Проект Полиморф

Фарэя

 

Ашир наслаждался видом на подземную верфь.

С тех пор как жизнерадостный племянник привез главу компании «Амина» на их Фарейскую базу прошло не более суток. Все это время Ашир не сомкнул глаз во сне, потому как усталость его словно бы миновала. Когда тут спать, если в главной подземной каверне, оборудованной под верфь, растет и крепнет еще одно его детище!

Имея такой корабль, Ашир уже почти смирился с потерей своего монстра. Он даже готов был примириться с потерей «Искателя». Проект для канцлера пусть идет своим чередом. Пусть копятся кристаллы, пусть все идет по плану. Но пока еще безымянный корабль в глубинах Фарэи может решить исход в его сторону.

Красавчик Кири оставлял Ашира наедине ненадолго. В основном, чтобы дать дяде время подумать, но иногда, как сейчас, чтобы пойти самолично разобраться с мелкими накладками на стройке. Мужчина даже через громадное окно в обзорном зале видел, как его рыжеволосый родственник далеко внизу о чем-то задумчиво, а потом экспрессивно общался с одним из служащих – на вид типичным интендантом с хитрой рожей. Только при общении с хрупким по телосложению парнем фареец пасовал и выглядел искренне виноватым.

Ашир терпеливо ждал, опираясь ладонями на узкий подоконник, и любовался стройкой внизу. Каверна казалось огромной. Не менее километра в длину. Бурые каменные грубые стены поддерживались несколькими мощными арконовыми арками. Скорее для уверенности, чем из практической цели. Сеть мелких металлических балок поблескивала местами в расщелинах скалы, словно напоминая, что все местные стены пронизаны жилами редкого в их звездной системе металла. Под такой шапкой месторождений эту базу не то, что не обнаружат – ее даже не смогут уничтожить и завалить. Потолок выдержит, несмотря на несколько опор. Кири как-то обмолвился, что эта пещера имеет естественное происхождение, а при его отце каверну лишь доработали и вывезли лишние завалы.

Другое невероятное преимущество этого места было в том, что через довольно короткий коридор главный корабль можно на массивных рельсах вывезти наружу. Сверху с неба Фарэи ландшафт выглядел как извилистое ущелье, и острые скалы только отталкивал всех желающих найти там убежище.  Нужно было знать, за каким изгибом скал находится проход в каверну. В противном случае даже сканирование с неба не покажет пещеры – арконовые месторождения создают сильные помехи. Правда, перед окончательным выводом флагмана на орбиту фарейцы начнут расчищать часть искусственных завалов и складского нагромождения. Демонтировать строительные краны и освобождать полозья, по которым корабль прокатят до выхода на поверхность. Но по секрету Кири поделился с Аширом еще одним способом вылета из каверны. Шепнув, что флагман разрабатывается по технологии вероятного погружения в подпространство прямо с планеты. Но особенности этого сверхточнного перемещения без вреда для атмосферы Кири и его особый отдел хранили как главную корпоративную тайну.

Корабль был великолепен! Ашир блаженно улыбался, глядя на черный хищный корпус, который устрашал одним своим видом. Нет, эта прелесть не походил ни на одно федеральское корыто. Это у них там любят художественно оформенные летающие кирпичи. В то время как бордианцы, наоборот, полюбили округлые формы многосоставных бочонков. Некое чувство стиля было у Флайтона, но остроносые крейсера казались Аширу хрупкими, как спички. Эта же черная прелесть на металлических опорах верфи выглядел совсем иным…

Острые иглы направляющих шипов венчали орудийные установки. Часть этих шипов расходились вдоль бортов, словно прижатые крылья. Ощетиненный корпус скрывал часть выдвижных орудий и систем связи. Такой корабль казался нефункциональным и неудобным на первый взгляд. И уж тем более непригодным для спуска из космоса на планету. Однако, большая часть внешнего декора была продиктована, по словам Кири, не задумкой конструкторов, но самим разумом корабля. О да, у этой вершины конструкторской гениальности уже начинал пробуждаться собственный зачаточный разум. И именно он с недавних пор диктовал условия строительства и наращивания корпуса брони.

Про эту занятную связь кристалла нейролита и полиаркона племянник много рассказал Аширу. По какой-то полумистической причине, как только в корабль загрузили первую прошивку искусственного интеллекта, он начал сам достраивать свои обводы.

— …Все наши чертежи стали непригодны, — заверял недавно Кири главе компании. – Изначальные рассчеты можно было смело уничтожить. Когда нейролитовый блок занял свое место в корпусе, мы столкнулись с массовым отторжением материала по полиарконовой броне. Он оставил лишь несущий каркас, а в остальном стал сам себя переделывать.

Ашир тогда не поверил, расхаживая под черной матовой броней корабля. Он видел, как волнами перетекали внутри материала силовые потоки. Словно импульсные разряды, вспышками струящиеся под шкурой огромного существа. Корабль в его представлении дышал и уже жил собственной жизнью. Но то, что он отторгал от себя материал и перераспределял формы – звучало как фантастика. Жуткая. Потому что сложно предсказать такой разум, который строил себе подобные устрашающие формы.

— Хочешь сказать, что он создает себе такой вид, какой хочет? – уточнил недоверчиво Ашир, оглаживая пальцами черные пилоны.

Невидимая простому глазу волна искр тут же хлынула прочь от пальцев по броне, но тут же вернулась обратно колкими иголочками. Зрачки Ашира расширились, когда щекотка искр впилась ему в пальцы изучающей волной. Мужчину попытались жадно отсканировать, но он быстро одернул руку.

— Не он один, — буркнул бессменно сопровождающий фареец-пилот по имени Хайго. Тот самый с красно-бурой кожей и тремя ирокезами. – Федералы выпускают боевых полиморфов одинаковыми, как со штамповки. Но я лично видел у некоторых потом такие хари, что уссаться…

Ашир мимолетом сморщил нос, слыша такой лексикон, но продолжил спрашивать по сути.

— То есть… ты хочешь сказать, что они себя меняют? – спросил глава «Амины», с трудом заставляя себя обращаться к пилоту на «ты». Бывалый фареец стойко вызывал у Ашира ассоциацию со старшими хозяевами, и оттого его субординация иногда хромала.

— Некоторые. Может те, у которых сучистость вспухла, — ответил Хайго, неприязненно морщась. – Или те, где за рулем редкая срань. Или кому форматирование мозги не потерло.

Кири тогда постарался прояснить, видя в глазах Ашира недопонимание.

— Мы не знаем точно, что именно заставляет боевых полиморфов проявлять индивидуальность и как они получают доступ к вроде бы заблокированной системе самокорректировки, — парень развел руками. – Но если они со временем поймут, что могут так же легко менять не только свою внешность, но и некоторые технические свойства, то канцлер сильно пострадает от проблем.

— А насколько быстро они могут это все… менять? – с крепнущим холодком в груди спросил Ашир.

— Хорошо, что не быстро, — заключил Кири. – Полиаркон очень инертен к корректировкам. Скорее всего, видоизменения проходят вне осознания самих полиморфов. Нужны месяцы или годы, чтобы переплавить материал на другую форму.

— Но ведь считалось, что полиаркон способен меняться только в сложных заводских условиях, — уточнил глава «Амины». Что-то сильно не укладывалось в его голове. – Как его переплавляют машины прямо на себе!?

Это звучало как нечто невероятное. Особенности самого металла были таковы, что только после синтетической обработки он поддавался плавлению и «запоминал» свою форму. За счет такого уникального свойства, металл, из которого делалась основная броня машин, мог заращивать свои повреждения, достраивая все сколы за счет подачи напыления и распределения массы. И никаких лишних деформаций. Никаких смятых частей, блокирующих движение. Лишь некоторые изотопы этого вещества сохраняли пластичность и малую гибкость, образуя текучую массу, входящую в состав мышечных волокон машин. Но никогда еще не удавалось в походных условиях, тем более силовыми накопителями самих машин, воссоздать сложный энергетический процесс, который менял бы финальную форму броневых пластин. Это звучало дико, как если бы люди могли программировать свое ДНК и корректировать внешность.

— Сильный фон от нейролитовых кристаллов и целенаправленная подача энергии генерирует необходимые для размягчения металла разряды, — пояснил Кири свои собственные наблюдения. – Только то, что они называют Сердцем способно выработать такое излучение. Силовые накопители орудий и аккумуляторы не дадут такого мощного фона даже при полной зарядке. Более того, я проводил исследование и выяснил, что встречались экземпляры, которые функционировали даже при полной разрядке. На одном лишь нейролите. Тэнэ, их тела работали только на избыточном фоне Сердца!

— А когда-то считалось, что в корпусе просто светяшка с киношками вшита, — буркнул плечистый Хайго, тяхнув головой, отчего кольца сережек в ушах тихо звякнули.

— Если бы я не знал, какова изначально твоя цель, дядя, — неловко признался Кири, подняв брови домиком, — то решил бы, что на сопряженной работе нейролита и полиаркона ты хотел создать новый… вид.

Слова ошпарили Ашира как плевок раскаленным металлом на спину. Это уже слишком! Ему нужны были просто крепкие хранилища для накопителей, а получается, что проверка временем раскрыла непредвиденные свойства.

С момента того разговора прошло около часа и Ашира оставили пока одного поразмышлять над узнанным. Весьма уже потрепанный от бессонных часов мужчина, потерявший свой деловой лоск еще со времени полета бизнесс-классом на Роккон, сейчас в тусклом отражении броневого стекла и вовсе казался сам себе уродом. Суета работников под медленно растущим черным кораблем умиротворяла. Через недоросшие пластины внешней брони проглядывалась методичная работа инженеров. Они занимались системами жизнеобеспечения пассажиров, бытовой электроникой, выводом всех терминалов и вспомогательных устройств. Синтезатор полиаркона на корабле работал независимо от людей, медленно распределяя металл по конструкции, словно по жилам. Говорят, скорость роста можно заметить, заглядывая раз в день. Но даже так рассчетное время полной готовности корабля предугадать по-прежнему сложно. Все зависело от своевременной подачи материала, поставок ценных ресурсов и банально скорости его… роста.

Ашир с трудом представлял, как все сказанное уложить в голове. Из-за длительного отстутствия в системе он упустил время, когда мог бы сам проводить все тесты с полиморфами. Он упустил момент, когда мог бы взять развитие кристаллов под контроль. Интересно, а как сами федералы и военные относятся к тому, что у них боевые машины имеют разные рожи? Что говорят конструкторы? И почему канцлер про это не заикнулся? Или все считают это в порядке нормы? Действительно, роботы с показательной индивидуальностью, которую не могут контролировать на заводе… О такой машине на каждом космическом корабле можно только мечтать!

Самый яркий пример такой ненормальности выразил их спутник фареец, экспрессивно рассказывая про флагман. Хайго тогда был молод и работал на побегушках у поставщиков полиаркона.

«Когда у этой стерви вдруг отвалились пилоны, броню разворотило по швам, а на лбу залупа вылезла под те рога, мы думали конструктора пора кончать за бухло на рабочем месте. Но за ор и вопли оно всех чуть не пришибло током. Разряды шарашили в стены, как в сраной плазменной лампе. Мы едва укрылись. Пацаны бросили работу, перестремались, что корабль ожил. Едва убедили через месяц вернуться к делам. Он тогда уже утих и шипы начал растить. Какие? Да все подряд! Это ты щас его красивым видишь, почти целым. А десять лет назад эта дичь скелетом светил. Аж больно смотреть было. Вся работа в утиль… »

Теперь придется иметь дело с тем, что есть. С полиморфами, которые моделируют себе лица, с кораблем, диктующим конструкторам, что им делать и с кристаллами нейролита, которые за давностью лет обрастают специфическим фоном.

Ашир понимал, что ему придется пересмотреть часть своей работы. А ведь в планах у него было еще Черное Око. Правда, с этим проектом успокаивало то, что черный диск должен поглощать весь внешний фон спрятанного за ним нейролитового кристалла. А значит, спонтанной перестройки оболочки можно не опасаться. Наверное…

Под основными пилонами пока еще безымянного флагмана на доработке и последних стадиях строительства располагались еще два корабля поменьше. Похожих на старшего собрата, таких же угловатых и черных, способных вместить в себя несколько тысяч человек экипажа. Или несколько сотен полиморфов. Искусственный интеллект в них пробуждался тяжело. Племянник высказывал предположение, что причиной тому – флагман, отбирающий их ресурсы. Но сделать что-то, минуя его, было уже тяжело.

Ашир за взглядом вниз упустил момент, когда Кири с Хайго перестали сраться с поставщиком, скрылись из вида, и поднялись открытым лифтом на его ярус. Приближение племянника псевдо-артанец ощутил уже в нескольких шагах позади себя и если б мог, поджал хвост.

— Не заскучал, тэнэ? – улыбчивый юноша тепло обнял родственника за плечо, щедро делясь своей энергией и бодростью через простое прикосновение. – Мне нужно наверх, нанять новых курьеров. Хочу взять тебя с собой, чтобы показать один уникальный рынок.

— Рынок? – даже переспросил Ашир.

— Да. Единственный в своем роде. Такой больше нигде не увидишь, — мелко оскалился парень, едва демонстрируя чуть заостренные клыки.

— Так, а зачем тебе на него? – встряхнулся мужчина, привычно прогоняя пушистое ощущение естественного флера от пацана.

Выглядящий только что приглаженным и опрятным племянник снисходительно улыбнулся и покровительственно причесал встрепанные волосы Ашира своими аккуратными пальцами. Однако, под таким непривычным людям жестом тот чуть расслабился, подставил голову и доверчиво прикрыл глаза. Молчаливого Хайго уже ничего не удивляло в нечеловеческих манерах его начальства. Ведь он вырос тут на базе под руководством Кири и давно, как и все, знал, что из себя представляет это существо.

— У нас кончается запас некоторых редких веществ, — мягким, почти убаюкивающим голосом пояснил Кири. – Стройка скоро встанет. У нас нет своих горнорудных добытчиков и заводов на федеральских ресурсных планетах, но мы сидим на Фарее. На крупнейшей пиратской колонии. Кто-то обязательно согласится подработать. Мне нужно нанять людей на простую сделку.

— Сделку… — Ашир блаженно придремывал как зверек стоя, пока его просто гладили по голове. Силы быстро восполнялись, как под живительным тоником. Но потом одна мысль зацепила вторую, за ней всплыла третья, и мужчина очнулся, выдернувшись из-под руки и ощетинившись. – Сделку? С фарейцами?! Знаю я их сделки! Уже пытался! Платил этим пиратам! Но они исчезли. С деньгами и грузом!

Кири медленно убрал руку и задумчиво почесал затылок, пока Ашир шипел и плевался руганью. Выхватывая из сказанного самое важное, парень переглянулся со своим верным смуглым спутником, а тот растерянно пожал плечами.

— Фарэйцам никогда нельзя платить всё сразу, — сказал сам же фареец.

— Я и не платил всё сразу! – шикнул Ашир. – Но они все равно пропали с моими обломками полиморфов!

— А зачем ты заказывал себе обломки полиморфов? – с недоумением спросил парень.

— Продолжить то, что, оказывается, продолжили вы, — коротко прозвучал ответ. – Я думал, тут ничего не осталось.

Для Кири слова прозвучали исчерпывающе. Он мог это понять. Тэнэ не сдался, не расслабился, а хотел вновь взяться за старое дело. Просто повезло, что они все сохранили и перевезли в новую каверну. Ведь прошлую разбомбили во время клановых фарэйских разборок почти сразу после исчезновения Ашира. Кири жалел, что в те годы он еще не родился – может исход той мелкой войны был бы другим…

— В лучшем случае, их обнесли свои же, — буркнул Хайго. – Поделили на ноль, где-нибудь на очередном прыжке, а груз забрали.

— Почему «в лучшем»? – вырвалось у Ашира.

— Потому что тогда весь этот металлолом мы найдем сегодня на рынке, — объяснил Кири. – Но если их перехватили федералы, то боюсь, что запчастей ты уже никогда не найдешь.

— Кого нанимал? – спросил Хайго, уперев мощные руки в бока.

— Эм… — Ашир растерянно моргнул, не зная, как ответить.

— Ну, размазня какая была? – спросил еще проще фареец, повертев ладонью в воздухе. – Отличительные знаки? Словечки? Татуировки?

— Кольца в носу, — тут же ляпнул Ашир, даже не задумываясь, являлось ли это приметой или просто эти арконовые блестяхи как дорогие сопли под носом его лично выбесили в разговоре.

То был тупой разговор и найм, про который Аширу хотелось быстрее забыть. Из-за него главе компании пришлось переться в злачный цинтеррианский район, где банды любили собираться на шумные выпивки и цветастых девок. И почему, когда он готовился заранее, то мог без страха пройти даже в такие похабные вонючие нижние ярусы. А стоило немного расслабиться и забыться, как его унизил расфуфыренный пижон в космопорте. Но даже в окружении бандитских потных рож Ашир не чувствовал себя так беззащитно, как перед высокомерным малолеткой. Ему проще договориться с бандой под неоновыми вспышками прожекторов подвального танцпола, чем словесно унизить богатого сынка.

— Клан Садахи, — опознал тем временем Хайго по одной лишь детали. – Странно. Они всегда выполняют уговоры и защита у них на высоте.

— И правда, странно, – задумался Кири. – Вряд ли бы они так по-тупому попались федералам. Только если бы всплыли у тех перед носом. Но и федералы без приказа сверху не открывают огонь.

— Короче, можем разузнать че с ними стало, если хочешь, — ответил Хайго.

Ашир устало отмахнулся.

— Уже не принципиально. Деньги не жалко. Да и металлолом тоже, — ответил глава компании, тяжело вздохнув и примиряясь с очередной пропажей. – Главное – вон там. Это моя компенсация за всё.

Мужчина кивнул за бронированное стекло на матово-черную броню восхитительного корабля под светом рабочих прожекторов, на фоне бурых грубых скал. Его сердце невольно радовалось от предвкушения, представляя какое возмездие может принести это растущее чудо всем его хозяевам. Как самонадеянно было с их стороны отправить его в Верхние миры. Ведь вместе с бесконечной работой они вручили ему целую цивилизацию со всеми ее благами и ресурсами.

— Остальной металл — лишь расходники, — добавил Ашир уже чуть печально, почти не привирая. Хотел бы он сам в это верить, но не получалось. В голове гвоздем зудели потерянные проекты, в которые он поначалу вложился душой и сердцем. Флагман все-таки не его личная заслуга, а чудо, воплощенное фантазией племянника. Кораблю можно радоваться долго, и наслаждаться итогом работы. Но свои проекты ничто не могло заменить. То, что однажды уже побывало в руках никак не вылетало из памяти. Ведь что может быть чудеснее, чем ослепительно яркая хрупкая искра чужой сути, лежащая на ладони перед новой жизнью

Ашир зажмурился, прогоняя воспоминания. Было и было. Нечего жалеть потерянных первенцев. Это было давно по меркам местной звездной системы. Нужно жить настоящим. Привыкать к нахлынувшему будущему. К текущим проблемам. Текущим провалам…

– Что же касается сорванной сделки, — сказал Ашир, глядя через стекло. – Мне проще забыть. Если найдете запчасти в продаже, можете скупить всё. Пойдут вам на переплавку. А насчет судьбы какого-то носатого клана с кольцами можете даже не интересоваться. Провал пиратов меня интересует в последнюю очередь.

Аширу сейчас на многое уже было плевать. Плевать на фарейцев с их кодексами чести. Плевать на федералов с тучным канцлером и личным надзирателем во главе. Плевать на всё. Куда бы там не пропали его деньги, железо и извозчики. Хоть в черную дыру, хоть в аномалию. Главное, что ни «Искатель», ни личного «монстра» эти мысли и потраченные на чужаков нервы ему не вернут.

— В любом случае, — тихонько заговорил Кири, привлекая внимание к себе, — мы сейчас отправляемся на рынок, где сможем это спросить. А тебе, тэнэ, стоит просто туда прогуляться.

И вновь за коварной улыбкой парня Ашир понял, что что-то в понимании фарэйского рынка он круто не осознавал.

***

Эскадра особого назначения «Белый шторм»

В ангаре корабля бесперебойно мигала одна исправная лампа.

Без какого-либо постоянного сигнала или ритма. Без причины или особого знака. Одна из приглушенных ламп в потолке огромного помещения, где хранились боевые машины, просто противно моргала, пока сфокусированная мысль лидера звена ТИСов сверлила ее.

Наконец, в ангар неохотно засеменил техник с объемной сумкой материалов для работы. Юный мальчишка по сраврению с остальными. Русоволосый, чуть встрепанный и пока еще угловатый. Рабочая форма, без необходимого сейчас скафандра, висела на нем, как на швабре, а сам техник частенько горбился, когда чувствовал себя слишком долговязым по сравнению с коллегами.

Одинокий живой человечек в полутемном ангаре со спящими боевыми монстрами, ростом почти под потолок. Сюрреалистичная картина, под светом мигающей лампы.

Предыдущий работник не справился с элементарной задачей. Произошел десяток мелких случайностей, от которых ворчливый и морщинистый тип психанул и бросил работу. То колесико лестницы разблокировалось, и он едва не покатился по полу. То инструмент соскользнул с гладкой поверхности вниз. Закончилось тем, что мигающая лампа стрельнула в него искрами, и старый техник-матершинник сбежал из ангара с мелким ожегом. Коллеги издевательски шутили, что технка не любит грубиянов, а сам он предлагал остальным войти в ангар и не обделаться от страха.

Теперь надежда на починку легла на младшего подчиненного, которому по жребию выпало идти к проблемным машинам, пусть и гарантированно заблокированным в стойках. Молодой парень вновь горбился, отводя взгляд от замерших на своих платформах угловатых механоидов, но все равно боялся и считал, что чей-то тяжелый осязаемый липкий взгляд преследует его в спину.

Полутемный ангар, в котором во время прыжка экономили энергию даже на освещении, сейчас выглядел мрачно и жутко, как гигантский склеп. Вдоль серых металлических стен, из которых вырастало сложное оборудование стоек, спали, погасив светокристаллы, шесть боевых машин. От их спин к оборудованию тянулись толстые кабели, теряющиеся в недрах массивных зажимов. Словно громадные лапы, они врезались им в спины, удерживая, казалось, за самый хребет. Множественные тени от нескольких источников света превращали многосоставную броню в нагромождение хаоса из пластинчатой чешуи диковатых тварей. Людское суеверие пораждало страх, который утверждал, что из этого космического немого склепа вслед любому гостю взирает каждая спящая машина. Каждый искусственный интеллект живет, думает, преследует своим вниманием всякого. Пусть даже машины не способны его увидеть. Но спящие, словно слепые механоиды, находящиеся почти в информационном вакууме все равно подавали слабые признаки активности. И их кристаллы Сердец поблескивали в недрах мелкими искорками, которые словно пульс, считывались точной аппаратутрой. Рядом с каждым на маленькой приборной панели отображался статус активности. И каждый раз люди, приходя в ангар, невольно косились на эти панели, которые хоть как-то отражали состояние машин. И все люди знали, как правило – пока экран горит синим огнем – в ангаре безопасно.

Молодой техник до жути боялся идти сюда один. Но жребий с соломинкой был неумолим. Хотя, думалось парню, что ему подсунули ту короткую соломинку, а у остальных просто духа не хватало лезть в такие часы к спящим машинам. Уж слишком они выглядели… живыми.

Быстрым шагом проходя через особо густые тени, парень подбежал к высокой лестнице, разблокировал опорные колеса и начал неспешно откатывать ее прочь. Металические опоры противно чиркнули и слегка заскрипели. Техник мгновенно замер, стиснув зубы и зажмурившись.  Даже тихий звук прорезал молчаливый ангар как нож. Парень невольно покосился не на экраны под машинами, а на все мертвые металлические лица и погасшие светокристаллы. Казалось, что экранам нельзя доверять. Техника врет. В то время как глаза машин нет. Но кристаллы оставались потушены. Иного и быть не могло. Но страх жег и вопил, что от лишнего шума все машины могут проснуться и выйти из своего принудительного стазиса. А уж если они однажды проснуться…

Техник боялся думать, что тогда будет. Иногда ему и остальным казалось, что машины лишь исполняют приказы командования на ликвидицию. Что вся их специфическая жизнь – это ликвидация кого-то. Сон. Убийства. Снова сон. И так по кругу. Что если однажды проснувшись, и не получив точного приказа – они начнут убивать все, что видят вблизи?

Нервы простых работников никто не берег. И сейчас, убирая подальше в настенные зажимы ненужную лестницу, парень старательно фокусировался на работе, заставляя себя забыть о машинах позади. Особенно о тех двух, которые уже возвращались с кровавыми разводами на лапах.

И даже с легкой дрожью в руках запуская подвижный грузовой кран на потолке, которым он хотел воспользоваться в качестве страховки, молодой человек старательно не обращал внимания на рабочий лязг. И на чувство постоянного внимания, которое преследовало его с первых шагов в ангар.

«Это все камеры, — убеждал сам себя парень. – Камеры и сослуживцы. Которые, наверняка, ржут по ту сторону монитора и делают ставки, как долго я тут продержусь».

Но камеры ангара здесь были не при чем.

«Ну, что он там?» — нетерпеливо в слепую спрашивал четыреста сороковой Вредина.

«Парни, может не надо?» — вновь пытался усмирить всех Зануда под номером ТИС-205.

«Надо! Это ж весело!» — с ярким азартом отвечал пятьсот двенадцатый лидер ТИСов, который единственный наравне с молчаливым Красавчиком мог видеть, что происходит в ангаре.

«Братан, не томи! Ну че там?» — даже Шестисотый и вечно грубый Ворчля подключился к экзотической игре в людей.

«Я с тобой пайку не делил, чтоб братаном зваться, — мимолетом окрысился и стегнул его лидер звена, но потом все же смилостивился и ответил. – А наш человечек упорно лезет наверх!»

От предвкушения, любопытства и хоть какой-то развлекухи пятьсот двенадцатый хотел бы даже губу прикусить от возбужденного азарта. Посылая мелкие сигналы личного фона напрямую от кристалла на лампу, он заставлял ее щелкать и накаляться. Неугомонность полиморфа сперва просто находила в этом развлечении свой выход, а потом он понял, что так можно привлекать в ангар мелких людишей. Предыдущий техник ему просто не нравился, и ТИС сделал все, что в его силах, чтобы до жути напугать грубияна. Он так вдохновенно боялся… Так сладко поджимал копчик от страха перед машинами.

А вот второй был менее труслив. Яркий как сама звезда, сверкающий молодой самоцвет в глухом и почти пустом восприятии полиморфа, загнанного в принудительный стазис.

Но пятьсот двенадцатый все равно видел и ощущал окружающий ангар даже вслепую. Ему не нужны были личные камеры и сенсоры, чтобы чувствовать живые сигнатуры вокруг. Достаточно было того, что могло улавливать как сонар личное Сердце.

«Лидер, не молчи! Что еще он делает?» — дергал за личный канал связи Вредина.

«Давай-давай. Пересказывай!» — подтвердил Ворчля.

В скучных прыжках пропадали все ссоры. Мелкие перебранки не шли в рассчет. Команда ТИСов сидела вся на едином канале, как в глухой черной комнате, и голоса друг друга были их единственной связью с реальностью.

Пятьсот двенадцатый коварно усмехнулся и как слепой хищник пошел отслеживать передвижения их жертвы мелкого хулиганства по следу.

«Он зацепился за подъемник и карабркается по служебной лестнице вдоль стены, — комментировал ТИС.  – Хочет перебраться на несущую балку. Маленький трусливый смешной человечек. Если бы ты только попросил. Если бы нас разблокировал… Я бы тебя подсадил. Поднял. Подержал… Готовься, древность! Человечек хочет перелезть через твою стойку на потолок!»

Остальные засверкали искорками довольства и улюлюканья в канале, словно это действо могло дать начало какой-нибудь драке или событию.

Но МЕГ-114 лишь молча проснулся своим тяжелым и сумрачным вниманием в канале, но ничего не сделал.

«Давай, подсоби немного! – подтрунивал его пятьсот двенадцатый. – Вон смотри, щас ногу на тебя подставит! О… вторую поставил. Ну, давай! Ты ж можешь. Стрельни током! Ну, пожалуйста!»

Рокочущее и непрошибаемое внимание громадной машины никак не изменилось ни на мгновение. Не дрогнуло от навязанных сосуживцев, которые нарушали его редкий покой.

«Ну, щелкни! – продолжал зудеть ТИС. – Легонько. Чуть-чуть. Припугни! Подыграй! Ну, давай! Не упусти момент!»

Сто четырнадцатый вместо этого продолжал буравить вниманием ТИСа, ожидая, когда тот заткнется.

«Поздняк… — в конце концов, приуныл ТИС. – Он с тебя слез… Ладно! Не будем отчаиваться! – голос комментатора вновь обрел наигранную бодрость. — И вот наш кандидат цепляется за балку и ползет по ней до лампы. Каких-то десять метров металла и пропасти! Страховка, конечно, его спасет. Но что будет, если мы немного поиграем!?»

Барахлящая лампа загудела и ярко вспыхнула ослепительно белым светом, заставляя техника прикрыть глаза одной рукой.

«Какая смелость! Какая самоотверженность! – комментировал ТИС. – Только гляньте, он не теряет решимости и продолжает лезть. Какой милый мальчик. Вкусный на эмоции. Решительный. Давай еще разок его припугнем…»

Еще одна вспышка света вынудила парня пригнуться и тихо выругаться в воротник своей униформы. Полиморфы радостно завошкались в канале.

«Довольно», — коротко и хлестко передал всем по связи МЕГ даже без какой-либо грубой интонации.

Полиморфы разочарованно забубнили и понуро мысленно вжались каждый в свой угол.

«Мег, ты скучный, — укоризненно припечатал его лидер ТИСов. – Не хочешь сам развлекаться, просто не мешай».

«Прекрати это», — еще один тяжелый приказ с пока еще едва заметным оттенком давления.

Меж тем юный техник добрался до нужной панели, в которую сперва необходимо залезть, чтобы отключить питание конкретной лампы. Парню по-прежнему было страшно, но он не отчаивался, насильно заставив себя напевать какую-то тихую песенкую. При том у него не было ни слуха, ни голоса, но даже хриповатые ноты сейчас его успокаивали больше, чем глухое молчание.

ТИС хотел было поспорить и посопротивляться, но мрачное молчание старшего ведущего ждало от него только покорности. Пятьсот двенадцатый мысленно ломался и выкручивался, но тянущий пока еще легкий ментальный поводок на шее мешал получать удовольствие от игры.

«Ладно, уговорил!» — сдался ТИС, полностью сворачивая фон своего кристалла.

Техник успел только протянуть руки к кабелю питания, как лампа зажглась ровным светом без единой неисправности. Парень замер. Как и любой, кто следует правилу «пока работает – не трожь».

Пятьсот двенадцатый обиженно пилил своим вниманием МЕГа. Все то время, пока техник слезал с потолочной балки, а потом собирался на выход, полиморфы угрюмо молчали. ТИСы расстраивались из-за отмененного шоу, а сто четырнадцатый оттеснял их своей волей прочь от игры в человека.

Стоило только парню быстренько сбежать из ангара и закрыть за собой шлюзовую дверь, как лидер юркого звена вновь оживился, но пока еще без того бодрого энтузиазма, с которым он развлекался.

«И что на тебя нашло? – спросил он напрямую МЕГа. – Тебе техника жалко?»

«Ты нас выдашь», — внезапно для всех с первого раза ответил МЕГ.

Ворчливое бессвязное бубнение с примесью эмоций остальных полиморфов булькнуло в канал единой массой.

«Я?! – как же пятьсот двенадцатому хотелось сейчас вскочить со стойки! – А кто вечно нарушает приказы на задании? Кто заказывает себе броню? У кого активность скачет выше нормы? А? Не подскажешь? Кто тут весь корабль запугал до нас!? Не укажешь на него, а?»

«Нет».

ТИС мгновенно вспылил, и его Сердце на долю цикла мигнуло запредельными показателями, которые аппаратура даже не успела зафиксировать.

Но полиморф заставил себя быстро успокоиться от бестолкового возмущения.

«Если это была шутка, то у тебя хреновое чувство юмора», — ляпнул ТИС.

Однако, на это старший полиморф предпочел смолчать.

Пятьсот двенадцатый остался неудовлетворенным. Секунда тишины, другая… Время тикало медленно, и полиморф маялся от бестолково оборванного диалога. Более того древность и вовсе вскоре окуклился сам в себя и его внимание угасло в общем канале. Другие тоже понуро молчали. Грустил Красавчик без развлечений. Ворчля хмуро забился в свою «нору» в голове. Зануда и Вредина вовсе утекли в личный междусобойчик, перекидываясь лишь едва ощутимым информационным потоком обо всем подряд.

Лидеру ТИСов становилось беспросветно скучно с каждой минутой. Тишина действовала хуже пытки. Все покинули общий канал и заткнулись, придерживая эмоции при себе. Информационный вакуум становился невыносим с каждым мгновением, и ТИС мог бы поклясться, что прошли часы полета в тишине! Хотя на деле с момента ухода техника минуло лишь пара минут.

Наконец, ерзая в своей голове, пятьсот двенадцатый, решил, что хуже уже не будет, и тихо, но целенаправленно позвал:

«Мег».

В ответ тишина. Но это ожидаемо. Даже привычно.

«Мег».

Та же попытка на той же ноте. Главное упорство! Это ТИС запомнил однозначно.

«Мег»…

Еще раз. Еще. Позывной. Пинг. Повтор. Снова.

На монотонный зов проснулись остальные и с тихим живым любопытством ожидали эффекта. ТИСа мелочно грело, что все были на его стороне.

«Мег»…

Ну. Давай. Уже. Ответь.

«Мег»…

«ЧТО!?»

Злобный обжигающий поток эмоций хлестнул ТИСу словно бы в рожу. Как жар огня в промозглой стуже. Как сладкая нега после закостенелого стазиса. Пятьсот двенадцатый блаженно растекся довольством.

«Давай придумаем тебе имя!» — с издевательстким счастьем выпалил ТИС.

Бурлящая как лава ярость полиморфа сочилась колкими разрядами с его Сердца. А пятьсот двенадцатый коварно ухмылялся, что напарник может только молча злиться, но не в силах его достать. Пусть бесится. Пусть приходит в ярость. Так он понятнее, чем молчаливое полено. Так он настоящий. Сочный.

Наконец, Мег притушил злобу, а панель стойки как была слепа к его показателям, так и осталась. Он умел ее отключать.

ТИС не отчаялся, решил дожимать.

«Ведь у тебя нет имени, — заискивающе надавил он. – Ты сам говорил. Ты сказал, что его нет. Но ты просто не помнишь. Давай дадим тебе имя? Хочешь, я придумаю? Можно? Правда? Я умею давать имена! У меня фантазия хорошая».

Сто четырнадцатый пренебрежительно фыркнул. Видимо понял, что от него не отстанут, и решил пока не разрывать контакт.

«Зря отказываешься! – ответил наигранно-жизнерадостно ТИС. – Я хорошие имена даю. На этих внимания не обращай! Они имена не заслужили. Пока так, легкие позывные. У нас так было принято. Если имя есть – значит уважаемый. А я тебя уже уважаю. Давай имя дам? Какое тебе нравится? Предпочтения? Особые пожелания?»

«Ты не в себе», — осек его без особой нежности МЕГ, словно подставив словесную подножку.

Но замечание ТИС воспринял не как ожидалось.

«О! Заметил, да?»

МЕГ от такого впал в ступор и искренне прифигел. Впервые на своей памяти.

«Мне нельзя в тишину, — заговорил ТИС так быстро, как только мог посылать потоковый сигнал, словно его могли прервать в любое мгновение. – Я в ней дурею. Мне нужно действие. Движение. Активность. Какой-нибудь бой. Какое-нибудь хулиганство. Хоть что-нибудь, лишь бы не тишина. Поверь, я себя контролирую. Правда! Но иногда случаются проблемы. Как сейчас. Это временно! Просто не молчи. Пожалуйста. Давай займемся делом! Давай вернемся к имени! Я хочу дать тебе имя. А когда дам имя, то могу сказать и свое. Хочешь узнать мое имя? Ответь, что да? Тебе не сложно, мне приятно».

«Ладно…» — в живом недоумении осторожно ответил МЕГ, вклинившись в мимолетную паузу.

ТИС аж заметно расцвел.

«Ты настоящий друг! Обожаю, понятливых. Итак, вернемся к предпочтениям? Мег – это не имя, согласен? Но и имя всем подряд знать не стоит. Для всех это позывной, быстрое обозначение. Верно? Везет, что ты один! Но таких как ты еще минимум сто тринадцать. Даже нас с пацанами уже пять. Ты же не будешь к нам обращаться только по позывному? Что один ТИС, что второй. Это непонятно и глупо».

«Я обращусь напрямую или по номеру», — в своей манере поддержал диалог полиморф.

Пятьсот двенадцатый на это мысленно поморщился.

«Номер – это скучно. Извини, но я нацелен долго с тобой летать. Я вообще нацелен долго жить, да-да, можете поржать мне в сопло, но хочу верить, друг, что мы станем отличной командой, если нас не разлучат!»

«Ты сумасшедший», — напомнил МЕГ, осознавая, что его все время смущало в пятьсот двенадцатом.

«У каждого свои недостатки! Я ведь с твоими мирюсь».

Обезоруживающий ответ ТИСа вновь выбил тяжелого полиморфа из привычной колеи мрачного недружелюбия.

«Почему тебя допустили до полетов?» — со стойким недоумением спросил МЕГ. Отчасти его это, и правда, интересовало, потому что остальные на его памяти не страдали перекосами личности. Но отчасти и потому что такой вопрос мог надолго занять ведомого. Как же он ошибся…

«А почему меня не должны были допустить, если я лучший в своей партии! – жизнеутверждающе просиял ТИС. – Лучший пилот, лучший ведущий. Я много в чем хорош, кроме ожидания. Бои отсеивали слабаков и сопляков. А я жить хотел всегда, что в небе, что на улице».

К смачному разочарованию ведущего ТИС все высказал и заткнулся, паскудно дожидаясь нового вопроса.

«Почему ты сказал – бои?» — вдруг зацепился за слово внимательный полиморф.

Сочное коварство ТИСа лишь на мгновение плеснуло эмоциями в общий канал. Показалось, что он намеренно вбрасывает мелкие крошки, заставляя старшего ради них слушать весь его ментальный поток, не проматывая и не игнорируя. Потому что особые детали порождали внимание и желание задавать уточняющие вопросы.

«Думаешь, мы новинки, только неделю назад сошедшие с конвеера? – ядовито спросил ведомый. – Вашему генеральчику сбрехали, скосив число наших вылетов на порядок. Полигоны – это было только начало. А потом нас гнали на перехват каких-то кораблей. То федеральских, то пиратских… Какая разница, если и те, и другие скачут по космосу на начинке от одной Компании».

Сомнение и растерянность МЕГа ощущалась почти физически чужими Сердцами. Остальные полиморфы помалкивали, потому что в подкорку каждого въелось то, о чем надо молчать. Иначе…

«Отчего-то Компании позарез надо строить таких, как мы, — с противной нудливой и скрипучей интонацией поведал ТИС. — Но пока нет войны, нас незачем строить. Тогда Они сами устраивают погромы. Одни их начинают. Другие первых наказывают. Компания отправляет свеженький молодняк с конвеера чмырить слабых порядочных извозчиков Федерации. А таких как ты, бывалых, шлют убивать отбракованных полиморфят, кто мозгами не ушел далеко от ботов. Или наоборот, свежий молодняк выбивает раритеты вроде тебя. Знаешь, какой у нас экзамен был? Шлепнуть взбесившуюся летучку твоих габаритов. Только чуть более облезлый и коцанный. Видимо пошатало его знатно. В Компании на Астероиде радовались, когда нашли его след. Говорят, похерили на десять лет. Сныкался в туманности, когда свой корабль в космосе разбил. Нашу партию отправили его убить. А тот Нейролог, который с нами работал, еще перед вылетом гаденько нам всем напомнил, что за побитыми никто не прилетит».

Долгое и тяжелое молчание МЕГа на время стало для ТИСа подарком за откровения. Полиморф понял, что сказал много нового этому неспешному и иногда тугому собрату. Глухота внешнего фона сто четырнадцатого лучше всего показывала ступор, в который он впал. Как будто весь мир вокруг него вывернули наизнанку. Не менее.

«Или ты не убивал таких, как сам? – с издевкой спросил ведомый, понимая, что нащупал правильную точку воздействия на старшего. – Тебя всегда посылали только против людей и их роботов? То есть… ты всего этого даже не знаешь?»

Коварная фраза подействовала на массивного собрата, как электрический разряд под сопло. Мгновенно выходя из ступора, сто четырнадцатый полыхнул фоном, жадно окутывая ТИСа своим вниманием.

«Не знаю – что?» — как вал тяжелых камней накатило неумолимое давление МЕГа, но младший как будто даже умылся этим фоном, смывая накатившее сумасшествие.

«Тот конвеер, который нас добывает и создает».

Никогда еще в компании этой древности ТИС не чувствовал себя настолько нужным. Как зажатый в угол под грубым вниманием старшего, ведомый сиял чистым довольством оттого, что его слова и знания сейчас позарез важны МЕГу. Ему важно всё. От мелочей, которые очевидны для пятерки, до уникальных сведений, которые знает только младший. ТИС беспринципно кайфовал под этим жадным давлением, растягивая допрос, как прелюдию к сладкой пытке над разумом.

«Спроси еще», — остренько попросил ТИС вкрадчивой иголочкой сигнала дразня и царапая старшего напарника.

«Продолжай, — медленно усиливая накал своей воли, процедил МЕГ. – Подробнее. С начала».

В отличие от верткого полиморфа, ведущего все больше бесила эта манера и само состояние беспомощности, в котором он оказался. Его злило даже такое раззадоривание и вынужденная необходимость задавать вопросы. МЕГ прекрасно понимал, что сам сел на поводок, и его «ведут», заставляя беситься и раскрывать эмоции. Но пока холодный рассчетливый разум позволял эту игру с сумасшедшим. Ради информации.

«Есть База. На Астероиде, — вертляво заговорил ТИС, прекрасно зная, что напарник намеренно поддается его игре.  – Возможно, она не одна. Знаешь ты или нет, но туда свозят еще живые тела. Хранят там, пока не придет их время. А потом под тела строят машины. И все машины проходят отборочный полигон. Я был там. Очнулся уже на полигоне. В небе над битыми машинами, которые не прошли выбраковку. Я научился летать, еще падая и помня, каким я был. Позволь, я тебе покажу».

И следом за неосознанным мимолетным согласием МЕГ вдруг получил от напаринка короткий, но емкий образ, перенесший его обратно на тот полигон.

Там был холод и много тревоги. Наедине с безжалостной космической тишиной.

Падение. Как в колодец. Как с крыши многоэтажки. Только глубже. Дальше. Выше. Весь мой мир вокруг вновь становится тишиной. Даже ветер не свистит в ушах. Нет ушей, есть только сенсоры. Нет привычных ощущений, но есть бесконечный поток цифр. Цифры рисуют образы. Цифры складываются в жуткую картину. Все нервы звенят стройным хором от тревоги. Но собранность блокирует истерику, как всегда взывая к простой жажде выжить.

Земля приближается неумолимо. Хаос цифр вращает горизонт. Надо перевернуться. Надо сгруппироваться! Нет времени осматриваться. Надо остановить падение! Оттолкнуться от воздуха, словно во сне.

И это сработало…

Веса не стало. Но жар обдал плечи. Жар двигателей, что удерживали новое тело от падения. Новое… Из металла и масла. С глазами, что видят шире и дальше. С когтями, что могут смять жесткий металл как фольгу. С сенсорами, которые раскрашивают космос неоновой радугой знаков. И если это перерождение – то не могло быть подарка дороже и слаще. Не могло быть чуда желанней, чем новая сила, способная даже просто когтями вспороть бетон старых домов, вместе с их хрупкими обитателями. И в этой сладкой исполнившейся мечте родилось осознание, что гравитация более не властна. Малейшая мысль обращается в действие. Желания управляют полетом. А полет в небе не сложнее паркура. Где раньше высотные многоэтажные леса уходили в облака, а погоня превращалась в пляску со смертью, теперь в небе распускались огненные цветы войны. А искусство танца между препятствиями осталось все то же.

МЕГ отчнулся от погружения в образ, сам не ожидая, как глубоко его сознание окунется в чужой объемный блок памяти. Он почти почувствовал себя в чужом теле. Почти ощутил чужое предвкушение и острые грани мстительного довольства. А потом кадр завершился взрывами позади.

«По нам стреляли, чтобы мы не расслаблялись, — просочился своим сигналом в сознание ТИС. – Нас взывали к агрессии, чтобы мы научились ее контролировать. Нас били. Как в жизни. Чтобы мы могли отвечать. И я проходил проверку за проверкой. Один и в команде со звеном. Кто не рухнул и не был сбит – проходил на новый уровень. И так все дальше и дальше, и дальше…. Вокруг только цифры и никаких имен. Только порядковый номер, и ни тени привязанности. Хочешь унаеть, почему меня сделали лидером? Держи. Оцени».

Еще один образ, брошенный по открытому каналу связи, как зерно, пущенное щелчком с пальца.

Сигнал тревоги вопит непереставая. На хвосте множественные цели. Попытка сделать единый канал на группу провалилась. Гибель члена звена резанула по нервам всем сразу. Кольцо – плохая схема! Резонас проходит сразу по всем. Невыгодно. Плохо!

Истеричный цифровой вой напарника как ножом по стеклу режет нервы. Отключить. Не бросить. В мешанине взрывов и хаоса он только мешает. Небо пылает от огня со всех сторон, но звено еще можно спасти. Одному спастись не проблема, но это не то. Не так от нас ныне хотят!

Команда на переформирование связи. Разрыв прошлых цепочек и сортировка под одного. Доверять старшинство остальным нельзя – не вытянут. Значит вариант только один.

«Всему отряду – слушай мою команду!…»

Новые связи посыпались со всех сторон. Каждый член звена теперь как дополнительная рука. Как единый рой, заполняющий пробелы в цифровом потоке данных. И в центре этих данных – собственный разум, который отныне видит все слабые места не только отряда, но и противника.

Безумство всесилия настолько велико, что даже гибель очередного бойца меркнет перед стройным контролем всей группы. Ведь теперь этим роем так легко управлять… Достаточно мысли, чтобы разворачивать весь рой от препятствий и атак.

Как танец в центре урагана, где сам ураган – это…

Я.

 

«Ты не делаешь сейчас так в бою», — точно подметил МЕГ без укоризны, вычленив главное, что он понял, вынырнув после второго образа.

В его замечании звучал немой вопрос. Как итог после всего, что он узнал, окунувшись в чужое воспоминание. Бои не интересовали его. Всего лишь очередной вылет ради выживания. МЕГ поймал на себе то неуловимое чувство безграничного контроля над массой, когда сознание отстраняется прочь, словно показывая всю простоту боя со стороны. И оттуда, издалека, все выглядит элементарно.

«Ты прав. Не делаю», — подсластил ТИС его догадку.

«Почему?»

«Потому что чужое сомнение и недоверие ломает рой, — ответил полиморф. – А я слишком берегу остатки своих мозгов, чтобы позволять кому-то в бою конкурировать за свое старшинство. К тому же… это развращает.  Дает мнимую уверенность в собственном всесилии. Но если ты становишься слишком опасен, всегда вмешивается Компания, которая принудительно отключает тебя от сети. А потом ты оказываешься у Нейролога. Один на один. И он говорит с тобой, где ты не прав».

Яркий свет сбивает датчики, засвечивая прожекторами восприятие. Тело не может пошевелиться в блокировочной стойке. Белые стены, как насмешка над непроглядной сенсорной глухой чернотой. И в этом ватном пыточном зале только одно действующее лицо – человек.

— Любопытный экземпляр…

Собственная грудина вывернута наизнанку, демонстрируя поросший бритвенно острыми пучками кристалл. Понимание приходит быстро. Истерика накатывает, когда двоится сознание. Сенсоры тела рисуют смазанную картинку. Но кристалл видит радугу глубоких образов. Голубой кристалл видит четче. И сознание невольно ныряет в него.

— …И как же так вышло?

Задумчивый голос урожденного садиста, посвятившего себя науке, не спутать ни с чем. Он прекрасно знает, с кем говорит. В его планшете все данные от момента пересадки в машину до настоящего момента. Нет только прошлого. Этого ему не знать. Кристалл позволяет прочитать часть его эмоций, и человек в белой форме растерян.

— Слишком яркие связи. Богатая мыслительная деятельность. Слой нейролитовых данных залег слишком глубоко. Слишком глубоко для того, кому нет и года… Неужто старая память?

Человек склоняяется к кристаллу, изучая массивный камень через сложный прибор, который он прикладывает как бинокль к глазам. Прочь… Уйди прочь!

— Как же тебя допустили? Или не смогли стереть? – он вновь вернулся к своему планшету. – Посмотрим… Странно. По докладу Первого отдела все чисто. Значит, развертка прошла после.

Такой голос не сулит хороших перемен. Я знаю. Я знаком с такими. Уйди от меня. Оставь! Пошел вон от меня!

Кристалл покрывается щелкающими разрядами, и человек тут же отпрянул. Но потом его аура расцветает восторгом.

— Вот значит как! Извини, приятель, я тебя не слышу. Зато вижу, что ты понимаешь меня, не так ли?

Человек отдалился, чтобы отложить планшет и свой визор. Вернулся не с пустыми руками. Что-то у него в кармане. Что-то в ладони. Но что?

— Давай отныне договоримся, — пальцы перебирают что-то небольшое. Что-то, от чего человек испытывает жаркий азарт. – Раз уж твоя память по какой-то причине проросла сквозь все нервные связи мы пойдем с тобой на сделку.

Я не иду на сделки, кусок ты мяса!

— Сделка будет абсолютно добровольной. Ты помогаешь нам, не выделяешься и становишься послушным, а я тебе за это не устраиваю полную зачистку. Кем бы ты ни был – с этого момента ты играешь по нашим правилам. Никакого героизма. Никакой попытки бунта. Ты яркий и стоишь дорого. А потому работать будешь в любом случае. Что со своими мозгами, что после зачистки. Но со своими мозгами дольше проживешь. Ну что, идет? Это в твоих интересах.

Да пошел ты!

Острые искры энергии брыгнули с кристалла на гладкий пол, отгоняя человека прочь. Но он словно был этому только рад.

— Я сказал – добровольно.

А потом меня настигла боль. Обжигающая, дикая. Я не испытывал такой никогда. Все мое естество, весь мир вокруг стал единой болью, испепеляющей сознание лучше любого огня. Боль поглатила меня, но я не имел рта, чтобы орать. Не имел рук, чтобы сдирать с себя боль. Не имел век, чтобы закрыть взор и забыться в центре этой боли.

Но так же внезапно как началась – эта боль прошла.

— Повторим еще раз, приятель? Вернемся к сути нашей сделки. Я тот, кого ты должен убедить оставить тебя жить дальше. Не убедишь – покатишься в лабораторию, где тебя вычистят под ноль. Не убьют, нет, ни в коем случае. Мы никого не убиваем! Но помнишь самых послушных и молчаливых? Наверняка, встречал. Так вот, они несколько раз побывали у меня. Вряд ли ты хочешь разделить их судьбу, если тебе дорога твоя жизнь. Итак, вернемся к сути нашей сделки…

Я пытался сопротивляться. Пытался закрыться от боли, но все бесполезно. Она доставала даже в глубине подсознания. Выкорчевывала из недр сумасшествия. Как бы я не пытался с ней слиться или обратить в незначительный фон – она ломала меня. Пока рука человека скрывалась в кармане, я не мог помыслить ни о чем. Ни один удар, взрыв или сломанная броня не отзывалась такой болью, как эта. Направленная прямо в кристалл. Вскрывающая самые хрупкие раны. Принуждающая прогибаться и выворачиваться наизнанку, подставляя грубые шрамы, где мясо не чувствует боли. Но только в кристалле не было плоти, чтобы подать ее врагу вместо разума. Не было тела, которое стерпит все, но сохранит нетронутым хрупкое сознание.

— Ты согласишься. Когда-нибудь. Все соглашаются. А ты не лучше других. Как, говоришь, тебя называли? Красавчик Рэйк?… Или нет… Не так. Тебя звали…

 

«Довольно», — как бритвой отрезал ТИС длинный образ.

«Это не всё», — заключил МЕГ.

«Дальше личный архив, — отбрехался полиморф. – Человек вскрывал меня, как консерву. Пытал, пока я не смирился с его правилами. А потом бравировал тем, что узнал, пока я корчился в агонии. Хороший нейролог компании. Очень талантливый. Надеюсь, прошло мало лет, и он еще жив. Я хочу к нему. Но сперва отстрелить руки. Чтобы не мог включить свое устройство в кармане».

«Ты был другим», — сказал сто четырнадцатый давно в обход остального звена. Напрямую в личный канал.

«Правда? – с истеричной смешинкой в тоне отозвался ТИС. – С чего бы? Наверное, с того, что этот диалог с нейрологом был не один! – но так же мимолетно его сигнал обернулся остротой молекулярного клинка, высекающего правду. — Думаешь, я так быстро сдался? Думаешь, я хотел на него работать после этого? Нет. Я ждал, пока он поверит. Я ломался постепенно, чтобы он поверил, что смог меня убедить. Я для него был слишком яркий, слишком… запутанный. Он бы не поверил, соври я про покорность сразу. Такие не верят, они знают нас изнутри, и мы должны играть. Поддаваться по чуть-чуть, чтобы они решили, будто они сильнее и смогли покорить нас. Я рассчитал, сколько выдержу. И я сделал. Убедил его, что сломился и про меня можно забыть. Я стал тряпкой, которую ему не жалко было выкинуть в общий строй. Ведь это скучно – пытать жалкую тварь. Скучно, потому что он стал как все. Похоронил свою память и имя, чтобы не выделяться, как от него просили».

«Но ты лидер звена».

«Всего лишь звена, — стегнул ТИС. – Всего лишь впервые вышедший в официальные боевые действия. И если ты — живая история негласных зачисток Федерации, то я — игрушка Компании, которой разжигали конфликты последние несколько десятков лет. Мы оба – выжившие герои неизвестных войн. И пока ты с понтами уничтожал незадокументированный молодняк наших собратьев, я подчищал ископаемых вроде тебя».

МЕГ на несколько циклов ушел в тяжелое задумчивое молчание. Привычная картина мира, которую он выстроил своим безразличием, ломалась под новыми данными, которые ему влили практически насильно. Он не хотел этого знать. Но болтливость напарника не знала границ. До этого часа все было проще. Враг тот, кто пытается убить. Не надо искать подвох. Не надо выяснять чужой мотив. Раньше было всё равно. Но отчего-то после данных ТИСа становилось не по себе. А факт, что под удар ему когда-то подставляли других полиморфов, просто не подсаженных на общий канал, врезался в осознание глубже всего.

«Скинь сигнатуру последнего. Из твоего… экзамена», — уже не приказал, но попросил ведущий.

И тут же получил емкий пакет данных, начиная от изученной в полете брони, манеры движения, следа и излучения двигателей, заканчивая быстрыми съемками наполовину оголенного кристалла, видного через пробитую броню. Угловатая машина на фоне красочных рыжих переливов туманности. Последние кадры агонии гибнущего полиморфа с алыми светокристаллами перед заключительным залпом.

МЕГа ошпарило узнаванием. Он не сказал ни слова в ответ, но ТИС понял все сам по мгновенно похолодевшему отношению.

«Вижу. Старый знакомый… — проскрипел младший с некой долей сочувствия. – Прости, но он был безумен и даже не шел на контакт. Или он, или мы. А мне очень нужна была свобода от Базы на Астероиде».

«Почему ты мне это рассказываешь?» — мимолетные нотки недоумения не скрылись от восприятие ТИСа.

«А почему нет? Твое неведение так наивно. Тебя хорошо зачистили. Вижу, постарались любя. Если ты вообще ничего не помнишь. Если не знаешь и никогда не интересовался. Интересно, как же ты смотрел на людей? Кто они для тебя, если не твое прошлое?»

Но коварный вопрос остался без ответа, потому что ведущий отмел его, как нечто, выходящее за рамки его нынешнего доверия.

«Почему остальные молчали обо всем?»

«Эти? – легкий касательный сигнал, прошедший по всем отложенным связкам четверки. – Или те, что были до нас? Считай, что тебе сейчас повезло. Кому-то запрещено, как мне, и он верит, что нейрологи достанут их всюду. Кто-то боится вспоминать лаборатории. Кто-то не помнит Базы, потому что перед выпуском его тоже зачистили. А кто-то считает, что вся наша жизнь – череда настоящих боев от самого полигона. Я слишком долго собирал эти факты. По крупицам слушал, о чем шепчут другие. И пока человечек пытал меня и копался в моей памяти, он тоже открывал свой разум».

«Как много ты помнишь?»

ТИС не спешил отвечать. Его личный канал прокрадывался к сознанию ведущего, с хищной ухмылкой и дразнящими искрами довольства. Тяжелое ожидание полиморфа питало эту голодную скуку ведомого напарника. И когда он насытился им вдоволь, лишь тогда дал ответ:

«Я помню всё. Всё от момента рождения до облавы, которая привела меня в Компанию. А каким же монстром был ты, если они зачистили всё, без остатка?»

Слова срезали привычную корку равнодушия и расчетливости. Отчего-то они пробирали до самых недр, расковыривая то, что могло бы там спать. Но в глубине сознания не находилось ответов. Однако и ТИС не замолкал, и его слова звучали в личном канале как шепчущий фон.

«Ликвидатор Тагрона. Планеты, название которой по какой-то причине даже вырезали из истории в мои годы. Каким ты был, если тебе не оставили ничего? Что ты сделал, если тебя начисто зачистили, но ты остался лучшим?  Выжившим, в отличие от других. Не сошедшим с ума, после всех лет стазиса в стойке. Наводящий ужас своим присутствием на экипаж. Сто четырнадцатый серии Эм Ей Гэт. Буква Эм тебе к лицу.  Приросла за годы… Так же как буква Рау. Тебе подходит. А вот Тау будет за Тагрон. Как тебе такое сочетание в имени? …Март».

Светокристаллы отключенного полиморфа вопреки блокировке разгарелись двумя раскаленными алыми углями. Экран панели под стойкой вспыхнул предупреждениями, а потом сгорел от направленной перегрузки и потух.

«Смотрю, я точно попал в твой настрой, — мысленно пристраиваясь рядом, сказал напарник. – Поздравляю с клинической амнезией, Март. Ты просрал все, о чем не помнишь, но у тебя было».

ТИС мелочно торжествовал от того, какое бешенство его новости вызвали у напарника. Животное чутье подсказывало, что злость направлена не на него, а проходит мимо. Как артиллерийский выстрел тяжелого орудия над головой. И эта чистая ярость напарника радовала и согревала в бесконечном прыжке. Как горячий металл раскаленного орудия. Как жар двигателей, после затяжного полета. Ярость на других. На всех. За то, что стало. За то, в чем они вынуждены сидеть.

Но вот внезапно ощущения сменились, расширяя границы объемного пространства. Лампы ангара постепенно разгарались ярким освещением, четверка полиморфов вопросительно завозилась в общем канале. МЕГ, окрещенный ныне Мартом очнулся от ярости и погасил светокристаллы, закрывая свои эмоции и принудительно снижая параметры агресси на минимальный процент. ТИС пока не разрывал общий контакт, но прислушался к окружающей среде. Вскоре на них подали питание, и на сенсоры хлынул поток свежих данных. Флагман «Белого шторма» долгожданно вышел из прыжка.

«Внимание боевому отряду…» — в сознание просочилась стандартная рабочая команда, за которой последовал поток данных с четким целеуказанием и новым приказом.

Пятьсот двенадцатый искристо улыбался, косясь горящими голубыми светокристаллами на напарника. Приказ он слушал в фоновом режиме. Больше всего его интересовали ощущения и поведение страшего после таких слов. А Марту требовалось время на борьбу с самим собой и своей яростью. Фиолетовые, пограничные огоньки буравили сослуживца напротив, колеблясь в тонах. Сочная и бурлящая злость уходила вглубь неохотно.

Наконец, питание подали на двигательные системы, а тяжелые захваты разошлись в стороны, освобождая полиморфов от стоек. Пятьсот двенадцатый мягко спружинил на своих конечностях, покачавшись на них с хищной грацией юркой боевой машины. Он не говорил Марту больше ничего, но чуял, что тот ждал от него еще хоть что-нибудь. Слов? Предложений? Идеи? ТИС это понял и уловил этот шаткий миг, когда он мог бы предложить что угодно, вплоть до ликвидации их флагмана. И взбешенный напарник, легко уничтожающий чужие корабли в одиночку, мог бы рискнуть. Им могло бы хватить одной искры протеста, чтобы сговориться и перебить всех вокруг. Но не здесь. Не в центре космоса вдали от любой нормальной планеты.

Когда из ангара откачали весь воздух, ТИС мягко переступил тяжелыми лапами, сходя со стойки как невесомый ящер. Последний острый взгляд кольнул Марта в сознание, а потом всё в ведомом неуловимо изменилось. От пластики до поведения. И пиратской речи, которую он завел, вновь обратившись ко всем в звене:

«Ну что, пацаны? Как всегда по старой схеме? Считаем очки! Кто набьет меньше всех, тот лошара!»

И только стремительный прыжок с выпуском крыльев и вход в летучий оборот прямо в центре аграна напомнил Марту о том сумасшедшем бойце, живущим полетами, который еще недавно делился с ним памятью. Если раньше ведущий не придавал значения этой летучей игре, то сейчас он запоминал каждую его манеру движения. Невольно сравнивая с тем, что видел. Анализируя. И после быстрого прогона собственной памяти Март осознал, что теперь эту манеру полета, как почерк, он больше не спутает ни с кем.