Ускориться они не могли. Но пружинистая проволока замедлилась и угрожающе повисла в воздухе как плети, готовые вот-вот стегнуть.

Правда люди не останавливались в надежде, что тварь отстала.

Даже когда проволока начала скручиваться и вновь опускаться под землю, никто не замер, просто чуть сбавив шаг. В пощаду от такого существа не верил никто.

Может быть, это уловка?

Может, издевка и решающий ход?

Или их пытаются заманить в ловушку?

Крис с девочкой на руках остановился, только когда Роуз поймала его за плечо, а Сибил обошла всех вокруг с подозрением и искренним опасением глядя по сторонам и вокруг.

Когда кошмар Тихих Холмов прекратил охоту на них, Тьма обволокла их страшной и коварной тишиной.

Шон

Вопли толпы слились в какой-то общий визг и вой, причитания и стенания на волне паники захлестнули подобно цунами, вымывая последние связные мысли. Двое Братьев, которые стояли за спиной Кристабеллы, неожиданно захрипели, хватаясь за горло, рухнули на пол, захлебываясь кашлем, судорожно дыша, но не могли продышаться ядовитым и едким для них воздухом Ада. Вот только Кристабелла стояла подобно последнему оплоту истинной веры, судорожно стискивая в руках диск и смотрела мне в глаза.

–   Пора вернуть Аду его вещицу. – я спустился со ступенек и встал напротив нее.

Сухощавая ладонь с силой сжалась на Артефакте.

–   Не тебе мне указывать, демон! – прошипела женщина.

В зал вбежали Братья — пятеро рослых сильных мужиков в своей химке.

–   Это – моя земля. Моя территория. И теперь это мой город. – я склонил голову набок. – Артефакт тебе не поможет: он не в силах передавить мое влияние. Отныне Тьма будет приходить в это место каждый цикл, и ничто не сможет спрятать грешников от заслуженного наказания.

Мы могли бы долго с ней препираться: она бы не отдала мне артефакт добровольно. Никогда! Я мог его взять только с ее трупа, что, в общем-то, и собирался сделать, но… наша милая беседа была неожиданно прервана диким криком.

Признаюсь, вздрогнули мы все. От неожиданности. Кристабелла вскинула глаза на звук и… побледнела. В стороне от входа, там, где уже провалился пол, открывая бесконечные глубины Инферно, неспешно поднималась… проволока. Словно щупальца, она вползала кольцами, мелко подрагивая острыми, похожими на гарпуны кончиками, шелестела, свивалась змеями и заполоняла зал. Люди в ужасе жались от всплывающего из недр их личного Ада мстительного и злопамятного Зла. Они молились, сбивались в стадо, жались к стене, но… разве это остановит демона, пришедшего за их жизнями?

Я покачал головой, поворачиваясь к новой проблема.

–   Ну надо же, явилась. – мой голос был едва слышен, но Кристабелла стояла достаточно близко, чтобы расслышать тихие слова.

–   Ты привел сюда Зло! – выдохнула она.

Но это были последние ее слова, потому как пол провалился еще больше, впуская под своды церкви порожденное ими Зло.

У меня не было иллюзий относительно этого существа. Та девочка, Аллеса Гиллесби, которая попала на костер тридцать лет назад, погибла, когда родилась Шерил. То, что осталось… это не Алесса. Её черная тень, исполненная зла и ненависти ко всем вокруг, как и говорилось в кино. Вот о чем кинопром умолчал, так это о состоянии головы родившегося в агонии существа.

После заключения Контракта, получив силу, ощутив вседозволенность и потеряв то последнее, что было светлым в ее душе, Алесса незаметно для себя превратилась в истинное Зло.

Далия верно оценила собственную дочь: Зло. Мстительное и беспощадное в своей жажде возмездия. Но… Алесса в своем праве. У нее есть открытый Контракт, требующий от демона предоставить ей возможность отомстить. И вот она — эта возможность, пусть предоставил ее я по просьбе полудохлого демоненка.

В это я вмешиваться не буду.

И я отступил на несколько шагов, глядя на то, что поднималось из-под поверхности мира в окружении колышущихся щупальцев из колючей проволоки. На старой, массивной и ржавой больничной каталке, уже начавшей зарастать плотью, лежало тело. Уже не ребенка, нет. Пропорции и рост взрослой особи, но лицо сохранило черты именно ребенка. Ожоги давно зажили, но превратились в странные перетяжки и пласты плоти, наросшей как попало, бугристой и комковатой, лишь тенью напоминающие шрамы от настоящий ожогов. И от прорезей, оставленных железной кованной опорой.

Но потом рядом с половинками из-под пола поднялась еще одна туго перемотанная фигура. То было мелкое тело девочки в школьной форме, пока просто утянутое проволокой и перевязанное так, что даже локоны не мотались на жарком воздухе.

Вот значит как…

Демоненок таки облажался, но он должен жить, чтобы жила Алесса. А та уже сама набрала немало силы, неумолимо превращаясь в настоящего демона. Но этот процесс не так быстр, и пока она полностью зависима от своего контрактника и уязвима даже в пепельном плане, ведь существовать она может только во Тьме Инферно.

Взмахнув рукой, я щедро предложил недодемону решать свои личные терки с ее обидчиком. Меня поняли правильно: проволока как живая метнулась к Кристабелле.

Алесса наслаждалась каждым мгновением, получив свою долгожданную жертву. Люди забились в ниши в стенах пуганными тенями, с ужасом глядя, как светоч их веры вздернули за руки живые нити проволоки. Они не могли отвести взгляда, а бывшая жертва не спешила, смакуя их страх. Вот только Кристабелла осталась верна себе и стойка в своей вере: на ее лице не дрогнула ни единая черта. Ни грана раскаяния. Ни тени сомнения. Лишь невинное смирение со своей судьбой проявилось на этом благообразном лице.

Она не усомнилась в своей вере ни на мгновение.

Она не раскаялась в содеянном, считая себя правой.

Она не поняла ошибку. Не приняла свою вину.

Вся месть Алессы оказалась… бессмысленной. Пустой…

Я отошел чуть дальше, чтобы не попасть под кровь, щедрым дождем оросившей пол, пока острые шипы проволоки потрошили изнутри Кристабеллу. Но даже в этот момент она не издала ни звука. Ни стона, ни крика, ни мольбы о пощади не сорвалось с ее уст.

И это выбесило демона неимоверно!

Один рывок, и тело в фиолетовом платье порвало пополам. А из разжавшейся руки, вращаясь, выскользнул окровавленный золотой диск. Блеснув кровавыми всполохами, Артефакт упал в индустриальный кошмар Тьмы.

Я не пытался как-то ловить его. Зачем? Вместо этого я ждал, что быдет делать далее Алесса. Отпустит она демона или…

Нет.

Не отпустила. Только сжала сильнее, мотая из стороны в сторону как сломанную куклу, но не убивая и не вредя толком. Он ей еще нужен.

Зато мне не нужны такие соседи.

Дотянуться до Пусечки было почему-то сложно, но я дотянулся. До него и до Роя. С простым прямым приказом. Теперь только ждать. Благо — недолго, и вот подо мной проявился мой Рой. Не весь. Буквально штук десять жирненьких насекомых, полезших мне на ноги и на тело. А потом ладонь заведенной за спину руки коснулся теплый, почти горячий металл.

Она даже не поняла, что попало мне в руки. Она попросту не знала, что существование этой вещи. Она не обратила внимание на мой Рой, быстро разбежавшийся обратно в спасительные перекрытия. Она лишь заинтересованно замычала, когда за моей спиной разлился золотистый с огненными отблесками свет.

А потом всю церковь тупо выкинуло в реальный мир под яркий вечерний солнечный свет.

С противный грохотом старой продуктовой тележки рухнула на пол под протяжный вой больничная каталка с обожженным телом, разом утратившим всю поддержку и подпитку. Метнулась тенью чернявая девочка, почти прозрачная от истощения. Исчезла проволока. Выжившие люди вжались в пол и тихо скулили. Я же вывел руку с сияющим на ладони активным артефактом.

–   Добро пожаловать в обычный мир, Алесса.

Вой нарастал по громкости и страданию: ей было больно! Снова! Опять! Как раньше. Ведь теперь ее не поддерживала сила угасающего демона, а все ее силы остались там. Ведь она еще не завершила обращение в полноценную демонятину.

Ура и аминь…

–   Мне даже добивать тебя не надо — сама сдохнешь. – подойдя к каталке, я глянул на это странное существо, покрытое наросшей кожей и странными перетяжками: внешне она осталась такой же, как и пару минут назад.

Оставлять врагов в живых — тупо, даже если они сдохнут через полчаса. Но я хочу быть уверенным! Тележка вспыхнула ярким пламенем под новый вопль. Правда, недолгим: адское пламя намного жарке обычного огня.

–   Знаешь, Далия. – прошептал я, глядя, как опадают уже угли на раскалившийся металл и тот оплывает на камни старой церкви неопрятной лужей.  – Огонь может очищать… только доводить дело надо до конца.

Была бы в этом существе душа, я бы ее сохранил и дал бы новую жизнь. Но… в этом существе души не осталось: она вся ушла к Шерил. Шерил – душа Алессы. Её реинкарнация. Новая жизнь в нормальной и любящей семье, подаренная демоненком. Шерил – это воплощение всего того, чего никогда не было у Алессы и появившееся из нее обожженное и озлобленное существо так и не смогло простить этого малышке.

Она не смогла простить сама себе то счастье, которого у нее не было!

Зависть. Обычная детская зависть встала камнем преткновения. Именно зависть Алессы не выпустила по канонной истории Роуз и Шерил из пепельного мира, хотя демоненок дорогу открыл, пропустив через ущелье, но не выпустив их Плана в реальный мир. Здесь же… всё иначе. Не было никакой канонной благодарности Алессы за помощь в мести. Не было никаких договоренностей. Была просто ненависть ко всему вокруг.

Мы бы не нашли общего языка. Мы бы враждовали. И рано или поздно, но мне пришлось бы ее уничтожить или переработать. Но… в ней нечего переделывать: это просто кусок мяса с остатками духа, лишенный души. Вот если бы она поглотила своего контрактника и переработала, вот тогда она бы у нее и душа появилась бы, и завершилось бы преобразование в демона, и силу бы она получила немалую, да и свободу передвижения, сама став таким демоном. Что, в общем-то, и было показано во второй части кино.

А тут вмешался я и всё. Нет больше Алессы. Зато Шерил будет жить спокойно, не вскакивая ночами от кошмаров и не страдая галлюцинациями и провалами в Ад.

Как-то так…

Неспешно оттирая артефакт от крови Кристабеллы, я наблюдал за людьми. Эти жалкие существа, еще мгновения назад жавшиеся вдоль стен, жадно всммтривались в яркие солнечные лучи, врывающиеся в церковь сквозь витраж. И, надо же, в них вновь вспыхнула вера! Они моральные уроды поверили, что это свет их веры и мученическая смерть Кристабеллы спасли их от зла и убили демона!!!

Вот уроды, а…

Тихо рыкнув, я провернул артефакт, разом возвращая церковь назад, в Пепельный план. Золотые лучи солнца истаяли в серой мутной дымке,

–   Что, расслабились, думали, все закончено? – я широко улыбнулся. – Хер вам! Не заслужили! Вы еще не раскаялись в том, что сотворили!

Люди испуганно озирались, пялились то на меня, то на с трудом встающего демоненка, на которого реальный мир тоже неласково подействовал. Это в нормальном состоянии он может туда шляться, но не в настолько истощенном, все же, среда для него не самая дружелюбная.

–   Вы решили, что это Кристабелла своей смертью избавила вас от Зла? – я фыркнул. – Нет! Демона убил я. А Кристабелла сдохла за свои грехи! За то, что она очернила сердце ребенка, превратив добрую девочку в истинное Зло.

Мои слова пролетали мимо их голов, подобно гороху, входящему в морскую воду. Всё без толку. Никак их не пронять.

Да и хер бы с ними! Будет на ком Хаззару оттягиваться если что. Ну или если выживут и размножатся еще немного, хоть веселее будет на территории.

Сплюнув на пол, я развернулся к ним спиной.

Ждавшая тут как тут тень мелкой девочки опасливо выглянула из-за колонны, с какой-то даже радостью заждавшегося соседа встретив гостей. Правда, от нее мигом отшатнулся как-то мужик, уползая на карачках

–   Иди сюда, несчастье. – я улыбнулся демону. – Жрать хочешь?

–   И ты даже поверишь, если скажу да? – мелочь невинно похлопала глазами голодного ребенка.

–   А чего тут не верить, если сам вижу, что ты на грани истощения. – я склонил голову на бок. – И вообще, сними с себя этот облик — он тебя не красит.

Девочка без слов повела плечами, глядя на меня исподлобья. В следующий миг ее тело стало меняться и расти. Изогнулись ноги, встав на звериные лапы. Вытянулось рослое тело. Под бурой коже проступили мышцы, а голова покрылась мелкими рожками и шипами. Фигура вытянулась выше крепкого мужчины, но привычка пригибаться и заискивающе горбиться пока осталась

–   Другое дело. – я по-доброму улыбнулся рослой демонятине. – Тебе энергией или вольной охотой?

Он демонстративно повел носом и громко втянул воздух в адрес разбегающихся местных прихожан.

–   У тебя дела пока поважнее, – отозвался демон, не раскрывая пасти. – Удивимся. Не последний раз.

Ога-ога. Вот взял и прямо на месте отпустил на вольный выпас. Конечно.

–   Ой, вот только не надо вести себя как аскет на пиру. Заслужил. – я улыбнулся, но улыбка пропала. – Что она успела натворить?

–   Загнала в угол. Вместе с другими, кто не успел сюда добежать, – демонятина все равно мялся, не желая попадать так уж явно в новую зависимость и сразу под другого хозяина

–   Моих тронула? – отпускать этого пиздюка я не собирался.

Демон прислушался к эхо.

–   Она — нет.

–   А остальные? Две женщины и мужчина.

–   Все вместе. – необходимость отвечать на вопросы начала его даже слегка подбешивать, но сделать он ничего не мог и был вынужден отвечать.

Хитрая же морда, а. Контракт у него закрыт, он — свободен в своих действиях, находится а анклаве Инферно в проявленной реальности, а более сильных конкурентов рядом нет. Валтиэль и тот у меня гостит, отдыхает в комфортном одноместном коконе. Вот и решил этот поганец воспользоваться уникальной возможностью.

Хер ему! Не так просто.

–   Далеко собрался? – неожиданно спросил я, остро всматриваясь в этого красавчика. – Кто-то, помнится, кое-что обещал…

Тихо рыкнув, он слегка присел.

–   Обед пропадает.

–   Нашел проблему. – я ухмыльнулся. – Смирись, свободным ты не будешь — не тот у тебя класс. Не я, так кто-то другой оприходует. И ты это знаешь. Я же предлагаю и правда… дружбу. И хорошее будущее.

–   От высших не ждут дружбу, – парировал он.

Тут он полностью и абсолютно прав: не с его уровнем пытаться подмазываться к высшим. Проблем поимеет столько, что ладно если целым уползет. Хоть я и не был никогда инферналом до этого случая, но я отлично их знаю. Слишком часто в мои жизни приходило Инферно и ее порождения.

–   А я вот с припиздом.

Демон вовремя прикусил себе пасть, чтобы что-то не ляпнуть.

–   Выбери себе человечий оборот и пошли за мной. Получишь привязку к Домену, к реальности, сядешь на силовую магистраль, а как придешь в порядок, получишь выход дальше. – я хмыкнул, глядя в эту мрачную, полную скепсиса и безысходности рожу: контракт-то он едва не нарушил, едва не был сожран контрактником, а тут я такой красивый.

Обычно, любая встреча низких с высшими для первых заканчивается трагично. Потому и пытается этот поганец усосаться куда-то, испариться с глаз долой и залечь подальше в уголке, чтобы отлежаться, хоть немного очухаться и начать стихаря свое развитие. Вот только, на свою беду, внимание он уже привлек. Моё.

–   Давай-давай, оборачивайся.

Пока он еще свободен… технически. А по факту, попав на глаза более сильного сородича, он потерял свою свободу. И чтобы не потерять еще и жизнь, будет он послушной пуськой, иначе будет дохлой тушей, которую я скормлю Улью.

Уныло опустив голову, демон начал опять ужиматься. Но на сей раз не в семилетку, а в подростка, чем-то примерно повторяя мои пропорции, только еще младше. На сей раз собрался в черноволосого мрачного парня с сероватыми шмотками.

–   Только не делай такую рожу, будто я тебя отлучил от прогулок с друзьями! – укоризненно проворчал я, протягивая ему руку с искоркой энергии, взяв которую, этот поганец автоматически примет мою власть над собой.

Пацан суть протянутой руки понял, и подумав, все равно за нее взялся, хоть и с неохотой. будто перед прыжком в Бездну.

Моя печать развернулась мягко, вкрадываясь в сущность этого существа ласковым шепотом нашей Госпожи и тонкой постоянной струйкой энергии, уже начавшей течь от нашей Цитадели. Её он тоже ощутил, как и её Хозяина. А ещё он ощутил что-то новое. Куда более многогранное и сильное, что скрывалось где-то далеко за моей спиной.

–   Идем, красавчик. – я улыбнулся. – Имя-то у тебя есть или еще не заслужил?

–   Еще не давали, – отозвался он, а серые глаза жадно блеснули.

Именование – это редчайшая честь, которую заслужить может далеко не каждый. И тут я заговорил об имени. Не о прозвище. Об Имени.

–   Это даже хорошо. – я приглашающе взмахнул рукой. – Именуем в Цитадели. А пока пошли, будем искать твою… сестренку. И пропишу тебя, чтобы мог спокойно шастать по всем Планам. А то как-то неловко будет, если какой-то сраный экзорцист тебя возьмет и изгонит.

Выразительная мордаха изумленно и в неверии вытянулось. Он не мог поверить в то, что услышал. Именование – это не просто выдача имени. Нет! Это — представление перед нашей прекрасной Госпожой. Редчайший шанс заслужить право на настоящее развитие. То, на что он почти не рассчитывал, только надеясь, что когда-то он заслужит право воззвать к Ней и взмолить о наделении Именем. На фоне этого меркло даже предложение «прописки» в Домене, хоть и это было для таких как он вершиной желания. После Имени.

Но Имя и благоволение Инферно — это для них всё.

Мы покинули церковь без лишнего шума и пафоса, а люди… Люди пусть пока бегают и думают о том, что происходит. А потом Тьма придет снова. И снова. И снова. И так, пока грешники не раскаются или не займут свои места в зонах наказания.

В конце концов, это же люди придумали себе Ад. Наверное, он им нужен…

Ларри

Мне везло. Мне бессовестно везло.

Шастая по церковным подвалам, я пока не встретил ни одного Брата. Не то, чтобы я их боялся, просто убивать не хотелось. С меня и одного хватит. Все же, я не принадлежу к тем, кто упивается чужой смертью, находит в ней отдушину или удовольствие. Даже с такими никчемными, погрязшими в мнимых и истинных грехах людьми я предпочту без нужды не макать руки в кровь. Свое справедливое возмездие они получат сами.

Как там говорил тот высший? «Каждому дано по его вере». Вот они и получат по своей вере… А мне надо как можно скорее выбраться из этих подвалов.

Серые однотипные стены с редкими лампочками под сводами довольно низких потолков навевали тоску и уныние, одинаковые двери вроде той, что в моей камере, были в большинстве своем заперты, а те, что не были, вели в пустые помещения, такие же унылые и захламлённые. Где-то была свалена старая поломанная мебель, где-то бытовой хлам, где-то книги, наверняка религиозного содержания. Проверять я не имел ни малейшего желания, стараясь найти либо лестницу наверх, либо воду, причем последняя даже предпочтительнее. Пить хотелось так, что даже мысли постоянно клинило на чистой, прозрачной, прохладной влаге… но увы, скорее всего, столь бесценное сокровище хранят надежно запертым от тех, кому «не положено». А ключ к другим замкам не подходил.

Церковные подвалы оказались немаленькими: видимо, рассчитаны были так, чтобы при необходимости вместилась вся община. Мне пришлось порядком поплутать, прежде чем я нашел-таки лестницу наверх — узкую, крутую, с железными облезлыми перилами. Попадались и те, что вели вниз, на другие ярусы катакомб, но оттуда тянуло такой угрозой, что я счел за лучшее туда вообще не соваться, несмотря на возапившее кошачье любопытство. От него, как известно, та кошка и сдохла. А я пока еще жить хочу.

И тут случилось одновременно две вещи.

Пространство заскрипело неслышно, сыпанув морозом по шкуре и словно пройдясь наждаком по костному мозгу, как бы дико это ни звучало. И наверху лестницы показался бугай в черном. Видимо, все-таки решил проверить, куда-таки запропастился его брат по ордену.

И тут на него вырулил я, щеря отросшие клыки. Мне было уже глубоко плевать, кто и в каком виде меня увидит. Счет шел на минуты и меньше всего я хотел оказаться под поверхностью при смене планов. Реальность дрожала. Но меня не удивила ни эта дрожь, ни вернувшаяся способность к обороту, ни чужая паника, ударившая по мозгам откуда-то сверху. Это могло означать только одно: в обитель пришел Шон и ломает их щит веры.

–   Демон! – рыкнул Брат и шагнул ко мне, замахиваясь обрезком трубы.

Потрясающая убежденность и вера! У него даже тени сомнений не возникло, что он одолеет демона!

Только я был быстрее, тупо сильнее и ошибки свои учел.

Разделявшее нас расстояние я одолел в два прыжка, поднырнул под занесенную руку и ударил снизу кулаком в челюсть. Голова Брата резко откинулась назад, хрустнула шея, и он мешком начал валиться на меня, не успев даже вскрикнуть. Я поймал обмякшее тело, боком спихнул его на нижние ступени лестницы и рванул к спасительной поверхности.

Церковь медленно начинала погружаться во Тьму.

Под благословенный скрип, шелест и грохот воздвигающейся арматуры, с облегчением вдыхая горячий воздух Инферно, я пронесся по осыпающимся коридорам церкви к заднему входу в молитвенный зал. Там и затаился, не показываясь на глаза участникам спектакля, но прекрасно слыша и даже отчасти видя происходящее.

Жаль, что я опоздал к началу веселья…

Но и того, что застал, вполне хватило, чтобы, мягко выражаясь, охренеть. Пожалуй, я впервые видел, как Сэнхас играет на публику. Точно, выверенно, отыгрывая каждый шаг, каждое слово и каждое действие, как по нотам. Я так не умею.

Красавец.

А потом все закончилось. Буквально за каких-то десять-пятнадцать минут. Оставив после себя, пожалуй, только недоумение.

И это — всё?

Я ждал… чего-то.

А чего я ждал? Эпичной битвы? Канона? Полно, это не в стиле Сэнхаса. Простите, Хийерри. Он всегда действует максимально просто.

Я не успел обрадоваться солнцу, бьющему в витражные окна, изображавшие все то же аутодафе. На меня вдруг навалилось опустошение пополам с усталостью и, глядя на трупы Братьев и жмущихся по углам, скулящих прихожан, я печально подумал, что мой запал как-то закончился. Вот только выпустит ли нас отсюда Шон?

Меня, как говорится, терзали смутные сомнения.

Хотелось сползти по стене и не шевелиться. Я больше не мог находиться в этом прогнившем, ветхом городе, заносимом пеплом. Уж лучше живая кровавая Тьма, бодрящая огненным дыханием. Но и во Тьме я долго не выдержу, рано или поздно какая-то тварь достанет. Ставлю на рано.

А для Шона так и вовсе все только начинается. Он устранил главный геморрой этого места и только теперь начнет основную работу по преобразованию не только города, но и, скорее всего, всей планеты. По крайней мере, в ее адской части точно.

А я? Что здесь буду делать я?

Я получил, что хотел: свою память, свои триггеры, свои испытания и «работу над ошибками». Но эти бесконечные циклы очень быстро затирают ощущение реальности, вымывают из памяти все, что за пределами города. Спустя какое-то время недолго и поверить, что весь мир действительно того…

В дверь сунулась какая-то грязная тетка. Я от души рыкнул на нее, уставившись зелеными кошачьими глазами, и она с визгом шарахнулась прочь.

Кристабелла свое получила, и наверное, она все еще орет где-то там, во Тьме, и будет орать вечно, если есть чем, но это всего лишь одна голова гидры Ордена. Наверняка есть другие главы общин, у которых планы на этот город, другие артефакты. И наверное, им все еще нужна Шерил. Правда, я до сих пор не совсем понимал Кристабеллу. Что заставляло ее сидеть в зоне прорыва? Могла бы с комфортом действовать в реальном мире. И я сильно подозревал, что скоро сюда попытаются набежать другие.

А потом я все-таки отлепился от стены и пошел шмонать церковь, пользуясь тем, что в здании никого не осталось. Прихожане, скуля и причитая, расползлись кто куда, и я мог спокойно заняться поисками. Я все еще зверски хочу пить в первую очередь. Во вторую – жрать, но с этим можно и подождать до кафешки.

Церковь выглядела откровенно убого. Кучи каких-то тряпок по углам, разбросанные тут и там лежалые комковатые матрасы, какие-то вещи, утварь, которую и трогать-то было стремно. Дом веры больше напоминал какой-то бомжатник в задних и подсобных помещениях. Зато покои Кристабеллы были обставлены по-царски. Туда была стащена лучшая мебель со всего города, везде стояли свечи и даже нашлась пара ковров. Может стоило покопаться в ее литературе, которой тоже нашлось немало, но я не был уверен, что это что-то даст.

Однако самое ценное нашлось в одной из подсобок, где было сложено несколько полупустых ящиков, и в верхнем стройными рядами красовались консервы. А рядом стояли три пятилитровые бутыли с водой: одна неполная и две еще запечатанные. Так что я не отказал себе в возможности наконец-то напиться и хоть немного привести себя в порядок, умывшись. А потом сгреб все три баклаги, подцепив одну из них телекинезом, и отправился в кафе, надеясь, что там все на месте и все в порядке.

Туманные твари меня уже как-то почти не беспокоили. Собаки оббегали стороной, мычащие мешки мяса шатались в узких переулках, куда я не заглядывал, а летуны так и вовсе не обращали на копошение внизу никакого внимания.

Наконец впереди показалась кафешка.

Оставалось надеяться, что Сэнхас и остальные уже там, а не ходят где-то по городу.