Как узнать, сколько ты живешь, не пользуясь календарем? А если место, в котором ты живешь, не знает смены сезонов? Рождаются и умирают звери, прорастают брошенные на землю семена, устремляясь к цветному звездному небу, чтобы отжить свой цикл и увянуть, отдавая свой кусочек почвы другому растительному собрату. А ты все живешь, присматриваешь, наслаждаешься собственным уголком покоя и умиротворения и не знаешь, сколько циклов прошло со дня, когда твоя нога коснулась этого нового мира.

Мы хотели уйти подальше от всех, кого знали. Хотели поймать звездный ветер за хвост и нырнуть с головой в просторы Межреальности, чтобы выйти наугад в пустом мире. Кусочек бесхозной тишины любовно отозвался на наш зов и пропустил внутрь себя, подставив серую каменную землю, лишенную жизни. Когда-то тут росли густые леса, и глянцевые, выглаженные ураганами камни помнили, как подпирали собой могучие корни.

Зов мира о жизни слился с нашим поиском. Желание породило Волю, а она преобразила почти увядший мир. Бесцветное небо окрасилось сочными красками всех часов суток, звездные искры замерцали на полотне нового кусочка Реальности, как ограненные бриллианты. Запел по полям свежий ветер, разнося все дальше и дальше весть о пришедших переменах. Помню, как долго живыми красками я писала разноцветную траву и густой, полный таинства и уюта лес, пока мой спутник любовно выводил очертания новых гор. Да, горы – это его вечная слабость. Как любое существо, рожденное крылатым, он всегда тянулся поближе к небу. И мир обязательно должен был иметь свои возвышенности. Горы, башни, высокие деревья, летучие острова, не важно что! Главное, повыше. Инстинкт… Меня это забавляло, и каждый раз, начиная новый мир, я предлагала ему создавать сперва горы.

Правда, в тот раз мой спутник превзошел самого себя. Как-то очень уж задумчиво его взгляд однажды скользнул по заросшему зонтичной травой полю. Кто ж знал, что когда я снова зайду туда, то обнаружу эту траву вымахавшей в несколько раз выше деревьев! Зато на ней оказалось удобно сидеть…

Под конец работы нас устраивало всё. И золотое солнце, очерченное белым ободком короны, на которую можно было любоваться, как на красивейшую драгоценность. И изумрудные леса, плавно переходящие оттенками в насыщенный ультрамарин. Реки и водопады, блестящие, как россыпь кристаллической пыли и светящиеся люминесцентными дорожками по ночам. Нам нравился животный мир, естественно вписавшийся в красочную тихую площадку. Но больше всего мы были довольны тем, что ни один разумный не нарушал наш покой и уединение. На всей земле, усеянной растительностью, крылатой, бегающей и водной жизнью, кроме нас со спутником больше не было никого.

Но как узнать, сколько прошло времени блаженного уединения, не пользуясь календарем? Как скоро реальность сыграла с нами шутку, прорезав нежное полотно мира, чтобы выбросить в наши земли нечто чужеродное? Лес пугливо расступился от точки прорыва, звери и птицы прыснули в стороны, а сторожевые нити натянулись и зазвенели.

Мы переглянулись, не зная, как реагировать. Опасность? Нет. Чье-то намеренное вторжение? Не похоже… Прореха закрылась сама, оставив на реальности грубый рубец, но что-то после этого в мире безвозвратно изменилось. Что-то постороннее осталось посреди леса, не вписываясь в ритм привычной жизни. Что-то…. Или кто-то.

К точке прорыва мы метнулись почти сразу, как утихли сторонние колебания. Лес сообщал, что опасности больше нет, но в его песне все еще звучало тревожное удивление. Мы со спутником не знали к чему готовиться. Да, мы слышали о прорывах, знали, что они случаются, но никогда не наблюдали подобного. И тем более не испытывали таких вторжений в собственный мир.

Мы были готовы на всякий случай ко всему. На уме — боевые арканы, в руках — активное, но скрытое оружие, вокруг — развернутые щиты. Чужак все еще фонил слабым отголоском жизни. Искра его души тускло мерцала сквозь яркую сеть нашего леса.

Но каково было наше удивление, когда, выйдя на тропу, мы увидели человека! Странно одетого, обугленного, распластанного по земле и едва живого.

Арканы свернулись сами собой, а оружие нырнуло обратно в пространственные карманы. Мы подошли к находке, растерянно медля от резонирующего удивления. Странная одежда человека местами дымилась и тлела, источая незнакомый едкий запах неживого материала. Под слоями обожженной белой ткани проступала сеть искристой прослойки, во много раз тоньше самой мелкой кольчуги. Еще глубже – какие-то теплые ткани, металлические нити, паутинки сложных геометрических узоров, и прочее, что мешало нормальному сканированию. Даже голова, закрытая странным глянцевым герметичным шлемом, не впускала ментального зова.

Мой спутник первым склонился к чужаку и осмотрел чутким взором. “Цел”, — ответил он в нашем ментале. – “Почти невредим”. Потом осторожно перевернул человека на спину. Но гарь и налипшая земля замазали странное прозрачное стекло шлема, мешая увидеть лицо. Мой спутник недовольно дернул хвостом, всё опасение перетекло в любопытство. Блеснул в вечернем свете его острый черный коготь, и прорезанный на части шлем вскоре распался ненужными половинками. Мы уставились на мужчину так, словно впервые в жизни видели перед собой человека.

Он был очень молод, не больше двадцати семи лет от роду. Слипшиеся от пота короткие черные пряди, спадающие на лоб, глаза, закрытые в болезненном прищуре. Глубокие морщины на переносице, какие бывают от частой нахмуренности, застыли печатью непростой жизни на юном лице. Зажат, без сознания, застал нечто страшное за мгновение до попадания сюда. Огонь? Обугленная одежда. Лицо человека, застывшего в предсмертном страхе, но по недоразумению и шутке реальности не погибшего.

Но он нуждается в помощи немедленно!

Я хотела сказать это спутнику, но на миг замерла, коснувшись его оцепенелого сознания, целиком и полностью поглощенного лежащим на руках человеком. Все для него потеряло важность в эти секунды. Весь мир вокруг, все чужие жизни, все драгоценности вселенной померкли перед одним-единственным чувством необъяснимого желания обладать вот этим чудом мироздания.

В пояснениях я не нуждалась. Такие связки формируются мгновенно и навсегда. Я стояла и ждала, пока пройдет этот долгий миг осознания, и мой звоночек мысли дойдет до спутника. Чтобы потом, когда он поднимет на меня полный безудержного удивления, восторга и тревоги за чужую жизнь взгляд, сказать вслух хором:

— Нам надо его забрать.