Проект Полиморф

Космопорт Роккона

Ашир нервно и крепко сжимал ручку своего бессменного портфеля, а в голове роились тупые мысли. Зачем он вообще ответил на это идиотское приглашение?! Какого сурлинга он вообще повелся на письмо слащавого неизвестного пацана и теперь тратит время на таможне рокконианской станции?

Если бы не одна единственна строчка с его настоящим именем в созданной чужими руками анкете, Ашир проигнорировал бы то странное послание и забыл как бредовый сон. Одно только его имя… а он уже готов вытерпеть издевательство над своей гордостью и уделить время проверке. Бесценное время, которое может стоить ему или фееричной глупости или… долгожданной встречи с семьей.

Если бы не призрачный шанс выйти на семью, Ашир пошевелил бы пальцем только чтобы удалить письмо странного парня. Потому что все в этом послании его раздражало. От приветствия до последней строчки. От улыбчивой фотографии милейшего молодого человека, до его нахальный ухмылки. И ведь про него самого информации почти никакой не найти. Типичная биография богатенького сынка, выросшего на Рокконе, закончившего обучение в университет, немного псевдонаучных трудов, жалкие крупицы про зачаточный бизнес… Ересь. Слишком все мило и порядочно для такой случайной ошибки. Ну не бывает так, чтобы рафинированный тип, только-только выходя во взрослую жизнь, захотел поиграть с таким на вид задрипанным уродом как он, сам Ашир.

Или бывает?

Противоречия разрывали мысли президента компании все время полета. Может, кто-то из его персонала в офисе так неудачно пошутил? Или ему подкинули рожу и личные данные от некогда реально существовавшего унылого хмыря?! Вот позор будет, если облажались в компании. Ашир мысленно пообещал себе найти и убить того, кто так прокололся.

Но ведь имя же! Родное!

И так опять все по кругу.

Ашир знал, что современная молодежь иногда балует свои нервы и вкусы подобными… приключениями. Успел начитаться новостей пока ждал рейс и находился в пути. Истории выглядели одна другой отвратительнее. Мужчина даже не знал, что его больше бесило. Неумелая игра таких «романтиков», убедительное упорство или тот компромат, которым они торговали потом после проведенных ночей со знаменитостями. И ведь сами знаменитости готовы были зачастую отвалить им огромную сумму денег за то, чтобы выкупить весь материал и не дать ему уйти в Интерсеть. Как-то так родился новый класс мошенников, богатеющих на чужом позоре, а потом попросту корректирующих свою внешность очередной пластикой и покупающих раз на год новые документы.

Какая мерзость…

Может этот улыбчивый тип тоже из таких мошенников? Купил где-то личную почту президента компании «Амина». Нанял гадалку. Вписал случайное имя. Всего-то делов! А он, Ашир потом обязан будет перевести ему пару миллиардов за сохранность репутации, как руководителя, так и сбережения акций компании.

Идиотизм. Если оно так, Ашир просто убьет его. Дистанционно. Выдернет пару волос, а потом проклянет так, что тот сам кончится от сердечных спазмов и безудержного возбуждения.

Бешенство накатывало на Ашира само, вынуждая мужчину держать себя в руках и не фонить в присутствии чуткой техники в космосе.

А что если брат подослал так кого-то своего? Может, ему нельзя светиться? Проблемы с канцлером? Так ведь у них всегда был свой условный сигнал. Мог бы написать его…

Но может быть так, что и этот сигнал отправлять опасно? Или с братом что-то стряслось. Не зря ведь он не приехал лично, как всегда ранее?

Вопросы… только одни вопросы. А ответ можно получить только при личной встрече!

Как все сложно.

У него нет времени на развлечения и такие проверки!

Однако, он все равно здесь. На космической станции Роккона. Жертвует гордостью, личными часами и подставляется под сомнительную операцию.

Лучше по сторонам смотреть, чем вспоминать слащавую рожу с фотографии, всем своим видом требующую тяжелого…

…Не важно.

Ашир устало вздохнул и просто отмерил часы на проверку. Ему надо только пятнадцать минут беседы. Каких-то жалких несколько минут, за которые по идее не должно произойти ничего криминального. А после них он уже вынесет вердикт.

Очередь прибывших бизнес-классом продвигалась быстро, но даже в ней случились свои накладки, как сейчас. Стоило кому-то одному замешкаться и задержать вопросами живую девушку на таможне, как растянулась очередь. За бронированными стеклами холла наливалась рассветными красками богатая планета, и в рыжих отблесках местного светила поблескивали снующие в космосе частные корабли. Огромная станция межзвездных рейсов принимала приезжих каждую минуту и отправляла в разгон и далее в прыжок еще столько же. Просторный светлый коридор, по которому пропускали гостей от корабельного шлюза до распределительных главных холлов, был прямо-таки одой строгого и делового стиля. Никаких лишних символов и навязчивых рекламмных баннеров и экранов. Никаких логотипов и знамен. Все предельно уважительно и демократично к гостям с разных уголков звездной системы. Только монументально крепкие окна разбавляли своим декором простоту коридоров, словно местные роккониацы считали красоту космоса и их планеты лучшим убранством.

И с чего только он решил, что желающих лететь бизнес-классом на Роккон будет не много? Вон вся стройная и вежливая очередь в пять десятков морд – как саркастичное воплощение его надежде быстрее пройти контроль и выйти в свободное перемещение по станции.

Ашир мрачно буравил затылок шедшего впереди крупного энвильца, глубоко залипнувшего в чтении своего наручного коммуникатора. Почти все они здесь были такими. Плетущимися, словно калечные роботы, ориентирующиеся на спину впереди идущего и бесследно утонувшими в своих устройствах. В его устройствах, между прочим… работающих на его энергонакопителях и аккумуляторах. Все они здесь от служителя таможенного контроля до богатейшего предпринимателя в своей мелкой, но безумно важной колонии пользовались тем, что он некогда подарил этой системе. Большинство их них не задумывались и не знали, чьи логотипы пропечатаны на корпусе силовых ячеек их «игрушек», но все они, если так посудить, были обязаны… ему.

Его не узнавали, естественно. Новое лицо еще не успело примелькаться на камерах. Подумаешь, артанец. Мало ли их таких. Сумрачных. Тощих. Мерзких как он…

Ашир брезгливо сморщился своим мыслям, хоть так отвлекая себя от глупостей по поводу прибытия. Где-то вдалеке приветливо журчала работница таможни, отпуская всем в очереди стандартные фразы. Ну хотя бы для бизнес-класса живого человека поставили, постарались. А у остального народа давно на таких служебных точках стоят голограммы и глухие прозрачные турникеты.

— Эй? А можно там как-нибудь побыстрее? – вдруг раздался голос с хвоста очереди. – На курорт соседним лайнером летают, а тут деловой рейс!

Некоторые приезжие гости возмущенно обернулись. Кто-то оглянулся с любопытством на нетерпеливого. Ашир лишь мрачно скосил взгляд. Опять эта борзая молодежь…

Но парень решил на этом не останавливаться и, выйдя из очереди, упорно и бодро попер вперед. На него все еще косились, но укор в чужих глазах он попросту игнорировал. Ашир закатил глаза, отвернулся, крепче вцепился в ручку портфеля и сумрачно нахмурился. Вот так всегда… кто-то находит себя в праве быть лучше, важнее, главнее. И как всегда все начинается с малого. Сперва такие не способны отстоять свою очередь. А потом… потом они чувствуют свою власть над другими и считают себя достойными всех унижать.

На негодующее ворчание в хвосте обернулся впередистоящий энвилец. Аширу хватило одного беглого взгляда на совестливого мужчину, чтобы понять и пожелать слиться с местностью.

Только не…

— Молодой человек, будьте уважительны! – рослый энвилец спрятал коммуникатор и широкой рукой вежливо преградил дорогу подошедшему парню с лиловой крашенной прической.

Ашир постарался не обращать внимания, не коситься, а просто пройти мимо. Но не вышло. Парень вильнул от преградившего дорогу мужика и президент компании «Амина» едва не впечатался носом в его плечо. Успел затормозить.

— Я весьма уважителен! – расцвел нахальной улыбкой парень и громко сербнул свой коктейль через трубочку. – К своему времени.

— Проявите терпение, пожалуйста, — вежливо и деликатно пробасил энвилец. – Мы все здесь спешим и в равных условиях.

Теперь дорогу преградила еще вторая рука энвильца, и Ашир неловко уставился на нее.

— Простите, — мимолетом извинился и виновато улыбнулся мужчина, а после убрал руку, пропуская Ашира вперед.

— В равных, значит? – прицепился пацан, приняв вальяжную позу и закинув свой цветастый полупустой рюкзак за верхнюю ручку через плечо. – Так давайте столпимся все у входа одной тесной кучкой. Или может, по номерам выходить будем? Вон тот тип вообще за мной сидел!

Ашир не удержался и обернулся. Длинный ухоженный только недавно после маникюра палец, оттопыренный от стакана с коктейлем, указывал вместе с трубочкой на него.

— Да-да, я о тебе! – скалясь во все белоснежные зубы, заявил парень. – Что скажешь? Я не прав? Так у меня больше тех прав! И вообще… от меня что, смердит?!

Ашир запоздало отвернулся и вжал голову в плечи. Главное молчать. Только молчать. Лучше молчать!

— Эй, я тебя спрашиваю! – послышалось возмущенное вслед. – Ты хоть знаешь, на кого рожу кривишь!?

— Молодой человек, держите себя в руках, — басовито ответили сзади.

— Да он меня нахер послал своим презрением! – градус возмущения все нарастал. – Слышь, на моей планете я б на тебя в суд уже подал!

— Юноша, остановитесь!

— Да отстань ты, мужик!

Ашир старательно нагонял свое место в очереди и пытался не слушать. Главное, не закипать сейчас при всех людях. Главное держаться… терпеть… Хоть собственная аура вставала дыбом и несуществующая шерсть топорщилась на загривке, мужчина старательно игнорировал собственные инстинктивные позывы…

…Закрыться. Зажаться. Спрятаться. Бежать!

Сердце бешено колотилось, пальцы процарапали заострившимися когтями ручку портфеля, а нервы натянулись до предела, пока в какой-то момент… ноги сами не подкосились, вынуждая резко присесть, а руки не подняли полупустой портфель в защитной реакции над головой.

В тот же миг парень, стремительно потянувшийся поймать оскорбившего мужчину за плечо, не нашел под рукой опоры, потерял равновесие и завалился вперед. Но вместо того, чтоб спокойно проскочить и выровнять шаг, он случайно зацепился за тяжелый чемодан остроносой дамы впереди и кубарем с матом завалился на пол.

Охнув, тут же к нему ринулся рослый энвилец. Возмущенная престарелая леди тонким фальцетом подняла скандал. Парень злобно шипел, барахтался на полу, спотыкаясь о несуразный большой чемодан. А Ашир, краснея, поспешил встать и ринуться вперед, прочь от всего бардака.

— Урод! Он меня сглазил! – вытирая размазню лимонного коктейля с лица, прошипел парень.

— Юноша, вам последнее предупреждение!

— Мой чемодан!! – заиграл фальцет. — Вы посмели испачкать мой чемодан!

— А ну стой, тварь… — еще более тихое шипение.

— Таможня! Стражей порядка сюда! – завершающим аккордом пророкотал бас.

Ашир нервно поправлял волосы руками и как мог закрывал уши, чтобы не вслушиваться в этот сюрреализм. Что его только дернуло поехать со всеми… Хотел же в последний момент нанять чартер. Но откуда ему было знать, что даже среди бизнес-класса может начаться такой недисциплинированный бардак. Или ему так не повезло, или билеты подешевели настолько, что сюда лезет всякая шваль.

Мимо стремительно прошли бравой походкой человек в рабочей форме космостанции и его служебный робот на длинных разлапистых ногах. Шум позади постепенно затих. Началась рабочая возня и тихие просьбы. Вооруженный механоид примирительно действует на всех.

Что ему стоило самому первому обратиться за стражей? Нет же. Поддался инстинктам. Пал в своих же глазах перед какой-то… борзой малолеткой. Унизительно. Мерзко. Даже против обычного человека — он не смог! Сколько времени прошло, а все равно – не смог…

— Просим прощения за доставленные неудобства, — вежливо сказала миловидная сотрудница за открытой стойкой таможни, дистанционно одним нажатием на сенсорную панель, снимая скан документов, которые Ашир хранил в нагрудном кармане. – Если желаете, наша станция возместит вам средства со счетов обидчика за доставленный моральный ущерб.

— Нет, не стоит, — автоматически отозвался Ашир, дождавшись приветливо мигнувшего зеленого огонька на стойке.

— Как скажете. Приятного и продуктивного пребывания! – пожелала она вслед.

Президент компании «Амина» сухо кивнул и тут же выкинул стандартный разговор из головы. Впереди маняще звала открытая дверь на станцию, за которой можно позволить себе забыть о случившемся унижении. А что это было как минимум унижение его перед остальными, Ашир неохотно признавал сам себе. Постепенно, вновь вживаясь в пошатанную роль главы крупнейшей компании в Федерации, мужчина заставлял себя верить в собственную значимость и права. Лучше пусть случившееся будет унижением, чем его провалом. Плохо… иначе все это плохо. Какой-то жалкий ор и борзота вывели его из себя, зацепив старые триггеры.

Видимо, цель визита так выбила его из режима и расшатала без того хрупкое спокойствие. Ведь если бы не моральная усталость от метаний, возможно, он бы ответил тому лиловому иначе. Как низшему, не достойному портить его смиренный покой.

Ашир продолжал ощущать себя мерзко, даже выйдя из таможенного коридора в просторы огромного холла станции. Какие там красоты огромных панелей на потолке? Какие узоры на стенах и плавные линии в интерьере круглого холла, если мысли занимают старые воспоминания и занесенная в ударе бурая когтистая рука. Ему не хотелось уже изучать ни вольно снующих по своим делам всевозможных гостей космопорта. Ни пышные кристаллические украшения, напоминающие кусты невиданных растений. Весь роскошный холл, мотивы которого перекликались с тематикой клеточной биологии просто мерк в глазах Ашира, блекло смотрящего перед собой.

— Привет, красавец! Рад, что ты отозвался!

Мужчина нервно дернулся на голос и направленное на него внимание и с трудом заставил себя не отшатнуться обратно.

Его уже встречали. Прямо здесь, на выходе из таможенной зоны, где он еще не успел бы раствориться в толпе. Но как?… Они там что, следили за ним?!

Доброжелательно и неотвратимо к нему направлялась самая странная троица, которую Аширу довелось видеть своими глазами. Конечно, может он многое не знал в нынешней современной молодежи, но мужественная охрана из двух фарэйцев – это было уже что-то за гранью нравственности и порядка. Более того – двое типичных фарэйца в деловых и ухоженных городских костюмах, а не в привычной перелатанной мишуре кожи, металла и патронтажей.

Фарэйцы смотрели на Ашира пристально и въедливо, словно это он норовил докопаться до их нанимателя и приставал к нему с неделовыми предложениями. Кирпично-бурые лица от специфического на их планете загара с выбритыми висками, а у одного и вовсе с тремя жесткими и низкими гребнями ирокеза здесь на станции словно бы никого не смущали. Стража порядка вежливо отводила глаза. Приезжие косились с исключительно беглым интересом, потому как потом на них начинали коситься в ответ. Но в целом эти двое оттягивали все внимание общественности на себя, в то время как подзащитный молодой человек…

Хорош, погань. Без прикрас красив, миловиден, а живьем выглядел так и вовсе под тридцать. Фотография сильно омолаживала взгляд. Окажись такой в одиночестве даже на такой порядочной и охраняемой станции все равно бы находились желающие зацепиться за него словом. Попутать такого с девчонкой было невозможно, хотя все черты лица были изящны и точны. Двигался он как мелкий хищник, по обыкновению в народе старающийся портить свой шаг угловатостью. Но танцующая походка все равно проскальзывала в мелочах, таких как движения головы и манеры складывать руки. Даже аккуратные кисти он непринужденно держал так, словно рожден был для подиума, а каждый жест можно разбирать на открытки фанаткам.

Ашир нервно сглотнул, представив, как по-идиотски он будет смотреться со стороны в такой странной команде. В своем сером костюме пыльного цвета, с портфелем в руках, мрачный, загнанный, весь неловко угловатый. Когда рядом будет идти – такое! И его еще называют красивым!? Вот этот? Халеный тип в богатых шмотках из натуральных тканей, стильно подобранных под тон его волос и в то же время, не вызывающих чрезмерного внимания. Подумаешь, рубашка с закатанными рукавами и расстегнутой пуговицей, под которой на шее виден тонкий кожаный шнурок. Но только это ведь шелк. Настоящего природного нежно зеленого оттенка. Подумаешь, жилетка. Но ведь из натуральной кожи миловина с Фарэи. Подумаешь, брюки… Ну да, разве что они не от модного дизайнера. Так ведь уже какая разница.

Мужчина, наконец, собрался с мыслью и мотнул головой. О чем это он? Он что, всерьез начал себя сравнивать и стыдиться? Перед этим ненормальным, пригласившим его на встречу по фальшивой анкете. Что-то явно на него неправильное нашло. Как наваждение какое. Нет-нет. Лучше сразу пресечь всякие недоразумения.

— Приветствую, — сухо и сдержанно отозвался Ашир, когда троица подошла к нему, а фарэйцы отработанным действием встали так, чтобы закрыть их обоих от толпы. – Да, я отозвался. Но возможно, здесь произошла какая-то ошибка. Дело в том, что я…

— О, давай обойдемся здесь без подробностей! – расцвел улыбкой жизнерадостный молодой человек. Поправляя изящным жестом выбившийся из его низкого хвоста рыжеватый локон и заправляя его за ухо, он обернулся, выискивая нечто взглядом. — Не люблю шумные места. Как ты относишься к электромобилям? Я снял один здесь на стации. Вон он. Как раз то, что надо, чтобы без долгой прогулки в толпе быстрее добраться до моей яхты.

У Ашира вновь пересохло горло. Он не хотел в эту яхту! Он вообще не хотел никуда идти с этим пацаном! Что за… Может, это какая-то дурная шутка? Издевательство? Подстроенная полудурком-канцлером игра, в которой он главный герой тупого шоу, а где-то там за монитором умирает от смеха жиреющий от скуки «коллега».

Или все сходится с тайным мошенничеством? Спешка, уговоры пройти в личную зону. А там будут камеры, прослушка, потом химией напоят, и всё. Не докажешь никому, что действовал по принуждению и стал сам жертвой чужого насилия, а не наоборот.

— Послушай, Кири, верно? – уточнил Ашир имя и дождался мягкого одобрительного кивка. Независимо от ситуации он решил, что лучше оставаться вежливым. – Я не хочу тебя разочаровывать и тратить наше время. И я не хочу ехать к тебе на яхту. Я вообще никуда не хочу с тобой ехать и отдыхать и…

Ашир запнулся, заметив, как пацан демонстративно изучает его и чуть ли не приценивается. А еще он с улыбкой пялился ему в руки. На нервозно теребящие ручку портфеля ладони. На манеру невольно прижимать этот несчастный портфель обеими руками к себе и разминать длинные сухие пальцы, словно его мучил холод.

Вот и снова не заметив за собой этой вредной привычки, Ашир комкал ручку портфеля, а та противно скрипела в ладони.

— Тогда может, ты не откажешь мне хотя бы в ужине? – иронично улыбнулся парень, чуть вздернув личико. – Доедем до ресторана, поболтаем за стейком о чем-нибудь безобидном. Например, о семье.

Ашира стегнуло, словно раскаленным хлыстом. Одно только упоминание такого незамысловатого слова побуждало и выворачивало из глубин памяти целый безудержный вулкан образов. И поймав себя на реакции, Ашир уставился на красавчика-парня. Насколько он миловидно улыбался, настолько же холодны были его глаза. Острый и испытывающий взгляд сейчас не просто изучал его, а бросал вызов. Проверку. И ждал.

И тогда Ашира что-то вновь осенило. Фарэйцы. Гребанные фарэйцы. Семья. Имя его в дурацкой склеенной анкете. Число совпадений накапливалось с каждой брошенной фразой.

Но ему было страшно. До дрожи в коленях страшно просто так поддаться и сесть к чужакам в яхту. Хотелось окончить быстрее эту непонятную игру. Но может, не только он один так боится? В конце концов… в предложении поужинать в общественном ресторане не было ничего криминального. Звучит безобидно. Для репутации и нервов тоже.

— Хорошо… — с трудом выдавил и согласился Ашир. – Давай проедем. Но я не люблю шумные рестораны.

— Тогда куда предпочитаешь? – с мелочными огоньками победителя в глазах спросил Кири.

— Давай… в сторону твоей яхты. А по дороге… присмотрим что-нибудь, — заставил себя Ашир, отводя взгляд от сверкающих довольством глаз.

Играть, значит играть. А с каждой новой локацией, возможно, удастся расколоть новую правду. Мужчина согласился на демонстративную попытку ухаживания только ради вероятной новой порции правды. Будет ли она? Не будет? Случайность это все? Совпадение? Или аккуратная игра под сотнями камер наблюдения и чужих пристальных глаз? Ашир допускал, что канцлер настойчиво приставит за ним слежку. Он бы и сам на его месте приставил. Любой шаг президента компании «Амина» должен быть отслежен. Любое перемещение – зафиксировано. Каждое знакомство и разговор – записан. Так можно ли в такой обстановке позволить себе правду? Или только на какой-нибудь личной яхте он может позволить заговорить открыто?

Кири и фарэйцы провожали его до электромобиля молча. Молодой человек улыбался, словно выиграл в лотерею ценный приз. Мужики шли по обе стороны от них, иногда своими оскалами и арконовыми коронками на зубах распугивая прохожих. Пока шли, Ашир не переставая думал, взвешивал, подсчитывал факты и унывал. Портфель был ему как щиток. А часы на коммуникаторе отсчитывали драгоценные отведенные «пятнадцать минут» времени на вынесение вердикта.

Машина была совсем рядом. Округлый пузатый совершенно не изящный тонированный пузырь с креслами. Подзащитных пропустили в пассажирский салон, а фарэйцы распределились кто за штурвал, а кто назад на сидения рядом с багажным отсеком. Так и выехали, не спеша тронувшись и вскоре вильнув на внутреннюю трассу станции, объединяющую собой все огромное кольцо из холлов.

Расслабиться у Ашира не получалось. Особенно под иронично-хищным взглядом молодого парня. Как бы он не старался абстрагироваться, эти светло-коричневые глаза будто припечатывали его к креслу. Поставленный на колени портфель был лишь мнимой защитой. В то время как Кири явно чувствовал себя весьма комфортно.

Вызывающе развалившись на сидении напротив, парень закинул руку на спинку и ждал. Молча, без затей изучая гостя, словно тот был вершиной его мечтаний и сокровищем, которое удалось раздобыть во всей системе. Легкий ветерок кондиционера развевал мелкие непослушные пряди, а воротник рубашки слегка кособоко съехал в сторону, открывая изящную гладкую шею и ямочку между ключицами, где залегал шнурок.

Ашир старательно отводил глаза. Пялился на все вокруг, кроме улыбчивого типа. На станцию за стеклами. На мелькающие огромные залы, сменяющие друг друга. Вот они выехали в зал, посвященный тематике ядерной физики, где под сводами плавали в ослабленной гравитации декоративные светящиеся сферы частиц и атомов. Узор кристаллической решетки украшал угловатые стены и изломы открытого пространства. Потом они выехали в зал точных математических наук, где череда прямоугольных узоров, словно древняя счетная система исчисления украшали нижний ярус стен, а выше, под куполом холла смешивались в орнаменты и многосоставные графики функций.

— Милый декор, не так ли? – окликнул его Кири, — Даже жаль, что они не уделили места залу энергетики и кристаллического программирования. Думаю, тебе бы оно понравилось.

Ашир вздрогнул как от очередного удара. И вновь очередное сомнение треснуло об острые грани формулировки. Столкнувшись с нахальным пацаном взглядом, мужчина отчетливо понял, что тут случайности исключены. Он не просто позвал к себе в гости случайного артанца, а целенаправленно вытащил именно президента компании энергокристаллов.

Наглый подлец!

Все-таки мошенник!?

И тут Ашир случайно уставился на его шнурок. Обычный, грубый кожаный шнурок, скрепляющий края короткой ершистой косички, переплетенной ленточкой и костяными бусинами с выгравированными на них тонкими символами.

От увиденного, Ашир похолодел.

Косичка. Волосы. Бусы.

Ашир не был бы собой, если б не признал в волосах знакомые тона, а на косточках запах родственной крови. И эта традиция… их оберег.

— Так почему ты… Нет, — мотнул головой мгновенно выбитый из колеи мужчина. – Никогда не слышал, чтобы кого-то… кто-то на первом знакомстве… интересовался семьей. Это необычно.

Узнать! Срочно надо узнать еще хоть что-то! К праху случайности! Эту встречу он ждал с момента возвращения! Надо только убедиться.

Волнение Ашира слышалось в каждом слове, но Кири проявлял предельную тактичность, игнорируя даже такое заикание.

— Тот, кто ценит свою семью всегда интересуется, как его партнер относится к своей, — переливчато и на одном дыхании проворковал парень.

Слова про «партнера» резанули слух Ашира, но он пропустил его как бесполезный мусор в демонстративной игре.

— Моя семья весьма… велика, — с трудом выдавил он.

— Тогда почему ты один? – нежно улыбаясь, поинтересовался Кири, но острая шпилька уколола больнее кинжала.

Ашир вышел бы из электромобиля, если бы не большая скорость. Выскочил бы, хлопнул дверью, ушел от бешенства, если бы не жажда подробностей. Или наоборот, заткнулся бы и забился в глухую оборону, если бы не эта словесная перестрелка.

— Они… далеко.

— И никого нет рядом родных? — тут же мгновенный вопрос.

Признание зависло над весами тяжелого выбора. Сказать или нет? Чего будет стоить ему несколько слов? С другой стороны, хуже ведь уже не будет? Может же так, что его тоже подвергают проверкам? О чем речь. Конечно же! Прошли столетия как хозяева вернули в космическую реальность своего исполнителя, и у Ашира нет пока ни единого доказательства, что он тот самый за кого себя выдает. Как же это ему раньше не пришло в голову…

Ашир до скрипа вцепился в ручку портфеля, а ноги сами скрестились под сидением. Говорить. Надо говорить и довериться.

Только правду.

— Кровных – нет, — выдавил он. – Был только друг.

— Даже у друзей есть свои обозначения родства, — пространно заметил парень, очертив легкий воздушный жест рукой. – Тетушка матери, кузен отца, внучка двоюродного брата, муж старшей сестры. Этот язык слишком беден для таких понятий и все они здесь изобретают многосоставные ступени разных порядков, вместо того, чтобы дать короткое именование. К примеру, баи’тана.

Ашир едва не выпустил свой портфель из рук. Вовремя поймал и вцепился когтями в плотную кожу.

— Ты…!

— Тшш, — улыбнулся парень, приложив аккуратный палец к губам. – Не переживай так, родной.

И хоть сказаны эти слова были так томно и сладко, Ашир метался в мыслях и думал совсем о другом. О более важных словах, пронесшихся случайными оговорками во всей этой игре. Баи’тана! Муж сестры в местных трактовках. Родной. Родственник! Друг.

Все ключи в словах окончательно сложились в общую картину, в которой уже бессмысленно сомневаться. Ответ только один. Парень – свой. А своему можно простить даже расшатанные нервы и помятую гордость.

Мелкий поганец…

— Давай… к твоей яхте, — тут уже требовательно и вымученно заключил Ашир.

Когти продолжали впиваться в жесткую ручку, в то время как Кири улыбчиво переглядывался с ним, отвлекшись лишь на мгновение, чтобы тоненько постучать в перегородку между пассажирским отсеком и водителем, а потом показать условный одобрительный сигнал.

Ашир психовал весь остаток дороги. Был бы он не в салоне, стал бы мельтешить из стороны в сторону и мерить пространство торопливыми шагами. Прилив энергии надо было куда-то срочно девать. Воодушевление оттягивалось ожиданием. Даже когда электромашина прибыла на стоянку перед роскошной космической яхтой, Ашир не стал проявлять терпения и первым открыл дверь и выскочил из салона.

На саму яхту он обратил только мимолетное внимание. Насмотрелся уже подобного в небе Цинтерры. Обтекаемые формы, пара силовых пилонов по бокам, округлый нос с прыжковым движком. Разве что раскраски никакой декоративной нет на бортах. Только голые щитки с неприметным и не запоминающимся названием какой-то то ли рыбы, то ли змеи.

Кири, как назло, не спешил. Терпеливо провожал Ашира к трапу и всю дорогу издевательски молчал. Улыбался, косился, иногда поправлял свой шнурок. Мужчина обратил внимание, что в сравнении с другими движениями жест был слегка не наигранно-дерганный и… неловкий. Словно в этом проявлялся настоящий лик парня, а не та сытая богатенькая маска.

Медленный подъем по трапу Ашир просто перетерпел. Вынудил себе не спешить и дождаться. Размеренного похода, медленного открытия шлюза, преодоления коридора и, наконец, закрывания дверей, когда знакомая ватная тишина от невидимых глифов окутала сознание.

— Кири…

— Дядя!

Сбросив с себя весь слащавый лоск, парень кинулся Аширу на шею и сгреб его в крепких объятиях. А сознание мужчины, словно той корабельной защитой, накрыло бархатным приятным домашним теплом, о котором он боялся уже мечтать в этой жизни, оказавшись далеко от большого и дружного клана.

Ашир кинул на пол свой бесполезный портфель и крепко, попросту счастливо обнял пацана в ответ.

— Тебя вернули! – племянник продолжал млеть в объятьях и искренне радоваться встрече с единственной в звездной системе родней. – Живым.

— Конечно живым… Как же еще, — понуро признался Ашир, медленно расслабляясь в ауре какой-никакой, а семьи.

— Мне нужно столько тебе рассказать, тэнэ Аэссаш! – Кири, наконец, чуть отстранился, все еще держа Ашира за плечи и совсем по-простецки шмыгнул носом.

И куда только подевался экзотичный богатенький красавчик с анкеты. Сейчас, сбросив холеную маску для общественности, перед Аширом стоял мелкий, пусть и давно взрослый, юнец со сверкающими детской радостью глазами. Как будто он встретил не своего дядю, а сказочного героя, способного исполнить его мечты. Хотя, зная тесную семейность и их общую «стайность», даже брат жены отца был для парня роднее и значимее любого героя. Потому что никто не может быть ценнее и дороже семьи. Большой семьи. Крепкой. Со множеством братьев и сестер. С их мужьями и женами. Детьми и принятыми в род отпрысками, рожденными вне клана. Все это – одна семья. Клан. Родной и верный.

Но Ашира все еще гложила одна дурная мысль.

— Кири, а где баи’тана? – отстраняясь, аккуратно спросил Ашир, он же Аэссаш для родных. – Где мой брат?

Ведь это он должен быть здесь. Он, выпрошенный у хозяев как сопровождающий, должен был встретить его и оповестить о делах. Никого другого больше не пустили сюда из родни. Даже не кровный родственник. Всего лишь принятый в род, потому что понравился старшей сестре, а она вступилась за него. Хозяева закинули, как посчитали, самого низшего и слабого, не способного на сложную мыслительную деятельность чужака другого вида.

Забывая, правда, о том, насколько коварен и обманчив тот вид.

— Он погиб, — признался Кири с тоской, тут же крепко сжимая плетеную косичку черных волос у себя на шее.

У Ашира больно кольнуло на сердце. Еще один. Опять. Почему?!

Кири юрко подскочил к дяде и крепко подхватил его под руку раньше, чем тот упал на колени.

— Как… давно? – хрипло спросил Ашир, бледнея и даже серея на глазах.

— Тридцать четыре года назад, — отозвался племянник, отводя мужчину вслед за собой к ближайшей корабельной опоре, куда он усадил его на скамью.

После чего Кири подал еще несколько условных обозначений, обрисовал пальцами круг и указал в потолок. Верные охранники-фарэйцы кивнули ему и поспешили исполнить приказ и вылетать.

— Тридцать четыре… — эхом повторил Ашир, мертвенно глядя перед собой и не замечая всех телодвижений. – А тебе значит…

— Пятьдесят два, — смущенно ответил парень, держа дядю за плечи и не позволяя ему дрожать или раскачиваться на месте.

Названная цифра чуть отрезвила Ашира. Разум встрепенулся от слов, и мужчина обернулся на моложавое и юное лицо круглолицего красавчика и нервно иронично хохотнул.

— Ты старше…

Буря эмоций на лице Кири сменилась от изумления до умиления, укрепившись, наконец, в чистой и незамутненной пацанячьей радости. А Ашир в тот момент особо ярко понял, что перед ним не человек. Нет, это даже не полукровка. Смески другие. Не такие живые и яркие. Не такие бодрые и открытые. Кири же – настоящий сын своего отца. Чистопородный. Сверкающий в энергетике. Неиспорченный хозяевами. И все эти мелкие манеры и пластика движений… он просто не мог двигаться иначе. Как и не мог выглядеть некрасиво. Его урожденное лицо, приправленное едва заметной косметикой, было куда гармоничнее и красивее, чем он себе его портил угловатыми тенями и диссонансом.

Даже жажда и зависимость тактильного контакта была прямо-таки прописана в его виде. Они общаются так. Понимают собеседника. Лучше чувствуют. Они не могут существовать без подпитки эмоциями и чувствами. А в сенсорном вакууме выгорают, словно истлевшая лучина.

Вот и сейчас племянник сидел, вцепившись в руку Аширу, как счастливый зверек, греющийся в пушистом тепле собрата.

Но вот корабль едва заметно дрогнул и неизменное чутье с отменной вестибуляркой подало Аширу сигнал.

— Мы вылетаем? – переспросил он, встрепенувшись.

— Да, — коротко кивнул Кири и приглашающе повел рукой, указывая на коридор.

Мужчина согласно поднялся, вернулся за своим оброненным портфелем и последовал за ожидающим его племянником.

— Куда мы направляемся? – поинтересовался Ашир, когда юноша вновь улучил момент и жадно вцепился ему в плечо.

— На Фарэю! – заманчиво и с явной гордостью отозвался Кири. — Я должен показать тебе все, чего мы достигли!

Мы… Искра надежды вспыхнула в душе Ашира, когда он уже перестал о чем-то мечтать. Значит ли это, что его дело все еще живо? Что его изначальный план еще может быть воплощен в жизнь? Может быть, это его право на счастливый момент в этой серой жизни? Когда его идеи и цели не растрачены зря?

Короткими коридорами Кири провел Ашира на мостик, где за штурвалом работали оба фарэйца. Суровые мужчины лишь коротко оглянулись на довольную воссоединившуюся родню и хмыкнули своим ироничным мыслям.

Корабль тем временем уже покидал доки космической станции, оставляя позади залитый рассветным солнцем диск планеты. В эфире из наушников доносились стандартные слова диспетчеров и пожелания в удачном пути.

— Возвращайте родную символику, — спокойно и по-хозяйски скомандовал Кири своим сопровождающим, а потом показал Аширу пальцем на экран, куда транслировалась картинка с бортовых камер наблюдения.

Фарэец с гребнями ирокезов оскалился в улыбочке, а потом нажал кнопку на приборной панели, и несколько пластин внешней брони яхты пришли в движение. Снялись защитные стопоры и поворотные блоки перевернули блеклые сегменты на бортах, являя системе пестрые размашистые символы типичных фарэйских кланов.

— Летим домой, — пояснил юноша на полный изумления и растерянности взгляд Ашира.

А когда всех чувств коснулась тянущая нега предстоящего межзвездного скачка, Кири, поддавшись порыву своих радостно засвистевших бойцов, совсем по-пиратски вскинул руку и торжественно воскликнул в ответ.

Дорога до Фарэи заняла почти сутки.

За это время Ашир успел привести все свои нервы в порядок, а так же отдохнуть и даже немного выспаться. Но сказать, что он успел вволю наговориться с племянником, он не мог. Слишком многое хотелось обсудить. Очень долгие годы прошли мимо.

Кири был попросту счастлив, что наконец-то обрел родственную душу. Отец рассказал ему об Ашире всё и для парня он занял место главного героя их клана. А то и всей родины.

Родина… Как же юноше хотелось увидеть хоть раз это место. Даже разубеждения Ашира не отвернули его мыслей от этой затеи. Мужчина твердил ему регулярно, что там опасно, там унижают таких, как сам Кири, там разруха и голод. Но племянник оставался при своем мнении. А Ашир лишний раз убедился в обманчивой миловидности и безобидности родственника. Ведь если он действительно задастся целью, он может с этой же невинной улыбкой пройти по чужим головам, не моргнув глазом, и совершить задуманное.

На короткие мгновения Ашир даже усомнился в своих собственных силах и возложенной ответственности. Это такой как Кири должен стоять у штурвала войны. Это ему легче пережить все потери, а с каждым новым проигрышем он будет становиться только сильнее и злее. Это племяннику стоит взять на себя управление будущей армадой… а не ему. Почти сломленному. Калечному. Со множеством детских страхов и фобий.

Но чуткий племянник тогда мгновенно поймал настроение дяди и нашел те единственные слова, которые помогли ему вновь взять себя в руки. Он помог ему воспрянуть духом и напомнил о той вечной жажде мести, которая всегда толкала его вперед.

Так они и сидели часами в полете. За чаем, потом ужином, следом за завтраком. И говорили, вспоминали обо всем. Ашир невольно расслабился и впервые за годы просто выговаривался. Но не обходилось и без встречных вопросов.

— Тэнэ Аэссаш, но почему все время ты выбираешь себе подобное тело? Почему не…

— Красивее? – мрачно вздохнул Ашир, сидя глубоко в мягком диванчике кают-кампании в окружении подушек и с чашкой травяного напитка. – Не знаю. Не хочу лишнего внимания. Не хочу, чтобы запоминали. Не хочу вызывать у других интерес. Так проще. Для меня любое лицо неприятно, потому что оно не мое. Любое тело имеет подобные формы. Тогда какая разница, каким меня сочтут со стороны. Но странно, что ты называл меня… красивым. Это… ложь.

Острый нос мужчины снова презрительно сморщился при этих словах. Сам бы о себе он такого не ляпнул.

— Нет, дядя, я предельно честен! – улыбаясь, ответил Кири, возлегая боком на диване напротив. – Ты мой ближайший родственник. Ты не можешь быть для меня не красив. К тому же, я могу видеть тебя настоящим. Я знаю, каким ты являешься. Ты красив здесь, — парень указал пальцем на свой висок. – И здесь.

Еще один жест, теперь указавший на грудь. Где-то там всегда по их знанию теплилась искра души.

Ашир на это только тихо и обезоружено фыркнул.

— По крови я тебе даже не родственник, — обреченно парировал мужчина. – Твой отец лишь был мне как брат. А мать – местная. Не моя сестра.

— От местной матери во мне ничего не осталось, я не могу отнести ее к Роду. Зато отец посвятил меня во всё. И позаботился, чтобы я помнил его настоящую супругу, а не свою родительницу, — невинно хлопая глазами, ответил Кири.

— А твоя родительница…

— Я ее уже пережил, — развел руками юноша и потянулся за чашкой на столе. – У отца с ней был простой уговор. Она хотела вернуть себе здоровье и прожить до старости. Он же хотел потомка. На том и договорились. Отец излечил ее смертельный недуг, а потом, когда она родила, забрал меня у нее и оба разошлись довольные. Недавно, кстати она скончалась. Успела написать на свой век много чувственных книг.

— И никогда не заботилась природой этого «чудесного излечения»? А как же врачи? Медицинские карты? – изумился Ашир, считая, что это слишком явное проявление их сил.

Кири иронично хмыкнул и покачал головой, отводя глаза.

— Там откуда она родом, медкарту на нее даже не заводили.

Ашир заметил, что для племянника это не самая приятная тема и решил о ней больше не спрашивать без надобности.

— А где тебя растили?

Вот этот вопрос попал явно в цель. Медовые глаза юноши сверкнули огоньками азарта, и он тоненько улыбнулся.

— Здесь. На Фарэе.

У Ашира мысленно вся шерсть встала дыбом.

— Но там же…

— Яркие люди, — пожимая плечами и гибко потягиваясь как змея, ответил парень. – Сочные эмоции. И никто ни за кем не следит. Планета полна порочных желаний и суеверий во все, что только можно вообразить. А уж после бокала пива… им, что только не кажется. То мир цветными красками поплыл. То силы резко иссякли. А то и вовсе какой-то кошмар вместо прохожего увидится. Никак потом не докажешь, что в тот миг был трезв как при рождении.

Ашир понял, что первая ассоциация про мелкого хищника была у него самой верной. Вот что может вырасти при свободном ненасильственном воспитании из такого существа. Вот какими они должны быть! Сильными, коварными, чуткими и держащими свои угодья со слабыми видами под покровительственным контролем. Они ведь даже остаются добрыми в душе. Правда, исключительно к тем, кто готов их принять.

А ведь он, правда, сильный. Сильнее даже, чем его отец. Его природное очарование подействовало даже на Ашира при первых секундах встречи, заставив его смутиться своего внешнего вида. И это был только легкий фон. На что же парень способен, когда применяет свое обаяние в дело? Каков он… в охоте?

— Признаюсь, твое письмо и лексикон меня поначалу…

— Напугали? – наугад спросил Кири.

— Отвратили, — поправил Ашир. – Почему именно сайт знакомств? Почему эта слащавая любвеобильность?

Вспомнив и представив, как их встреча выглядела со стороны, Ашира еще раз мелко перетряхнуло. Видовые особенности, конечно, мощное оружие, но действуют они, как правило, только на жертву. А вот со стороны все смотрится зачастую тупо. А то и вовсе противно.

Кири тоненько улыбался, дожидаясь пока дядя прекратит мысленно плеваться ядом на созданный образ.

— Тэнэ Аэссаш, — ласково обратился юноша. – Ты ведь хорошо видишь мое лицо?

Вопрос был неожиданный, и Ашир невольно согласно кивнул.

— Скажи, разве могу я с такой внешностью сойти за предприимчивого миллионера?

Поганец, как назло, милейше улыбнулся, демонстрируя все свое сочное очарование на красивом округлом лице с тоненькими ямочками на щеках.

— Или может быть я похож на беззаботного сына какого-нибудь миллионера? Или сына конструктора? Инженера? Нового поставщика нейролита? В любом случае, тэнэ Аэссаш, для посторонних было бы крайне подозрительно увидеть за моим лицом какую-либо важную деятельность. Все, кто постоянно следит за вами стали бы сразу искать у меня хвосты тех миллионов. Компаний. Флота…

С каждым услышанным высказыванием Ашир вынужденно признавал, что племянник прав. И от такой правды становилось уныло. Хуже то, что условия постоянной слежки вынуждали… поливать себя дерьмом, чтобы смешаться с толпой.

— У меня не стали бы искать эти «миллионы» только в том случае, если бы я обратился к тебе… в частном порядке. Не по работе. А зная твой затворнический образ жизни, я просто не мог назваться тебе ни старым знакомым, ни тем более родственником. Вариант напросился только один. Тем более, мой дорогой… дядя, — издевательски смаковал слова племянник. – Представь, с каким отвращением вся твоя слежка будет кривить нос и морщиться, когда поймут, что ты действительно приехал на встречу к незнакомцу, желающему… развлечься с тобой и доставить самые приятные моменты в жизни.

Кири плавно выпрямился и сел на диване, склонился вперед и томно состроил глазки.

— Согласись, дядя, вид на работающие доки и строящийся личный флот действительно доставит тебе массу приятных впечатлений, а мы с тобой неплохо «развлечемся» за обсуждением твоих планов по возмездию…

Красавчик юноша еще какое-то время нежно улыбался в стеклянные и растерянные глаза Ашира, а потом сбросил любвеобильную маску и звонко, заливисто расхохотался.

— Отец приучил меня не лгать прямо, — продолжил уже спокойным тоном Кири после искреннего смеха. – Такие как мы или твои хозяева это прекрасно распознают. Так что может быть более обманчиво, как неверно понятая правда? Только подумай, тэнэ Аэссаш, как быстро за тобой прекратят слежку после такого убедительного спектакля. Ведь это отвратительно со стороны, не так ли?

Юноша задумчиво посмотрел в переливы почти прозрачного травяного напитка в двойной стеклянной чашке.

— А если ты вернешься к себе в офис корпорации счастливым и удовлетворенным, то все решат, что ты окончательно тронулся на почве работы и одиночества. Про твою личную жизнь начнут пускать скабрезные шуточки и никого… абсолютно никого не удивит, что ты снова и снова будешь отбывать в гости «инкогнито» к красивому парню. Извини, но в партнершу девушку тебе не поверят. Я бы и сам не поверил. Да и… какая девушка согласится с тобой на роман? Прости, дядя. Пусть лучше я сойду в их глазах за больного извращенца, чем они будут пытаться узнать, за что тебе запала в душу какая-нибудь красотка или чем ты ей заплатил.

Едкий цинизм и расчетливость в словах старшего племянника Ашира пугала, но он вынужденно признавал, что родственник прав. Его хозяева скорее уныло отвернутся как все, чем будут лезть в его личную жизнь. Даже канцлер, по слухам давно прикупил себе где-то на дальних колониях личный потомственный гарем. Одной ему всегда мало. Минимум три-четыре для удовлетворения природной потребности в энергетике.

Какой кошмар…

Ашир схватился за голову и опустил взгляд. До чего же пришлось дойти, чтобы просто делать свою работу и вылететь на некогда личный завод.

— Тебя будут искать и изучать, — устало протянул мужчина.

— Найдут. Изучат, — флегматично пожал плечами Кири и сделал большой глоток чая. – У меня есть имя. Рокконианская фамилия. Наследство от погибших в катастрофе родитилей, которое я слепо и бездумно трачу. В частном доме фотографии со мной от хозяйственной матушки. Коммуникаторы отца хранят записи моих детских первых шагов. Я существую. Проучился в университете, одногруппники меня помнят и поголовно считают пустоголовой бестолочью. Не отличник. Веду тухлый бизнес с химическими батарейками. Люблю быстрые связи, шумные вечеринки, изредка страдаю спонтанной благотворительностью. В целом — типичный молодой человек, не заботящийся о завтрашнем дне. И главное, дядя, все это на самом деле.

В какой-то момент Ашир даже начал завидовать. Гордость за племянника грела душу и давала надежду, что с такой жизнью он действительно окажется в безопасности. Первый в своем роду, заслуживший спокойствие и простор для деятельности.

— А вот слежка за тобой с каждым годом будет все пристальнее, — заметил Кири тихим и мрачнеющим тоном. – Канцлер будет мешать тебе завершить личную игру. Даже сейчас тебя вернули в систему только лишь потому, что он сам не справился. Пытался, но прорыв едва не пустил вразнос всю систему.

Президент компании «Амина» быстро растерял весь воодушевлённый настрой и в страхе поднял на парня взгляд.

— О чем ты?

— Тагрон, — коротко махнул рукой Кири. – Это его проект. Попытка обратиться к Матери на волне чужой веры и массового пепелища. Хочешь, я расскажу, что там было?

Ашир медленно вдумчиво кивнул, а по спине побежал холодок. Юноша включил экран на столе между ними и развернул карту галактического рукава, где мелькнула одна ничем не примечательная точка с бывшей молодой планетой-колонией.

— Он загубил там тысячи жизней, — мягкий голос Кири звенел ледяными тонами, а глаза сощурились в озлобленном выражении. – Лично. Он возвел за два десятка лет культ, а потом собрал их всех в одной точке и предал огню, взывая в обращении к своей Изначальной. Но Мать… осталась глуха к его просьбам. Она не открыла тропу и не позволила ему заклеймить всю систему. Его сочли недостойным. Какая ирония. Зато… На смерть и чужую боль вышла другая сила. Другая стихия хлынула прорывом неподалеку в забытой всеми точке системы. Канцлер едва успел сбежать. А планета Тагрон…

Юноша тихонько хмыкнул, прикусывая губу и вспоминая. Увиденное и узнанное явно не своими глазами.

— Тагрон оказался на пути волны от прорыва, и то, что началось потом на планете стало представлять угрозу для всей Федерации. Массовое безумие. Тотальное сумасшествие. Помешательства на смерти и вечной жажде и голоде. Это только скупые слова в сравнении с тем, что творилось на планете за тот короткий период. Психопаты-убийцы садились за штурвалы своих кораблей. Инженеры, израненные друг другом и надкушенные чужими зубами массово ринулись поднимать в небо все свои боевые крейсера. Ошибка канцлера едва не стоила Федерации безумного роя не подыхающих людей, пока, наконец, втихаря от всех, армия не стерла ту цивилизацию в пыль. Сейчас там голый булыжник, покрытый лавовыми реками и тлеющими по сей день болотами. Историю Тагрона изъяли из справочников. Про планету не говорят правды. Но считается, что столкновение с метеоритным дождем уничтожило целый народ. Вот только зона для полетов там ныне запретная. А сам Канцлер побоится туда вновь залетать. Ведь там его могут так жадно принять. Его так захотят поглотить.

Мужчина слушал, вжав голову в плечи и крутя в ладонях чашку с напитком. Образы, переданные юношей, были один страшнее другого. Он не знал! Просто не знал, что там случилось на самом деле! Откуда бы ему узнать это, если единственный, кто мог признаться ему – был родной племянник.

— Я… был там. Неподалеку, — сдержанно ответил Ашир, и заметил, как парень резко вытянулся в струну. – Недавно. Мне надо было. Не знал, что там запрещено летать.

— Тэнэ… — прошептал Кири, испуганно. – Зачем?!

Он ведь и, правда, переживал за него. Вон как напрягся. Словно Ашир вновь собирался полететь в ту дыру.

— Я сделал запрос, — неловко заговорил мужчина. – На поиск особого материала. И получил однозначный ответ. Там и раньше было странное скопление. А когда я прилетел туда, то мои предположения подтвердились.

— Ты спускался на Тагрон?!

Ашир аж встрепенулся и отклонился на спинку дивана.

— Нет-нет! Не на него. На астероид. Рядом. Почти рядом в нескольких сотнях световых часов.

Мужчина склонился к экрану, увеличил карту и ткнул пальцем наугад в примерно похожее место. По взгляду парня он понял, что такое расстояние за безопасную дистанцию он не считает.

— Я не знал что там. Да и меня не интересовало, — признался Ашир. – Я просто… прилетел. Чувствовал, что меня туда пропускают. А потом спустился вниз на астероид, где нашел… сокровище.

Он помнил это так, словно все произошло вчера. Глухой и тесный скафандр. Мертвенную тишину космоса. Острые черные скалы, словно готовые сомкнуться над головой клыки гигантских существ. Ашир в здравом уме побоялся бы туда не то что спускаться, но даже засматриваться. Но тогда он был слишком зол после возвращения в звездный мир. Он был не в себе от ярости и новой жажды возмездия. Словно что-то вело его! Страха не было. Как будто решимость и вера в свое правосудие окрыляла его и придавала сил!

Это был спонтанный порыв. Полет почти на грани чутья и везения. Скажи ему кто в другой момент, что он сорвется в одиночку в неизведанный космос ради призрачного шанса достать то, что ему нужно – он бы не поверил и счел идиотом. Однако, он именно так и поступил сам.

Темные скалы шептали ему тысячами голосов. Усмешки и ядовитые оскалы мерещились в каждой тени от блеклых далеких звезд. Хотя бы скафандр и свой корабль не подводил – сигнал добивал до орбиты на удивление четкий и ясный. Все, чтобы он выполнил свою работу безупречно.

А потом он нашел самородок. Черный как сам космос и застывший как всплеск черной крови. Этот кристаллический бутон рос там годами, накапливая и концентрируя мощь и отпечаток чего-то более древнего и всемогущего, чем его родная первооснова. И эта мощь звала. Манила. Проверяла его на прочность и преданность делу. Отступит ли он от плана? Побоится ли завершить все до конца? Достоин ли он сорвать лепесток этого бутона, чтобы сделать… Ее Дар.

— Тэнэ, — шепнул Кири, а Ашир вздрогнул на месте. – Та точка, куда ты показал. Я ведь не говорил, откуда начался прорыв.

Осознание въелось острыми шипами в мысли и сковало словно бы даже движения. На мгновение Ашир забыл, как дышать, пока темные тягучие тени в его памяти не сомкнулись вокруг его рук, помогая отколоть черный неподъемный при привычной гравитации самородок. А ведь он просил Ее. Рухнул тогда на колени перед чистейшей тьмой, завороженно залюбовавшись сокровищем и пообещав его беречь.

— Это был… прорыв? – переспросил Ашир.

Мощный, успокоившийся, растекшийся гладким озером по реальности, явно дожидающийся своего подходящего времени и цели. Не эта ли была его цель? Ведь все, что было после нахождения кристалла прошло для Ашира как в тумане. Он знал, что вернулся на корабль. Знал, что забрал камень с собой. Но опьянение силой сходило с его разума очень неспешно. И только потом пришел страх. Когда он проспался в своем пилотском кресле в скафандре, а в салоне черной дырой притаился огромный необработанный кристалл.

— Да. Мы с отцом проводили проверки и триангуляцию, — кивнул юноша. – Даже по остаточному фону мы вычислили, что где-то там произошел в те годы мощный прорыв.

— Я должен завершить работу над кристаллом! – встревоженно вынес вердикт Ашир. — Чего бы мне это не стоило, я должен!

Даже страх перед хозяевами ушел на второй план по сравнению с той карой от высших сил, которую он представил за невыполнение своих обязательств.

Племянник поставил свою кружку поверх экрана, обошел стол и сел рядом с дядей, обняв того успокаивающе за плечи. Не зря отец называл его героем своего народа. Было в нем что-то помимо ума и удачи, что внушало надежду на спасение вида. Что-то очень неявное и не заметное для глаз хозяев. Но ради этого чего-то он, Кири, готов его оберегать. Не только потому что его «избрали» высшие силы. Но за то, что именно благодаря своему набору качеств он справится. Сможет.

— Я помогу тебе, тэнэ, — сказал юноша, гладя Ашира по дрожащему плечу. – Сделаю, что попросишь там, где не сможешь.

Ашир нервно покосился на племянника и вздернул брови домиком.

— Даже минуя все проверки, доставишь кристалл в столицу Тории?

Юноша хищно хмыкнул и кивнул.

— В этом мои ребята профессионалы!

Спуск на Фарэю был спокоен только за счет символики клановых знаков.

— Гандона кусок… — ворчливо ругался при снижении пилот с ирокезами. — Пятую неделю не может сраную вышку починить…

Ашир, стоя на мостике позади пилотов, осторожно скосил взгляд на племянника.

Кири устало закатил глаза.

— Он хочет сказать, что дежурному на секторе песчаной бурей снесло передатчик, — мотая рукой перед собой, пояснил парень. – Теперь смотрит на корабли в своем небе по старинке. Оптикой. Если не видит знаков, стреляет без предупреждения.

— В жопу его предупреждения, если связи с сектором нет! – злобно рыкнул фарэец. – Третье корыто своим предупредительным раскрасил… Сука потом за каждую поменянную броню мне откупится…

Кири скромно пожал плечами.

— Строго у вас здесь, — отметил Ашир.

— Зато безопасно.

— К себе, мля, домой залетать боишься… — снова вставил свое вредный пилот.

Ашир предпочел не влезать в беседу и просто дождаться долгожданного представления. Пока для него все было не интересно. Красная песчаная планета встретила очередных гостей бурей и самую малость встряхнула легкий корабль. Построенные на поверхности одинокие здания все так же вызывали уныние и мысли о непригодности проживания. Налепленные и кособоко сваренные крыши каким-то вечным чудом спасали жителей от ураганов. А грязные улицы как всегда вечно заносило песком.

Но их корабль не стал приближаться к поселению, а завернул в сторону горного кряжа. Сухие бурые скалы немного разбивали регулярные бури, но повинуясь воле стихии, даже камень вытачивался под ветром, создавая ровную гребенку на горизонте.

Расстояние до спуска в шахты они преодолели быстро. Ашир терпеливо ждал. Как в большинстве случаев главная жизнь на грязной и дикой планете проходила не на ее поверхности, а глубоко внутри. В бесчисленной паутине отработанных шахт, где обитало, работало и вело свою тайную деятельность почти девяносто пять процентов населения Фарэи.

Большинство соседей по таким шахтам даже не знали, что делается друг у друга. Каждый клан хранил свои секреты. Каждая группа сторожила свои запасы. За проникновение на чужую территорию порой убивали сразу без лишних допросов. Ведь бывало и так, что шпион попадался под стражу специально. А потом либо выносил ценные данные, либо подрывал все изнутри.

Но когда их яхта прибыла в глубокие ангары и опоры коснулись гладкого камня, Ашир растерял остатки терпения. Кири, видя его предвкушающе-возбужденное состояние, не стал медлить и тратить время на лишние команды своим бойцам. Все это потом. На остальных у него будет достаточно времени, а вот дядя прибыл сюда только ради одного.

Коридоры яхты, а за ними коридоры шахты. Длинные коридоры с грубыми каменными стенами, а от них сеть мелких проходов к техническим зонам. Почти все как дома. Почти узнаваемо. Так же тепло. Так же безопасно и комфортно.

Мелькали в коридорах разные люди. Кто-то загорелый, как большинство. Кто-то светлокожий, явно не стремившийся выбираться на свет. Попадались и дети, видимо родившиеся и росшие здесь в личном клане. От них ничего не скрывали, с рабочих зон не выгоняли и как-то так Ашир понял, что его брат и племянник смогли вырастить здесь себе персональный анклав.

Наконец, Кири привел Ашира к толстой бронированной двери и широким жестом обвел глухое величие.

— Готов увидеть плоды своих идей? – даже высунув в предвкушении кончик языка, спросил парень.

Ашир медленно кивнул.

Кири направился к сенсорному датчику. Приложил ладонь, давая сияющему кристаллу под ним сопоставить отпечаток его ауры. Программа обработала сигнал и запустила открытие дверей.

Позади тихо собрались работники клана. Самые любопытные и не занятые делом пришли поглазеть на реакцию их главного заочного заказчика и идейного вдохновителя. Ашир их не видел, но даже если бы знал, весь его интерес был все равно направлен в ангар.

Когда створки сдвинулись с места, открывая первую щель между собой, президент компании медленно шагнул вперед. Завороженный взгляд поднимался все выше и выше, следуя острым обводам черных граней. Хищные узоры замерли и затаились в спячке. Дикие, совершенно не типичные для местных формы струились по бортам и ощетинивались шипами тихого коварства. Тень, которая должна была стать возмездием в этом космосе, еще только росла в окружении нескольких собратьев поменьше. А где-то внутри тихими импульсами дышал и развивался чистый, вскормленный на жажде великой цели новый кристалл.

Глядя высоко над собой, Ашир дышал этой нависающей мощью и смог вымолвить тихо лишь одно:

— Он великолепен.

 

На борту «Стремительного».

Лаккомо стоял под дверями собственного корабельного лазарета, придумывая, как оправдать свой приход.

Хуже. Он пытался безрезультатно придумать, как уговорить врача оставить его одного.

Командир. На собственном корабле. Но ждать долго нельзя. Достаточно того, что он потратил часы на утренний подъем, прощание с братом, вылет с планеты на корабль и отбытие к звездам.

Бессильно приложив кулак к двери лазарета, Лаккомо прогонял варианты оправдания. И ведь дождался пока помощники и медбратья отлучатся на ужин и оставят дежурного. Сейчас – самое время. Надо только решиться.

Но в тот раз решили все за него.

Лаккомо успел отстраниться от двери, когда разума коснулось чужое близкое присутствие. В следующее мгновение дверь с мягким шелестом отъехала в пазы, являя на пороге взрослого педантичного врача с вечно убранными в тугой пучок черными волосами.

— Лаккомо? – недоуменно спросил мужчина, по старому взаимному уговору опускающий с командиром все звания. – Что-то случилось? Терминал…

Алиетт-Лэ мягко опустил руку, скрывая дерганную нервозность, и качнул головой.

— Нет, Лариваан, терминал в порядке. Я… по личному делу.

В кои то веки, испытывая забытую помесь неловкости и неуверенности, Лаккомо с трудом выдавливал из себя слова. Больше всего он не хотел, чтобы его застали здесь другие члены экипажа, а потому, надеялся, что такая формулировка позволит быстрее перейти к делу.

Верный врач недопониманием не страдал, а потому молча пропустил Его Величество в свою вотчину и закрыл за ним дверь изнутри. Но строгий и проницательный взгляд необычных серых глаз продолжал вопросительно буравить Алиетт-Лэ в спину.

Лаккомо бывал здесь на свое счастье редко. Лазарет, как и в целом медкрыло, занимал на территории «Стремительного» объемные просторы. Но, как полагается в случае такого отсека, общая зона делилась на две большие группы: лабораторные комплексы и стационары.

За своим делом командир отправился прямиком в лабораторно-технический кабинет, где работал, властвовал и зачастую даже жил их главный корабельный врач. А еще вход в этот кабинет был доступен с дублирующего коридора, где не надо было идти насквозь через все приемные залы и кабинеты помощников.

Ровный приятный белый свет без рабочей надобности освещал в лабораторном крыле только центральную часть зала, оставляя в мягкой тени стены и расположенные у них приборы, сканирующие аппараты и регенерационные капсулы. Горел свет в закутке главного врача. На сенсорной панели рабочего стола теплом нагревала стеклянную поверхность горячая чашка с напитком. По боковому столу разложены несколько пластиковых печатных документов. В целом обстановка казалась даже уютной и приятной. Если, конечно, технических «монстров» со штативами, подвесами, лампами и проводными стойками можно счесть безобидной частью интерьера.

— Я вас слушаю, — вежливо, но с легкой закрадывающейся тревогой в голосе заговорил Лариваан. – Снова мигрени?

Лаккомо чуть дергано обернулся.

Главного врача от рядового члена экипажа отличала, пожалуй, только форма. Просторный, но не балахонистый костюм, не сковывающий движений. Светлая, чуть голубоватая ткань, очень крепкая и прочная на случайный прокол и разрыв. Несколько символов на форме, иероглифы фамилии. Его внешний вид походил на скафандр и рабочую форму больше, чем у обитателей мостика и мог сравниться по качествам и удобству разве что с техниками из двигательного и оружейного отсека.

И все равно Алиетт-Лэ не смог придумать оправдания под этими знающими, испытывающими, но все же теплыми и заботливыми глазами.

— Нет, Лариваан. Мне нужно сканирование. Мое сканирование.

Коренной ториец услужливо провел рукой вдоль длинной стены, где в тени стояла аппаратура, казалось, на любой вкус. Почти любой. Лаккомо как никогда остро ощутил свои провалы в знаниях медицинского крыла, которое он всегда отдавал в полное властвование главному врачу.

Вот уж в какой области сам он всегда пасовал.

— Что именно вас интересует? – спросил ровный приятный голос, однако, все еще настойчиво взбадривающий от зависаний.

Потерянно озираясь по сторонам Лаккомо резко осознал, что знания лабораторных устройств у него стремятся к нулю. Конечно, он имел представление о работе половины из них. Часть, на его счастье, работала в полностью автоматическом режиме и предоставляла пациенту понятный набор функций. Он даже сдавал регулярно экзамены наравне со всем экипажем по пользованию реанимационным и регенерационным набором. Случись какая проблема с ним самим или с другим человеком – он в состоянии вспомнить, разобраться и спасти жизнь без присутствия врача. Но когда речь зашла про сканирование и общий анализ… Лаккомо быстро осознал, как может выглядеть тупо.

Ему достаточно было представить, как окажись в одиночку в этом зале, он стал бы тратить время и листать набор функций предоставленных приборов. А потом, вероятнее всего, бросит тщетные попытки, ляжет в самую дорогую и навороченную капсулу со встроенным ИИ и задаст самый тупой в своей жизни вопрос.

Нет уж. Такое лучше доверять профессионалу. А еще лучше, профессионалу, который сохранит его тайну и не оставит случайных логов в памяти техники. Да и рассудив здраво, Лаккомо согласился на пару минут позора, нежели на полчаса личных мучений и сомнительных результатов.

— Лари, — Алиетт-Лэ позволил перейти на неформальность, тем самым настраивая верного врача на приватность. – Мне нужен анализ моей крови. Биохимический, общий, гормональный. А так же скан энергетики и фоновых аурных отпечатков. Я знаю, у тебя есть мои старые данные. Нужно сравнить нынешние показатели.

Лариваан мимолетно прищурился, склонив голову набок, и словно бы чуть глубже вдохнул воздух, принюхиваясь. Серые глаза бегло осмотрели едва ли старшего сородича, не видя в нем явных причин для беспокойства, но отмечая сильную тревогу и мелкие едва заметные наметанному взгляду тонкости поведения. Язык тела выдавал порой даже таких особ, как венценосные правители. И в этом случае все было так же.

Сделав быстрые выводы, врач запустил свои пальцы в карманы верхнего жилета и задал лишь один уточняющий вопрос:

— Вы пили из Истока?

— Нет, — тут же твердо и уверенно ответил Лаккомо и впал в еще большую растерянность от сменившегося выражения на лице врача.

Лариваан же задумчиво кашлянул, словно с ответом у него отмелась ровно половина возможных причин обращения, оставив не самую лучшую. Какое-то мгновение он еще изумленно взирал на Его Величество, после чего прогнал с лица смешанные чувства и указал на обычную ровную кушетку у противоположной стены.

 — Присаживайтесь туда. Я принесу сканер.

Лаккомо недоверчиво покосился на кушетку, но спорить с врачом не стал. По большому счету, он не представлял, куда его отправит Лариваан и что заставит делать. Но когда Алиетт-Лэ нетерпеливо присел на край кушетки, врач уже подошел к нему, вооружившись сканером и пистолетным шприцом в руках. Лаккомо ожидал явно не такого простого решения.

— Вашу руку, — попросил смиренно врач, откладывая не нужный пока сканер на ближайший металлический столик.

Лаккомо ничего больше не говорил, а Лариваан не спрашивал. С какой-то даже тихой обреченностью и мало понятной Алиетт-Лэ тревогой врач спокойно и отработанно проводил свои действия. Вот еще Лаккомо осознавал, как он снимает с себя китель и закатывает рукав шелковой рубашки, а в следующее мгновение тонкая игра шприца уже берет с него образец крови. Неловкость не проходила. Наоборот. Она затаилась где-то в горле, отстукивая ритм с каждым биением сердца все громче. Приближалось время вердикта. Данные по крови отправились на быструю обработку в систему. Лариваан закончил распределять миниатюрные капсулы на приборные датчики и взялся за сканер, неспешно и размеренно водя им в тишине перед Его Величеством.

Этот же сканер дал первые данные, которым следовало обрадоваться, но в свете заданного вопроса врача это только напрягло.

— Энергоскачок неявный и пока слабый, — отчитался в простых выражениях Лариваан. – Но силовое ядро распускается. Медленно. Однако неотвратимо. Это… хорошо.

Лаккомо сдавленно кивнул, терпеливо дожидаясь результатов крови. Вся здравая логика твердила, что на то нет причин! Но вот память о прилете на Торию говорила о другом…

— Лаккомо? – привлек к себе внимание врач. – Позвольте вопрос.

— Только если это останется между нами, — тихо вырвалось у Алиетт-Лэ само собой.

— Конечно, — Лариваан ненадолго присел на небольшой вращающийся табурет рядом с кушеткой. – Почему вы пришли с вопросом?

— У меня… были сомнения, — уклончиво и неловко отозвался вице-король.

— В чем?

Приборные датчики тихо пиликнули об окончании работы, и Лариваан, видя нежелание пациента отвечать, встал за пачкой анализов.

Лаккомо молча и без движений уставился в пол. Зачем он пришел… убедиться? Или получить подтверждение своим галлюцинациям? Списать состояние на нервный срыв? Или…

Под нос ему Лариваан лаконично протянул планшет с выведенными цифровыми показателями анализов. Для сравнения в две графы. Времена стандартного медосмотра год назад и нынешние данные. Разница была очевидна даже абсолютно не сведущему в медицине.

— Лаккомо… — тревожно позвал врач, видя на лице Алиетт-Лэ растерянность и полное недопонимание. – Мне провести анализ на наркотические и психотропные вещества?

Алиетт-Лэ бездумно смотрел в планшет, но видел перед собой не экран, а изящные светлые руки в тонких узорных шелках. И музыка… вновь в голове играла эта тихая струнная музыка, которую он не мог забыть.

— Проводи… — сухо ответил Лаккомо, опуская планшет.

***

Уже сидя у себя в кабинете, Лаккомо был в бешенстве.

В большем бешенстве, чем если бы все проверки и анализы показали наличие чужого воздействия и вмешательства.

Алиетт-Лэ по приходу швырнул на стол пластиковый гибкий лист со всеми результатами проверок, рухнул в свое кресло и зло повернулся к углу, где под потолком висели бамбуковые колокольца.

— Кхэнасса! – требовательно прошипел он, вызывая напарника, и для гарантии настойчиво потянул за общую связь.

Густая тень сплелась из красок на глухой стене и, потушив ближайший источник света на потолке, выглянула невидимой никому кроме Лаккомо мордой из угла. Затрепетали предупредительно колокольца, подхваченные рябью колебаний пространства, но Тень быстро перехватила их своим гибким щупом, заставив замолчать.

Немой вопрос завис в воздухе, когда тонкая и острая морда склонилась почти к человеческому лицу.

— Ты знал, что происходит? – тихим шипящим тоном спросил Лаккомо и ткнул пальцем в пластиковый лист на столе.

Для него это был еще один решающий момент истины.

«Знал», — словно бы даже с едкой издевкой отозвался Кхэнасса.

Жар мигом хлынул к лицу Алиетт-Лэ, но он остался непреклонен в желании знать подробности.

— Видел?

Короткая пауза и полностью статичная морда, лишенная всяких эмоций.

«Да».

— Почему не остановил?! – взорвался фейерверком возмущения Лаккомо.

Привычная Тень лишь слизнула жаркие и сочные эмоции, нежась в них словно в ароматном тепле. Мелкая рябь прошла по матово черной шкуре, расплывающейся прозрачной дымкой, а сам Кхэнасса лишь только ниже пригнулся, почти что ластясь под жгучий жар безобидного, но столь вкусного гнева.

«Нет вреда», — после долгой паузы и неги ответила Тень, и дрожь иронии прошла рябью по ее щупам.

Лаккомо не выдержал, вскочил с места и принялся нервно мерить шагами свой небольшой кабинет. Ярость так и плескалась из него, как из бурлящего сосуда, а Тень без зазрения совести сцеживала и вдыхала за ним шлейф ярких эмоций. Сейчас они были самые честные. Самые вкусные. Не те, что удается с него выдавить редкой беседой и иронией. Не те, что он испытывает на федералов за чужие ошибки. Ярче. Краше.

Деликатессс…

Вице-король поймал своего напарника за голодной и жадной трапезой и вновь тихо рыкнул.

— Кто это был?

«Ты не узнаешь», — мягко мурлыкнула Тень, млея в красочном фоне.

Лаккомо вновь полыхнул гневом, да так, что качнулось его поворотное кресло, а лист пластика на столе и все письменные принадлежности едва сдвинулись со своих мест.

Такой ответ дъерка он воспринял, как прямой отказ говорить. Его дъерка! Его напарника! Единственного, кто не смел и не мог ему врать! И это существо еще смеет наслаждаться, пока он сам вне себя от загадок!

— Уходи, — потребовал Лаккомо сквозь зубы.

Кхэнасса демонстративно шире распустил свои щупы, словно подставляясь всем телом под столь вкусный гнев. Еще бы облизнулся в наслаждении, если бы мог.

— Вон!

Тень стегнула хлыстами напоследок, сверкнула огнями на теле и отступила, едко шикнув напоследок. Обиделась. Резанула голодом по связке. Жадно впитала бурлящий гнев и исчезла, подрезав колокольца и уронив их на пол.

Лаккомо же словно окатило прохладной водой. Сердце гулко стукнуло в горле, а эмоции исчерпали свой запал, как-то разом иссякнув. Пустота окутала вакуумом сознание, оставив только скупые факты и легкий привкус ни с чем не спутываемого энергетического истощения. В обиде Кхэнасса снял свою плату и ушел, оставив напарника тлеть на остатках впечатлений.

Следом почти сразу накатила усталость. Нет, не привычная от долгой работы на корабле. Другая. Выпитая. Опустошенная.

Алиетт-Лэ вернулся к своему креслу и устало ссыпался в него, опустив плечи. Злость истаяла, как не бывало, оставив после себя глухую тишину в остром разуме. Факты продолжали сменяться чередой под сфокусированным вниманием, но уже без огонька. Без злобы. Только чистый поток сменяющихся образов, готовый обрасти новым эмоциональным накалом.

Лаккомо усталым жестом подтянул к себе ближе пластиковый лист и безэмоционально уставился на скупые данные. Что-то случилось с ним последней ночью на Тории. Что-то было такое, что изменило его организм. Что-то… Кто-то.

Лист выпал из пальцев и скользнул по столу. Ни капли найденных сторонних веществ. Ни грамма, ни дозы сторонней химии. Никакого обмана и остатков чужого фона и следов. Все анализы сходились в одном – Лаккомо ни с кем не проводил последнюю ночь. Но его личная энергетика говорила об обратном.

Командир «Стремительного» устало опустил лицо на подставленные ладони, закрыл померкшие фиолетовые глаза и замер. Музыка. Он почти что помнил ее каждую ноту. Почти. Но возьмись он повторить ее и записать, как переливы стирались из памяти, как из блеклого сна. Он помнил руки, что ласкали его плечи. Помнил ее улыбку и заботу. Помнил… Ее. И то, с каким охотным теплом отзывалась душа на знакомое, словно бы бесконечно родное присутствие.

Но Золотой Дворец не пропустил бы чужака. Более того, его личная зона не открылась бы никому постороннему. В нее невозможно пройти без доступа по аурному отпечатку. Невозможно проникнуть вот так, не затронув охрану. Любая ошибка, корыстное проникновение, обман, причинение вреда – все это исключено.

И как назло Кхэнасса был не на его стороне. Он что-то понял. Видел. Принял и согласился. Он бы не допустил опасности и причинения вреда напарнику, даже если в глубине сознания чужака исключительно светлые мотивы.

А тело все еще помнило чужое женское тепло. Оно помнило нежные руки и любовные объятия. Словно только недавно, оно еще хранило память о ласковых прикосновениях и жаре, что поднимался по его груди. И поцелуи… теплые, мимолетные, а после горячие, когда страсть затмила весь разум.

Вот только не было никого тогда рядом, чтобы поймать и доказать чужое вмешательство. Не было следов, чтобы ухватиться за память как за единственную соломинку. Не было… ничего.

Тяжело и шумно выдохнув, Лаккомо не убирал ладоней от лица, вновь расслабляя скованные плечи.

А если бы была та соломинка, что бы он сделал? Вышел бы на след? Поймал нарушительницу? Подвел под допрос и наказание? За что?.. За вторжение и то, как ему впервые в жизни стало хорошо?

Бред. Глупость! Маразм!

Дрогнула напряженная спина, а лицо под ладонями исказило тоской. Тоненько скрипнул металл на столе. Захрустело предупредительно плотное стекло на панели.

Он и права собрался карать за добро? За часы, что запомнились ему приятным теплом на душе? За подаренную любовь? За бескорыстие?

Колко треснул уголок стеклянной панели. Металлическим скрежетом ответили ему настенные панели шкафов.

Пересохшее горло сдавило сдержанным порывом обиды.

Что же он за монстр, если задумался о наказании за подобное? Что за мерзость поселилась в его душе, если она сжирает последнюю веру в счастье?

Лаккомо склонился к столу, спрятав лицо в скрещенных руках. Спина изредка вздрагивала от напряжения, а он все никак не мог позволить себе забыть и определиться. Ведь признать себе, что все было сном или видением – равносильно добровольному отказу от счастья. От мимолетного, пусть и блеклого счастья, на которое он никогда не рассчитывал, но которое ему посчастливилось ночью познать.

Он не мечтал. Не хотел. Но в тайне, глубоко в своих снах некогда видел… что может существовать тот желаемый покой. То тепло и семейное счастье, светлое в своей безвозмездной любви и обжигающе яркое в страсти. Он верил, что оно может быть. Но отвергал любую осознанную возможность случиться. Ведь если позволить себе хоть раз по-настоящему полюбить… Это значило обрезать себе звездные крылья.

Уйти с космоса. Забыть об азарте. Приковать себя к планете. Размякнуть… все, чтобы поддаться слабости и позволить себе отдохнуть. Он бежал от любви, как от пожара, способного выжечь его рабочий настрой и спалить все то, что было ему дорого в небе. Потому что никто не примет его идеалы. Никто не поймет его страсть к пению звезд. Никто не поймет… Его самого.

Но соблазн поддаться теплу был очень маняще велик.

Ладонь на ощупь нашла пластиковый лист на столе и скомкала, уколов кожу острыми гранями.

…Ведь если не было рядом никого, то есть ли смысл в этом кого-то винить?

Нет…

Но коварный разум слишком сладко помнил ставшие родными объятия. Слишком сильно он хотел, чтобы все оказалось правдой.

Логика противоречила желаниям. Желания бунтовали против разума. А сердце… сердце словно начало чуять где-то вдалеке незримую гавань, озаряющую домашним маяком родные края.

Теплая кровь выступила из царапин на ладони и смазала меркнущие данные на листе. Цифровая рябь смешала помехами числа. Колкий пластиковый экран уничтожил собранные в единственном экземпляре показатели. Затерлась и смешалась в информационной мешанине графических образов правда. А Лаккомо старательно выжигал в себе веру в сновидения и в умышленную корысть. Ведь если нет опровержений чужому присутствию, то оно не исключено. Если нет доказательств насильственному обману, то не исключена добросердечная открытость. А то, что не исключено, то вероятно истина. И Алиетт-Лэ истово хотел поверить в Эту истину.

Он хотел поверить, что ему хоть раз в жизни с кем-то было хорошо.

Ведь он имеет право на личное счастье.

Имеет право на любовь?

Да.

Комната перестала трещать и скрипеть под воздействием силы. Напряженные плечи расслабились и снова поникли. Ладонь выпустила треснувшую пластину, а кровь начала быстро сворачиваться на тонких порезах.

Лаккомо поднял усталый взгляд покрасневших глаз на свои руки, а на душе его вновь настал штиль. Спокойствие мягко баюкало сверкающее пестрыми гранями воспоминание, а вся глупость и страх отмелись, как недостойные внимания мысли. Пусть будет так. Пусть вера и желания правят его разумом, а не разум разрушает последние остатки веры. Ведь он остался доволен. Он получил свою мечту. А там, на горизонте подсознания пусть и дальше горит вечно ждущий домашний маяк. Лучше там. В недосягаемых недрах. Куда можно адресовать свои сокровенные мечты и знать, что не будет ответа, способного расколоть его хрупкую веру в покой.

Протянув руку, Лаккомо недолго покрутил в пальцах скомканный пластиковый лист, уже не пригодный к использованию и прочтению, а потом отработанным жестом, не глядя, закинул в утилизатор. Острые грани, не сохранившие на себе ни капли крови, сверкнули последний раз в отблесках ламп и вскоре померкли во тьме жерновов.