Игра Владыки

Немион

Согарэв, Пустоши Иверо

 

Прохладный ветерок ерошит волосы, гонит мельчайшую красноватую пыль, перекатывает каменную крошку и осколки самоцветов, принесенных с Алмазного кряжа ветром и дождями. Прозрачные кристаллы искрятся на равнине, поблескивают острыми сколами в призрачном свете ранней зари, переливаются накопленной энергией. Для других видов – состояние, сокровище, но… никто не подбирает их с мертвой земли.

Не стоит, если хочется жить долго и хоть немного в гармонии со здоровьем.

Устало поведя плечами, я удобнее облокотился на лежащий на коленях посох. Здесь вообще находиться живым не стоит. В этом месте, на границе условной зоны безопасности, разделяющей неглубокой насыпью Равнины Иверо от Пустошей. Всё здесь не дарует ни здоровья, ни долголетия. Даже эти алмазы, некоторые – с кулак размером и силовым потенциалом крупного реактора, способны превратить здорового человека в разваливающуюся на глазах доходягу за неполные трое суток. И никакое Великое Исцеление не спасет: силовой резонанс этих самоцветов калечит не только тело, как это делает радиация, но и ауру, порой, затрагивая вуали души. Об этом всем известно: Ловчие охотно делятся информацией об этом месте и о его опасностях для смертных. Но разве может остановить риск со временем нахватать критичную для здоровья дозу тех, кто идет сюда, чтобы поживиться в самой богатой и колоссальной сокровищнице Мультиверсума? Разве риск сгнить за сутки может отпугнуть жаждущих разбогатеть за один поход?

Нет!

Вот они, желающие разграбить величайшую сокровищницу Мультиверсума: собираются группами или сидят в одиночестве неподалеку от границы Пустошей, как это делаю я сам. Больше всего тех, кто приходит сюда ради добычи, которую можно быстро и без сложностей продать на любом Перекрестке. Их легко различить: броня и оружие, фонящие чаровками так, что ореол появляется, упакованные зельями и артефактами, иногда – сбивающиеся в постоянные отряды ради грабежа условно-безопасных уровней Первого Яруса. Для таких как я, идущих на глубину, они проблем почти не доставляют, но вот для всех остальных… как повезет. Могут подержать и помочь, а могут и подставить, сами попадая в ловушки и утаскивая с собой других. Еще и нежить плодят на Ярусах, вымирая целыми отрядами. А некоторые промышляют грабежами не самих Катакомб, а тех счастливчиков, кто сумел выйти оттуда с добычей. Но живут такие недолго: стоит пройти слуху о появлении очередного такого отряда, как их быстро вырезают или сами рейдеры, или хозяева территории.

Взгляд сам собой скользнул на стоящую неподалеку фигуру. Зримо или нет, но в момент открытия проходов в Катакомбы Иверо хозяева этих земель всегда здесь. Верховые воины, монстры в обороте или статные крылатые фигуры, едва виднеющиеся в разнотравье Равнины Теней. Они рядом, когда собираются рейдеры. Не для того, чтобы нам помочь, случись какая беда, как могли бы предположить новички. Нет. Они здесь для того, чтобы добить тех, кто вышел из Катакомб и… вынес на себе то, что должно быть похоронено в Иверо: заразу, проклятия, мутаген или зародыши тварей, чуждых нашему времени.

Вскоре на Пустошах запылают костры, на которых будут сжигать трупы неудачников, которым повезло вернуться чуть более обжитыми, чем следовало.

Сильный порыв ветра хлестнул лицо острым каменным крошевом, и я отвел взгляд от молчаливых фигур.

Никто не лечит заразу, вышедшую из Катакомб. Ее переносчиков убивают и сжигают до праха. Никто не будет рисковать и проверять, что могло настояться и вызреть за миллиарды лет в магическом фоне древнейших структур. Никто не будет рисковать связываться с мутагенами, которые могут там появиться. Никто не будет спасать жизнь неудачника, заразившегося непонятно чем.

Никто!

Никто не придет на помощь, никто не прикроет зараженного, никто за него не вступится и никто не позволит такому пройти сквозь портал, вынося неизвестную заразу в Мультиверсум. За ним пойдут, выследят и убьют. А если зараза начнет распространение, то следом за таким беглецом выжгут те планеты, на которые он ступил. Такие случаи были на моей памяти трижды. Десятки планет, миллионы жизней, и всё из-за постыдного страха и жажды выжить несмотря ни на что. Даже когда зараза уже начала проявляться на теле язвами и следами начинающейся мутации, даже когда появились первые зараженные на транзитных планетах…

Зябко передернув плечами, я нервно сжал пальцы на древке посоха.

Обычно я ухожу надолго и когда возвращаюсь на поверхность, костры уже давно прогорели и все кости вкопаны в почву Пустошей. Но иногда я завершал свои дела быстро, и тогда я мог видеть своими глазами, что здесь творится.

После таких зачисток сложно задаваться вопросом, почему хозяев этой земли так бояться и так ненавидят. Даже если они… правы. Но кого волнует чужая правота и чужие жизни, когда на твоих глазах убивают твоих соратников, друзей или близких? Даже слова о спасенной душе не помогают сгладить ярость и боль. Умом многие, как и я, понимают, что они правы в своей беспощадности. Умом осознают, что спасенная душа важнее жизни, знают, что убитый их руками уйдет на Круг Перерождения легко и сразу, но даже понимание не всегда спасает, когда перед глазами пылают магические костры, в которых сгорают в пепел сотни тел.

Всегда есть риск, что однажды на таком костре окажусь я сам.

Над головой медленно разливалось призрачное лазурное свечение зари, высвечивая глухую черноту ночного неба древнего мира. Погода ясная, небо чистое, лишь тоненькие жиденькие облачка темнеют на фоне светлеющего неба. Но в этом мире нет яркой россыпи звезд. Нет переливов близких туманностей. Нет искристой дымки галактики. В небе Согарэв нет даже лун. Оно черно в ночи, как провал в Бездну. Да и рассвет разливает яркие краски не у горизонта, а в зените. Там, где сияют два светила этого мира, вращающиеся вокруг своего черного собрата.

Если верить словам местных, так было испокон веков, пока, однажды, в сияющих полуденных небесах не проявилась Она, навеки изменив миропорядок и пути светил, навеки вобрав в себя лазурь полуденного неба, ныне – серого, подобно обесцвеченному снимку.

Запрокинув голову, я всматривался в светлеющее небо, с трепетом в душе ожидая того мига, когда свет светил очертит Её край и позволит нам увидеть величайшее сокровище нашего Мультиверсума.

Кузню.

В рассветных небесах Согарэв Она появляется в миг начала зари.

Лазурное свечение разливалось по миру, разгоняя тьму на Пустошах, но углубляя тени, и вон он – долгожданный момент: первые лучи веером расчертили небеса и… позволили нам узреть край Её ребра.

Титанический каменный диск проявлялся в чистом небе подобно всплывающему из глубины монолиту. Едва видимый, оглаженный светом выходящей голубой звезды по самому краю, он колоссальной молодой луной скользнул изгибом до бездонных глубин отсутствующего здесь космоса. А следом пришел шелест. Шорох вечного движения каменных колец.

Я вслушивался в этот шелест прикрыв глаза. Слушал его как музыку жизни, ведь стоит ему утихнуть, стоит вновь услышать тот самый протяжный гулкий удар камня о камень, после которого на мир упала тишина, как сердце тревожно пропускает удар, ведь тогда все живое встанет на кон выбора. Жить дальше или погибнуть безвозвратно, если будет остановлено второе Кольцо.

По спине пронеслась колкая волна морозца. Никогда не смогу забыть явление Кузни и остановку первого кольца. Это врезается в память, выжигается тавром на самой душе. Миг, когда из навечно посеревших и потемневших небес древнего мира опустилась Она. Кузня Мироздания.

Когда остановило вращение первое кольцо, я окаменел. Томительные мгновения все мы, свидетели, ждали, что будет: продолжит оно вращение или остановится следующее. Не знаю, что бы я с собой сделал, остановись среднее, знаменующее окончательную гибель всего, что мне дорого. Я бы выжил, как и все, кому довелось оказаться в мире, с которого инициировали начало конца. Но что мне собственное выживание, если я останусь один, лишенных тех, кто дороже жизни?

На мое благо после пронесшегося вечностью промедления, внешнее кольцо вновь продолжило вращение. Зазвучал Шепот Колеса и шорох камня о камень. Приговор был… отложен. Не отменен: Кузня по-прежнему проявлена в реальности и ждет, когда ее избранник активирует ключ повторно.

Личность нынешнего владельца Ключа для многих не является секретом, но что это дает, помимо осознания, кто нас всех может погубить по своей воле или прихоти? Были глупцы, возжелавшие убить избранника Кузни, но… он всё еще жив. Хозяин феона, чьи территории выходят к Пустошам Иверо бесконечным полотном Равнины Теней за моей спиной. Представитель доминирующего вида в этом титаническом мире. Странный народ, о котором даже слухов не ходит. Известно одно – Согарэв их любит, а спорить с осознавшим себя миром – бессмысленно. Особенно, с настолько древним и могущественным, не единожды пережившим Перезапуск Мультиверсума.

Выжив раз по воле Кузни, такие миры неподвластны Перезапуску и переходят из Вечности в Вечность вместе с другими такими же чудом сохранившимися осколками. Согарэв. Дартахан. Маамун. Ксэчо. Сотас. Ихдрис. И еще десятки других миров. Некоторые гибнут естественным путем, а другие, такие как Согарэв или Дартахан, зациклились, закрылись и существуют сами в себе самодостаточной системой. Закапсулированной микровселенной с собственной закрытой системой перерождения душ и перераспределения энергии.

И в каждый такой мир выходят Катакомбы Иверо.

Ослепительная искра резанула взгляд, смазывая бледную тень былого. Первая вспышка выходящего светила, когда сияющий край попадает в прорезь орнамента Колеса. Едва видимая линия узора в монолите Первого Кольца, крохотный перепад высот на каменном титане, но этого перепада достаточно, чтобы край внутренней звезды вновь окатил мир россыпью ярких лучей, знаменуя начало рассвета.

Уходящая ночь словно забирала с собой тревоги и нервность, возвращая рабочий настрой и чистоту разума. Я убрал глубже в память воспоминания о так и не начавшемся Перезапуске, остановленном в последний миг. Это не то, с чем я должен ожидать открытия Катакомб Иверо. Не с такими мыслями и не с таким настроем, ведь там, в их недрах хранятся последние следы былого величия народов прошлого, навеки стертого Кузней в горниле Перезапуска. Именно там можно найти истинно-древние артефакты, созданные задолго до того, как по воле Кузни развернулась наша Вечность и время начало свой бег с нулевой точки.

Я запрокинул голову, удобно опираясь локтями на лежащий на коленях посох. Длинное, до плечевого сустава овальное в сечении древко из местного дерева, по прочности сопоставимого с броневыми сплавами космических кораблей, окольцованное девятью кольцами из кровавой стали, адаманта и лунного серебра. На одном конце колец пять, на втором – четыре, но более массивных. Лучшее оружие в Катакомбах, если идти глубже первых Ярусов.

По снаряжению легко вычислить, кто куда собрался. Чем помпезнее, богаче и сильнее зачарована броня и оружие, чем больше на них барахла, дающего мощный фон, тем ближе к поверхности они ходят. Никто не идет вглубь с таким фоном, если вернуться хочет. Чем глубже идут, тем проще снаряжение. Простая легкая броня из кожи или ткани. Обувь на тонкой и нескрипучей подошве, плотно фиксирующаяся на ноге. Простое оружие без каких-либо чар, разве что материалы соответствуют уровню риска. Кровавое железо или сталь против нежити и существ из… странных мест, лунное серебро – защита от полуматериальных сущностей. Адамант – самое смертоносное, что есть из материалов в нашем Мультиверсуме. Идеальный металл для оружия в Катакомбах, но, к несчастью, не универсальный. Его приходится разбавлять другими металлами, из-за чего клинки мечей, заточенных под тварей Катакомб, могут расколоться по местам сплава плохо смешиваемых материалов в самый ответственный момент.

Взгляд скользнул по соседям.

Чуть левее на сколотой глыбе сидит серокожий демон с южных кланов Тхероса. Одет, как и я, в походный костюм из плотной ткани без следов зачарования, на ногах – высокие сапоги с мягкой тонкой подошвой, облегающие икру до колена. За спиной – небольшой плоский рюкзак, на поясе – плотно подогнанные боксы с барахлом первой необходимости. Посох лежит поперек колен. Волосы черные, длиной почти до талии, переплетены в плотную косу и свернуты вокруг головы начиная от макушки. Знакомая прическа, привычная в среде воинов Домов. Этот идет глубоко, как и я. А вот отряд рейдеров числом в четырнадцать разумных – эти нацелились на верхние Ярусы. Этих я знаю. Не впервой вижу. Еще дальше – новички группами от двух до десяти бойцов. Снаряжение разномастное. Нервничают. Большинство из них погибнут, кто-то останется необратимыми калеками, а кто-то вернется с добычей. Ради таких за нашими спинами разбивают лагерь местные. Эти на Пустоши не спустятся, зато они торгуют расходниками, пищей, водой, предоставляют услуги лекарей и прочее подобное. Эти тоже на грани риска. Когда рейдеры идут в Пустоши, к границам подтягиваются местное зверье на пожрать. Многих порвут. Крупные организованные караваны отобьются, а вот авантюристы и просто самоуверенные идиоты будут съедены. Их кости зверье растащит по территории, многие неудачники встанут умертвиями, чтобы убивать других или быть упокоенными местными магами. Вечный цикл…

 

В расположившейся на пригорке группе рейдеров началось оживление. Бойцы вставали, проверяли амуницию, оружие и припасы, маги активировали негаторы, скрывая естественный фон, командир и группа разведчиков следили за оживившимися Стражами, заполонившими раскинувшуюся перед нами каменистую пустыню. Привычная суета сборов.

Резкий порыв ветра взъерошил волосы, обдав льдистым холодком и щедро кинув мне в спину колкую красноватую пыль. Погода портится. Сощурившись, всмотрелся в переливающуюся радужную искру. Алмазный кряж уже отчетливо светится изнутри, создавая подобные северному сиянию фотонные волны. Скоро начнется сброс и понесется Волна.

От отряда рейдеров отделилась тонкая фигура: их командир направился ко мне. Полукровка из местной ветви эльфийского народа и кого-то из демонов. Подойдя, почтительно замер за пределами личного пространства. Я вопросительно склонил голову, предоставляя ему возможность заговорить.

–   Разведчики сообщили, Стража уже активна. – коротко произнес парень, по привычке рейдеров опуская долгие расшаркивания и велеречивость.

Заметил. Молодец. Но не знает причин.

–   Волна с Алмазного Кряжа идет. – чуть щуря глаза ответил я, опираясь предплечьями на древко лежащего поперек коленей посоха. – Они всегда активны перед ее проходом.

Тихий шелест шепотков пронесся по отряду, разнося новость среди бойцов. Здесь тихо, голоса слышны далеко.

–   Почему не предупредил?

–   Я предупредил. Тебя. – покосился на нахмуренное лицо. – А ты предупреди других.

Тонкое лицо дрогнуло, Юноша вскинул руку, и с его ладони в темное серое небо сорвался яркий изумрудный луч, мерцающий тем самым призрачным золотистым отсветом, что и губительная энергия Волны. Чуть дальше, на скалистой возвышенности на грани видимости человеческого глаза в небо взметнулся другой зеленый луч. Мгновением спустя – еще один. И еще. Предупреждение будет передано циклично по всему периметру Пустошей, и, возможно, сотни тысяч рейдеров сегодня не будут сметены Волной. А она идет: я уже ощущаю ее приближение как накатывающую волну мороза, прошибающего тело тонкими ледяными иглами. Сейчас ее не видно: Волна не встанет, пока не пересечет границы Пустошей, но когда она встанет… поздно будет возвращаться.

–   Все забывал спросить, почему ты сам никогда не давал сигнала о приближении Волны. – тихо спросил парень, скосив на меня яркие зеленые глаза.

Забывал он… Как же. Скорее, не рисковал задавать такой вопрос. И покосился на моего сородича, который тоже не стал давать сигнал. По той же причине, что и я.

–   Глубоко спускаюсь. – ответил я, глядя, как вспыхивают изумрудные искорки. – Нельзя получать фон. Даже от такой мелочи как иллюзия или световой маркер.

Мимо нас потянулась цепочка разумных: крупный мультивидовой отряд уходил от Пустошей в сторону Тракта, свернув рейд. Вовремя. Спину кололо и дергало, начали неметь кончики пальцев. Первые признаки накопления энергии.

–   Дай красный сигнал. Фронт начинает формирование.

Парень вновь вскинул руку и ослепительный алый луч пронзил сумрак, выплескиваясь из ладони. Мощный, отчетливо пульсирующий, мгновенно подхваченный невидимыми из-за расстояния магами: алые сигналы взметались в небеса один за другим, растворяясь в неестественном сгущающемся сумраке.

Это для глаз смертного мир залит яркими лучами рассветного светила, но для меня Пустоши погружались в сумрак, во тьме которого отчетливо мерцали нити сплетающейся в смертоносный фронт энергии. Зрительная иллюзия, результат наложения разнопланового восприятия на визуальные образы. Не я один так вижу: юный хаосит, стоящий чуть в стороне от нашей группы, замер столбом, вцепившись в руку напарника стальной хваткой. Взгляд стеклянный, по телу идет нервная дрожь, заметная со стороны. Впервые видит Волну. Еще дальше на север вдоль края граничной насыпи – разведчик из народа Эофола оттащил за перевязь сослуживца, убирая из зоны риска.

Вовремя.

Волна взметнулась ослепительной стеной без предупреждения, формируясь в удар сердца. И покатилась по сплавленной, мертвой пустыне, выжигая на своем пути все, что несет хоть крупицу жизни.

Алый маяк угас. Сейчас Волну все видят: стена смертоносной энергии сияет ярче сигнальных маяков даже для глаз смертных. Кто не успел вернуться обратно или укрыться в защищенных залах комплекса – обречены. Как и те, кто сейчас рискнет спуститься вслед за фронтом.

–   Дай синий сигнал. – произнес я, всматриваясь в продолжающий сиять Алмазный кряж. – Волна пойдет каскадом.

Паренек с мелодичным эльфийским именем Сиалейн вновь вскинул руку, давая мощный, яркий, ослепительно-насыщенный неоново синий луч. Дал сигнал не он один: я различал в яростном свечении Волны другие синие искры. Не я один знаю механизм формирования Волны, не я один слежу за Кряжем.

–   Сигнал не сворачивай. Каскад пойдет в три фронта. Это был первый.

Словно подтверждая мои слова взметнулся второй фронт. Не такой яркий, как первый, лишенный золотого отблеска, зато отчетливо отдающий льдистым свечением. Третья Волна будет хрустально-бледной, почти прозрачной, с едва уловимым дымчатым топазовым отливом. Чистая, концентрированная энергия Смерти. Она скапливается на природных аккумуляторах кристаллических кряжей и раз на какой-то период сбрасывается по мировым магистралям на Пустоши Иверо как одна из фаз каскадной Волны, и через Катакомбы – в Чертоги. Никакой мистики. Обычный механизм циркуляции энергии по силовым магистралям, четко регулируемый замкнутым миром, не имеющим иного пути сброса излишков.

–   Как вы узнаете?

Вместо ответа я сбросил ему информационный пакет. Паренек ойкнул, рефлекторно схватился за голову.

–   Будет спокойное время – посмотри. – произнес я, вставая и перехватывая посох. – Словами не всё можно объяснить правильно.

Сиалейн склонился в поклоне искренней благодарности.

–   Я пойду на границе последнего фронта. Вам спускаться нельзя – не выдержите касания шлейфа. Дождитесь, когда проступит свечение энерговодов, и тогда идите. Стража будет заторможенная из-за энергетического перегруза. Недолго. Как только усвоят заряд, станут сверхбыстрыми.

–   Благодарю.

Сумрак осветило призрачное свечение. Последняя Волна. Пора идти.

–   Удачи… – донеслись тихие слова, когда я уже спрыгнул с безопасного пригорка на мертвую поверхность Пустошей.

Шлейф последней Волны сизым туманом стелился по красноватой почве, обесцвечивая ее, словно эта тускло фосфоресцирующая дымка вытягивает не только жизнь из всего, до чего касается, но и краски из мира. Даже я ощущаю ее: по телу идут тонкие иголочки льдистого холода, проникающие до самой души. Остановлюсь, позволю этому холоду стать отчетливее и погибну как смертный.

Касания Чертогов…

Бледно-сизая в свете шлейфа Волны равнина просматривалась с трудом. В этой дымке смазывалось восприятие расстояния, искажалась видимая геометрия и нарушалось природное умение ориентироваться в пространстве. Идти в шлейфе не сложно, сложно удержать в видимости свою цель – трехступенчатую пирамиду Тарио, венчающую вход в Поющие Залы. У этого строения нет высокого шпиля-накопителя, выплескивающего в небеса столь хорошо видимый луч-маяк. Оно невзрачное, приземистое, невнятно-серое, в отличие от других богато украшенных белокаменных построек, возносящихся порой на десятки этажей. Зато в Тарио легко попасть: вход не перекрывает силовое поле, а сама пирамида безопасна. На ее территории нет нежити и разнообразных тварей, порождённых защитными системами из попавших в ловушки неудачников: сюда почти никто не ходит и не плодит проблемы. Самое непопулярное место, несмотря на роскошную сокровищницу Первого Яруса.

Я аккуратно обошел замершего статуей Стража, оцепеневшего после пронесшегося фронта Волны. Черная громада, закованная в адамант и кровавую сталь. Красивое создание, всё в узорчиках, остроугольных прямолинейных орнаментах, в рунах, сейчас сияющих яростным белым светом. Зачарованное, неуязвимое для магии, неподатливое оружию. Смертоносный голем прошлого, жестко привязанный к территории, которую должен охранять. Сейчас все эти Стражи замерли на местах, перерабатывая полученную мощь, исправляя внутренние дефекты и перезапуская собственное условно-разумное сознание. Пока идет шлейф последней Волны, они безопасны, но стоит сизой леденящей дымке истаять, как они активируются и займутся тем, чем и должны: будут убивать всех, кого заметят. Сражаться с ними бесполезно: сам материал делает их неуязвимыми. Можно лишь тормозить опосредственным воздействием, можно убегать и уворачиваться от ударов, благо, големы не настолько проворны, как могли бы быть. А еще их мало. Сотни четыре на все Пустоши. Обычно возле каждого строения их можно встретить в одиночестве. Максимум – втроем. Было бы их больше, и никто никогда бы не смог спуститься в Катакомбы Иверо или выйти из них.

Пространные мысли позволяли занять рассудок, не давая восприятию соскальзывать и утопать в накатывающей тяжелой сонливости. Мне надо лишь дойти до Тарио. Там есть безопасные зоны. Там можно будет отлежаться, прийти в себя после пребывания в шлейфе волны. Еще немного… Вот он, вход. Массивное каменное основание, украшенное рельефом непонятных змееподобных тварей и письменами на давно мертвом языке. Широкая лестница, ведущая наверх. Туда, где открывается вход: огромный каменный портал, обрамленный коленопреклоненными статуями крылатых существ.

По телу пронеслась дрожь, колени чуть не подогнулись. Я замер, тяжело опираясь на посох, пережидая мгновения слабости. Силы тают все быстрее. Надо шевелиться, но нельзя спешить. Волна уже поглотила пирамиду, а шлейф окутывает туманом основание лестницы. Спешить нельзя – попаду во фронт. Отставать нельзя – любой Страж меня убьет. Слишком я заторможен от долгого пребывания в сизой дымке.

Тихий шелест каменного крошева под подошвой пропал: я ступил на плиту основания. Знаю, этот камень серо-зеленый, но сейчас он мутно-белесый. В прорезях орнамента струится шлейф Волны, стекая на равнину убийственными щупами. Три длинных плиты с ленточным рунным полотном-орнаментом. За ними – лестница. Ровно сто сорок одна ступенька, две плиты пролетов по одной на каждую смену ярусов. Лестница прямая. Наверху, в основании последнего, третьего яруса, – прямой коридор сквозь портал, пленкой щита сейчас не затянут. При проходе Волны открываются все двери. Я смогу пройти сразу в зону ффола в нижних этажах Поющих Залов. И мне не придется пересекать их целиком.

Восприятие привычно смазывалось. Я считал ступеньки. Семьдесят две. Плита пролета в десять шагов. Первый ярус. Еще шестьдесят две ступени. Вторая плита, восемь шагов. Небольшое возвышение. Семь ступеней. Они ниже, но шире предыдущих. Зрение почти отказало, как и восприятие мира. Зато остались тактильные ощущения: пальцы коснулись гладкой ледяной поверхности. Три руны. Вход. Отсюда – двадцать шесть шагов прямо. Кончики пальцев вновь уперлись в стену. Знакомые неизвестные символы. Налево – вход в техническую зону. Направо – основной вход. Мне налево. Сейчас плита поднята. Могу пройти. Три шага до плиты. Рука встретила пустоту. Поднята. Отсюда еще восемнадцать шагов прямо, касаясь кончиком посоха стены – я чувствую вибрацию древка от трения по камню, слышу шелест. Посох уперся в угол. Там небольшой выступ квадратной колонны. От нее – направо. Я как раз должен пересечь просторный зал. Сорок шагов до стены. И не важно, что этот зал по размеру больше основания самой пирамиды Тарио. Тут нет порталов в классическом смысле слова. Я никуда не телепортируюсь. Я иду в пределах единого пространства, но у него искаженная геометрия. Смотреть глазами нельзя – обманешься. Только так. Наощупь и по памяти.

Пальцы правой руки коснулись камня. Я ощупал поверхность. Волнистая линия, наклон узора влево… три остроугольные руны. Сместился чуть правее чем следует, пока пересекал зал. Иду влево, скользя ладонью по стене. Рунные цепочки проносятся под пальцами, изменяя саму структуру окружающего мира и позволяя мне попасть туда, куда мне надо: я активирую их касанием и четким пониманием, куда мне надо и что должно оказаться под ладонью.

Не важно, как это работает. Не важно, почему это работает, нарушая законы нашего Мультиверсума. Важно, что оно работает.

Наконец, рука замирает на нужных мне символах. Три руны крупнее, над ними – текучая вязь из пяти символов, под – три вычурных глифа. Касаюсь нужных. Не рукой. Разумом. Я словно очерчиваю их мысленно, и они срабатывают: камень под пальцами резко идет вверх, открывая мне доступ в просторное помещение. Я вхожу. Ровно пять шагов выверенного размера. За спиной – протяжный шелест. Плита встала на место, замыкая защитный периметр.

По телу пронеслась теплая волна, и я, наконец, позволил себе упасть. Здесь – можно. Здесь – безопасно. Здесь смогу отлежаться и немного прийти в себя.

Последнее, что я сделал перед тем, как отключился – достал со слота в поясе крохотную капсулу энергетического концентрата и сунул в рот.

 

* * *

 

Ночь прошла нервно и очень сумбурно, спали мы урывками, подрываясь от невнятного бормотания и приглушенных болезненных вскриков. Тихих, практически беззвучных, но удивительно-громких в тишине древнего здания. Ринор спал беспокойно, скатываясь из одного кошмара в другой, изредка проваливаясь в тяжелый глубокий сон без сновидений, чтобы вновь попасть на очередной круг персонального Ада. В гулкой, звонкой тишине огромного каменного зала сбивчивый хриплый шепот звучал подобно надсадному крику. А когда мы смогли разобрать слова… те их них, что прозвучали на знакомом ему языке, на Зуана было страшно смотреть. Услышанное для него стало откровением, ударом под дых, сложившим так долго не сходившуюся расколотую мозаику под названием Ринор.

–   Не знал?

–   Мне это попросту не пришло в голову. – прошептал он, косо глянув на забывшегося беспокойным сном мужчину. – Я знал о его безумии. О распаде психики и личности. О прогрессирующем сумасшествии, которое в один момент резко остановилось и исчезло. Читал заключения медиков и психологов его Дома. – Зуан вздохнул, прогреб волосы. – Отец Ринора был столь любезен, что поделился архивами, лишь бы я оставил его сына в отряде. Я тогда еще удивился такой просьбе. Разное думал, но и предположить не мог, что он…

Напарник запнулся, потер висок правой рукой. Ладонь левой лежала на лбу Ринора.

–   Ты так говоришь, словно он тебе в любви признался. – буркнула я, плотнее закутываясь в теплое покрывало.

Ушки дернулись и прижались к голове.

–   Да лучше бы он мне в любви признался, чем вот так узнать, что он с собой сделал! – вспылил Зуан, но очень тихо, не повышая голоса, чтобы не разбудить наконец-то заснувшего спокойно мужчину.

–   Неведение – благо. – флегматично пробормотала я.

–   Я не имею права на это благо! – вновь покосился на Ринора, нервно дернул головой. – Как он вообще умудрился с собой это сделать? Зачем?!! Можно же было обойтись без таких крайностей! Это же не псипрограммирование, не ментальная коррекция и даже не импринтинг! Сам, добровольно… – голос сорвался в безнадежный возглас: – И замкнул на меня!

–   Неудивительно, что он примчался, когда у тебя сердце остановилось…

Зуан вздрогнул, стиснул зубы.

–   Рини, Коркс прислал данные. У Ринора ожоги по всему телу! Броня местами пригорела к коже!!! – он резко дернул головой. – Узнал, когда отправил его на корабль во второй раз… а он опять сбежал из лазарета, как только отработал регенератор.

Я развела руками.

–   Вот уж воистину… он принадлежит тебе.

Напарника от моих слов передернуло, но спорить он не стал. С этого момента Зуану придется быть очень осторожным в высказываниях: после его двойной смерти что-то в голове у Ринора перемкнуло окончательно, и теперь малейшее неверное, неосторожное, сказанное в запале слово…

Краткие мгновения слабости и раздрая прошли. Зуан переварил неожиданные новости, и теперь сидит, думает, что делать дальше. Незримая нить в душе дергает и вибрирует, фоня мощными, сумбурными эмоциями, бушующими ураганом в душе расслабленно сидящего росса. Я вижу мелкие проявления этого эмоциональной бури: подрагивающие пальцы руки, лежащие на голове крепко спящего воина, поджатые чувственные губы, едва заметная дрожь подбородка, прищуренные глаза. Он не злится на Ринора. Краткая вспышка гнева давно прошла. Нет ни злости, ни гнева, ни раздражения. Ярче всего звенит… беспомощность. И смирение.

Зеленые глаза моргнули, он повернул голову, сумрачно глядя на меня. Сидит нахохлившись, чуть сгорбившись.

–   Разве не так?

Он нервно дернул ушами.

–   Невозможно откатить такую коррекцию. Вред был нанесен задолго до моего рождения. У меня лишь есть выбор: принять или нет. – в голосе промелькнуло рычание.

–   Скажешь ему?

Зуан согласно кивнул.

–   Скажу. Иначе он дойдет до крайности. Втихаря.

–   Куда уж дальше? – буркнула я. – И так недалеко от добровольного раба.

По красивому лицу прошла судорога, скулы заострились.

–   Это… свойственно представителям нашего народа: верность и преданность могут дойти до крайней своей степени. Ты правильно сказала: добровольный раб, весь мир которого вращается вокруг того, кому нарим отдал свое служение.

Он замолчал, сумрачно глядя куда-то перед собой.

–   Не могу понять, почему он замкнул психику на мне… Почему именно на мне? Он же меня даже в глаза не видел, когда проводил над собой такую коррекцию!

–   У него спроси.

Напарник раздраженно, зло рыкнул.

–   Не скажет! Если прямо не скажу, что уже знаю, будет молчать даже о самом факте завязки психики на мне!

–   Ну да, зачем тебе знать, что из-за каждого твоего неверного слова у него и без того нестабильная психика идет кровавыми разломами? Это же такая мелочь, недостойная внимания…

Черные ушки прижались к голове.

–   После некоторых его выходок иногда появлялись мысли вышвырнуть его из отряда… Слишком много проблем он доставляет. – прошептал росс, глядя на беспокойно заворочавшегося при этих словах Ринора – Останавливала лишь его фанатичная верность. И понимание, что если я это сделаю…

–   Милосерднее будет убить.

Зуан обреченно кивнул.

–   Будем ждать? – еще тише спросила я, кивнув на спящего.

–   Будем. – тяжкий вздох. – Пусть поспит спокойно. Хотя бы сейчас…

–   Хочешь, закипячу воду, сделаю… – я запнулась. – Забыла, как называется ваш травяной напиток.

–   Чифа. – вымученная улыбка. – Да. Буду признателен.

Я подскочила на месте, замоталась в теплую ткань, подхватила небольшой котелок.

–   Я быстро!

Легкая, бледная улыбка осветила сумрачное лицо.

 

Пока я возилась с водой и готовила нам чифу, а напарник с интересом за мной наблюдал, как-то так получилось, что мы не заметили, когда проснулся Ринор. Просто в один момент Зуан опустил взгляд и увидел, что тот не спит. Лежит без движения и молча смотрит на него.

–   У тебя кошмары. – спокойно произнес Зуан, снимая руку со лба воина.

Ринор медленно сел, подобрал под себя ноги, настороженно переводя взгляд со своего командира на меня.

–   Я вам помешал…

–   Немного. – согласно кивнул Зуан. – Как часто?

–   Как когда. – уклончиво ответил воин, но, встретив пристальный взгляд своего командира, признался: – Всегда.

Зеленые глаза сузились.

–   Кто знает?

–   Никто. – лаконичный ответ.

Напарник прогреб подрагивающими пальцами всклокоченные волосы.

–   Раньше я не замечал, чтобы у тебя были кошмары. На миссиях ты спишь тихо. Почему?

Ответ пришел мгновенно:

–   Препарат, блокирующий возможность видеть сны.

Зуан судорожно хватанул воздух. О каком именно препарате идет речь, он понял сходу: информация понеслась сплошным сумбурным потоком, заваливая такими видениями, что воздух уже хватанула я.

–   Почему не сказал?

Воин отвел взгляд и устало спросил:

–   Что бы это изменило, если бы ты узнал?

–   Я запрещаю тебе принимать пракс. – глухо произнес Зуан. – Вернешься на корабль, утилизируешь все его запасы. – короткая, тяжелая пауза. – Я знаю о твоем сумасшествии, и о том, что произошло двести восемьдесят лет назад. Я знаю, что ты с собой сделал тридцать лет назад.

Ринор оцепенел, сжав пальцы на коленях так, что костяшки побелели.

–   Ты сделал свой выбор, я его принимаю. Но не потерплю более никаких тайн и самодеятельности с и без того изуродованной психикой. – мягкий, неестественно спокойный голос. – Ты меня понял?

Ринор коротко кивнул.

–   Хорошо. – Зуан снова прогреб волосы. – Слетай на корабль. Там был комплект эмиттеров для силового экрана.      Привези сюда вместе с моим портативным компьютером.

Воин встал, не сводя взгляда со своего командира.

–   И Ринор…

Вопросительно склоненная голова.

–   Загляни в лазарет. Пусть Коркс осмотрит плечо. И долечи ожоги, прошу. – голос Зуана смягчился. – Я бы тебя уложил в регенератор дня на четыре, но настаивать не буду. Если не хочешь отлежаться в лазарете, хотя бы позволь Корксу провести полную обработку.

Легка улыбка приподняла уголки губ, взгляд темных, почти черных глаз утратил настороженность встревоженного зверя, воин чуть-чуть расслабился.

–   Я позволю.

 

Ринор ушел практически сразу, не найдя повода для отсрочки посещения корабля базирования. Лишь прошелся вдоль стены и проверил, что есть в наличии. После – улетел без единого слова. Зуан следил за ним взглядом, молчал и как-то иначе изучал вроде бы хорошо ему знакомого сородича. Я тоже молчала и сидела у огня горелки, пока рослая фигура не растворилась во мраке коридора. Лишь когда донесся едва слышимый гул заработавшего двигателя грассера, я налила напиток в толстостенные кружки и вернулась к напарнику

–   Держи. – я подала ему кружку.

Он взял кружку, благодарно кивнув.

–   Так зачем ты его отослал на корабль? – спросила я, устраиваясь рядом. – Экран с компом – повод, но не причина.

–   Ему надо побыть в одиночестве. – ответил Зуан, осторожно отхлебнув горячий напиток. – Пусть обдумает, свыкнется с мыслью, что я узнал то, что он так долго скрывал. Когда вернется, посмотрим, к каким выводам придет. И не придумал ли себе какую-то очередную дрянь.

Покачав кружку в руках, отстраненно глядя в колеблющуюся темную поверхность, он отстраненно добавил:

–   Какое-то время он будет находится рядом с нами постоянно. Сейчас я не рискну его отпустить надолго без присмотра. – ушки нервно дернулись и прижались к голове. – Вот уж повезло получить безумного психопата…

–   Ой, да ладно… Ты ж всё равно от него не откажешься, каким бы безумным он ни был. – усмехнулась я. – Ты б его не выгнал, даже если бы он половину вашей базы перерезал за неверное слово.

Легкая улыбка была прекрасным ответом.

–   Ну тогда чего ты так психуешь? Ну да, Ринор безумен на всю голову. Это же не его проблема, правда?

–   О да… Это моя проблема! – буркнул Зуан, но улыбка освещала лицо облегчением и принятием ситуации.

–   У каждого свои недостатки. – цинично отмахнулась я, вновь глянув на провал входного коридора. – Зато он верный. Никогда тебя не подставит и не предаст. Он тебя понимает правильно. Он выполняет твои просьбы лучше, чем ты бы мог сам попросить. Он может тебя подстраховать в любой сфере деятельности, помочь и прикрыть в случае любых проблем или накладок. – я улыбалась, глядя в темные зеленые глаза. – Я могу перечислять долго, но ты ведь и сам это всё осознаешь, не так ли?

Нарим покачал головой, на мгновение остро и колко глянув на меня.

–   И кто из нас манипулятор? – иронично уточнил он.

Я развела руками.

–   Разве это манипуляторство? Я лишь озвучиваю твои же выводы. Или я в чём-то ошибаюсь?

Зуан поморщился и покачал головой.

Он всё прекрасно осознает и сам. Знает, что получил. Знает и ценит куда больше, чем готов признаться кому-либо. Но сам себе росский воин по прозвищу Навь давно перестал лгать. Как перестал оправдывать свою же слабость и допущенные ошибки.

У холодного разума есть неоспоримое преимущество. Здесь, сейчас, в тиши и сумраке подземного храма, отточенный ум быстро и легко делал простые и понятные выводы из полученных данных. Холодные, лишенные лишних эмоций и накала чувств, логичные и расчетливые выводы. И, как итог, принимал единственно возможное решение, способное избежать необратимых травм, непоправимых ошибок и потерь.

 

* * *

 

Узорчатая дверь приоткрылась, в комнату заглянул Нимус. Карие глаза остановились на погруженном в работу друге. Нутарэ сделал вид, что этого не заметил, давая возможность ему уйти или сообщить причину, по которой тот отрывает его от работы.

–   Арэ!

Творец шевельнул пальцами, окутанными лазурными символами управляющей системы, медленно снял с головы массивные наушники, поднял с глаз пластину визора и перевел вопросительный взгляд на радостно скалящегося хаосита, чуть приподняв бровь.

–   Они там экран собирают!

Уточнять кто и для каких целей – не требовалось.

–   Кого-то ждут неожиданные новости? – в мягком голосе плеснула язвительность.

Однако, реакция оказалась… непредвиденной: Нимус как-то странно посмотрел на него и неожиданно-серьезно произнес:

–   Кого-то невнимательного ждет возможность посмотреть на иссари аззара, находящегося в пределах открытой ауры своего исс’тар.

Наушники выпали из рук Нутарэ, съехали по коленям и с приглушенным грюком упали на мраморный пол.

–   Что?!! – хрипло выдавил он.

–   Что слышал! – карие глаза наливались опасным багрянцем.

Нутарэ вскочил на ноги и рванул к двери, впервые за очень долгое время перейдя на позорный бег.

–   Харт видел? – выдохнул древний Творец, подбегая к другу.

Нимус посторонился, позволяя ему выйти из зала и подстроился под его быстрый шаг.

–   Видел. – коротко ответил он, когда они вышли в основной коридор.

Творец дернулся, сбившись с шага.

–   И?

–   Он посчитал это всего лишь разновидностью интуитивной вассальной привязки статуса «Страж»! – досадливо рыкнул демон. – Я, кстати, тоже. Поначалу. Пока иссари не попал в границу ауры исс’тар на длительный срок, а я не присмотрелся внимательнее. Когда до меня дошло, что я вижу на самом деле…

Стремительные шаги, перемежающиеся краткими телепортами сократили дорогу через хрустальную галерею, Нутарэ распахнул массивные двустворчатые двери и буквально влетел в просторный алмазный зал, обустроенный под тактический центр. Хартахен повернулся на звук, открыл было рот, собираясь что-то спросить, но, встретив светящийся призрачным неоновым светом взгляд синих глаз, заткнулся.

–   Показывай! – рвано выдохнул Нутарэ, замирая в центре управляющей системы.

Небольшой экран приблизился, покрылся сеткой пометок состояний энергетики и души рослого нарим, занимающегося в этот момент вместе с аззаром сборкой оборудования в алтарном зале. Нутарэ удивленно заморгал, разглядывая сложный узор, вздернул бровь в немом вопросе. Риторическом. Который уже успел озвучить Нимус в его покоях.

–   Не спрашивай, куда и как мы все смотрели. – буркнул эофолец, разворачивая другой экран. Рядом. – Ты на это глянь…

Экран потянулся, разматываясь длинной лентой, наглядно демонстрируя то, что должно было броситься в глаза с первого взгляда, но что осталось незамеченным при беглом взгляде на одного из подчиненных аззара: мощный, установленный намертво, жесткий канал привязки одного разумного к другому, проросший по всей сущности Якорем, закрывающим расколы и разрывы слоев души до самого ее ядра.

–   Это ужасно…

Тихий шепот глубоко шокированного Хартахена громом разнесся в звенящей тишине.

–   Согласен. – Нутарэ сощурил глаза, изучая данные сканирования. Подробного, тщательного, глубинного. – Односторонняя привязка… только что полностью подтвержденная. Инициирована давно. По собственной воле и желанию, без согласия исс’тар. – коготь коснулся яркой, туго натянутой нити. – Психика не менялась принудительно. Она была собрана заново вокруг нового Якоря после слома. Видишь?

Нимус поморщился, мрачно глазея на экран, словно надеялся на его поверхности найти все ответы.

–   Вижу. Выдерни этот Якорь, и посыплется каскадом: психика, разум, личность, душа. Иссари безумен, но сохраняет адекватность и здравый рассудок благодаря своему исс’тар и жесткой привязке… – Нимус запустил пятерню под черную футболку-безрукавку с ярким похабным принтом какой-то фольклорной демонятины и с наслаждением почесал зудящую нестерпимым зудом регенерации кожу у наконец-то начавшей затягиваться раны на животе.

Нутарэ запнулся на начале фразы, укоризненно посмотрел на Нимуса.

–   Прекрати, прошу.

Эофолец с досадой на лице вытащил руку из-под безрукавки и демонстративно поправил ее.

–   Ты расчесываешь рану. – еще более укоризненно добавил Старший в Триаде.

–   Ой, вот только не начинай, а… – Нимус досадливо цыкнул. – Оно заживает быстрее, чем я успеваю начесать новое. Когти у меня не из адаманта.

Нутарэ остался глух к словам: взгляд всё так же был полон укоризны и немой просьбы так не делать никогда более впредь, что, впрочем, должного действия на рослого эофольца не произвело. Вместо дальнейших оправданий, Нимус мрачно произнес:

–   Есть еще кое-что.

Поверх длинной полосы поточного сканирования развернулся второй экран. Дополнительные маркеры, подсвеченные разными глифами, складывались в четкую и упорядоченную структуру.

– Связь иссари-исс’тар сформировалась не в этой жизни, а Кузня знает когда. – ровный низкий голос звучал мрачно, словно зачитывал приговор. – Еще я вижу, что эта связь когда-то была полноценно двухсторонней, притом, не единожды восстанавливаемая и подтверждаемая раз за разом, пока не приобрела свойства постоянной жесткой связки и закрепилась на душах насмерть. Иными словами, она сохраняется при перерождениях и переносится в новые жизни без падения мощности.

Нутарэ молчал и всматривался в мерно текущий поток данных.

–   Я проверил спектральные отпечатки. – низкий бас окрасился рокотом. – На, полюбуйся!

Еще одно окно развернулось, перекрывая предыдущие два и показывая знакомую всем спектральную диаграмму со стандартными пометками, понятные любому, кто хоть раз видел подобную запись спектра души.

–   Это – спектр исс’тар. – Нимус ткнул когтем в диаграмму. – А это – спектр иссари.

Еще одно окно развернулось рядом.

–   Наложи.

Окна совместились, накладываясь одно поверх другого.

–   Не сходится. – растерянно произнес Хартахен.

–   Не сходится. – согласно покивал Нимус. – А так?

Новая диаграмма легла поверх двух других, перекрывая их и заполняя провалы. Гармонично, естественно, словно сложился какой-то паззл, мозаика, раздробленная временем и чужой рукой.

–   Видите это? – Нимус подсветил третий спектр, вынуждая диаграмму мягко мерцать. – Перекрывает всё с запасом, но не более необходимого.

Нутарэ устало потер лоб. Спрашивать, чей это спектр, он не стал.

–   Почему мы этого не заметили раньше? А? – с издевкой спросил Нимус, глядя в синие глаза. – Наверное потому, что мы привыкли, что в Тандемах только два элемента. Это же Тандем. Пара! – яд в низком голосе плескал подобно кислоте. – На то он так и называется – Тандем!

–   Нимус… – усталость в мягком голосе древнего Творца звучала немой капитуляцией.

–   Что?! – раздраженно рыкнул эофолец. – Скажи мне, Арэ, как так получилось, что мы забыли об отсутствии ограничений у такого феномена! Как так вышло, что мы зациклились на сраной парной концепции, которая не имеет никакого обоснования помимо простой редкости множественных связей?!!

Нутарэ понуро молчал, вновь не зная, что ему ответить на законные упреки.

–   Слово «Тандем» явно ударило нам в голову и отбило последние мозги. – Нимус утихомирил гнев, рваным жестом убрал все экраны, оставив лишь один, на который шло вещание с камеры. – Я забыл, что называют эту связь по-разному. В том числе и связь исс’тар-иссари, что мы имеем возможность сейчас наблюдать!

Хартахен встрепенулся.

–   Но…

–   Да, именно так! – демон зло рыкнул. – Аззар-истойя, исс’тар-иссари — разные названия, несколько иная грань и несколько иные условия встречи, но суть та же! Это однотипные связи! Они возникают при одинаковых условиях! Они формируются по подобным механизмам и принципам, и мы, имея две пары аззар-истойя и исс’тар-иссари по какой-то, видать, врожденной тупости не подумали, что если у этих пар есть общее звено, то мы имеем дело не с двумя парами, а с одной триадой!

Под конец голос демона перешел на низкое злобное рычание: он ненавидел такие ситуации.

–   У нас только одно оправдание: мы не заметили вторую связку. – Нимус резко успокоился. – Хотя, такая слепота нас не оправдывает. Никоим образом, однако, радует, что этот… занятный нюанс всплыл, пока не стало слишком поздно что-то делать.

–   Но как мы могли этого не заметить? – Хартахен растеряно смотрел на экраны, вновь выведя сканирование и сравнительные графики. – Почему мы этого не увидели? Это же…

–   Так явно?

Творец кивнул.

–   Потому что увидеть это можно только при точном сравнении. – Нимус принялся расхаживать по залу.

–   Но это же…

–   Что? Предначертанные души, как Арэ вещал пару дней назад, да? – цинизм в низком голосе плеснул ядом.

Нутарэ поморщился, но промолчал.

–   Разве это не видно? – вновь уточнил Харт.

–   А с чего это должно быть видно? – искренне изумился эофолец. – Пойми, Харт, вся эта романтическая бодяга с «предначертанными душами, сияющими маяками» хороша, чтобы трахать малолеткам мозги и забивать их слащавыми мечтами, которые, скорее всего, никогда не станут реальностью, потому как в обычных, лишенных стресса и нужды ситуациях каждая личность – это конченный эгоист, и он не будет настолько раскрываться другому, насколько это необходимо для возникновения даже тени подобной связи. А еще разумные по какому-то странному выверту сознания считают, что у каждого из них есть их та самая Предначертанная Душа, которая вот так сидит и ждет их явления, чтобы сразу же упасть в их койку, пойти под венец или разделить навеки жизнь, радости и горести. Или как там любят вещать?

Нимус резко остановился, перестав частить по залу.

–   Это ложь и самообман. – припечатал он. – В самом названии скрыта ошибка. Предначертанные души. – яд снова вкрался в голос, но демон с усилием заставил себя успокоиться. – Души не могут быть «предначертанными» кому-то, Хартахен. Душа – это силовое ядро, лишенное каких бы то ни было связей, привязок, предначертанностей и прочего говна.

Сказанное больно дернуло за душу, но… юный Творец решил, что подумает об этом потом, когда останется наедине со своими мыслями и сможет тихо похоронить очередную разбитую красивую сказку. Не верить Нимусу он не мог. Знал, что он говорит правду. Сухую, беспощадную правду. Хотел он это знать? Наверное – да, ведь самообман порождает иллюзии, а их крах…

–   Прости, Харт, но Предначертанные Души – это сказка для подростков. Красивая, бесспорно, порождающая мифы и надежды, но это сказка, хоть и имеющая под собой основание.

В голосе Нимуса отчетливо прозвучало сочувствие и понимание, но Хартахен зацепился за иное.

–   Основание?

–   Есть феномен, схожий с тем, что вкладывают в понятие «предначертанных душ». –Нимус вздохнул. – Чистая душа, несмотря на весь пиетет перед нею, — это всего лишь то самое чистое силовое ядро без личности. Но! – когтистый палец взлетел, требуя внимания. – Когда живое существо рождается, у его души формируется дух. Первичная личность, которая проковывает чистое силовое ядро в вечную душу, способную идти по жизням, становясь уникальной и неповторимой со своим собственным спектром. Так называемым «светом души». Ты этот спектр только что видел на экране.

Хартахен кивнул. Что такое свет души он прекрасно знал и умел его определять.

–   Свет души — уникален и никогда не повторяется. Единственный действительно неизменный личный оттиск, по которому привязываются все по-настоящему могущественные именные артефакты. – Нимус продолжил рассказывать очевидные для него вещи. – И именно этот свет души – тот единственный параметр, по которому инстинктивно выбирается исс’тар или иссари, зависит от стороны.

–   Как? – короткий вопрос вырвался сам собой.

Этот вопрос Хартахена неожиданно сильно зацепил, и он хотел получить как можно больше бесценной информации, пока Нимус настроен ее выдавать. Пусть на волне гнева, но он рассказывал то, о чем обычно умалчивают.

–   У каждого спектра есть другой спектр, идеально дополняющий его до полной гаммы или компенсирующий «просадки». – эофолец успокоился окончательно. – В случае совпадения спектральных отпечатков, не важно – целиком или частично, срабатывают привязки и автоматически пробрасываются связки. Это – физиология души. Никаких высоких чувств, что бы там ни вещали поэты или романтики.

–   А что если встречаются несколько душ с идеальными отпечатками? – уточнил Творец, бросив взгляд на экран. Монтаж оборудования неспешно приближался к своему завершению, и времени на разговор становилось все меньше.

–   Ну, тогда кому-то круто повезло, и он или она нашел несколько исс’тар. – пожав плечами ответил Нимус, тоже глянув на экран. – Но это – огромная редкость. На моей памяти, это, – он махнул на экран, – единственная известная мне полноценная, сформировавшаяся естественным путем триада с крепкими привязками. Пусть и прошедшая через крахи и откаты.

Хартахер слушал и улыбался. Рано он похоронил красивую сказку. Пусть о ней рассказали сухо, как о факте и физиологии, но… Он поднял глаза и встретил понимающий взгляд искрящихся ироничным весельем карих глаз.

–   Почему тогда не ищут Фигуры по совместимости света души? – тихо спросил он.

–   А как ты себе это представляешь? – в лоб спросил Нимус.

Парень даже растерялся от такого вопроса.

–   Харт, в Мультиверсуме триллионы разумных. – Нутарэ устало потер разнывшиеся виски. – Как ты собирался искать подходящих?

–   Ритуал поиска с запросом. – тихо произнес он, но споткнулся об внимательные взгляды.

–   Ритуал поиска работает, если знаешь, что или кого ищешь. Абстрактные запросы в него не входят и результата не дадут. – древний Творец вновь перевел взгляд на избранников подопечного. – Ты искал вслепую, положившись на чутье и везение. И ты получил отклик.

–   Да, это было б удивительно, если б не недавние события и подкинутые сюрпризы. – Нимус вновь полыхнул гневом. – Потому как сейчас у меня больше вопросов о том, что на нас отработало, чтобы эти трое оказались на одной планете!

Хартахен подавленно затих.

–   А еще подумай о другом, Харт. – голос Нимуса вновь упал до тягучей мрачности.

Творец вопросительно дернул головой.

–   Допустим, нашлись двое, у кого совпали спектры. – Нимус смотрел прямо в глаза юного сородича. – Допустим, они встретились, прошла первая синхронизация и проявились первые яркие вспышки эмоций. Как думаешь, что случится более вероятно: они начнут друг друга любить или… сраться по любому поводу или без него, а?

Хартахен оцепенел.

–   Сопряжение на душах, чтоб ты знал, всегда дает яркую ответную реакцию на любые действия партнера. – вкрадчивый низкий голос вползал в разум разрушающим ядом и злой насмешкой. – На любые! И, поверь мне, чаще всего этот резонанс приводит к развитию чистой, незамутненной, безграничной и бескорыстной… ненависти.

Льдистый холод сжимал острые когти на душе, разрушая прекрасную сказку в кровавые осколки. Слова Нимуса ложились на старые легенды, на описанные проявления войн и конфликтов великих личностей. На то, что он некогда узнал о разного рода связях на душах. Накладывались тяжелым прессом, под которым лопались последние пузырьки веры и надежды. А древний житель Огненного мира продолжал говорить:

–   Повезет, если эта редчайшая связь возникнет между мужчиной и женщиной одного вида, народа, нации и сословия. Повезет, если эти мужчина и женщина будут без супружеских обетов, долгов или каких-либо иных клятв и обязательств, и они смогут позволить себе законное супружество. – голос звучал как-то странно: тягуче, чуть иронично и ядовито-цинично. – Ну а что, если женщина или мужчина уже состоят в браке? Адюльтер и громкие скандалы с разводом, если он вообще возможен по культуре, традициям и законам социума? Что, если он или она из более низкого сословия? Мезальянс. Что, если они разной расы даже одного вида и отличаются по цвету кожи или пропорциям лица? Расизм есть всегда, даже если он в скрытой форме. Что, если у них разница в возрасте хотя бы на десять-двадцать лет в пределах недолгоживущего вида вроде людей? Что, если они из разных стран? Из обществ с разной религией? С разными законами? М? И это я рассматриваю лишь ситуацию, когда две души родились с разным полом. Что, если оба родятся одного пола. Женщинами или мужчинами, не важно. В большинстве человеческих миров их осудят, проклянут или казнят. Что, если их будет не двое, а трое? Хотя бы – трое! Может быть и больше.

Нимус покачал головой.

–   Стоит вмешаться хоть одному подобному фактору, и великий Дар Мультиверсума окажется проклятием, в котором сгорят заживо эти души.

Оба Творца молчали. Старший смотрел с грустью и пониманием, а вот младший… Казалось, ему не хватает воздуха, и он не может дышать. Словно он задыхается, но… ему не нужен воздух для жизни. Каждое слово словно приоткрывало завесу перед его глазами, и он видел… образы, поломанные судьбы, изуродованные души и чудовищные войны, катящиеся по мирам из-за переломанных судеб.

–   Неужели ничего…

Нимус тихо мрачно хохотнул.

–   А что мы можем поделать, если социальная мораль, религия и расизм уничтожают самые великие чудеса нашего Мультиверсума надежнее и качественнее всех врагов? Смирись, Хартахен. Ты не изменишь новые виды, погрязшие в ксенофобии, расизме, нацизме или религиозном фанатизме. Ты не достучишься до разума моралистов и политиков. Ты никак не вобьешь в головы разумных, что чужое счастье и жизнь могут быть важнее догм или традиций.

Творец уныло опустил голову.

–   Такова суть нынешних вдов. – низкий голос окрасился брезгливым презрением. – Они своими руками искореняют все истинные Таланты, какие только им достаются. Ты на себе это ощутил.

Хартахен коротко кивнул.

–   Творцы – это отголоски Могущества прошлого. Последний воистину Великий Дар, который еще сохранился в Мультиверсуме. Но даже он начинает угасать, рождая демиургов. Тех, кто способен на Созидание, но уже не способен на Творение. И как только в нашем Мультиверсуме перестанут появляться чистые души с даром Творца, этот момент станет началом его конца. Финальная точка угасания.

–   И что тогда?

–   А ничего тогда. – Нимус развел руками. – Большинству насрать, их и так всё устраивает. Их устраивает сытый, тихий, тупой серый мирок, который никто не шатает и никто ни от кого не отличается. Им не нужны Великие. Им нужна тихая сытая жизнь, желательно, чтобы лишний раз мозгами не шевелить и не задумываться о сложных проблемах. А те, кого что-то не устраивает, ничего сделать не могут, потому что нет ни сил, ни знаний, ни возможностей. Или их быстро объявляют врагами народа, еретиками, монстрами и убивают.

–   И что, остается лишь смириться? – прошептал юноша.

Нимус хмыкнул.

–   Или смириться, или что-то делать. Но учти, если ты соберешься что-то делать, то будь готов к…

–   Готово!

Облегченный голос иссари разнесся по просторному залу, привлекая внимание и обрывая тяжелый разговор. Огромный экран, по короткому жесту багровой руки растянувшийся на ширину зала, услужливо показал, как аззар положил круглый шарик охранного зонда на камень возле небольшого портативного компьютера. Засиял мягким светом силовой экран, расчертив тьму подземелья. Пошла рябь настройки и, наконец, появилось изображение.

Хартахен в немом шоке глядел на четкое, яркое изображение, совсем недавно запечатленное высокоточной камерой зонда… наглядно показывающее, как со стороны выглядели его действия.

 

* * *

 

Ринор вернулся нескоро. Утро давно сменилось днем, а солнца прошли зенит и начали клониться к горизонту, когда молчаливый нарим бесшумной тенью появился из густого мрака ведущего на поверхность коридора. Слова Зуана он воспринял буквально: на плече темнела новая повязка, в руках – массивные длинные боксы, которые он очень аккуратно поставил на пол, через здоровое плечо – лямка прямоугольного чехла, удивительно напоминающего обычную жесткую сумку от ноутбука.

–   Я уничтожил пракс… – тихо произнес он, передавая бокс с компьютером.

–   Хорошо. – такой же тихий ответ. – Разбирай оборудование и начнем монтаж.

Воин коротко кивнул, косо глянув на шарик светляка, плавающий над головой Зуана и освещающий ровным чистым светом алтарь, на котором снова разделывалась тушка небольшого зверька. Зуан успел сходить на охоту, пока мы ждали возвращения Ринора. Когда он закончит, я займусь готовкой. Как раз успеет приготовиться, пока мужчины будут возиться с оборудованием.

Но разбирать оборудование Ринор не спешил, с какой-то болезненной заинтересованностью и долей растерянности глядя, как я занимаюсь и отрабатываю создание накопителей. После пары десятков камешков второго образца, я как-то неожиданно поняла, что я делала не так, и как можно значительно облегчить их формирование и сделать куда более устойчивыми к воздействию, чем предыдущий вариант. Как озарение, основанное на долгой работе, когда накапливается практический опыт и в какой-то момент разум сам находит ответ на вопрос и появляется осознание. Теперь я сидела и делала их один за другим: потребность всё ещё была довольно острой, и почерневшие кристаллы громоздились значительной горкой в оружейном боксе у стены. Рядом закипала вода в казанке на чифу, второй казанок с промытой крупой ожидал своего часа на полу чуть подальше, чтобы в него не натрясти сора.

–   Готово. – Зуан отложил нож и принялся собирать в большой лист непригодные в пищу куски.

 Пока я ходила к гроту и промывала мясо, нарим сходили к грассеру и принесли еще боксы, а у меня, наконец, закипела вода на чифу. Засыпав ароматные листья в казанок, я устроилась у стены и наблюдала, как мужчины вскрывают боксы и достают оборудование. А ведь его привезли для меня. Чтобы мне показать то, что они оба уже видели через свой имплантат. Чтобы показать мне того, благодаря кому я сейчас не кур кормлю и не просапываю картофан на бесконечных тридцати сотках, а сижу здесь.

Пилоны проектора установили у глухой боковой стены: там как раз места достаточно для разноса эмитеров под рабочую ширину экрана, да и ниши в стене позволили утопить в них дополнительное оборудование и поставить силовую станцию. Ее тоже привез Ринор. Как и всё, что сейчас быстро превращало древний алтарный зал из давно заброшенной каменной коробки и довольно обжитое и заставленное рабочее помещение. Разве что освещение не ставили: нарим хорошо видят в темноте, как мне рассеяно объяснил Зуан, копаясь в компьютере. На горячую чашку чифы, сунутую под нос, он пару раз моргнул, мыслями пребывая в работе, а потом спохватился, улыбнулся и поблагодарил коротким кивком.

–   Держи. – подойдя, я протянула Ринору кружку с горячей чифой.

Он поднял на меня удивленный взгляд, покосился на кружку, на меня, на своего командира, блаженно замершего над ароматным напитком, осторожно взялся левой рукой за ручку.

–   Благодарю.

А изумления столько, словно ему чуть ли не подарок внезапно сделали, а не передали кружку обычной травяной настойки!

–   Долго еще?

Он покачал головой.

–   Проверю питание и развертку экрана и можно работать.

Ответы у него всегда информативные и четко по делу.

–   Еда будет не скоро: мясо жестковато. – тихо предупредила я.

 Ринор задумался, медленно кивнул.

–   Успеем просмотреть записи. – констатировал он и вернулся к работе.

Сборка и финальные настройки аппаратуры заняли на удивление немного времени, и к моменту, когда наша будущая еда только-только соизволила закипеть, мы уже устроились у алтаря на плотных ковриках, сквозь которые не пробивался стылый холод каменного пола.

–   Запускай, что ли… – пробормотала я, дуя на горячий напиток. – Хочется увидеть, кто нас так облагодетельствовал.

Тихое клацанье когтей по клавишам, изображение на экране ожило, показывая нам события первого дня нашей встречи.

Сперва мы просто просмотрели довольно короткую запись. Первое впечатление от произошедшего. От загнанного паренька-мага, дергающегося от любого постороннего звука. От проведенных надо мной и Зуаном ритуалов. Второй раз смотрели внимательнее, обращая внимание прежде всего на главного виновника событий. И только потом – смотрели на сам ритуал.

Выводы озвучил Ринор, когда запись пошла по пятому кругу, а слева, на свободном поле экрана, в ряд сияли рубленные угловатые символы портала, выстроенные в порядке появления.

–   Возраст определить сложно: на лице нет следов старения, но глаза не принадлежат юнцу. – тихий низкий голос зазвучал в тишине подземелий. – Одиночка, попавший в проблемы, которые решить сам не в состоянии. Если поддержка Рода есть, она незначительная, раз он обратился к незнакомым разумным. Возможно, выбор был сделан по каким-то особым критериям или есть жесткие правила, оправдывающие подобный выбор и поведение. – безэмоционально произнес воин, изучая лицо мага на остановленной записи. – Глаза расширены, бегают, рот приоткрыт, губы подрагивают, наклон бровей, щеки чуть впалые… Если мимика у него не отличается от нашей, что вероятно – строение мимических мышц на первый взгляд идентично, – он испуган. Причина, вынудившая его провести ритуалы, серьезная и несет какую-то угрозу. Возможно, жизни. Что делает – знает. Когда начал работать, неуверенность исчезла. Движения при работе четкие, отработанные, голос ровный, поставленный.

Видео продолжило воспроизведение, но вновь замерло, показывая нам незнакомца в новом ракурсе. Я всматривалась в его лицо, слушая выводы Ринора. Добавить в сказанное пока нечего.

–   Боевого опыта нет. Пластика, движения, повадки… Он никогда не обучался на воина, не сражался. Нет привычки убивать своими руками. – фиолетовые глаза сощурились, яркие в свете экрана. – Одежда дорогая, но практичная. Обиходная. Не статусная. Манер и воспитания аристократа нет, но есть привычка к роскоши и достатку, воспринимаемым как данность и неотъемлемая часть окружения. Нет ухоженности и лоска. Нет привычки следить за внешностью. Нет вкуса в одежде. Носит что удобно и привычно, независимо от сочетаемости вещей. И так, как удобно. Не поставлена пластика тела. Не отработан шаг: при ходьбе немного сутулится, голову не держит, что для аристократа недопустимо независимо от культуры.

–   Добавь невнимательность и поспешность. – сказал Зуан.

Ринор согласно кивнул.

–   Воспитания и дрессуры аристократа не проходил. Как и военных тренировок. Полагаю, вырос без влияния старшего поколения или уже давно находится от них в отрыве. Или за ним не смотрят. Предоставлен сам себе. Сделал глупость. Теперь пытается исправить, по какой-то причине рассчитывая на вас. Отношение довольно бережное: был внимателен к вам до, во время и после ритуала.

–   На нем нет никаких технических вещей. – добавила я. – Только магия. И он не заметил камеру.

Россы опять кивнули. Ринор, отхлебнув чифы, добавил:

–   Если он вас выбрал и провел такую работу, должен был какое-то время наблюдать. Хотя бы для того, чтобы оценить совместимость и шансы, что ты, командир, не убьешь непонятного ишон. А мог.

Зуан чуть заметно улыбнулся. Еще и как мог!

–   Но на камеру внимания не обратил. – я покатала кружку между ладонями. – Или он не знаком с техникой вообще, или настолько невнимательный, что не заметил охранный зонд. Но ты говорил, что у тебя давно выработалась привычка спать под камерой, значит, он не мог не видеть зонд, если наблюдал хоть какое-то время. Или попросту не понял, что это такое.

Не зная, что это такое, сложно опознать в симпатичном шарике охранный зонд.

–   Я поставлю на полную техническую безграмотность. – произнес Зуан.

–   Я тоже. – я глянула на рубленные руны. – Маг, значит… Очень сильный маг. Сами сказали, энергопотенциал ритуала огромный, никаких накопителей или каких-то других источников энергии нет. Пришел и ушел порталом. Как минимум – межмировым. Открыл сам. Естественно и без видимого напряжения.

Зуан отмотал запись на момент ухода пацана из мира. Мы просмотрели еще раз короткий момент: как мальчишка растерянно утирает кровь, текущую из носа, как он всполошенно замирает, как страх проявляется в глазах и как он исчезает вспугнутым зверьком.

–   И правда… легко и без подготовки, как делают только давно и хорошо отработанные действия. – я потерла в задумчивости подбородок, глядя в лицо незнакомца. – А еще он избегает с нами встречи.

–   Соглашусь. – напарник чуть склонил голову. – Он продолжает наблюдать и вносит коррективы, однако сам, лично, на контакт не идет. По какой причине – непонятно. То ли страх, то ли какие-то запреты. Но за нами наблюдает постоянно.

–   Вероятно…

Я замолчала, гладя на экран, но смотрела я не в испуганное лицо. Другое дергало меня за нервы, но я не могла понять, что не так.

–   А пусти-ка еще раз запись. – попросила я.

–   Которую? – тихо уточнил Зуан.

–   Со мной.

Пальцы шевельнулись над тачпадом, и на экране вновь запустилось видео процесса, подарившего мне в итоге магию. Я смотрела молча, всматривалась в действия, в сияющее мерцание, записанное со зрительных нервов напарника, смотрела сквозь прицельную сетку высокоточной оптики, а в голове со скрипом, медленно и мучительно сходились разрозненные кусочки мозаики.

–   Он что-то счистил с меня. – прошептала я.

Видно было очень плохо, практически малозаметно, но… следом пошла запись с другой точки зрения и с другой оптики другого снайперского комплекса, и там всё творимое со мной отразилось ярко и точно.

–   Какие-то помехи. Блоки. Что-то, что темнеет на снимках. – встав, я подошла к экрану, тронула замерцавшую поверхность. – Здесь. Видите?

Зуан медленно кивнул, Ринор хмурился.

–   Может, именно из-за того, что с меня это все посчищали, теперь с меня прет энергия, как вода из пробитой плотины. – Может, это моё нормальное состояние? А раньше всё блокировалось!

Сколько раз многие фантасты писали, что на Земле магия и маги есть, но планета сама не позволяет творить волшебство. Или на людях стоят какие-то блокировки. Сейчас, глядя на экран и на множество темнеющего сора на моей душе, я начинаю понимать, что… Что меня попросту вылечили и освободили от множества запретов! А теперь я просто вхожу в силу! Запоздало, а потому – тяжело!

Бросив взгляд на Ринора, изучающего русоволосого и сероглазого паренька-мага, покосилась на напарника и отчетливо спросила про себя, могу ли я называть Зуана по имени в присутствии его бойца.

–   Можешь. – ответил он вслух.

Ринор повернул голову, вопросительно приподнял бровь, переводя недоумевающий взгляд с меня на своего командира.

–   Рини спросила, может ли она ко мне обращаться по имени в твоем присутствии. – спокойно ответил Зуан.

Воин удивленно моргнул, склонил голову чуть набок, ушки растерянно повернулись, добавляя облику мужчины обаятельность растерянного кота.

–   Ты хотел знать, что со мной происходит? – тихий голос Зуана был едва слышен в тишине, утопая в ровном гуле силовой станции.

–   И продолжаю хотеть.

В низком голосе промелькнул мимолетный отголосок тревоги, усталости и затаенного гнева. Зуан покосился на экран, прижал уши к голове и тихо сказал:

–   Помнишь, не так давно были опубликованы последние исследования псимастеров твоего Дома, подтвердившие возможность прямой ментальной связи между разумными без помощи имплантатов? С полным или расширенным функционалом, если сравнивать с военными моделями.

Ринор согласно кивнул.

–   Они правы. Такая связь возможна. Я могу это подтвердить.

Темные фиолетовые глаза расширились.

–   Пока ее развитие идет неравномерно. – Зуан продолжил говорить тем же спокойным тихим голосом. – С самого начала перевес был в мою сторону: я чувствовал эмоции и четкие мысли Рини с момента возникновения ментальной связки. Сейчас я читаю мысли почти в открытую, воспринимаю визуальные образы и эмоции. Иногда – тактильные ощущения.

–   В первые сутки был эффект переноса повреждений. – добавила я. – Уже утих, только болевой фон еще проходит. У меня появился эффект передачи информации вплоть до заимствования моторных навыков и мышечной памяти. И… отождествления, когда стирается граница между им и мною.

Ринор потер лицо обеими ладонями, развесив уши, но ничего не сказал. Только взгляд – растерянный-растерянный.

–   Что-нибудь еще? – тихо прошептал он.

Вместо ответа я подкинула на ладони чернеющий на глазах накопитель.

–   Из меня прет сырая энергия, словно прорвало внутри меня плотину, и накопившаяся за жизнь сила выплескивается без всякого контроля. В первые часы дошло по появления силовой засветки по телу. Потом я поняла, как это все стравливать, чтобы не рвануло. – кривовато усмехнувшись, добавила: – Казалось, любой шум или чужое касание, и я как планетарная бомба срою тут половину гор и весь лес.

–   Процесс утихает? – уточнил Ринор.

–   Нет. – мягко произнесла я. – Он только набирает обороты. Но и приобрел некую структуризацию.

–   Поясни.

А глаза – полны нешуточной тревоги, словно он отлично понимает, чем было чревато то мое состояние. Хотя… любой переизбыток энергии при достижении критической массы опасен по определению.

–   Я не могу сказать точно. Это лишь мое чутье, не более того, но… пока могу сказать, что накопленный резерв уже в основном слит в накопители. То, что идет сейчас, оно… свежее, что ли.

Сложно подбирать слова, чтобы пояснить то, что осознаешь лишь чутьем, но не знаниями.

–   Определение «вкус энергии» — в корне некорректно, но оно лучше всего определяет ее состояние и характеристики. Та энергия, что выходит сейчас – она чистая, свежая и новая. Остатки прошлого резерва еще ощущаются, но именно что ощущаются. – над моей рукой неспешно формировался огненный шар: они более всего сжигают энергию.

Плазменное чудо оформлялось плотным белоснежным ядром, от которого начинал дрожать рябью воздух, но ни градуса не пробивалось за пределы выделенной для шара зоны. Оформлялись боле плотные слои, темнее и холоднее, бурлящие и клокочущие, дающие милые всплески, подобно солнечным протуберанцам, они перемешивали энергию на поверхности, перераспределяли зоны накопления и сброса давления краткими вспышками.

–   Такие шарики дольше всего горят и дают хорошее тепло, но если ошибиться в их создании, они быстро теряют стабильность, распухают равномерным зарядом плазмы и после – скукоживаются. А потом попросту распадаются. – я вращала небольшой рыжеватый шарик. – Чем светлее цвет и ближе к желтому, тем больше они живут. Но их сложнее делать.

Пока один такой шарик ощутимо подгрызал мне запасы и даже на какое-то время пропадало ощущение внутреннего давления под диафрагмой.

–   Но я их редко делаю. – шарик распался, размотанный на энергию.

Чуть тронутый чернотой накопитель лег мне в ладонь под тяжелым задумчивым взглядом.

–   Полагаю, пробуждение магии было в планах этого пацана. – настроение качнулось к какому-то флегматизму. – Но пока непонятно, коснется это только меня или затронет и Зуана. Не исключаю такой возможности, всё же, связь между нами довольно крепкая, если не сказать жесткая.

–   Насколько жесткая?

–   Вплоть до коррекции психики. – охотно отозвалась я.

–   Поясни.

Голос – полон тревоги, глаза — практически непроницаемые черные омуты, напряжен, напружинен, искрится от противоречивых чувств, но сохраняет спокойствие, предпочитая задавать вопросы и получать ответы, чем что-либо делать или как-то высказываться.

–   Не могу сказать, это было осознанное воздействие с нашей психикой или это последствия и побочный эффект от самой связи, но для меня нормальны, приемлемы и, более того, естественны все действия напарника, независимо от того, что он делает. И независимо от того, насколько они аморальны, чудовищны или неприемлемы с точки зрения нормального человека. Это – не считая уже перечисленных Зуаном особенностей вроде чувства направления и расстояния, передачи образов и знаний, и прочего.

Ринор моргнул, растерянно развесил ушки и как-то беспомощно-непонимающе глянул на своего командира.

–   Какие еще будут последствия ритуала – покажет время. – отложив накопитель, развела руками. – Возможно, результат будет не тот, на который насчитывал пацан, потому как я, сама, своими руками, запустила и инициировала какой-то чертеж. Какие из-за этого будут изменения и последствия – не знаю, но отчего-то тревоги я не испытываю. – покосившись на росса, проворчала: – Тут то ли я что-то знаю, но не помню, то ли это какая-то блаженная вера в себя. В любом случае, уже поздно: чертеж отработал штатно и распался без следа. Зато у меня осталось вот это.

И я показала ему свой новенький нож, измененный ритуалом.

–   Атам. – прошептал воин, заворожено глядя на ритуальный нож.

–   Похоже на то. – покачав атам в руке, я убрала его в карман: для меня он был тупым как ложка, хотя камень резал как мокрый песок. – Как-то так… А ведь это только начало.

–   Будем ждать и отслеживать свое состояние. – Зуан подвел черту под нашими откровениями. – На ближайшую декаду я решил остаться в добровольной изоляции и ни с кем лично не пересекаться без крайней надобности. Работать это мне не мешает. Зачистку береговой линии и предгорья проведу вместе с Танцором и тобой. Полагаю, ко времени прибытия «Дэль» я достигну некоего баланса и перестану быть опасным для окружающих.

Ринор на это лишь склонил голову, принимая новые вводные. Ни спорить, ни возражать, ни вообще что-либо говорить он не стал, попросту приняв к сведению наше состояние и решение своего командира.

–   Что требуется от меня?

–   На ближайшие сутки – ничего. – взгляд зеленых глаз стал острее и тяжелее. – Пройдет отвыкание от пракса и займемся работой и тренировками. Мне необходимо заново привыкать к себе и новой моторике.

Еще один согласный кивок без тени колебаний или сомнений.

–   Не знаете, тот ишонский корабль уже улетел или нет? – задала я животрепещущий вопрос в подвисшей тишине.

Ринор покачал головой.

–   Рини, у них единственный пилот – заболевший огневкой мальчишка. – мягко добавил Зуан.

–   Это тот, которому ты едва нож в глаз не вогнал? – уточнила я.

Напарник улыбнулся и кивнул.

–   И как долго он…? – я неопределенно помахала рукой, не зная, как бы описать состояние больного.

–   К середине дня должен прийти в сознание. Еще примерно рулл, пока не сможет нормально передвигаться и не восстановит координацию движений. Сесть за штурвал сможет только к вечеру, может, к ночи. Зависит от того, как его будут кормить и дадут ли ему нормально отдохнуть вернувшиеся ночью бойцы.

Ладно, подождем, когда соседи увалят к себе, и я смогу, наконец-то, добраться до своих запасов и, главное, чистых сухих вещей. А то мокрые шмотки в стылых каменных подземельях сохли неохотно и оставались ужасно холодными.

–   Сейчас что будем делать?

–   Сейчас мы займемся работой, а ты будешь скучать. – с улыбкой ответил Зуан, разворачивая карту местности.

–   Хорошо. – покладисто согласилась я. – Если не возражаете, я займусь своими тренировками.

Зуан согласно кивнул и перевел внимание на подчиненного.

Я их больше не отвлекала вопросами и своим вниманием, предпочтя уйти в соседний зал. Он почти такой же, как обжитый алтарный, но здесь не было ничего, кроме стертых временем гуманоидных статуй, частично обколотых, частично покрытых мхом и мелкой порослью. Только тьма и тишина. Даже голоса сюда не достигали, казалось, увязая во мраке короткого арочного коридора, скрадывающего все звуки странной ватностью.

Была ли она раньше или появилась недавно? Не могу вспомнить. Не обращала внимания, звонкими были коридоры и залы или нет, но сейчас здесь царила ватная тишина, словно сама конфигурация стен гасила звуковые волны. Зато здесь ничто не будет отвлекать меня от моей проблемы, с каждым часом становящейся все острее.

Мне надо как-то решить проблему силового потока, иначе у меня возникнут проблемы с ночным долгим сном. Мне надо куда-то стравливать энергию до того, как она накопится до по-настоящему критического порога, и по какой-то причине этот порог достигался все быстрее и быстрее. Накопителей хватать переставало. Я бы сказала, что тело жаждало действий, активности, магии, но… проблема в том, что жаждало дела не физическое тело, которое можно умотать в тренировках, а что-то нематериальное. Но… может, его тоже можно «умотать в тренировках»? Беда лишь в том, что я не знаю, как давать на себя нагрузки. Что может быть достаточно энергоемким, чтобы в нужной мере покрывать потребности в ее расходе и в необходимой нагрузке на организм.

Засада-то какая…

Кинув коврик на сухой чистый камень, на котором даже пыли не наблюдалось, я устроилась почти в центре зала и прикрыла глаза.

 

* * *

 

–   Доран! Доран, твой малой очнулся!

Громкий радостный вопль разнесся по кораблю, заставив задремавшего мужчину вздрогнуть. Мгновение на осознание сказанного, и боец сорвался с места. Вихрем промчался по коридору и влетел в кают-компанию.

–   Ниоми!

Молодой паренек, зябло кутающийся в слишком большую для него куртку, поднял взгляд на шум, счастливо улыбнулся.

–   Твою ж… Знал бы ты, как я издергался, когда ты на связь не вышел! – выдохнул мужчина, в пару шагов подошел к койке, опустился на колено и сгреб брата в охапку. – Думал, ты погиб…

Парень придушенно квакнул, сдавленный в богатырских объятиях старшего брата.

–   Пс… ти… – выдавил он с остатками воздуха, слабо брыкнувшись.

–   Дор, придушишь же малого! – заржал связист.

Старший из братьев фыркнул, но руки разжал. Ниоми прокашлялся, судорожно втянул воздух, непроизвольно прижав руку к груди, где до сих пор крепко сидел росский инъектор.

–   Что у вас произошло?

–   На нас напали, что еще могло произойти. – сипло ответил юноша, продышавшись. – Росс напал. Насколько я понял – один. Вы были где-то на двух третях пути, когда он уже всех тут перерезал.

Как и предполагалось: корабль вырезали незадолго до того, как по ним открыл огонь снайпер. Хорошо спланированная операция, разом унесшая экипаж аэрокосмического военного грузового корабля и командный состав группы.

–   И откуда они всё знают, а? – ворчливо буркнул Дир. – Малой, ты ушастого своими глазами видел?

Наоми кивнул.

–   Нарисовать сможешь?

–   Смогу. – парень поморщился, осторожно тронул инъектор, отзывающийся тупой болью. – Я хорошо его рассмотрел. Он мне чуть нож в глаз не воткнул! Но почему-то остановился. – голос непроизвольно дрогнул. – Никогда не видел кончик ножа настолько близко…

Мужчины переглянулись.

–   Остановил острие перед самым глазом?

–   Да.

Один из бойцов принес блокнотик и огрызок карандаша, протянул юноше. Ниоми взял, на какое-то время замер, глядя на сероватую бумагу расфокусированным взглядом, а потом начал рисовать. Быстрые, отточенные движения, в звенящей тишине каюты было слышно лишь скрип грифеля по шершавой бумаге и дыхание набившихся в небольшое помещение солдат, пристально следящих, как появляется из лаконичных линий смазливое лицо росского воина. Хорошо знакомое им лицо… по записям, сделанным на мертвой базе.

–   Ниоми, а глаза у него какого цвета? – тихо спросил Доран.

–   Зеленые. – не раздумывая ответил парень, прорисовывая суженные чуть раскосые глаза. – Только светились немного.

Мужики переглянулись. Дир вытащил из кармана небольшой планшетный компьютер, включил, покопался в хранящейся на нем информации.

–   Глянь. Он?

Дир сунул планшетку под нос пилоту.

–   Да. – парень удивленно моргнул. – Откуда запись?

–   Скачали из архива системы безопасности базы, замолчавшей три дня назад. – ответил Доран. – Он там всех перерезал.

–   Один?

Старший коротко кивнул. Ниоми удивленно приподнял бровь, потом – нахмурился и требовательно дернул на себя планшет. Отказывать парню не стали: Дир разжал пальцы, позволяя взять компьютер.

–   Не самое приятное зрелище. – предупредил боец.

Пилот не ответил, запуская на воспроизведение запись. Смотрели на экран все, кто мог. Молча. Отслеживая каждое действие чужака, изредка поглядывая на юношу, пристально всматривающегося в экран и иногда – ставящий видео на паузу или отматывающий запись назад, чтобы просмотреть заинтересовавший его момент заново.

–   Известно, кто это? – спросил юный пилот.

–   Откуда? – Доран поморщился. – Они редко с кем выходят на контакт. А уж чтобы переговорить и, тем более, что-то узнать… Это нереально.

–   Вообще-то, реально. – задумчиво протянул Дир. – Я даже знаю, у кого… через кого можно получить информацию, если вам так сильно хочется узнать, кто этот пацан.

–   Дир, он может быть старше тебя раз в десять. – укоризненно произнес Ниоми. – А может быть моим погодкой. Вспомни, что нам говорили на брифингах.

–   Да-да, знаю, ушастые живут долго и взрослеют не так как мы. – скривившись, буркнул солдат. – Не важно. У нас другие проблемы: надо на базу возвращаться.

Ниоми вытянул руку, пристально глядя на свои же пальцы, все еще чуть-чуть подрагивающие.

–   Я уже могу сесть за штурвал. Руки почти не дрожат и слабость проходит.

–   Эт хорошо. Но так, чисто по-дружески советую подождать, пока цацка у тебя на груди отработает и свалится. – Дир бескультурно ткнул пальцем в инъектор. – Узнают, что росс тебе дал биоблокаду, еще на опыты попадешь. А так можно будет отбрехаться, что успели вылечить огнёвку обычными антибиотиками из аптечки корабля. Заодно будет объяснением, почему ушастый тебя не грохнул.

Доран согласно кивнул.

–   У нас по-любому проблемы будут. – продолжил говорить Дир. – Задание мы, говоря по-честному, провалили: смерть этого мудака нам не простят.

–   Так мы ж не при чем. – ворчливо буркнул Кир.

–   Кого это ебёт, а? – солдат скривился. – Я тут с самого начала, разного насмотрелся. Это ты на Корромине меньше года, даже зимовку не видал. Кир, мы виноваты хотя бы потому, что нас пощадили, а их всех – грохнули. Тела вспомни: били в корпус, чтобы опознать можно было без лишних сложностей. Так что ждите по возвращению особиста и кучу вопросов. А если повезет и не найдут до чего докопаться – сошлют в какую-то дыру и забудут.

–   Уверен?

–   Не первый раз такое видел. – солдат скривился. – Сейчас со снабжением беда: россы корабли пропускают через раз, на всех не хватает. Приказа на эвакуацию не было и не будет. Федерации такое паскудство выгодно: под это дело можно много чего раздуть, а сейчас дома накалилась ситуация с Фронтиром. Знаешь же политиков. Мы им нахрен не упали, но над нашими трупами так удобно будет возмущенно орать про агрессию, вторжение и мерзких чужаков, губящих жизни «наших сыновей». – под конец низкий голос сорвался на злобный шипящий рык. – Армия получит финансирование, чинуши отмоют немеряно бабла, политики протолкнут нужные им поправки в законы и поднимут налоги, отберут льготы у всех, у кого смогут, корпорации еще больше прижмут колонии. – Дир запнулся, переводя дыхание. – Забудьте вы про справедливость! На эту планету зэков по контракту нанимали! Нас вообще не планировали возвращать! Если эвакуация будет, то только крупных баз и командного состава. Всякую мелочь и форпосты, куда зэков распихали – их гарантированно бросят. Никто не будет ради них надрываться. И ради нас не будут. Мы командованию полезнее мертвыми!

–   Все мы с дальних колоний. – добавил Ниоми. – Если правильно подать нашу смерть, Метрополия может легко объединить Фронтир против россов.

–   Точно!

–   И что делать предлагаешь? – буркнул связист.

–   То, что делали все это время. Выживать! – рыкнул Дир. – А про этого ушастого мы узнать сможем, если я правильно помню, какое место тут считается самой большой и глубокой дырой.

Доран хлопнул ладонью по столу, обрывая разговоры.

–   Посмотрим, как будет. Сейчас надо отсюда выбираться. Как только инъектор отвалится – улетаем.

Бойцы зашевелились и начали расползаться из каюты. Что интересовало – узнали.

–   Доран… – тихо позвал брата Ниоми, когда в кают-компании кроме них никого не осталось.

Голос у парня был… странный. Задумчивый, неуверенный, глухой.

–   Что случилось?

–   Было кое-что… Когда я пытался поставить на место связной узел, несколько раз терял сознание. – юноша запнулся, вертя в руках полусточенный карандаш. – В один момент мне показалось, что там был ты. На корабле.

Доран подобрался, сел ровнее.

–   Почему ты так решил? – хрипло спросил он.

–   Я часто отключался. Лихорадило, болело все. Не мог видеть четко – только общие пятна различал. – парень сглотнул. – Там кто-то был, Доран. Кто-то положил мне ладонь на лоб. Я отчетливо помню прикосновение – рука был прохладная.

–   И?

Ниоми сжал пальцы на карандаше до побелевших костяшек.

–   Я думал, это ты. И спросил… На мой вопрос «Брат, это ты?» я услышал ответ.

–   «Я»?

–   Да. – юноша перевел взгляд на брата. – Но это не мог быть ты, верно?

Доран кивнул.

–   Тогда я поверил, что это ты… – губы паренька задрожали. – Это ведь был тот росс, да?

–   Больше некому.

На какое-то время они замолчали. Ниоми вертел в руках карандаш, поглядывая то на собственный быстрый рисунок, то на экран планшета. Доран тихо радовался. Его мало волновали причины, побудившие росса, совсем недавно вырезавшего без всякой жалости шесть сотен человек, не только оставить в живых его брата, но и вылечить. Это его не касается. Главное, брат жив, здоров и получил бесценный подарок – биоблокаду, гарантирующую, что он не подцепит еще какую-то неизвестную заразу, от которой они не будут знать как и чем его лечить.

В каюту зашел Дир с металлическим подносом.

–   На, поешь.

Боец поставил поднос на стол.

–   Биоблокада ушастых – зверская штука, но сил тянет немеряно. Тебе надо много кушать, жор будет страшный, а в базовской столовке много не дадут.

Паренек бледно улыбнулся, пересел за стол.

–   Спасибо, Дир.

–   Пожалуйста. Жуй. Двигло мы восстановили, так что как будешь готов, можно лететь.

Ниоми согласно кивнул и принялся за еду. В животе ощутимо подсасывало, а после первой же ложки супа, сваренного на консервах и сублимированной крупе, от нестерпимого желания жрать аж руки затряслись.

–   Что, проняло, да? – по-доброму хохотнул солдат, с умилением на бандитской роже наблюдая за пареньком.

Юноша коротко кивнул.

–   Кушай-кушай. Будет мало – еще принесу.

Двое взрослых мужчин с неподдельным интересом наблюдали, как щуплый паренек уминает порцию, которую не каждый оголодавший взрослый мужчина осилит.

–   Еще? – спросил Дир, когда Наоми доел последний кусок галеты.

Тот покачал головой, осоловело глядя куда-то перед собой, сыто икнул и растекся по неудобному стулу.

–   Разморило… – боец ухмыльнулся. – Посиди немного, сейчас усвоится, и будешь как живчик.

–   Не знал, что могу столько за раз сожрать. – сипло выдавил Ниоми.

Мужчины заржали.

–   Отдыхай. Как очухаешься – выползай в рубку.

Парень вяло кивнул, переполз на койку и свернулся компактным калачиком, моментально провалившись в сон.

–   Это нормально? – спросил разом утративший веселье Доран.

–   Да. Не переживай за мелкого. Лучше придумай, что будешь врать начальству про чудесное исцеление брата. – видя непонимание, рыкнул: – Не тупи, Дор! Огневка на последней стадии смертельна!

 

* * *

 

Яркие лучи утренних светил, только-только взошедших над горами, мягко блестели на двойных дугах, соскальзывая тонкими бликами по механизму натяжения, дробясь масляными отливами на блоках и балансирах, контрастируя с матовой поверхностью ложа. Оружие привлекало взгляд завершенной красотой и необычностью формы, а странность конструкции вызывала легкий ступор и диссонанс восприятия у разглядывающего его мужчины.

–   Саа, я стесняюсь спросить, но что это? – подозрительно потыкав пальцем в темный, почти черный материал приклада, поинтересовался он, скосив глаз на росса, вальяжно развалившегося на нагретом солнцем камне.

–   А на что это похоже? – приподняв черную бровь спросил тот, довольно щуря яркие синие глаза.

Озадаченно почесав всклокоченную голову, Мирт осторожно поднял массивное оружие с камня, покрутил, рассматривая со всех сторон, аккуратно поставил на место и выдал ожидаемый ответ:

–   На высокотехнологичный навороченный странный арбалет забубенной конструкции.

Ирония в синих глазах стала отчетливой и неприкрытой: характеристика оружия росса позабавила.

–   Тогда что тебя так смутило в этом, как ты выразился, высокотехнологичном навороченном странном арбалете забубенной конструкции?

–   То, что это – арбалет!

–   Как информативно… – тихий смешок.

Мирт косо глянул на веселящегося воина и уточнил, сделав ударение на последнем слове:

–   Это высокотехнологичный арбалет!

–   М-мм… А почему этот арбалет не должен быть высокотехнологичным арбалетом? – вкрадчивый вопрос с ударением на том же последнем слове.

–   Но это – арбалет!

–   И что?

Мирт подзавис, хмуро глядя на воина, бросая короткие взгляды на предмет обсуждения.

–   Ты издеваешься? – подозрительно спросил он.

–   Есть немного. – улыбка превратилась в ухмылку. – Самаари, ты такой забавный в эти моменты.

Тихое рычание вызвало еще большее умиление, прекрасно отразившееся на выразительном лице, о чем росс тут же сообщил кипятящемуся ишон:

–   А твои припадки косноязычия вызывают умиление.

Рычание прервалось сдавленным кашлем.

–   Саа!

Воин хохотнул.

–   Не бесись. Ты с таким выражением на него смотрел…

–   Но он же наизнанку вывернут! – не выдержал боец, возмущенно тыкая пальцем в обратные дуги оружия. – А на концах какая-то непонятная хрень в виде перекособоченных дисков с дырками навешана!

–   Это блоки, Мирт, а не «непонятная хрень в виде перекособоченных дисков с дырками»…

Тот насупился, поджал губы и раздраженно выдал:

–   Саа, твою ж мать, а! Не все же так повернуты на оружии, как ты!

На этом высказывании росс фыркнул.

–   Что фыркаешь? Я никогда не видел арбалет вживую! Только на картинке в учебнике истории! В девять лет! Один раз! А о существовании такой извращенной конструкции задом наперед даже не догадывался! Если бы не увидел это, и дальше бы не догадывался!

Крик души был понят правильно, а тяжкий вздох и укоризненный взгляд искрящихся весельем синих глаз прибил возражения кипятящегося человека.

–   Это нормальная конструкция блочного арбалета с обратными дугами. – пожав плечами, ответил Саа. – Очень удобная: центр массы сдвинут к руке.

Мирт отмахнулся.

–   У нас арбалеты вообще считаются устаревшим оружием и не используются уже несколько тысяч лет!

На что получил еще одно фырканье.

–   Не бывает устаревшего оружия, запомни это. – мягко укорил его воин, скользя когтистым пальцем по кромке дуги. – Есть разные модели, степень их совершенства и условия, при которых каждый вид оружия эффективен и полезен. Иногда – более полезен, чем иные, на первый взгляд более мощные, скорострельные и удобные.

Спорить с тем, кто сделал войну образом жизни, Мирт не стал. Знал уже, что некоторые сородичи Саа… да и он сам могут делать с вроде бы примитивным оружием в руках… Но вид древнего оружия в его высокотехнологичной модификации вызывал ступор и диссонанс в мозгах, отказывающихся признавать в арбалете боевое оружие, а не просто красивую, хоть и смертоносную мужскую игрушку.

–   Допустим. – хмуро произнес Мирт. – Тогда объясни, Саа, в чем польза арбалета здесь? На Корромине.

Вместо ответа росс поднял оружие и выстрелил куда-то в кустарник выше по склону. Короткий взвизг, тушка скального дробильщика покатилась по камням и грузно рухнула в ущелье, на краю которого они сидели.

–   Выводы? – спокойный вопрос.

Мирт захлопнул рот, покосился на собеседника. Когда тот говорит таким тоном, стоит отнестись к его словам серьезно.

–   Звука почти нет. Только хлопок и шелест…

–   Тетивы на блоках. – подсказал росс. – Дальше.

–   Более тяжелая рана…

Милостивый кивок.

–   Дальше.

–   Большая останавливающая сила… У наших винтовок игольные пули, они почти не имеют останавливающего действия. Но скорострельность на порядок меньше.

Еще один кивок.

–   Стрела мешает двигаться зверю, снижая его подвижность.

–   Болт. Стрелы у луков. У арбалетов – болты. – поправил воин. – Подвижность зверя может и не снижаться. Зависит от того, куда попал. Но некоторые виды наконечников могут полностью парализовать, перерезав сухожилия и связки. – росс открыл бокс, достал другой болт с широким режущим наконечником, от одного вида которого по спине человека потянуло холодком. – Что ты еще забыл? Самое важное отличие арбалета от твоей винтовки?

Мирт смотрел на Саа, демонстративно вертящего в пальцах поблескивающий режущей кромкой наконечника болт, и неожиданно даже для себя прошептал:

–   Боеприпасы…

Губы росса растянулись в жесткой, жестокой улыбке, от которой по спине собеседника пронесся озноб. От этой улыбки и… понимания вложенного в простое слово смысла.

–   Такие боеприпасы можно сделать вручную. Они многоразовые… Пока не сломаешь или не потеряешь…

Росс согласно кивнул и протянул арбалет оцепеневшему Мирту. Серые глаза озадаченно моргнули. Он взял оружие, растерянно положил на колени, переводя непонимающий взгляд с него на хмурого воина.

–   А…

–   Это подарок, самаари. В боксе пол сотни готовых болтов, сто двадцать наконечников по тридцать разного вида, на крышке – описание с инструкцией… Чертежи найдешь там же. Арбалет несложно сделать. Стрелять из него тоже несложно. – Саа запнулся, потер тонкую переносицу. – Не стоит вам этой зимой рассчитывать на регулярные поставки боеприпасов… Мы не пропустили корабли снабжения к планете.

Мирт сжал пальцы на прикладе. Сложно недооценить такой подарок. Не сам арбалет. Чертежи… Слишком давно были забыты такие виды оружия, слишком намертво засела в голове уверенность в том, что это «примитивное» оружие в реальном бою – бесполезно. Даже вспомнив про арбалеты, сделать их они бы не смогли. Не знали бы как.

–   Спасибо…

Саа улыбнулся, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но писк вызова прервал его на полуслове. Мирт раздраженно дернул щекой, включил связь на громкое вещание, уже зная, кто его может вызывать и по какой причине.

–   Мирт, тебя где носит?!! – раздался знакомый обоим мужчинам злющий голос. – Транспортный корабль с базы скоро прибудет! – Тома на мгновение запнулся, а потом язвительно продолжил: – Саа, я знаю, ты там и все слышишь!

Росс усмехнулся.

–   Слышу.

Голос оживился:

–   Тогда дай ускоряющего пинка этому мудаку, а! У него есть… э-эээ… а! Миат двадцать, пока это корыто не долетит до нас! И лучше бы ему быть на месте! – еще одна пауза, Тома замялся. – И это… не светись сам, хорошо? Мы-то уже привычные, а вот эти… с корабля… – и тут же ворчливо добавил: – Очень тебя прошу: не грохни хотя бы это корыто! Нам позарез нужны припасы! Вот серьезно, Саа, ну хоть один из трех грузовозов пропускай, а? У нас же скоро жрать будет нечего!

–   Хорошо, Тома. Будет тебе этот корабль… – синие глаза стрельнули на лежащий в тени снайперский комплекс. – Один из трех, значит… – мурлыкнул воин, усмехнулся на булькающий возглас. – Учту на будущее.

Тома скомкано буркнул что-то, удивительно похожее на грубое ругательство, и связь пропала. Мирт досадливо поморщился. Саа развел руками, с интересом наблюдая, как меняется выражение на его лице: раздражение и обида, досада, задумчивость с чуть прищуренным взглядом, быстро сменяющаяся предвкушением и азартом.

–   Двадцать миат… – серые глаза сощурились. – Успеем?

Саа плутовато улыбнулся и… приглашающе качнул головой.