Факт. Если мысли лезут в голову, то голова на месте.

А мысли лезут. В первую очередь — самые дурацкие и простые.

Что происходит?

Куда я попал?

Где… А, не суть. Сперва бы понять первое.

Почему я чувствую себя… нормально?

Последние воспоминания пронзают голову ослепляющей вспышкой атмосферного взрыва, сжигающего напрочь сетчатку глаз. Затемнение шлема опоздало на тысячные доли секунды. Я ослеп, не успев увидеть как дымные грибы вырастают над планетой. Все случилось очень близко, мой самолет был центре боевых действий. Я просто не мог выжить!

Но мысли долбятся в голову навязчивыми кадрами последующих воспоминаний. Чьи-то руки. Светящиеся искры сыплются с пальцев. Потом непонятные голоса и расползающееся по телу тепло. Странно это все.

Страшно открывать глаза. Вдруг померещилось?

Пытаюсь.

Бред какой-то…. Что за бревенчатый потолок?

В какой я деревне?…

Что…

— Доброе утро. И добро пожаловать, — раздалось слева над ухом с убийственной жизнерадостностью. — Я подлечил тебя немного, насколько мог. Все хорошо? Ничего и нигде не болит?

Подлечил, значит? Нет, боли не было. И это пугало больше всего. После того взрыва я должен быть как минимум зажарен, расплавлен, перемолот взрывной волной и фонить радиацией, как ядерный реактор. Но ощущения тела говорили об обратном. Я безобразно жив и даже ощущаю свое тело.

Как долго я пробыл без сознания? Где меня так вылечили? Какого рожна происходит? Нет, вопросов слишком много, надо по-порядку.

—  Все отлично. А ты кто?

Даже с голосом все в порядке. Слуху правда, что-то непривычно, но от долгой тишины еще и не такое покажется странным.

Собеседник, судя по звукам, встал с кресла, скрипнув ножками по полу. Подошел довольно мягким шагом, сел напротив. Я оторвался от созерцания торчащих щепок на потолке и уставился на него.

Мужчина. Миловидное лицо, длинные черные волосы, зачесанные в низкий хвост, голубые глаза. С девкой не спутать при всем желании, но черты все равно слишком правильные и редкие в природе. Про таких говорят — модельная внешность. Хотя не смазлив. Одежда домашняя, но сделанная с педантичной аккуратностью. На вид дорогая. По воротнику идет сложная серебристая вышивка какого-то цветочного узора. В такой одежде не работают и раненых с того света не спасают. Держится мужчина любопытно. Вроде и сидит в кресле небрежно, но наметанный взгляд мигом отметил безупречную осанку. В равной степени можно хорошо представить как в военной форме высших чинов, так и в шмотье богатеев. Ни то, ни другое не сочетается с обстановкой бревенчатого дома, хотя мало ли у кого какие причуды.

Но, просмотрев бегло общий внешний вид, я снова уставился на лицо. Да как-то и замер, уткнувшись в абсолютно наивный и по-детски радостный взгляд. Вот уж что точно не сочеталось со всем вокруг и выходило за рамки моего понимания.

— Я Альвин. Хозяин дома.

И следом – улыбка. Простая, довольная, благожелательная… Я даже растерялся. Обычно врачи имели привычку на пациента смотреть с эмоциональностью кирпича. То есть отношение, как к материалу. О, ожил, хорошо. Состояние, показания приборов, норма, годится, пошел обратно на службу. А тут столько безудержного счастья от моего пробуждения. Хоть на хлеб мажь.

— Как я тут оказался? — спросил я, отложив пока вопросы про такую реакцию.

— Ты свалился в лесу, мы тебя подобрали, вылечили и потом принесли сюда, в дом. Ты был на грани жизни и смерти, — этот некий Альвин явно старался изъясняться просто, коротко и не вдаваясь в подробности. — Твой организм почти отказал из-за сильных ожогов. А еще глаза, внутренние органы по мелочи. Многое пришлось залечить. Но главное, что теперь твоей жизни уже ничего не угрожает.

Снова улыбка. На сей раз немного виноватая и словно извиняющаяся. Это чего он так? Ну залечили, отлично. Так ведь не по его вине вляпался. А вообще где он сказал, что меня нашел? В лесу?… Это как?! Нет, ну лес под нами в районе боевых действий тоже был, но как я в нем вообще уцелел в собранном виде?!

Ладно, стоп. Допустим, я как-то в бессознательном состоянии умудрился отвернуть от взрыва. Допустим, самолет могло отшвырнуть взрывной волной очень далеко в сторону. Даже если его не спалило в начале, если он выдержал удар, если сработала система катапультирования, и я целиком в скафандре, очень обожженный рухнул в лес… Меня просто от самого кинетического удара должно было превратить в паштет по форме скафандра! Да хрен с ним с паштетом… Лес то там откуда?!

Озвучивать свою мысленную истерию логики я не стал. Новые ответы, как ни странно, порождали новые вопросы. А Альвин не стремился выдавать все подробно. Что ж, попробую подойти с другой стороны к проблеме.

— Как долго я провалялся?

— Тут — почти сутки.

Нет, не годится. Я медленно закрыл глаза, досчитал мысленно до десяти, успокоился, перестал заводиться и спросил еще раз:

— Я хотел спросить, как долго меня лечили, и сколько я пробыл без сознания.

Тихо, зачем нервничать? Ну, подумаешь, избирательность ответов так и сквозит неприкрыто. Может, меня не стоит пугать раньше времени поспешно выданной информацией. Я, вон, даже с коротких фраз завожусь и уже на грани срыва…

— Я же сказал. Почти сутки, — виновато ответил Альвин и чуть вжал голову в плечи.

Захотелось сесть. Нет, вру. Захотелось вскочить и разораться. Спустить нервное напряжение в бессмысленный и бестолковый поток ругани, укоризны и обвинения в том, что нихрена не понимаю. Но остатки здравого рассудка удержали и заставили включить мозги.

Допустим. Моя родина знала о существовании звездных соседей. А там свои планеты, свой график жизни, свое время. Нельзя злиться на местных при собственной безграмотности.

— Которые сутки? — сдержанно спросил я.

— Местные.

— А я где?

— Тут.

Твою мать…

Стрельнул взглядом на Альвина, а тот смотрит на меня, как на блаженного идиота, не понимающего очевидное. То ли я дурак, то ли…

— Как далеко отсюда Арэйский Имперский союз и линия фронта? — я решил пойти ва-банк.

Альвин совсем уж виновато откинулся на спинку кресла, сцепил ладони в замок на коленях и ответил:

— Я не знаю, что такое ваш Имперский союз, и где он находится. Но ты точно не в нем сейчас.

Зашибись…

Я все-таки сел и бестолковым пустым взглядом огляделся. Без паники. Главное – без паники.

Все это время я валялся под полосатым пледом на мягком добротном диване. Вокруг была, судя по интерьеру, гостиная. Еще один диван справа, пара глубоких кресел напротив. В одном из них сейчас утопал хозяин дома. Камин, палас, окно в наличии. За окном зеленая листва вперемешку с красной. Слева гостиная переходила в прихожую, а еще дальше – в столовую. Комнаты условно отделены короткими перегородками. В прихожей пусто. В столовой – загородная байда и украшения на стенах, столе и стульях. До безобразия типичный интерьер дачного поселка богатого типа. Сзади еще не смотрел, но это пока не важно.

Значит, я в гостях у местных аборигенов, которые знать не знают про Союз. Зато Союз много знал про таких, и ходили слухи, что пилоты Империи иногда проваливались в пространственные дыры. Правда, это случалось с космическим флотом и от сбоев систем навигации. Хрен их знает, что у них там коротило в их жестянках. Может, из-за массовых взрывов по планете я угодил в спонтанную кратковременную сингулярность пространства и вывалился за пределами Имперского союза?

— Так меня сюда… порталом забросило? — я постарался быть точнее. С местными надо только так. — Из другого мира?

 — Да! — мигом приободрился Альвин, словно я самолично раскрыл тайну вселенной, о которой он старательно молчал. Или словно мы, наконец-то, заговорили на одном языке. Кстати!

 — Но мы понимаем диалект друг друга. Как?

Альвин сиял как отполированные погоны.

— При лечении я изучил твой родной язык из памяти. Это не сложно.

— Язык. За сутки?

 — Да. А что такого?

Я мотнул головой. Действительно, ничего такого. Если ты представитель иного мира, с которым Союз не поддерживал контактов, то ты можешь на каждом шагу удивлять меня простыми нормальными для тебя фактами. А может быть все дело в каком-нибудь импланте? Это у нас на родине отказались от чипизации в угоду свободе личности и права на частные мысли, а тут вполне… Вдруг это нормально? А я тут буду оскорблять тупыми вопросами сверх меры. Еще узнаю.

Итого, что я имею?

Во время взрыва меня сильно обожгло, но, по-видимому, я влетел в пространственную спонтанную аномалию и вывалился в неизвестной планете земного типа. Повезло, что она оказалась обитаема. Повезло, что я был еще жив. Повезло, что меня нашли и сделали это раньше, чем я помер. Повезло, что жители — тоже люди. Специфические слегка, но спишем это на разницу технологического развития. Повезло, что меня вообще смогли вылечить от того букета травм, которые я получил от облучения.

Да мне охренеть как повезло!

Рука сама собой коснулась грудины и шеи. Как-то неприятно осознавать, на скольких этапах этой череды случайностей мне могло НЕ повезти, и во что бы я превратился.

Ладонь нащупала под собой легкую шелковую ткань, почти не ощутимую телом. До меня только сейчас дошло, что я одет в непривычного покроя тунику и свободные брюки. С другой стороны, чего я ожидал? Меня ведь лечили от ожогов. Значит, как минимум выколупали из скафандра, обработали раны, переодели. Сюда вот принесли. Альвин говорил, что “мы тебя вылечили”. Тоже можно понять. Сам он не похож на того, кто был бы в состоянии ковыряться в полуживой туше и отделять гермо-ткань от поджаренных кусков плоти.

— Кстати, где мой скафандр?

Альвин растерянно моргнул.

— Где что?

А говорил, что язык выучил…

— Скафандр. Во что я был одет.

— А! — хозяина дома осенило. — Тот белый многослойный комбинезон в обтяжку со стальной паутиной, огоньками и трубками внутри?

Я даже не сразу въехал в это определение. Так вершину технологического прогресса и безопасности пилотов еще не обзывали. Аборигены…

— Да, именно это. Где он? От него что-нибудь осталось?

— А зачем тебе?

Пришлось прикусить свой язык и смолчать. Если я скажу, что я хочу забрать оружие, при условии, что оно уцелело, то меня могут неправильно понять. По идее, меня спасли и зла не желают. А если бы желали, то не спасали. И тут вдруг я попрошу забрать свое оружие. У них, может быть, не принято носить оружие. Или принято, но не в доме. Или не принято, и я оскорблю этим гостеприимных местных. Или не оскорблю, а еще хуже, попаду под раздачу какого-нибудь дурацкого обычая, и меня прирежут к херам за одну только мысль держать под рукой верный пистолет.

Да! Я параноик!

— Я бы хотел оценить степень его повреждения и если там осталось что-то рабочее — забрать.

 Честно ведь ответил? Да.

— Мы оставили его в кладовой, — как ни в чем не бывало ответил Альвин. — На случай, если ты спросишь, как сейчас. Но, на мой взгляд, он тебе вряд ли чем-то поможет. Носить его уже бесполезно. Да и когда я разрезал его, то не думал о дальнейшем применении. Я торопился тебя спасти.

— Ты — что? — я даже опешил.

— Эм… — Альвин удивился. — Торопился тебя спасти.

— Нет, я не про это. Ты его разрезал?

— Ну да, — а в округлившихся глазах – изумление.

— Там же застежки… Это специальное волокно… Оно не режется.

На какие-то секунды мы синхронно зависли, тупо уставившись друг на друга. Я даже начал полагать, что опять сморозил какую-то чушь, как Альвин отмахнулся первым.

— Не знаю. Я легко разрезал.

 — Чем!? — сорвался я.

— Своим когтем.

Да ты издеваешься! Какие когти? Где?! Нет у тебя никаких когтей, спаситель хренов. Да что б тебя с твоей логикой и честностью! Куда я попал — молчишь. Что со мной сделал — отговариваешься! Как ты это сделал — бред полнейший! Я что, по-твоему, совсем идиот и лишусь ума от нормальных, развернутых и честных ответов? Нет, мы будем ломаться, юлить, отмахиваться частичной правдой, только чтобы что? Меня пожалеть? Правду от меня скрыть? Врагу сдать? А не пошел бы ты…

— Мальчики, пойдемте к столу?

Будь у меня крылья, я бы подлетел до этого бревенчатого потолка.

Женский голос как отрезвил. Мигом погасил подкипающую злость. От милых и домашних интонаций я растерял все негодующие мысли, а также причины, выводы и следствия. Последней растерянно просигналила безотказная, вроде бы, интуиция и чувство постороннего за спиной. Я умудрился пропустить движение сзади! Нет, его просто до этого не было.

Медленно я обернулся на голос. Почему-то становилось стыдно. За свою бестолковость, за разведенную панику, за отсутствие малейшей благодарности, да многое за что. Альвин с наивными юными глазами не внушал уважения и трепета, перед ним не хотелось растечься в благодарности и похвале за столь доброе отношение и проявленный труд. Не то чтобы я был по жизни такой дерзкой сволочью, но меня можно было понять и не отвечать как-то более… иначе.

Альвин вызывал во мне море сомнения и непонимания. Но никак не уважение и доверие, которое мне должно было испытывать к своему спасителю. Зато хозяйка дома…Хозяйка пробудила во мне давно забытое чувство стыда и угрызения совести за свое поведение.

Молода, под стать Альвину. Но взгляд зеленых глаз не дает обмануться внешностью. Изучающий, скользящий ненавязчиво, вылавливающий малейшие жесты и мимику. Добрый…. В данный момент. Почему-то я знаю, что не хочу видеть его злым или разочарованным. Особенно в свой адрес.

Женщина… нет, девушка, стояла посреди лестницы на второй этаж, облокачиваясь на перила и держа в одной руке круглый поднос с посудой и чем-то съедобным. Приталенное светло-зеленое платье подходило под определение летнего сарафана и целиком закрывало ноги. Каштановые волосы крупной волной свободно спадали по спине. Лишь пара мелких цветочных заколок удерживали передние пряди на висках.

Наверное, я впал в ступор, и это выглядело по-идиотски. На меня смотрели и улыбались. Легко, чуть иронично, с ожиданием. А я, дурак, замер, потеряв ход мысли.

 Хозяйка скользнула взглядом на Альвина и усмехнулась.

— Ну и чего мы ждем? — выразительно спросила она и едва скользнула в серьезность. — Или вам напомнить, где сейчас столовая?

Ударение на слове “сейчас” слабо резануло по слуху, но что-то заставило меня не придавать этому значения. Пока.

.

            * * *

.

Я расставляла на столе свеженький сервиз, украдкой бросая взгляды на обоих мужчин. Прелесть и милота неописуемая! Что один виновато опускает глазки в пол и сутулится едва заметно, что второй растерянно озирается и пытается занять чем-то руки, отчего теребит несчастный край рубашки. Первая стадия у Альвина удалась не очень и бедняжка этим расстроен. А ведь это еще с подсказками! Что случилось бы, наговори чудо по собственной доброте и искренности лишнего? Вон летуна чуть новый приступ не хватил и истерикой не накрыло. Он же пугливый пока, психика не гибкая, характер стальной. С ним надо аккуратно, бережно, постепенно.

Юное гениальное дарование село за стол, а Альвин застыл с потерянным видом на входе в столовую.

“Хвост подбери, — шепнула я ему мысленно. — И не стой как не родной. Твое место — вот тут”.

Я поставила ему чашку во главе стола. От замечания Альвин встряхнулся, тонкий длинный хвост, только что понуро подметавший собой пол, прижался к ноге и зрительно затерялся в складках черной штанины. Хорошо, что паренек не заметил! Вот было бы паники.

Альвин устроился за столом, непривычный к новой обстановке. От нежелания случайно встречаться взглядом с летуном он переключал свое внимание на посуду, с серьезным видом изучая узоры, которые видел первый раз. Парень подозрительно косился, но молчал.

“Альви, его удивляет твоё любопытство к стекляшкам”, — вновь попыталась мысленно одернуть я своего спутника.

“Но я, правда, вижу их впервые. Симпатичные”, — с тянучей интонацией, как большой обиженный жалобный кот, ответил Хозяин дома и всего тут вокруг.

“Я знаю, что впервые. Но хотя бы сделай вид, что этой столовой ты пользуешься несколько лет”, — попросила я, отправив ему мысленное поглаживание по голове.

“И почему нельзя было оставить старую…” — он вздохнул, отпил душистого напитка из чашки и так и оставил ее держать на уровне губ.

“Потому что так ему значительно комфортнее и проще. В его памяти подобные шаблоны не редкость. Видишь, он почти не удивляется обстановке и быстро привык”.

Я покосилась на странного мужчину с отстраненным видом жующего мучную выпечку. Пока все шло по плану. Почти.

“Ты ведь не спросил, как его зовут?”

“Он сам не сказал, — обиженно буркнул Альвин. — Да и ты не представилась”.

Мда. Непорядок. Так совсем разучишься общаться с народом. Надо исправляться.

— Прости моего спутника за столь сумбурный прием, — привлекла я внимание гостя. — Не так уж часто к нам выпадают из других миров. Мы удивлены не меньше, чем ты. И тем более не знакомы с представителями твоего народа. Отсюда могут быть легкие… недоразумения.

Я чуть извиняюще улыбнулась и пожала плечами. Должен понять. Он умница.

— Меня зовут Алаисса, — представилась я. — Можно коротко Лис. Обращайся ко мне тоже, если что-нибудь понадобится.

— Арияр, — ответил летун, на время тирады впившийся в меня пытливым взглядом. — Можно просто Ари.

— Хорошо, Ари, — я позволила себе просиять довольством и следом не дала ему вильнуть лишней мыслью. — Как тебе завтрак? За лечением мы позволили себе немного настроить твой организм под местные продукты. Не удивляйся, пожалуйста. Было бы обидно спасти тебя, а потом случайно отравить обычной едой.

Мужчина завис ненадолго, прислушиваясь к своим новым ощущениям. Действительно, он сразу не задумался, как так в чужом мире он может безбоязненно потреблять местные продукты. От него долетело чувство укора на себя за невнимательность, потом мысли снова зароились в его голове. Как быстро он переключается! Не любит заострять внимание на бестолковых эмоциях, привык много думать, и в размышлениях ищет себе спасение в любой ситуации. Какая прелесть!

— Спасибо, — выдал, наконец, он. — За то, что пришли на помощь и оказали гостеприимство. Мне, к сожалению, нечем отблагодарить вас.

Ох, начинается. Как они все любят выкупать уже оказанную помощь… Не спорю, иногда это очень уместный вопрос, но не сейчас и не в его положении.

— Ты ничего нам не должен! — я почти искренне округлила глаза. — Мы бы не простили себе твою гибель.

Не вру. Правда, не простили бы. Такие подарки от реальности — редкость. А чтобы пройти мимо и позволить погибнуть тому, кто так Понравился… Я не знаю, какой бы идиот так поступил с тем, на кого положил глаз.

На Альвина вообще сейчас жалко смотреть. У него вертится ответ на языке, чем бы могло отблагодарить это сокровище, но он не скажет. Пока рано, а то сокровище перепугается, убежит… Хотя куда ему отсюда бежать, но этого он пока не осознал. Когда поймет — начнется новая паника и паранойя. Как будто его тут съесть хотят!

“Долго будешь приручать”, — сказала я Альвину втихаря, подглядывая как Ари медленно переваривает услышанное и делает выводы.

“Что ж делать… Он мне не доверяет”, — ответило мое печальное чудо.

“Хорошо, что ты хотя бы выглядишь по-человечески”.

Альвин мигом собрался и перестал скрипеть клыками по стеклу чашки.

“Думаешь, он бы испугался?”

“Почти уверена. Он плохо знаком с разными мирами. Один, максимум два знает по названию. Это тебе не эльф и не демон, которые повелись бы на внешний вид и атрибутику. В лучшем случае — оно ему ничего не скажет ”.

“Мне половина его размышлений тоже ничего не сказали. Ты слышала, сколько в его голове странных терминов?” — растерянно спросил Альвин.

О да! Такой ворох новых слов, что мы и по десятку миров не нахватали в свое время. А тут этот за несколько минут удивил, заставив почувствовать себя неучами. Нельзя его надолго оставлять наедине. Надумает еще себе лишнего, а мы по незнанию просто не поймем.

“Слышала, — вздохнула я. —  Но пока не спрашивай у него больше, чем он говорил”.

“Нам придётся много отвечать на его вопросы. Рано или поздно, он все узнает или сам догадается. А если он захочет уйти?”

От Альвина хлынула волна настоящей паники. Понятно, что сам Ари никуда отсюда не денется, а при желании каждое местное зверье расскажет нам, куда он ушел. Но сам факт такой возможной мысли пугал моего спутника сильнее какой-нибудь твари из Бездны. Последние для Альвина не помеха. А потерянное доверие Ари его попросту обезоруживает.

“Тогда мы честно ответим, что не знаем, куда ему надо уйти, — я мысленно пожала плечами. Что еще скажешь. — Кстати, ты сделал для него ванную на нижнем этаже?”

На миг в глазах Альвина мелькнула забывчивость. После короткого мысленного “ой” я почувствовала знакомое чувство плывущего в изменчивости пространства. Вне поля нашего зрения перестраивался дом и сдвигались стены. Послушная реальность лепила новую комнату, наполняла ее бытовыми предметами интерьера, заполняла утопленную в полу ванную теплой водой. Проверять новое помещение не было смысла — Альвин легко справлялся с подобными мелочами. Подумаешь, интерьер. Если легко можешь выстраивать целые пейзажи, пользуясь одним только Желанием и Волей. Когда-то я пробовала спрашивать, как он это делает, но Альвин всегда пожимал плечами и отвечал, что ему просто хочется, чтобы так было. Удивительное создание. За все хождения по другим мирам мы не нашли больше никого похожего на него.

“Сделал”, — по-детски довольный удачно проделанной работой ответил Альвин.

Я ласково и тепло улыбнулась. Привычно коснулась его сознания и погладила, как большого растекшегося под заботой и любовью кота. Хороший. Родной.

— Тогда позвольте мне извиниться за свою реакцию на окружающее, — ковыряя ложечкой крем из пирожного, сказал тем временем Арияр. — Я… немного в растерянности от произошедшего и… плохо понимаю как себя вести в такой ситуации.

Альвин хотел было согласиться, уже открыл рот, чтобы сказать вслух, но я опередила его.

— Ничего страшного, Ари, — отмахнулась я, а он вздрогнул от звука своего имени. — Мы всё понимаем. Пойми и ты, нет ничего такого, что мы бы стали намеренно скрывать. Просто первые минуты пробуждения — не самое удачное время, чтобы пичкать себя кучей информации. Ты можешь смело спрашивать нас, о чем угодно. Но, если хочешь полезный совет, то я бы на твоем месте сперва закончила завтрак, привела себя в порядок и воспользовалась выпавшим отдыхом, чтобы обдумать дальнейшие вопросы.

Ари смотрел в мои честные и искренние глаза, не догадываясь, что только что сам благополучно принял установку к дальнейшим действиям. Если он действительно долгое время был воином в своем мире, то логично, что резко попав в среду без опасности, он начнет искать врагов везде. Любая успешная армия закладывает это в инстинкты. Враг везде, враг не спит, враг хочет тебе зла. Какого — это на выбор. Благожелательные чужаки для любого хорошего воина прежде всего выглядят подозрительными и по доверию не сильно опережают врага. Привыкание будет проходить медленно. Нас с Альвином будут изучать, прислушиваться, ловить случайные взгляды. Придется потерпеть некоторое время.

Уже потом, когда до него дойдет, что в ближайшее время ему никто не желает зла, он начнет искать себе дело. Опять же, как любой воин, ему непривычен долгий отдых. А судя по тому, как он охотно заполняет свою голову размышлениями, то понятие умственного отдыха у него отсутствует в принципе.

Сложная птичка этот летун. Умная… Но как нам нравится!

— Да… — Ари покосился на чуть успокоившегося Альвина. — Пожалуй, я воспользуюсь советом. Разве что спрошу, где у вас тут уборная и кладовая, куда убрали мой скафандр. Больше пока сложных вопросов мне на ум не идет.

— Без проблем, я потом всё покажу, — на сей раз Альвин опередил меня и бодро занялся своим завтраком. Аппетита у него после смены настроения воина мигом поприбавилось.

Остаток завтрака прошел на удивление в молчании. Ари целиком утонул в своих вялых мыслях, а Альвин нетерпеливо дожидался, пока его чудо закончит мучить пирожное и таки его доест. Я посоветовала хвостатой прелести не слишком утомлять “птичку” экскурсией по дому, а дать ему немного времени побыть наедине. Сейчас у него пошла информационная перегрузка и банальная моральная усталость. Если мы правильно поняли, то он помнит, как еще недавно сражался и летал в бою. А это в любом случае стресс и нервы. Пока он хорошо держится и контролирует себя. Но вот когда осознает целиком… Тогда мы начнем второй этап приручения.

.

***

.

Как провалились в меня остатки завтрака — я не помню. Как изучал планировку дома — тоже не помню. Как меня довели до ванной — помнит только внутренний автопилот.

Вроде бы голова на месте, мозги работают, но безобразно устали. Так просто, как по команде, мозг перешел в выключенное состояние и думать отказывается напрочь. Успокоился, что мне пока ничего не угрожает, и заснул. Если бы местные хотели причинить мне зло, сдать, отравить, то я бы просто не пришел в сознание. Это я усёк по тем оговоркам про специфическую медицину. “Мы поправили”, “мы вылечили”. Да, блин, мне просто взяли и подкорректировали организм для местной пищи. Смешно? Мне не очень.

Но даже не страшно.

Можно подумать, что я до сих пор нахожусь еще на родной планете, а оговорки про лечение и пищу — обман. Но факт остается фактом — я не мог выжить в том бою ни при каких обстоятельствах.

Хозяин дома довел меня в душевую, указал на склянки с мылом, полотенца и прочую домашнюю лабуду и молча выскользнул из комнаты, как растворился.

Автопилот у тела отключился, стоило мне погрузиться в теплую воду. Остатки мыслей разбежались по углам сознания, оставив в голове звенящую пустоту и самое обыкновенное блаженство. Как давно я вот так просто не лежал в ванной! Армейские казармы, мелкие душевые, мытье по графику и поминутно… Арр! Какой бред! Как мало надо для счастья и полного успокоения. Всего лишь горячая вода, не раздражающие запахи ароматных шампуней и тупо не ограниченность во времени.

Я откинул голову на бортик ванной и ощутил то, что, казалось, уже успел подзабыть за годы службы. Покой. Тишина, умиротворение и вода сделали свое дело, погрузив меня в состояние вялого наслаждения. А я всего-то, оказывается, нуждался в уединении и ванной. Да, как бы по-идиотски это ни звучало. Но именно по этой бытовой простой мелочи я успел соскучиться на родине и готов был озвереть после каждого посещения узкой коробки с душем.

Пожалуй, это самая удачная компенсация за мои расшатанные в первом разговоре нервы. Остатки здравого смысла пытались найти подвох или любое другое объяснение такому гостеприимству, но… я просто устал, чтобы пытаться вылавливать несоответствия и подвохи. Возможно, потом, когда я осознанно отдохну. Или изучу внимательнее место, в котором оказался.

Наверное, я умудрился задремать. На грани сознания в мозги закрался звук сирены. Я подскочил рефлекторно и поднял руками брызги. Много воды залило ребристый кафельный пол, а я с тупой обреченностью осознал, что этот звук еще долго будет мне сниться.

Не знаю, как долго я пролежал в ванной, но вода не успела охладиться. Может она с подогревом. Какая разница. Но тогда я решил, что достаточно наплавался на первый раз. Меня вроде как никуда не гонят. Захочу — еще зайду. А пока была задача поважнее ленивой медитации в воде. Мой скафандр.

Понятия не имею, что я хотел в нем найти полезного. Если верить словам хозяев, то от меня фонило как от реактора и пекло, как от угля. Странно, правда, как можно хранить радиоактивные насквозь лоскуты скафандра в кладовой, но, блин. Я зарекся на сегодня удивляться. Пока хочу попробовать изучить максимально все, как есть. Не вдаваясь в подробности и сооружая правильные вопросы.

Кладовая нашлась в конце коридора, где мне и показывали. Самих хозяев я в доме не слышал. Ушли или заперлись в комнатах наверху. В конце концов, не важно, я же не воровать у них что-то собираюсь. Да и они сами сказали, что я могу ходить, изучать все в доме без ограничений. Странные они… Но ладно. Не удивляться!

Как мне представлялась кладовая я не помню. Воображаемый образ рассыпался вдребезги, стоило мне открыть неприметную дверку. Обычно под кладовой понимается комнатка, забитая швабрами, пылесосами, глайдрами, обувью, коробками, строительными приборами, шмотьем…. Тут же я увидел пустоту. А, нет, показалось. Это не пустота, это гладкие стены с кучей разноразмерных шкафчиков без видимых ручек. Надо же! Я уже отчаялся найти в этом доме хоть намек на технологии, а оно вот, все-таки есть. Наверняка, шкафчики сенсорные. И открываются по отпечатку пальцев или еще какому биометрическому показателю. Фуф. Нет, мне, правда, полегчало. Оказывается, все не так уж плохо, и я не в глухой деревне с аборигенами, не знающими, зачем эта “металлическая паутина” проводов в скафандре. Просто эти аборигены любят “живые материалы” в доме и обустроили себе обиталище в загородном стиле.

Короб со скафандром нашелся справа от входа. Просто белый кубический короб с прозрачной крышкой из непонятного материала и без швов. Странный какой-то пластик. Ну да ладно, всякое бывает.

Дабы не тащить условно радиоактивный скафандр в жилую часть дома, я решил распаковать короб прямо тут на месте. На всякий случай. Раз сюда его положили, значит тут безопасно, можно находиться и вообще не думать о мерах предосторожности. Сказали же, что могу посмотреть в любое время? Сказали. Об осторожности предупреждали? Нет.

Ну и отлично.

Прикрыв за собой дверь, я устроился на полу и снял крышку с короба. Так что там говорили про разрезание?…

Оу.

Эм…

Это как?

Я держал на вытянутой руке кусок грудной пластины собственного скафандра и тупо на нее таращился.

Вернее таращился я на ровный срез, шедший поперек силовых волокон, будто орудие, которым это вскрывали, не встречало сопротивления. Да ведь эти волокна не то что пулю в упор выдержат и кинетический удар распределят и поглотят, они еще и на прокол не поддаются! Во всяком случае, нас в этом убеждали и проводили достойные демонстрации.

Разве что какая-то лазерная резка? Но там отражающая поверхность. И какая нахрен резка, если скафандр прилегал почти вплотную к телу?

Скальпель с лазерной кромкой? Клинок с молекулярной заточкой? Химия? Ослабление свойства материала скафандра под специфическим воздействием? Что? Как?!

Я порылся в коробе и наугад вытащил другой лоскут, порезанный аналогично. Похоже на предплечье со слоем термостойки. Края вроде бы крошащейся ткани не мохрились, не топорщились. Хрен. Как по шву порвали. Но она просто должна торчать волокнами как вата! Ну обязана ведь!

Ткань полетела обратно в короб, а я вытащил оттуда перчатку. Ровные надрезы шли по внутренней стороне каждого пальца. Потом, по-видимому, её с меня снимали как кожуру с апельсина. Вот уж не думал почувствовать себя фруктом в таком смысле. Но все равно! Это же перчатка. Тут куча проводков, сенсоров, тактильных пластин. Нет, нормально, срезали. Пальцы не пострадали.

Добил меня вытащенный из недр коробки ботинок. Там же застежки… Были. Силовые крепления. Там же легко, подцепил застежку за край, отогнул в обратную сторону, а ремни сами разойдутся. Можно спокойно стягивать. Но эти умники не заморачивались, а разрезали тяжёлый, армейский, пилотский ботинок, с бронепластинами, магнитными контроллерами, системой терморегуляции и встроенным облегченным каркасом экзоскелета просто вдоль! От колена до носка и вдоль подошвы по кругу! Они там что… Они…

…издеваются.

Зря я заглянул в короб.

Потому что разрезанный как ореховая скорлупа пополам шлем я не забуду никогда.

Шлем, который должен был по идее сохранить мою ценную, хрупкую, незаменимую голову от, наверное, почти всех видов воздействия. Ну, кроме тех, где эту голову со шлемом может просто оторвать. А они его не открыли, а поделили пополам и сняли…

Невольно я дотронулся до макушки, где на шлеме пролегала линия среза. Сложно судить, сколько волос мне срезало этим неизвестным лезвием, но что-то мне подсказывало, что ни одного.

И зачем мне думать об оружии? Если тут у них такие технологии, что армейскую защиту режут, как масло. Я что, правда собираюсь применять свой огнестрел? Или просто буду его с собой таскать повсеместно. Где? В ванной?

Как-то резко накатила апатия и бесполезность любой своей суеты. Я бросил все извлечённые лоскуты скафандра обратно и раздраженно захлопнул крышку.

Почему то всплыли слова Альвина про разрезание когтем. Воображение тут же дорисовало психоделичную картину острого как лезвия загнутого когтя на тонком человеческом пальце. И как этим оружием морального подавления он вскрывал сложный скафандр. Со мной внутри.

До кучи стало ещё и дурно. Воображение, что ты со мной делаешь. Я так сойду с ума. Нет, надо точно уходить отсюда. Гостеприимство — это хорошо, но не будет же эта семейка держать меня вечно. Плюс, я — чужак, я мешаю, я нарушаю их порядок жизни. Вот спрошу только, где нахожусь, как попасть обратно и уйду.

А куда обратно?

Внезапно этот вопрос сам себе не нашёл ответа. Как объяснить о своём мире тем, кто, по идее, даже не знает, про такое космическое государство? Что планета называется Элио, что она метрополия с населением в одиннадцать миллиардов человек, в меру зелёная и вода там покрывает примерно шестьдесят процентов поверхности? И… И все? Можно перечислять наши названия животного мира и городов, но что это даст?!

А ещё там шла война на уничтожение. Метрополия сдавалась и оказалась зажата колониальным флотом со всех сторон. Мы, как последняя линия обороны, были подняты по тревоге и почти сутки пробыли в небе, сбивая десантные боты и редкие ракетные залпы с орбиты, пока…

Пока флот не применил термоядерное оружие. Наши, их, все живое, что попало в зону поражения, по идее, превратилось в серую пыль. В ровный ковёр мертвого пустыря, на многие километры от которого простирается радиоактивная зона. В памяти сохранилась вспышка света, за которой наступила темнота слепоты. Я даже успел понять это, как и то, что автофильтр на колпаке истребителя и шлема опоздал на доли мгновения. Я помню свой холодный ужас.

Но я ведь слышал в эфире предупреждения о залпе. Меня не могла подвести интуиция, я знал, куда отвернуть для безопасности… И я отвернул.

Однако, как бы не спасало годами это удивительно чувство опасности, мне некуда было деться от взрывов повсюду. Значит, они накрыли весь административный центр континента. Или весь континент, поскольку сигнал от вышки прервался за секунды до взрыва. А если это так, если они пошли на тотальные меры и уничтожение, то Центр автоматически запустил протокол “Карателя” и гарантированно нанес ответный удар по колониям.

Шах и мат.

А на душе пустота.

Выходит, все мысли о возвращении — зря? Все надежды, планы, идеи на будущее, которые я планировал осуществить после войны… Все это потеряло смысл? Рухнуло? Распалось радиоактивной пылью всего прошлого родного мира, который я знал?

Нет больше того мира. Даже нет колоний, на которые можно податься. Зачем-нибудь, не знаю, просто чтобы не оставаться ни у дел. Я не умею без дела. Не знаю как это. А оказывается все, что я могу, и где я стал бы полезен, там не нужно… Потому что этого “там” больше нет.

Так может и меня тоже нет? Может, шутка предсмертного сознания решила подбросить такие долгоиграющие глюки? А на самом деле я проживаю тот долгий миг после слепоты и падаю сейчас со своим самолетом вниз, ничего не слышу, не понимаю, не осознаю, дожидаюсь, пока меня догонит огненной волной и смешает с поверхностью?

Ведь не может же быть так все удачно? Не мог я вывалиться из своего мира просто так. Не мог попасть в другой мир с разумными, настолько похожими на простых людей. Не мог этот мир оказаться так удобен и похож на родину вплоть до банальных шампуней, чашек и планировок дома.

Миллионы вариаций и событий могло произойти не так, а иначе. Я мог оказаться ближе к взрыву и мгновенно сгореть заживо. Я мог не попасть в пространственный разлом. Меня могло выкинуть в космосе или в мире не земного типа. В конце концов, меня могли просто не найти или не успеть спасти!

Но череда случайностей сложилась именно так, что я выжил. Во всяком случае, сейчас меня убеждают в этом. Но эта слишком случайная случайность! Так не бывает. Так не может быть! Я должен был погибнуть. Да о чем я… Я почти погиб, но сознание цепляется за жизнь, дарит в последние мгновения заветные желания….

А что будет, когда закончится это мгновение? Я проснусь? Я просто отключусь? Перестану быть? Я вообще почувствую разницу?

Страшно… Оказывается, это очень страшно. А жить я хочу. Как угодно, где угодно, не важно!

Хочу жить! Очень хочу!

Помогите… кто-нибудь!

.

***

.

— Не слишком ли ты его резко? — спросила я Альвина, сидя рядом на диване.

— Нет, было бы хуже, пробудь он в сознании чуть дольше, — ответил
мой спутник, примостившись на краю и заботливо перебирая пряди спящего Ари.

Птичка, как успело прижиться между нами ласковое именование летуна, умудрился нас сильно перепугать. В одном относительно нас он ошибался —
мы ни на минуту не оставляли его без присмотра. Но, как оказалось, даже минута в
случае с Ари может оказаться слишком долго, и за ходом его резвых мыслей надо
было следить постоянно. А то надумает лишнего, перепсихует, испугается. Еще с
ума сойдет, сам себя накрутив! Оно нам надо?

В этот раз Альвин успел, вовремя перехватил его сознание и
коротким волевым воздействием погрузил птичку в сон. Потом забрал из кладовой и
принес обратно в гостиную, где положил на отведенный для него диван. Сейчас Ари просто отдыхал, смотря спокойные сны.

До нас как-то внезапно дошло, что процесс приручения придется пересмотреть. Во-первых, с Ари нельзя затягивать. Он слишком умен и в своем мире привык искать корыстный мотив во всех действиях посторонних. Во-вторых, нам надо как можно быстрее доказать, что мы ему не посторонние, а всеми действиями хотим ему только угодить. В-третьих, ему надо начинать показывать специфику местного мира, чтобы он опять не надумал себе лишнего вроде галлюцинаций.

— Верно, — согласилась я, глядя на эту дивную картину.

Дать Альвину волю, он бы не удержался и затискал Ари спящим. И так, когда нес на руках, прижимал к себе, как сокровище, и чуть ли не урчал блаженно от удовольствия. Вот что могут сделать природные инстинкты с существом такого класса, как Альвин. Скажи я ему, что когда-нибудь его привязка снова возьмет над ним верх – отмахнулся бы и не поверил. А тут живое подтверждение запечатления, сам факт наличия которого радикально меняет отношение Альвина к разумному. Да, птичка вызывал неконтролируемый приступ светлого умиления одним только своим видом. А как подозрительно он хмурился и глазел по сторонам. Даже походка менялась, когда он осторожно шёл по коридору и прислушивался к звукам. Ну точно перепуганный зверек в диком лесу! Злобный, настороженный, кусающийся. Но стоит спугнуть, как подпрыгивает и подлетает, как зашуганная птица, ещё и перья за собой теряет. Прелесть же!

Хотя Альвин на него смотрит немного иначе. Приступы зашкаливающего обожания он даже сам объяснить не в состоянии.  Просто вот так оно есть — моё, нравится, хочу. А затем следует голодный взгляд хищника, демонстрирующий, что он намерен получить своё чудо и добиться его расположения и доверия любой ценой.

Забавно. Сколько похожих типажей встречали за все наше общее время — его так не замыкало. А тут… Вот действительно — шутка мироздания. Чистая случайность!

Альвин так и сидел рядом с Ари на диване. Матово черными пальцами с отросшими когтями, ещё недавно легко разрезавшими прочный “скафандр”, он ласково и бережно гладил птичку по голове. От накативших эмоций он снова забылся и проявил ставшие привычными рога и хвост. Последний кольцом лежал на полу, самым кончиком вырисовывая в воздухе плавные задумчивые узоры. Я слышала все его ощущения и понимала отношение, которое родилось у него к Ари. Мне была знакома эта нежность.

А ещё на его ощущение накладывались мои собственные впечатления, усиливая и без того зашкаливающего умиление. Я искренне хотела, чтобы Ари остался с нами. Но для этого надо постараться.

— Он нужен Нам, — тихо сказала я, даже зная, что он не слышит.

— Да, — согласился Альвин, не отрывая взгляда и посылая с пальцев маленькую искру с новыми спокойными сновидениями. — Но он много думает о смерти. Считает, что все ему только кажется.

— Его надо попробовать отвлечь. Какими-нибудь текущими проблемами.

Альвин покосился на меня с вопросом, а я сбросила ему мысленное предложение и зацепку, на которой можно неплохо сыграть. Если я поняла Ари правильно, он поведётся, заодно перестанет придумывать чушь. В конце концов, мы не плод его воображения!

— Кажется, у нас готов план, — сказала я игриво, а Альвин и вовсе плотоядно и клыкасто улыбнулся.