Тепло. Тихо. Хорошо и мягко.

К такому и привыкнуть недолго.

Когда я еще так просыпался в комфорте? Чтобы свет не бил в глаза, чтобы звуки не мешали. Тревога над ухом не выла. И сны не отвлекали от отдыха.

Может и дальше снова провалиться в беспамятство и еще поваляться?

Стоп.

А вообще где я?

Глаза я распахнул раньше, чем успел подумать, что делать этого не стоит.

Перед моим носом оказалась… подушка. Отлично. Не улица — уже замечательно. Только отчего все-таки так странно на боку тяжело?

Я медленно и осторожно стал переворачиваться на бок, попутно отмечая чуждую обстановку. Я был не в гостиной! Не на своем диване! Я какого-то рожна в спальне, на нормальной кровати, под нормальным одеялом, поверх которого лежала нормальная женская рука…

Брр… Что?

Я подорвался судорожно, скорее на инстинктах, чем от большого ума. Но тонкая ручка внезапно схватила меня достаточно крепко, не дав усвистать с кровати совсем.

— Тшш! Ари, успокойся.

Меня поймали, обняли сзади за плечи, уложили обратно и погладили как бешеного зверька по голове. Только вот сердце от этого у меня стало стучать только быстрее.

— Все хорошо, — прошептала Алаисса на ухо и поцеловала в висок.

Из-за подушки напротив поднялась не менее знакомая мне макушка. Только Альвина тут еще не хватало! Что тут вообще было? Как я тут оказался? И какого хрена я вообще тут среди них делаю?

— Ари, не паникуй, — Альвин положил мне ладонь на руку и чуть сжал пальцы. —  Ты и так перенервничал вчера. Мы решили, что тебя нельзя оставлять внизу спать одного.

— Да, и поэтому мы дали тебе выспаться здесь в тепле. Не убегай, пожалуйста.

Голос Алаиссы подействовал на меня, как прохладный отрезвляющий душ. Я начал постепенно вспоминать все события прошедшего вечера и понимать, отчего у меня сейчас все так болит. Дурацкие нервы. Дурацкая трясучка. От нее болела, казалось, каждая мышца, словно я пробежал за вчера марафон. Зачем…

О да. С этой мыслью я вспомнил всё, что последовало за простым вопросом. Поднял в памяти все слова Альвина и Алаиссы и их действия. Вплоть до ментальных ответов и зрительных образов, которые я так бездумно и легко принял, даже не озаботившись верой в их реальность.

Меня… полюбили.

Звучит как “переселили” и “сменили образ жизни”. По сути, так оно и есть, если напомнить себе, где я проснулся.

Но эм…

Наверное, со стороны это выглядело идиотизмом, но я забрал свою руку и попытался распутаться из одеяла. Мне не препятствовали. А когда освободиться от покрывала таки удалось, я откинул верхнюю часть и уставился на себя.

Однако, я все еще во вчерашней одежде! Не голый, не переодетый, просто как есть положенный в центре кровати и прикрытый. Не считая двух моих… спутников по бокам — все отлично.

Только сейчас до меня дошло, как я обалдело выгляжу, и что они могли подумать о моих действиях! О небо! Они же так и решат, что я взялся посмотреть не брались ли они меня ночью…

Блин…

Так стыдно за свои поступки мне не было еще никогда в жизни.

Я потерянно улегся обратно и уткнулся лицом в подушку. Хотя бы так можно скрыть покрасневшие щеки. Если не удается провалиться с места.

Меня вновь начали гладить и обнимать в четыре руки. Я хотел дернуться и попытаться отстраниться, но куда? Не могу сказать, что это было неприятно, но вот так запросто я еще никому и никогда не позволял нарушать свою зону личного комфорта. А тут…

Два чужих сознания мягко, но настойчиво ластились к моему, ощущаясь как пара теплых грелок, подложенных под голову. Забавные ощущения. А еще занятно, что я воспринимаю это нормально. В иной ситуации я бы, наверное, встряхнулся, запаниковал, наорал бы на таких своевольных типов, лезущих в мою голову. Да о чем я говорю! Я бы наорал вообще за сам факт вторжения в мысли. В моем понимании это значилось невозможным! Хотя, идеи о телепатии в народе витали. Но как показала практика, я не знал, как отгородиться, а ощущения пока были приятны. Возможно, начни они спрашивать разрешения — я бы отказал. А так, без предупреждения, без вопроса все оказалось не страшно. И после первого ментального контакта тем более не имело смысла спрашивать о последующих.

Интересно, а они могут читать мои мысли?

Я напрягся, предвкушая что угодно, вплоть до мгновенного ответа “можем”, но ничего подобного не случилось. И как мне это расценивать?

— Болит?

От такого внезапного вопроса Альвина, да еще сказанного в такой момент, я подрастерялся.

— Что?

— Спина, руки, шея, — ответил он, остановив свою ладонь между моих лопаток.

— Ну…

— Ари, я знаю, как после таких встрясок болит всё тело. Не скрывай.

— А чем ты поможешь? — буркнул я в подушку, только еще больше напрягшись.

— Помогу снять напряжения и разотру. Потом мы дойдем до душа, и я устрою тебе горячую ванну. Это поможет и быстро снимет всю боль.

Его голос звучал очень… по-рабочему. Думал ли я в тот момент о чем-нибудь ином кроме желания сдохнуть прямо тут на кровати от ломоты в мышцах? Нет. Думал ли я о том, что я лежу в общей постели с семейной парой? Нет. Зато я думал строго логично, старательно сводя мысли в узкий поток. Альвин меня спас. Он меня вылечил. Значит, он умеет лечить. Следовательно, если он говорит, что массаж поможет, то нет причин ему не верить.

Вот действительно. Была ли у меня хоть одна причина отказаться от предложения облегчить себе мучения?

Нет.

— Делай, — так и сказал я в подушку, мысленно уже приготовившись к лечебным процедурам.

— Раздевайся.

Эм… Что я понял не так?

.

***

.

— Раздевайся.

Ари — это шоу надолго. С него хотелось и плакать и смеяться одновременно. Да и с Альвина тоже. Ну вот как ему удалось одним словом вновь загнать этого шуганного зверька в ступор и зажатость?

“Альвин, ты ж мужик!” — не выдержала я и мысленно ткнула его.

“И что?”

Действительно…

“Наша прелесть проснулся в постели с мужиком, только успокоился, что ты его не облапал за ночь, а теперь этот мужик предлагает ему раздеться”.

“И что?”

Ну как ему объяснить?!

“То, что у него в обществе это было осуждаемо”.

“Спать рядом с представителем своего пола?”

“Нет, заниматься с ним сексом”.

“Но я же не…”

Альвин — снова сама невинность. Вот, правда, а как пояснить такую вроде бы элементарную вещь существу, в принципе далекому от норм человеческой морали. Ведь он действительно подошел к вопросу без задней мысли и все действия направлены исключительно на заботу.

“Но, он-то подумал, что ты сейчас собираешься”.

Хорошо, что Ари лежал лицом вниз. Непередаваемый ступор на мордашке Альвина, кажется, в этот момент побил все его предыдущие рекорды подвисания. Но, к слову сказать, очухался мой спутник быстро и честно постарался понять суть проблемы. У него даже это почти получилось.

— Я бы хотел, чтобы ты снял рубашку, чтобы она не мешала. И только.

Ари суть объяснения оценил. Замер, призадумался. Отчего-то покосился на меня, словно  искал в моих глазах поддержку, понимание или, возможно, преграду, которая бы могла остановить Альвина от… излишних проявлений внимания. Нет, остановить то я, конечно, его могу. Но зачем?

— Так бы сразу и сказал, — тихо ответил пилот и, морщась, неспеша стащил через голову одежку.

Он хотел пояснить. Сам. Но боялся, что суть его пояснений может прозвучать по-идиотски. Ари правда не находил пока правильных слов для объяснения своей тревоги. А еще боялся, что не правильно понял наши слова про  любовь. Вот уж чудо противоречий. Хочет понять как естественно со всеми последствиями, но боится представить эти последствия и поддаться желанию близости. Очень зашуганный!

— Ари, расслабься, пожалуйста, — попросил Альвин, дотрагиваясь кончиками пальцев до его спины. — Иначе эффект будет нулевым.

Арияр честно попытался, хотя вбитые в подкорку инстинкты и моральные установки мигали в его мозгах, как красная тревожная лампочка. Только подвоха он не находил. Но вот если найдет… Тогда, можно будет считать, что птичка от нас ускользнула. И добиваться ее обратно к себе под бок придется очень сложными путями.

Альвин знал это. А оттого старался быть предельно честным и не подавать Ари поводов в нем усомниться. Сказал, что собрался размять плечи — значит, взялся разминать плечи. Но какое при этом у него было вдохновенное лицо.

Пожалуй, увидь Ари этот взгляд голодного хищника, он бы сбежал от Альвина на другой край света. Научился бы! А так пока он блаженно развалился на мягком матрасе, раскинув руки в стороны и представившись под умелые пальцы, с которых снимались едва заметные искорки силы.

Если бы Ари видел это действо со стороны… Нет, таким массажем не лечат. Как минимум признаются в любви. Если бы наше сокровище мог понимать язык тела и жесты. Если бы он хоть на секунду озадачился вопросом, почему Альвин так старательно и подолгу разминает каждый отдельный участок. Ведь он мог встряхнуть его достаточно быстро. Мог воспользоваться мазями. Мог отвести сразу в ванну. Да, в конце концов, он мог просто до него дотронуться и “накормить” таким количеством силы, что пока еще слабый организм Ари вылечился бы на год вперед, забыв об утомлении. Но нет. Альвин получил от пилота осознанное разрешение его общупать в сознании и с самоотдачей. А Ари не заметил, как его сознание начало “уплывать” в блаженную дрему и поддаваться охотно под руки. Совсем немного волны удовольствия и блаженства на широко открытую эмпатию, и наша птичка позволил себе отключить мозги, доверившись чужим рукам и своему телу. Которое едва не пожирали взглядом, уже не столько разминая, сколько сыто гладя по бокам и пояснице, чуть выпустив когти. Отчего тело Ари покрывалось мурашками от удовольствия  и еще больше резонировало на Альвина. Я знала, что он хотел, легко считывала с его мыслей. Но и понимала, что мой спутник держал контроль над собой из последних сил. И чем открытее и довольнее становился Ари, тем сильнее Альвин хотел доставить ему еще больше приятных ощущений.

Но мы оба понимали, что если перейти порог сейчас, то Ари нам этого никогда не простит и не ответит доверием.

Поэтому Альвин закончил массаж коротким поцелуем в затылок, чем вывел свою “жертву” из сладкой дремы. Ари взбодрился, встряхнул головой и тут же попытался подняться, честно, против собственной воли.

— Так не болит? — спросил Альвин, прикрывая смущающегося пилота одеялом и отползая в удобную для него зону.

— Меньше, но все равно, — признался Ари.

— Я подготовлю тебе ванну и новую одежду, — ответил мой спутник, сползая с кровати.

Эксперименты наше всё. Вообще, если даль Альвину волю, то  он бы лично утащил свою прелесть в воду, где его искупал, угладил и улюбил. Но Ари нужно готовить постепенно, потому как смысл наших слов вчера он понял смутно и последствия, а также наши планы на него не осознает в полной мере.

Вот и сейчас, стоило Альвину выйти за порог комнаты, наша птичка впал в состояние ступора, не зная чего делать, нужно ли ждать и вспоминая, были ли какие-то команды вставать и одеваться. Команд Альвин не давал, как и не просил ждать. Отчего я в полной мере воспользовалась своим моментом, с тихим урчанием наползая на все еще лежащего на животе пилота. В первый момент Ари даже решил, что ему приятно, и теплое женское тело, хоть и одетое, вызывает в голове вполне оправданные эмоции… Но потом это чудо вспомнил уже въевшуюся привычку шугаться меня в отсутствии Альвина. Да что ж такое!

— Алаисса, я не думаю, что стоит… — попытался выкрутиться он из-под меня.

— Лис. Я же предлагала коротко, — устроившись головой у него на плече, сказала я, тихо дыша ему в шею. – Да и мне привычно.

От такого положения я почти услышала, как он мысленно взвыл и зажался. А еще обрадовался, что лежит на животе. Ну, просто прелесть!

— Так сложнее, — выдавил он.

— Чем?

А еще у него сохранился милый стриженный армейский ежик на задней кромке волос, который было приятно гладить “против шерсти” пальцами.

— Не знаю, — едва не пискнул он, когда я коснулась волос.

Какой интересный эффект!

— Но ведь так короче, не так ли? — я попробовала медленно погрузить все пальцы в его волосы, причесывая коротким коготками.

— Так, — больше из себя Ари выдавить не смог. Прикусил нижнюю губу и зарылся обратно в подушку. Знает же, что я вижу, как ему приятно!

И отказать не может. Стыдно за себя и за проявление чувств. Хочется, чтобы чесать продолжали, нравится. Но от мысли, что в таком состоянии придется куда-то вставать и идти накатывает еще больше смущения. Ладно когда на лице все эмоции написаны, но когда и на теле…

Интересно, когда он поймет наши недвусмысленные жесты? Потому что пока он делает всё, чтобы не вдаваться в размышления, и нам это крайне удобно. Вообще, если рассудить здраво, нам с Альвином надо умудриться сделать всё, чтобы Ари не начал думать раньше времени над вчерашним вечером. Лишние мысли создадут лишнюю панику. А в случае с этим блестяще-светлым существом на пользу ему это не пойдет. Следовательно, все действия должны быть максимально направлены на приручение, заботу, забивание мозгов ненужным валом информации, чтобы потом к вечеру, когда он задумается над сном, еще раз объяснить нашу позицию.

Альвин вернулся быстро. В принципе он мог бы и не уходить, а “подготовить”, как он выразился, все не вставая с постели. При его появлении Ари опять перевернул с ног на голову свое восприятие и даже сам не определился — радоваться ему возвращению моего спутника или пугаться за возможную ревность.

Разочаровывать его Альвин не стал — текучим движением пристроился рядом на кровать, обнял нас обоих и добавил от себя вороха на голове пилоту. Тот только похлопал глазами в растерянности.

— Пойдем, отведу в ванную, — бодро заявил он.

— Но я и сам могу, — очевидно ответил Ари.

Наверное, он был готов, что Альвин найдет еще валом причин, чтобы с ним не согласиться, но тот как назло ответил очень легко и быстро:

— Хорошо.

Ари потребовалось несколько секунд, чтобы переварить это простое слово и понять, что его действительно отпустили. Я не стала его задерживать и сползла со спины. Все-таки интересно, когда до него дойдет?

Еще немного трясущимися руками пилот помог себе подняться и сесть. Получилось это у него с трудом, поскольку Альвин только размял зажатые мышцы, но не убрал в них слабость. А мог, но зачем. Ари пока об этом даже не догадывался.

Подцепив отложенную в сторону рубашку, пилот якобы небрежно набросил ее на колени и так попытался встать. Альвин честно не мешал и вообще не проявлял признаков заботы или излишнего любопытства. Птичка самостоятельный — ему, конечно, виднее.

В конце концов, Ари успешно встал с третьей попытки, скривившись от боли в ногах и придерживаясь за кровать от слабости. Видимо, такого состояния он точно от себя не ожидал. Знал, что оно нормально, испытывал подобное в учебке на тренировках, но успел отвыкнуть.

— Я хотя бы покажу, где у нас там что, — Альвин легко встал с кровати и терпеливо замер рядом с Ари.

— А разве не туда? — все еще страдальчески морщась, спросил пилот, указывая пальцем вниз, где он раньше принимал душ.

Альвин лишь недоверчиво окинул Ари взглядом, склонил голову набок и ответил:

— Зачем? Когда тут за дверью ближе?

Столько искренней благодарности от Ари, как в этот момент, мы не испытывали даже когда сознались, что спасли его! А всего-то обрадовали его, что не надо в таком состоянии ковылять по лестнице.

Правда, даже до ближайшей ванной он ушел прихрамывая на обе ноги и борясь с желанием держаться за стенку. Альвин молча сопровождал его чуть позади, не подгоняя и старательно не отсвечивая. Я же пока неспешно взялась прибирать кровать, наблюдая по связке со стороны это несчастное действо.

В ванной комнате за дверью Ари встретил густой запах трав и специфических цитрусовых оттенков. Глубокая купальня, наполненная до краев, манила теплом и пышной пеной. А ради приятного и хорошего вида в потолке комнаты было приоткрыто от створок аккуратное и широкое круглое окно. …Над изучением которого Ари мигом залип, не понимая устройство створок и конструкции. Отчего, засмотревшись, оступился на ровном месте.

Альвин словно этого и ждал. Неуловимо быстро подскочив к Ари, он мягко придержал его под руки, уберегая от падения.

— Пожалуйста, будь осторожен, — совершенно заботливым и ласковым тоном попросил он, отчего вызвал у Ари еще больше смущения.

После чего, уже не выпуская из рук, довел его до края купальни и помог присесть на выступающую из стены “полочку”.

— Дальше я, наверное, точно сам, — попытался отстраниться Ари, неловко продолжая мять в руках старую рубашку.

— Ари, я очень не хочу, чтобы ты поскользнулся еще в ванной, — Альвин присел перед пилотом на корточки и с искренней честностью заявил далее. — Теплая вода и набор масел, которые я туда добавил помогут тебе восстановить силы и снимут болезненные ощущения в мышцах по всему телу. Но до того позволь мне тебе помочь и не пугай неожиданными падениями. Мне это абсолютно не сложно, а тебе нечего стыдиться своей слабости и состояния.

— Но, просто… как бы, — Ари не знал как выразить иную грань своего смущения. Хотя мозгами он понимал, что Альвин во всем прав, и повода городить лишние сложности нет. Да и сколько раз приходилось в учебке пользоваться общим душем! Но беда в том, что напарники по летному делу не признавались минувшим вечером в любви. И в этом был один нюанс…

— Ари, я тебя лечил после попадания сюда, — с легкой доброжелательной улыбкой припечатал сей подзабытый факт Альвин. — И поверь, ничего нового я в твоей анатомии не увижу. К тому же, сейчас я тоже несу ответственность за тебя и благополучие твоего… непредвиденного лечения. Конечно, если хочешь, и если я тебя смущаю, то я могу позвать Алаиссу, чтобы она подменила меня.

Я говорила, что Арияр — существо чудесное? Я повторю это еще раз. Потому что как только ему предоставили право такого нехитрого выбора, то организм тут же сдал его с потрохами, заявив, что меня он будет смущаться еще больше! И не только смущаться. Так что Альвин внезапно стал в ситуации с ванной меньшим злом.

Хотя стоит отдать Альвину должное — в процессе помощи Ари с лишней одеждой и спуском в ванную он был сама деликатность и ни одним случайным жестом или взглядом не проявил… излишнего внимания. Да и сам пилот подозрительно быстро выключил опасения и заставил себя не думать о глупостях. Нет, он не смирился и даже близко не подошел к привыканию. Скорее блокировал себя ненадолго до очередной ситуации и переключился в рабочий режим принятия душа. И даже по сторонам не смотрел.

А зря.

Потому что Альвин одним только внимательным и мечтательным взглядом мог смутить свою бедную жертву. Которая чувствовала себя в мнимой безопасности под слоем пушистой пены.

Между тем мы продолжали вести с Альвином мысленный диалог и пришли к общему мнению, что Ари в одиночку оставлять действительно нельзя, как  и давать задуматься над случившимся. Поэтому все бытовые мелочи, было решено не откладывать на потом. И пока Альвин занимался лечебными процедурами, я быстро приготовила завтрак и собрала все на поднос.

Вернулась наверх я как раз к моменту, когда наш пилот чистый, свежий, вкусно пахнущий и завернутый чуть ли не по уши в пушистый халат сидел на краю кровати и опустошенно взирал на созданные при нем новые вещи.

“Что ты с ним сделал?” — мигом уточнила я.

“Ничего. Только вымыл. Но он замкнул себя так, чтобы не начать много думать”,  — ответил Альвин, откладывая одежду на стул.

“Понятно”.

Я присела с подносом рядом и поставила его на колени нашей птиче. Ари тут же вышел из состояния ступора.

— А?

— Тебе нужно позавтракать, — заботливо сказала я.

— Но ведь там… — Ари посмотрел на пол, за которым, по его мнению, должна была быть кухня.

— Зачем? Если можно тут, удобно и никто нам не запретит? — пожала плечами я.

— Ну в принципе… — он неуверенно пожал плечами.

Я приподняла поднос и кивнула вглубь нашего лежбища.

— Забирайся. Там мягче и можно спокойно развалиться.

Не задавая лишних вопросов Ари послушно отполз к подушкам и прислонился к мягкой спинке кровати. Слишком покорно для такого как он. Это плохо. Значит, мозги пилота сейчас далеко от завтрака и в лучшем случае просто переполнены кучей впечатлений. Тогда он просто воспринимает происходящее как набор цветных картинок, что отчасти бережет его психику, но мешает пробиться через стену недоверия.

Я забралась следом с подносом, подсела к Ари вплотную и сняла с кружек мелкое непроливающее заклинание. Альвин пристроился по другую сторону, в границах личного пространства пилота, но лишний раз не касаясь.

С Ари надо было что-то срочно делать. Хотя завтракать он начал без возражений, в голове его царил полный туман. Он принял программу к действию, получил кружку, пару бутербродов, и пока они не закончатся — мозги не перейдут к следующему пункту. Которого пока нет. В целом это, конечно, хорошо, что он не пытается понять, что делать дальше, но как бы он не замкнулся от этого сам в себе.

“Альвин?”

“Да?”

“У нас нет времени до вечера”, —  не отрываясь от бутерброда и делая вид, что все хорошо, сказала мысленно я.

“Нет”.

“Что будем делать?”

“Объяснять прямо сейчас”.

“Как?”

“Ну уж не словами!”

Альвин встревоженно нахмурился и в забывчивости чиркнул хвостом по полу. Ари этого даже не заметил.

Благополучие его птички Альвина сейчас заботило первее всего на свете. Это чувствовалось во всем, начиная от его поведения, до легкого чувства натянутости во всем. Казалось, даже привычная за окном живность притихла и в ожидании затаилась молча, чтоб не помешать. Альвин переживал. И подавленное моральное состояние пилота ему сильно не нравилось.

Только бы не спугнуть еще больше.

Когда Арияр поставил пустую кружку на поднос, я склонилась к нему и поцеловала в шею. От такого нехитрого действа тумблер под названием “эмоции” словно бы перешел в другое положение. Пилот встрепенулся, будто его пробило мелким разрядом, и удивленно захлопал глазами.

Есть контакт…

— Вкусно? — тихо и ласково спросил Альвин.

— Да, — на полном автомате ответил Ари, с растущим интересом наблюдая, куда мой спутник откладывает поднос, если мы еще не дозавтракали.

— Ты тоже, — шепнула я, приобнимая его за плечи.

— А?

Повернувшаяся ко мне мордашка была полна искреннего удивления и непонимания. Словарный запас пробуксовал на простой фразе и вроде бы такой блестящий, такой умный мозг Ари просто споткнулся на двух словах.

Я не стала ничего пояснять, а притянула его к себе и блаженно зарылась носом в мягкие волосы. К приятному и вкусному естественному запаху сейчас примешивались травяные ароматы после душа, что притягивало к Ари еще сильнее. Этими эмоциями я щедро поделилась с ним, обдав волной сытого довольства.

И как только от птички повеяло ответным откликом, как только он согласился мысленно, что ему приятно сидеть в объятиях, когда кто-то гладит ему волосы… Альвин получил свой негласный пропуск.

Он начал осторожно, закрыв нас всех в невидимый личный “кокон”, чтобы даже если что — ничего не могло нас потревожить. И самого Ари он начал обнимать и гладить очень аккуратно. На той грани, когда логика нашего специфического чуда соглашалась, что раз его уже обнимали пол ночи, то могут позволить себе и сейчас. Тем более это приятно, а внутри между нами тепло. И сознание внезапно никуда не торопится, расслабляется, после долгих лет бесконечной спешки в никуда.

Да, играть на эмоциях было не честно. Но Ари — сильный естественный необученный эмпат, который легко заражается чужими эмоциями и резонирует их еще сильнее. А мы с Альвином для него сейчас были как два мощных источника этих излучающих эмоций, которые он ненамеренно перехватывал. Ари мог закрыться. Если бы знал как и если бы хотел. А мы считали, что с нашей стороны будет честно следить и пресекать подобные бессмысленные желания.

Как сейчас, когда Арияр попытался всплыть из эмоционального дурмана. Он знал, что Альвин гладит его по волосам, наслаждался как острые коготки массируют ему голову. Но одна прядь скользнула по носу, щекотнула, Ари всплыл из блаженства, попытался осмотреться… Нет-нет. Вовне отвлекаться не надо. Лучше переключить мимолетными поцелуями в шею. Ведь это приятнее и намного интереснее. Организм сам знает, чего хочет. Без помощи мозгов.

— Что вы делаете? — едва слышно выдохнул Ари, когда Альвин скользнул пальцем по ключице, отодвигая край пушистого халата.

— Делаем тебе приятно, — абсолютно искренне ответила я, оставляя легкие поцелуи на его пересохших от волнения губах.

— Зачем?

Птичка, ты…! Я понимаю, что вопрос слетел с тебя автоматически, но как можно иметь такой талант задавать дурацкие вопросы в неудобные моменты?

Хорошо, что свой короткий эмоциональный всплеск я сдержала внутри, а то он нарушил бы всю распущенную аккуратную гармонию подготовки. Я собралась, выдохнула и ответила:

— Мы хотим, чтобы тебе было приятно и хорошо.

— А.

Ух ты. Согласился сквозь дурман! Мозг принял такой ответ. Интересно, он всегда работает несинхронно с остальным организмом, или избирательно в такие моменты?

 — Тебе ведь хорошо? — я решила закрепить результат, сопровождая новым поцелуем и щекоткой по волосам.

— Да, — выдохнул Ари, не открывая глаз и запрокинув голову на мягкую спинку кровати.

— И так тоже? — шепнул Альвин, касаясь губами впадины между ключицами.

На мгновение Ари казалось всплыл от голоса моего спутника. Слишком непривычно было его звучание в такой ситуации. Но вечно молчать Альвин не собирался, а приручать птичку надо было постепенно. Мой спутник знал, чем сопровождать свои слова. Его ладонь давно нырнула под кромку халата.

В итоге Ари просто покраснел как спелый фрукт. Духу ответить одно простое слово он так и не набрал. Кивнуть тоже боялся. В итоге Альвин нежно перехватил его за подбородок, поцеловал в уголок губ и прошептал:

— Наслаждайся.

Мозг снова попробовал взбунтнуть. Но команда к действию была принята как команда к действию. Не зря Альвин с утра приучал Ари следовать простым и коротким указаниям. Теперь эта мелкая обученность сработала, снова затормозив пилота от ненужных предрассудков.

Да и что ему было делать, как не наслаждаться?

Нет, Ари не был бы собой, если бы не пробовал прийти в “адекватное состояние” и как-то вырваться из ситуации. При первой же мысли о том, что с ним делают и чем это грозит, у него начинался безосновательный страх. А так же смущение, стыд и прочий набор вбитых предрассудков, по которым смело пыталась проехаться молниеносная фантазия Ари.

Но каждая его попытка задуматься, каждый неуверенный взбрык тут же перехватывался. Задуматься парню мы не давали, а противиться своему телу он был не в состоянии. К тому же прямая как линейка логика действительно подтверждала, что ему приятно. Если с нами он спорить еще пытался, то своей логике отказывать не привык и соглашался.

А там где приятно…

Правда, вот в чем Альвин перестарался, так это в своей любви к искусству. А именно — он слишком хорошо и детально имел удовольствие изучить Ари за все время лечения, чтобы не воспользоваться своими знаниями на практике. Тонкая игра на эмоциях и особо чувствительных точках тела сделали свое дело весьма быстро. Непривычный к ласке пилот от пресыщения тактильных ощущений едва не отключился у нас на руках. И чтобы вся начальная подготовка не прошла даром, Ари пришлось немного взбодрить. Зато потом, когда его блаженное тело обмякло на подушках, мы сгребли его в объятия и не стали мешать заслуженно сразу отрубиться спать.

Тем более, что в спящем положении он не видел с каким сытым удовольствием хищника Альвин неспешно облизнул свои пальцы. Дождался, поганец. Ничего, день длинный, и у меня еще все впереди. А пока…

Мы с Альвином переглянулись, и я не устояла и перебралась через глубоко спящего Ари к нему.

.

***

.

Просыпаться не хотелось. А зная, где я нахожусь — не хотелось вдвойне. На сей раз память не играла со мной коварных шуток, и я помнил отчего заснул. От начала и до конца.

Почему мне так плохо?

Вернее, мне-то как раз было хорошо, комфортно, тепло и уютно. Но мозгу было плохо. Почему нельзя включить себе короткую амнезию и забыть то, что было?

Проснувшись, я старался не сбивать дыхания и не привлекать внимания. Знаю, что они оба рядом, знаю, что услышат, если проснусь и попытаюсь выскользнуть. А я хочу выскользнуть! Очень.

Зачем?

Не знаю. Но все это как-то… неправильно! Не должно быть. В голове не укладывается, что я сейчас умудрился… Что меня…

Как же стыдно!

Послышался шорох по одеялу. Я мигом замер.

“Успокойся, птичка. Все хорошо”, — мимолетная мысль мазнула по сознанию, а потом теплая ладонь погладила по волосам.

От этого я напрягся только больше. Уже знают, что я не сплю. Уже ждут, пока открою глаза. Уже стерегут. Уже.

Как они меня назвали? Птичка? Никогда бы не подумал, что это простое слово может звучать так странно и так… мило.  А почему, кстати, “птичка”?

“Потому что запуганный и умеешь летать”, — тут же пришел своевременный ответ.

Вот блеск! Они, оказывается, еще мысли мои слышали все это время!? И молчали. А я думал, что хотя бы в глубине своего разума могу немного укрыть свою панику и необъятный стыд. Потому что ну как мне реагировать на произошедшее? Как?! Мысли расходятся на перекрестке эмоций, когда я пытаюсь разобраться хорошо мне, или все-таки плохо. Я мечусь от одного варианта к другому, а в итоге мне просто страшно.

“Отчего тебе страшно?” — спросили в голове.

Я, не задумываясь, на автомате и ответил:

 “Оттого, что мне читают мысли и действуют вопреки моему здравому смыслу!”

“Но ведь твой здравый смысл никогда бы не позволил сказать вслух о том, что ты на самом деле хочешь. Разве не так?”

Естественно так! На то он и нужен, этот голос разума!

“Но ведь ты сознательно ограничиваешь себя. Зачем?”, —  я уже не сомневался, что оттенки этих фраз принадлежат Альвину.

“Затем, что я слишком многого порой хочу”.

Оказывается, если не задумываться над процессом телепатической передачи, то отвечать мысленно намного проще, чем говорить вслух. Надо бы потом изучить этот феномен и разобраться. По крайней мере, я с точностью уверен, что такие мысленные диалоги слышны только адресатам. Ну, или мне хотелось быть уверенным.

“А кто запрещает тебе что-то хотеть?”

Вот тут я завис.

Потому что ответа на этот простой вопрос у меня не было, а все варианты звучали слишком глупо. Алаисса и Альвин пока ничего не запрещали. Даже более того, если вспоминать наши действа до моего… сна, то, помнится, даже моя мимолетная мысль тут же находила понимание и исполнялась. Правда, мыслей было немного. Но я ведь действительно сам хотел, сам согласился, сам пытался заставить себя забыть ворох лишнего потока бессмысленных… ай, не важно! Но мне не запрещали. И сейчас после такого утра у меня только больше укоренилась мысль, что стоит мне только что-то захотеть, как они…

Занятно. А ведь, правда, раньше были коллеги, сослуживцы, жучки, видеокамеры. Я был окружен знакомыми, сложным обществом, насквозь пропитанным строгой моралью, а теперь этого всего просто разом не стало. И если так посмотреть, то действительно некому мне что-то запрещать. А все тормоза, что меня останавливают, — это я сам.

Действительно. А чего это я.

“Что ты на самом деле хочешь?” — вкрадчиво щекотнул уже знакомый голос.

Что я хочу? Лежа в кровати между двумя уютными и теплыми телами, закрытый по самый нос одеялом. В полуобнаженном виде и вспоминающий с беспричинной паникой о том, что делали со мной недавно.

Я понял, что меньше всего хочу сейчас выползать из-под одеяла и щеголять с голой задницей, неловко натягивая шмотки и мечтая провалиться сквозь пол. Мне хватило фантазии представить, как по-идиотски я буду выглядеть со стороны. Нет, так я определенно не хочу. А если не вылезать? Вариантов два. Либо лежать дальше и смотреть в потолок, чего я не хочу, потому что опять начну много думать. Либо… спрятаться под одеяло, в надежде, что там не будет видно краску моего лица, и действительно Захотеть.

Я просто боюсь это озвучить. Как боялся все эти дни допустить одну лишь мысль о подобном.

“Просто попроси”, — ласково прокралась мысль от Алаиссы.

Это сложно! Очень! А что если..?

Но, в конце концов, должен же я когда-то проверить, как много мне позволят? И как правильно я понял их отношение. Хотя, по сути, я хочу не так уж много, в рамках обычного человека. Но это сверх меры, если считать их супругами, а меня – чужаком.

Только они пытаются доказать мне, что я – не чужак. С посторонним на семейном ложе так не обходятся. А значит…

Я рискну захотеть ее.

“Прошу”, — сглотнув, прошептал я.

Кожей на шее я ощутил, как под поцелуем расцвела ее улыбка. И уже со знакомой нежностью меня погладили от живота до груди, чтобы взяться за край одеяла и натянуть его поверх головы.

А совесть словно уснула. В темноте, без возможности рассмотреть глазами, я изучал руками женщину, в которую влюбился с первого взгляда. И этот полумрак скрывал всю мою неловкость и стыд, потому что эта женщина была первой в моей жизни, а я хотел ее до безумия.

.

Мне было просто хорошо. Правда. Первый раз в жизни мне было действительно просто спокойно и хорошо. И дело даже не в Алаиссе. Нет! Конечно же, и в ней тоже. Но не только. Мне было хорошо, что я никуда не должен бежать.

Я просто лежал, смотрел в потолок, перебирая под пальцами ее длинные и шелковые пряди и знал, что даже завтра, когда наступит новое утро, я не буду спешить на службу. Не буду торопиться по звуку сирены в бой. Не буду спать урывками по пару часов где-нибудь в углу, пристроившись на оружейных ящиках, как и другие сослуживцы. Я просто проснусь новым утром здесь же, в окружении Альвина  и Алаиссы и буду снова привыкать, что они — моя семья.

Иных вариантов не существует. Это я тоже знаю, объяснили. Одним полноценным ментальным контактом с погружением в их эмоции и ощущения. Я просто почувствовал, как они меня видят и воспринимают, и это, наверное, невозможно полноценно описать словами. Для них я был кем-то… ярче и больше, чем просто понравившаяся личность. Меня искренне и безгранично любили. Без единой тени сомнения. Без вероятности когда-либо бросить и забыть. Просто в какой-то миг вся их жизнь и мировосприятие переключилось… на меня. И теперь все, что было раньше, ушло на второй план, и без меня перестало нести всякий смысл.

Каково мне было понять это?

Я сам пока не разобрался. С одной стороны — это безмерно приятно и должно меня радовать. С другой  — я почувствовал растерянность. Потому как что мне делать с их чувствами? Как я должен к ним относиться? Иной на моем месте мог бы решить этим воспользоваться в своих целях, даже не испытывая чувств в ответ. Дураков на моей памяти хватало. А дальше начались бы попытки пользоваться, желания обманывать, управлять… И пусть даже они бы понимали сами, что их чувствами пользуются в собственное удовольствие  — они бы согласились и пошли на поводу. Могли бы.

А я сейчас всего лишь лежу и размышляю о том, какое сокровище упало мне на голову. Пускай даже я сам свалился к ним в мир. Совесть не позволяет мне даже помыслить о корыстных целях. А чувства к Алаиссе только крепнут, окончательно давая прорасти обоюдной связи между нами.

Я люблю ее. Осознанно и безмерно. А она с Альвином любят меня. Такая вот ситуация, которую я пытаюсь медленно принять и сжиться. Казалось бы, все очень просто и можно остановиться на этих размышлениях и расслабиться, просто получая удовольствие. Сейчас я так и пытаюсь, но что-то все же не дает мне покоя. Некое чувство незавершенности и неопределенности, которое тихо зудит где-то на краю сознания.

Моя ли эта мысль вообще?

А если нет?

Неосознанно я тронул их разум одной лишь попыткой понять. От Алаиссы донеслось блаженным спокойствием и тишиной весеннего утра. Я не знаю, как это, но от нее, казалось, исходил аромат весны и тихой поляны, покрытой утренней росой, по которой гулял слабый ветер. Сейчас она была именно такой — безмятежной, умиротворенной, лежащей головой на моей груди и прислушивающейся к биению сердца.

А вот Альвин… Он казался тем темным омутом, в который я опасался нырять. С одной стороны его эмоции и чувства мне были прозрачны и понятны. Я осознавал в общем фоне его радость, я мог с уверенностью отделить его ощущения от Алаиссы. Но все это время в них крылось нечто холодное. Как мелкая снежинка в чистом летнем небе. Одинокая капля дождя среди ясного дня. Что-то прорывающееся через заслонку улыбчивого и радостного состояния. Мелкая досада, на фоне общего счастья. Но если это досада, то о чем?

“Скажи?” — попросил я, рассчитывая, что он подслушивал ход моих размышлений.

“Ты все знаешь”, — мигом пришел ответ.

“Это из-за Алаиссы?” — рискнул предположить я.

Признаться, я боялся получить утвердительный ответ. Даже если бы он попытался обмануть и схитрить, то тут, в ментальном диалоге, я бы услышал фальш. Отчего-то я был уверен в этом.

“Нет”.

 Однако… И правда дело не в ней. Слишком уверенный был его ответ, слишком густой и четкий в формулировании мысли. Тогда в чем же проблема?

“Я люблю тебя”, — вновь повторил он то, что уже ни раз озвучивал за последнее время.

“Знаю”, — согласился я.

“Но не понимаешь”.

Не понимаю? Почему он так уверен? Вроде бы понимаю, и достаточно осознал сей причудливый факт и весь следующий за ним фон. Да, он, Альвин, меня полюбил по-своему, принял меня в дом, будет оберегать, заботиться, опекать, мы будем одной семьей. Что не так?

 “Ты забыл”.

Что?

Вместо ответа он одним пальцем повернул меня за подбородок. Его лицо напротив оказалось совсем рядом. Правильные черты, каких не бывает у обычных людей, густая грива иссиня-черных волос, свободно спадающая по обе стороны. А глаза… Почему я только сейчас обратил внимание на их необычный глубокий лазурный цвет? Не бывает в природе настолько насыщенного цвета глаз с переливающейся радужкой. Ведь она всего лишь мелкая диафрагма, часть организма, но никак не живое окно куда-то…

“Позволь мне любить тебя”, — шепнула его мысль в моей голове.

Что за дурацкий вопрос после стольких объяснений? Конечно, позволяю. С чего это он?

Легкая улыбка тронула его губы, и эта постоянная льдинка досады чуть растворилась. А потом я не успел задуматься о чем-то другом, как он склонился и поцеловал меня с нарастающим блаженством и жадностью, потому что я стал отвечать.

А с чего бы мне не ответить на поцелуй, если недавно они оба уже и так… Тем более, что за Альвином чувствовалась далекая тайна, большая и замершая на границе восприятия как остановившийся ураган или застывшая лавина. Да, я отвечал ему на поцелуй с опаской, но не мог разобраться в причине такой сдержанности.

Алаисса приподнялась с моей груди и легла рядом, поглаживая по плечу. Куда? Ведь было так хорошо… Зато Альвин одним этим действием словно получил некий знак, и его ладонь смело взялась ласкать мое тело. А еще поцелуи, которые становились все настойчивее и пытливее, мешая мне ускользнуть мыслью в сторону.

Я не знаю, на что я рассчитывал. Наверное, я ждал, что он остановится, как делал до этого. Предполагал, что все обернется одним лишь объятием, потому что Алаисса отстранилась от продолжения. Но когда его ласки спустились ниже, а чуткие губы с упоением целовали мою грудь, я понял сквозь охвативший меня дурман блаженства, что я действительно ничего не понял.

Альвин. Любит меня. Как?!

Всплеск старых принципов сорвал ровный поток эмоций и разорвал фальшивой нотой всю начавшуюся симфонию наслаждения. Мгновенное осознание прорезало восприятие и сбило с настроя. Что же получается?

“Ты же мужчина”, — выдал я, распахнув глаза.

Альвин прервался, поднял взгляд и плавно подтянулся к моему лицу поближе. Гибкий и грациозный как хищный зверь.

“И что?” — спросил он, ничуть не смутившись и лизнув меня в шею, отчего меня словно током прошибло по спине.

Зверь. Хищный. Не человек.

Действительно, и что?

Остатки принципов пытались подобрать хотя бы один разумный аргумент в свою пользу, но все догмы разбивались о простой факт: Альвин — не человек.

Но ведь мужчина. И я тоже. И то, что со мной делают — плохо.

“Но ведь тебе хорошо?”

И следом за вопросом его ладонь нежно сжала меня, непроизвольно  выдавливая из меня тихий стон наслаждения.

Но говорят же, что этим заниматься нельзя.

“Можно. И мы занимаемся”.

Тогда что же? Почему нельзя. Что нельзя?

“Все можно. Я же сказал, что люблю тебя. Ты позволил”.

Я? Позволил, и, правда. Но что вот так? Я не думал, не знал.

Оказывается, ощущение острых когтей на нежной коже может будоражить кровь сильнее, чем экстремальные полеты. Особенно зная, что способны перерезать эти когти. Но когда они гладят живот и ноги… То так или иначе хочется пойти дальше. Вопреки жалкому писку разума, повинуясь только сиюминутному порыву. Ведь это не плохо. И нет ничего ужасного. Хуже чем было со мной в момент взрыва уже не будет. Я не погиб, но начал новую жизнь. Тогда есть ли смысл тащить в нее старые принципы?

Но даже если нет. То… как?!

Новая попытка пошевелить мыслью в этом направлении вызвала только страх. Если с женщиной я еще имел представление как быть, то с мужчиной…

Я снова распахнул глаза, когда в мозг хлынул поток ассоциаций не слишком приятной наружности. Как я только не пытался оградить себя в прошлой жизни от экспериментов общества друг с другом, но редкие кадры извращений все-таки проскальзывали. Да и сослуживцы иногда в душевой попадались.

Ассоциации вызвали неприязнь. Неприязнь вызвала страх. И от этого страха я вновь сорвался и уставился на Альвина. Странно, но он в этой роли и своим видом не вызывал отвращения и отторжения. Наверное, задумайся я в иной момент, то счет бы его даже красивым. Не как женщина, влечение к которым по идее заложено в генетической памяти, и молотком вбивается обществом. Но как человек, чья внешность не раздражает своим перебором как в мужскую классическую брутальность, так и в чрезмерную женственность.

Альвин был гармоничен сам по себе. И на него эти отвратительные ассоциации не откликались.

“Не бойся. Я точно знаю, как тебе нравится, — сказал он, поцеловав мне живот. — Я слышу”.

Но потом как?!

Он не ответил на мое любопытство. Хотя какое это любопытство. Жалкий писк на грани разрыва между страхом и желанием. И чем дальше, тем больше побеждало желание — Альвин способствовал этому. Но когда мне казалось, что вот-вот он спустится с поцелуем еще ниже, он прервался и приподнялся вновь на руках. В тот момент я готов был придушить его, если бы он остановился совсем. Но он улыбался, коварно и с предвкушением, поддерживая меня в нужном для него состоянии. Казалось я сверлил его ненавистным и неудовлетворенным взглядом целую минуту, хотя мы поняли друг друга за пару мгновений. После чего он опустился на меня, придерживая за талию и водя руками по животу. А я только старался своевременно дышать, подстраиваясь в такт и глядя в бездонно голубые глаза отдавшегося мне существа, которому я позволил себя любить.

.

***

.

Красивые они. И оба мои.

Да, я знала, что двое мужчин могут выглядеть вместе красиво. Доводилось видеть и интересоваться как-то о жизни дворцовых мальчиков для удовольствий. Рабами они не были, как и не считались дорогими игрушками. Забавные и приятные в общении ребята, в быту хорошие собеседники, а в ветимском дворце — неотъемлемая часть украшения интерьера. Их хорошо было просить попозировать — никаких комплексов и стеснений. А иногда даже дразнили молодых учениц художественной группы, переходя с простого позирования на что-то более интересное им обоим.

Но Ари и Альвин были иные. От них фонило чувствами, настоящими, а не картонными жестами. В каждом движении и взгляде бушевал такой калейдоскоп ощущений и счастья, что я просто затаилась рядом, радуясь и наблюдая за обоими.

В эти минуты они были красивы. Еще не настолько, как могут стать потом, когда Арияр окончательно примет ситуацию. Но даже сейчас его борьба с собой и принципами была интересна. Такого больше не повторится и следующий раз он станет другим. Нет, не лучше. Просто другим.

Даже когда они уже расслабленно лежали рядом в обнимку Ари менялся с каждой минутой. Все больше и больше он переосмысливал новую для него реальность. В голове начинали вертеться новые мысли, и хорошо, что они были сугубо позитивные. Ему все еще сложно было представить себя в нынешней роли, но подсознание и организм пересиливали остатки специфической логики, твердо вбивая факт, что ему все нравится.

Ари был доволен. Пока не счастлив и тем более еще не осознал, что теперь он будет счастлив настолько постоянно. Уж мы постараемся. Никогда больше он не останется один. Никогда не придется воевать за чужие идеалы. Никогда не бросим и не предадим. Он еще поймет это потом, и в момент осознания мы тоже будем рядом, потому что он теперь часть Нас. А Мы — одна семья.

А вот Альвин был поистине счастлив. Его восторг и довольство переполняли нас с Ари обоих и дурманили лучше любого вина. Его эмоции захлестывали, увлекали за собой и укутывали как тяжелое пуховое одеяло.

“Моё. Всё мое”, — сквозило в каждом его жесте и взгляде, и в этом он был по-своему красив.

Пожалуй, он был первым и до сих пор единственным, кому я с радостью и спокойствием вручила себя. И я поистине любила те моменты, когда в нем раз за разом просыпались собственнические замашки. Вероятно, я когда-то очень устала быть “своей собственной” и старшей в тандеме. И встретив Альвина, разглядела в нем того, кто мог стать защитой и опорой.

Теперь, глядя на Ари, я начинаю для себя медленно понимать, что я с легкостью смогу вручить себя и ему. Потом, когда он полностью окрепнет и примет себя как полноценного члена семьи. Я вижу его душу, знаю, каким он может стать и физическая сила с магией тут вовсе не при чем. Арияр — очень сильная личность. Только он должен для себя это понять.

Правда пока эту сильную личность Альвин внаглую перехватил, поднял на руки и, невзирая на попытки протестовать вынес снова в душ. Тут уже я не устояла и отправилась следом.

И вот чудо — Ари смеялся! Легко, заливисто, он хохотал и просил Альвина поставить его на пол. Естественно, второй сопротивлялся и крепко держал, рассказывая про скользкий пол, “еще пять шагов” и прочую ерунду. Потом предложил отпустить, наклонившись над ванной, но тут уже сам Ари вцепился в него всеми конечностями.

В итоге так и залезли мы все кучей в эту несчастную ванну, блаженно растекшись под теплой водой. Был, правда, снова неожиданный момент, когда Ари вдруг смутился на предложение его вымыть. А что такого? Ему было бы хорошо, а нам приятно.

— Ари? — Альвин так и замер рядом, когда пилот по привычке покраснел и дернулся в сторону.

Казалось бы — всё уже было! Нет, еще чего-то боится?

— Что? Я не специально! — смутился Ари еще больше, поняв как это выглядело с нашей стороны.

— Мало ли, кто тебя знает, — усмехнулся Альвин.

— Я не настолько безнадежен, — с долей обиды ответил пилот и отлип от стенки бассейна.

— Да-да, — ответил мой спутник, ласково притягивая свою “жертву” обратно и увлекая новым поцелуем.

Хорошо, когда вопроса выносливости не стоит. Или он решается очень быстро за счет небольшой помощи с нашей стороны или бодрящей ванны с вкусным обедом. А Ари сейчас очень приятно было любить и обхаживать. Он отвечал чистым и искренним блаженством после каждой новой ласки, все больше и больше привыкая к хорошему. И незаметно для себя привыкая к нам.

За весь день мы так и не спускались вниз, курсируя только между спальней и душевой. Перерыв на обед мы устроили прямо там же на кровати, не изобретая хитростей, а просто материализуя готовые блюда “из воздуха”. Ари был удивлен, но от такого удобства явно пришел в новый восторг. Вылезать из-под одеяла и куда-то идти ему явно не хотелось. Причиной тому была и лень, и остатки неловкости, которые он полагал, что вернутся. А так же просто наше тепло под боком, которого он не хотел лишаться в данный момент ни на минуту.

И после обеда был новый этап приручения и заботы, когда хотелось надышаться эмоциями впрок, насытиться близостью и доказать себе, что случившееся — не сон, а сбывшаяся реальность. И каждый раз — как последний. Словно что-то случится, словно нас могут разлучить. Когда любовь переходит границы простой радости и наслаждения и порождается из воспоминаний о прошлом, из старой душевной боли. Те случаи, когда отдаешься процессу целиком, вопреки старой жизни, прощаясь с ней и заколачивая навечно двери обратно.

В тот раз Ари окончательно позволил себе сойти со старых тормозов и порвал связь с минувшим. Его прошлого — не стало. А он новый — родился на пике наслаждения, отдаваясь нам обоим и осознанно вручая единственное ценное, что оставалось у него — себя.

И даже потом мы были с ним аккуратны, как в первый раз. Углаживая и баюкая свою прелесть под мягким одеялом, и закрывая от всех невзгод снаружи. А он лежал, блаженно привалившись спиной Альвину к груди и снова накручивая на пальцы мои волосы.

— Альвин, я хотел задать тебе один вопрос, — зевая и явно желая провалиться спать, спросил Ари.

— Какой? — заинтересовался Альвин, дыша ему в затылок и ласково обнимая.

— Только сперва скажи, что ответишь честно, — попросил пилот.

Мой спутник немного напрягся, но тут же заставил себя смириться. Теперь Ари будет задавать много вопросов, на все из которых придется отвечать максимально честно. Иначе он не оценит и не простит такого подхода.

— Конечно, свет наш. Я отвечу честно.

Улыбка Ари чуть дрогнула от таких слов. Он прикрыл глаза, устроился поудобнее, закопавшись под его руку и спросил:

— Кто ты?

Альвин завис. Вариантов смыслов данного вопроса было много, но конкретно сейчас мог быть только один. И играть в непонимание не стоило. Конечно, мой спутник сразу понял, что именно хотела знать наша птичка, но вот ответ его мог не очень устроить. Предрассудки все-таки они такие…

— Ты точно хочешь спрашивать об этом именно сейчас? — со страдальческой ноткой в голосе спросил Альвин.

— Точно. Я же спросил, — даже немного с издевкой ответил пилот.

— Действительно…

— Понимаешь, — задумчиво изрек Ари, — я бы сказал, что хуже уже все равно не будет, но дело в том, что “хуже” свое нынешнее положение я назвать не могу. Так что рассказывай.

И вот думай — это он так комплимент сделал, или нет. Хорошо, что есть ментальная связь. А то со словесной формулировкой у Ари явно иногда беда. Мысль кончается раньше, чем он успевает ее сказать. Отчего весь смысл потом может идти вразрез с реальным мнением.

— Ну, в разных народах меня называли по-разному. Когда-то обзывали просто магом. Другой раз создателем. Иногда попадались менее дружелюбные случаи, когда за одну возможность управления реальностью на меня открывали охоту, — Альвин тяжело вздохнул, явно не желая подходить к сути.

— Но это лишь названия, не так ли? — уточнил Ари.

— Да.

— А кто ты есть на самом деле?

Альвин поднял взгляд на меня, спрашивая совета, но я коротко кивнула. Отвечать все равно придется.

— Я не знаю, — выдохнув, произнес Альвин.

От такого ответа Ари даже встрепенулся и открыл глаза.

— То есть как?

— Вот так, — он пожал плечами, не переставая обнимать свою прелесть. — Я просто не знаю. Но был народ, чьи слова меня тронули больше всего. Они явно встречали подобных, и их слова наиболее точно отразили то, что мне довелось испытать однажды. Они назвали меня Дитя Хаоса.

Альвин замолк и затаился, ожидая от Ари привычной реакции, которой “радовали” предыдущие слушатели этой душевной истории. Но реакции не было — пилот продолжал задумчиво смотреть в стену и переваривать услышанное.

— И что? — наконец, спросил он.

— Ну, у многих это вызывает мгновенный страх, — пояснил мой спутник.

— Почему?

— Хороший вопрос, — мы оба с Альвином зависли. — Наверное, потому что они имели дело с этой областью и боятся всей широты возможностей.

— Объясни иначе, — настойчиво попросил Ари. — Я не знаю, что лично ты имеешь в виду под хаосом. Но то, что творили мы на своей планете даже не хаос, а хуже. Беспредел.

Да, вот в чем прелесть существа из технической цивилизации, абсолютно далекой от магической области. Провалы в понятиях иногда бывают очень полезны.

— А еще меня называют демоном.

Однако… провалы частичные. Потому как с этим словом Ари оказался хорошо знаком.

И я не могу сказать, что он мгновенно испугался. Но инстинкты, подсознательные страхи, набор мелких верований и старых предрассудков тут же всплыли на поверхность, отчего пилот замер, как жертва в тисках.

—  Демоном? Но ты же не… — попытался было отвергнуть Ари.

— Да, я демон. А что в этом такого? — вновь искренне удивился Альвин. Хотя, казалось бы, сколько раз он отвечал подобное, но не уставал слушать вариации предрассудков.

С пилота сошла последняя сонливость, и он встряхнулся. Да уж. Такая новость не взбодрит разве что особо толстошкурых и крепких на нервы товарищей. А в случае с Ари — тут еще и положение специфическое и поза, и ситуация. Интересно, а чего именно он так насторожился?

— Но… вроде говорят, что демоны ужасны, — неуверенно начал Ари, старательно подбирая аккуратные слова.

— А я ужасен? — тихо спросил Альвин.

Может даже и к лучшему, что Ари решился спросить об этом именно сейчас, лежа под рукой “ужасного демона”. Очень сложно в таком положении спорить с собственным чувством комфорта и соглашаться с стандартными шаблонами.

Другое дело, что Ари снова боролся с собой и сравнивал личные ощущения с подслушанными утверждениями. Себе в данной ситуации пилот верил больше, чем сказкам. А еще он просто очень сильно хотел верить.

— Нет, ты не ужасен, — задумчиво согласился Ари, после чего с языка слетел очередной шаблон. — Но ведь говорят, что демоны приносят зло.

Альвин добрый, а еще по-своему хитрый. Он просто пользовался тем, что знал, какой ответ Ари хотел услышать и говорил исключительную правду. Избирательно.

— Я создал целый мир. Разве это зло?

— Нет, — Ари стал еще задумчивее, а сомнения в предрассудках только крепчали.

— Тогда кто такой демон?

— Наверное, тот, кто вызывает страх?

— Разве я вызываю у тебя страх? — Альвин едва улыбался кончиками губ. Обычно в такой разговор он включал все свое обаяние и умение манипулировать голосом, тембром и даже пластикой. Подобный разговор с чужаками на эту тему только сильнее пробуждал его инстинкты хищника, заставляя присматриваться к “жертве”, обманывать своей безобидностью, кружить вокруг нее и загонять в тупик. Пускай даже “охота” была лишь диалогом, а “удачной добычей” становился необходимый результат или мнение. Альвин любил манипулировать своими “жертвами” в общении и победа доставляла ему удовольствие.

Сейчас же, при всех своих умениях эмпата и менталиста Альвин просто не пользовался ими, зная, что только так может получить от Ари необходимую и нужную реакцию. Потому что пилот хотел видеть его проще, и старался разрушить свои стереотипы. Мой спутник делал всё, чтобы помочь ему в этом.

— Нет, ты не страшен. Правда, говорят, что демоны приносят горе.

— Разве я принес тебе горе?

Как тонка грань правды. Иногда она остра, как лезвие бритвы. Одно лишь дополнительное слово “тебе”, и ответ на вопрос может кардинально поменяться…

 — Нет. Но демоны несут разрушения.

Альвин позволил себе тихо усмехнуться.

— Я дал жизнь всему живому на этой планете и урегулировал дикие законы Межреальности в этом кусочке пространства. В то время как вы, люди, создаете порой куда больше зла и разрушения в своём собственном мире, борясь друг с другом за непонятные идеалы и странную мораль, созданные даже не вашими современниками, а давно умершими предками, что жили в иных условиях.

— В таком случае я не знаю, — растерянно согласился Ари и чуть повернул голову назад. — Что такое демон?

Альвин плавно привстал на локте и склонился над пилотом.

— Ты хочешь узнать, что такое демон, или что такое я?

Наша птичка не дрогнул, но лишь сомнительно прищурился. Чуял что подвох где-то рядом, но его логика не могла понять где.

— Но ведь ты — демон?

— Да, — утвердительно кивнул Альвин и убрал длинную выпавшую прядь с лица. — Но я как один из бесчисленного множества существ, по недоразумению соединенных одним словом, имею свои собственные представления о жизни и правилах соседства с окружающими. У меня свой собственный характер и свои принципы. У меня есть привычки и вещи, которые мне не нравятся. Единственное, чем я схож со всеми, кого вы называете демонами — это то, что я живой, как они. Я ощущаю ваши эмоции, но их ощущают и другие эмпаты. Я вижу течение потоков энергии, но их могут видеть и некоторые расы. Я могу менять свою форму, как метаморфы, но как не умеют большинство представителей другой демонической среды.  Я точно так же подчинён законам стандартной физики, но как некоторые маги — могу их нарушать. Все демоны — всего лишь живые существа, по неграмотности объединённые вами в одну кучу на которую навешан огромный ярлык искаженного шаблона, порожденного тотальным непониманием. Зачастую вы не можете увидеть этих существ своим набором органов чувств, или вы не можете понять их мотивы и образ жизни. Вы знаете, что они существуют — лишь по косвенным признакам. И этих существ от бессознательной тучки и полуразумного зверька до представителя разумного вида и цивилизации, находящегося лишь в ином плате реальности — вы объединяете одним лишь коротким словом — демон.

Альвин чуть приподнял руку, с задумчивой безмятежностью глядя как искажается форма и плывет статичный облик. Ари тоже перевел взгляд на ладонь. Завороженно и с волнующим напряжением в груди, как будто ему доверили лицезреть сокровенное таинство, он наблюдал простое изменение. Сперва острые когти, потом гибкая оболочка подстроилась, выставляя на обозрение естественную броню. Снова виток трансформы — и рука стала иной, четырехпалой, покрытой мельчайшим серым мехом. Еще виток — и легкий туман. А напоследок невысоко над ладонью прямо в воздухе вспыхнула мельчайшая искра. Она закручивалась, словно собирая свет вокруг себя и разгоралась все ярче, превращаясь в маленький плазменный шарик. С едва различимыми протуберанцами, всплесками на поверхности и сильно притушенной для глаз короной.

— Это же…, — прошептал завороженно Ари.

— А вот за это меня называют Дитя Хаоса. Не за приносимые кругом разрушения и бедствия. Не за тянущуюся за мной полосу разврата и уничтожений. Я – порождение того, что есть сама Изменчивость. Я личность, коей посчастливилось услышать Всетворящего и получить возможность вносить изменения в реальность. Его называют Хаосом, потому что нет иного названия тому, что не имеет постоянства. Это не зло и не добро. Но там, где происходит создание нового – ранее шло разрушение старого. Хаос – это вечный процесс, создание, рождение нового и поворот очередного цикла. А я лишь существо, несущее на себе Его печать и встряхивающее окружающую реальность. Я знаю, что нас много. Я понимаю это, как неотъемлемое от себя знание. Но до сей поры я пока не встречал еще никого, кто был бы похож на меня и отчетливо нес на себе Его Печать. И если в полной мере отвечать на твой вопрос о том кто я, то, пожалуй, охарактеризовать меня может ответ «уставший от всех демон-создатель».

Арияр смотрел на плазменный шарик, впитывая каждое произнесенное слово. Особенно сейчас они запоминались лучше всего, прорастая в подсознание и не вызывая отторжения. Слова падали правдой на готовый к восприимчивости разум, и открывали новую картину мира, встраиваясь под нее нерушимым базисом.

Когда-нибудь он поймет это лучше, если решится пойти следом и обратиться за большим. Когда-нибудь он рискнет, потому что Ари не из тех, кто остается довольствоваться малым и останавливается в развитии. Он уже хотел научиться у Альвина работе с реальностью. Что же будет потом, когда у Ари пропадут остатки опасений?

Альвин повел пальцами, и сияющий шарик просто исчез, оставив после себя только развевающееся тепло.

— Куда ты ее дел? — встрепенулся мигом Ари.

— Завтра вечером покажу тебе ее на небе, — ответил мой демон, поцеловав пилота в висок.

— А..? Даже так? — растерялся Ари даже, казалось, не заметив проявлений нежности. Антинаучность занимала его сейчас целиком.

— Да, а что мне мешает? — улыбаясь, ответил Альвин, перебирая волосы птички.

Интересно, когда Ари заметит, что расти они стали намного быстрее?

— Но, если ты так легко все можешь… Если ты создаешь миры, управляешь звездами, можешь формировать пространства любой геометрии и вложенности, как тебе взбредет в голову, а также работать с живыми организмами… — Ари удивленно округлил глаза и перевел дыхание, — то почему все народы, о которых ты говорил, не просили тебя о помощи?! Неужели, только зная, что ты демон они отказывались от тебя, изгоняли, пугались и никогда не просили, например, восстановить города, создать целый вид, предотвратить войну, вылечить раненых и… да даже просто разово накормить голодающих! Ты же в религиях сойдешь за Создателя, а у атеистов прослывешь просто незаменимым творцом. Я не могу поверить, что при всем своем потенциале и возможностях ты не стал нужен и тебя не хотели оставить у себя!

— Они не спрашивали, что я могу, — с давней горечью сухо ответил Альвин.

— Вообще?!

— Да.

Ари повернулся к Альвину и внимательно всматривался тому в глаза. По привычке он верил больше взгляду, чем голосу и витавшему на ментальном плане настроению. А Альвин был честен — сейчас особенно.

— Они дебилы? — в итоге спросил Ари.

Демон чуть дрогнул уголками губ и пожал плечами.

— Редкие уникумы интересовались моими возможностями. Но то были художники, архитекторы, музыканты, пара сказителей и полтора десятка магов-ремесленников разного рода деятельности. Остальным я помогал сам первым, не дожидаясь их вопросов и момента, когда с ними случится беда. Я люблю исполнять мечты простых людей, не ввязываясь в государственные проблемы. И тем более я не распространяюсь о своих возможностях религиозным организациям, потому что порой эти группы личностей имеют власть над народом более самого государства. Я слишком много видел, как сильных магов и демонов сажали за решетку из-за того, что их возможности превышали допустимые нормы или противоречили законам фанатичного общества. Я видел, как за одни лишь отличия внешности от себя люди готовы были прогонять гостя или хуже, стремились его уничтожить. Поэтому, я никогда не заявляю первым о своих способностях, чаще просто помогая незаметно. Но иные могут счесть это помощью, а другие — возмездием.

Ари молчал, только задумчиво изучая Альвина и на редкость быстро и точно понимая смысл последнего брошенного слова. Слишком ярко промелькнул образ гибнущей цивилизации, которой в один день не повезло провести казнь маленького ребенка. Мальчик звал на помощь слишком громко, и его Зов прошел по Межреальности, затронув чуткое ухо демона. Он звал “кого-нибудь”, и на помощь явилось Дитя Хаоса, в своей самой темной и разрушительной ипостаси.

Там, где происходит создание нового – ранее шло разрушение старого. Альвин понимал смысл этой фразы намного лучше большинства разумных.

— И что стало с мальчиком? — спросил Ари, заворачиваясь в одеяло и укладывая руку Альвина на себя сверху.

— Стал родоначальником новой школы магии и лично вывел большинство их теоретических описаний бытия. Иногда я навещаю его и снова опровергаю его законы построения реальности. Недавно он тоже перешел порог своих человеческих способностей и с единомышленниками отправился в путешествие по другим мирам.

Пилот тихо и одобрительно хмыкнул. После чего вновь посерьезнел и обратился:

— Альвин?

— Да?

— А если бы, допустим, я попросил тебя сейчас спасти мой уничтоженный мир, что бы ты сделал?

Демон улегся рядом на подушку, почти никак не выдав свое короткое напряжение. Но каким оно было на самом деле! Помесь страха, неопределенности и мимолетно резанувшего опасения, что Ари может пожелать вернуться обратно. Зачем? Альвин не знал. Но не хотел думать, и тем более не собирался врать. Он уже был готов сделать для Ари всё, что тот попросит.

Но даже такая мельчайшая заминка не укрылась от пилота. Он запомнил.

— Я бы спас твой мир.

— Как?

Альвин вздохнул. Если говорить, то до конца, максимально скрывая горечь.

—  Отмотал бы ленту времени, вернулся, остановил процесс самоликвидации, свернул бы взрывы.

— Так просто? — удивился Ари.

— Да.

— Но я не попросил… — протянул пилот.

После чего Альвин задал, пожалуй, один из самых сложных вопросов в своей жизни, осторожно, чтобы не дрогнул голос:

— А хочешь?

— А зачем, — флегматично выдал Ари.

— А надо?

На что пилот ответил вообще без тени раздумий:

— Нет.

Казалось, что гора упала с плеч обоих, а последние ниточки понимая скрепили проложенный мост между ними. И неважно кто они были и кем являются. Сейчас передо мной лежали просто двое мужчин, целиком оставившие за границей этого дня свое прошлое, и наслаждающиеся текущим моментом. Коварная совесть не мучила никого. И всем нам троим было просто теперь хорошо.