Игра Владыки

Гулкий, надсадный рёв бил по голове, эхом отражаясь в высоких скалах. Тяжелый грузовой корабль медленно опускался на крохотную причальную площадку, аккуратно, едва-едва помещаясь перед воротами небольшого удаленного форпоста. Высокий черноволосый человек скептически наблюдал за осторожными маневрами редкого гостя. Такие крупные корабли к ним прилетают и, что самое важное, приземляются только в одном случае: когда с главной базы региона присылают очередное пополнение чем-то проштрафившихся смертников со всем их барахлом. Припасы обычно привозят с местных баз снабжения мелкие атмосферные грузовики.

Подняв бинокль, боец осмотрел корабль, прочитал маркировку на борту, скривился. Действительно. Корыто с главной базы. Не только региона, а вообще на Корромине.

Явление «высоких гостей» никогда ничего хорошего им не несло: припасы они не возят, а поставляемые пополнения – сброд штрафников, откровенных отморозков или тугоумных солдафонов с Уставом вместо мозга и предубеждениями в виде воображения, от которых стараются избавиться при первой удобной возможности, ссылая на отдаленные форпосты и мелкие базы под любым благовидным предлогом. Изредка, конечно, попадались адекватные, но это счастье происходило редко и в случае, если эти адекватные на чем-то лихо проштрафились.

Поправив висящую на плече ошкуренную тушку, замотанную в плотную пленку, мужчина убрал бинокль, передвинул чуть дальше за спину чехол с арбалетом, уже опробованным в деле, и продолжил спуск с обрывистого склона по давно исхоженной тропке, ведущей на узкий скальный карниз к выходящим на него воротам второго входа. У которого его уже ждали двое сослуживцев.

–   Мирт, твою ж мать! – рыкнул стоящий у ворот Тома. – Ты где шлялся?

Раздражение и злость были привычно проигнорированы.

–   Не поверишь, в горах! – буркнул тот в ответ, снял с плеча тушку и вручил толкущемуся рядом сумрачному Шану. – Держи. Фихлис, молодой, еще не жесткий. Шкуру и броню я с него содрал, съедобные потроха для Рорина оставил. Отнеси Сану на кухню, будь добр.

Парень критически осмотрел добычу, довольно кивнул и, не сказав ни слова, утопал. Сегодня на обед в столовой снова будет нормальное, свежее мясо, а для вечно болеющего щуплого паренька-техника – любимое им лакомство.

–   Чего так долго? Времени было – можно все ущелье по кругу обойти! Вы ж были в двух сордах отсюда на гребне! Я водопад слышал! – рыкнул боец на друга, разворачивая его и направляя в сторону шлюза.

–   Как получилось. – тот вяло отмахнулся, умиротворенно, сыто улыбнувшись.

Тома на мгновение подзавис, оторопело глядя на его довольную рожу, потом – выматерился, сплюнул, привычно проворчав приевшиеся за эти года ругательства.

–   Не надоело еще? – поинтересовался Мирт, нажимая на клавишу открытия внутренних шлюзовых ворот, ведущих в перекрытую часть пещер. – Ладно еще первый год вы на пузыри и дерьмо исходились, могу понять, но сейчас-то чего? Должны были уже привыкнуть за три-то года.

–   Не исходились.

Створки ушли в стены, пропуская бойцов внутрь.

–   Исходились. Еще и как. Некоторых и сейчас дергает, хотя они стоически делают вид, что ничего не знают и не понимают. Только рожу кривят. – серые глаза похолодели, приобретая нехорошую прозрачность и стылость льда. – Забыл, что ли?

Что на это ответить, Тома не знал.

Было… Все сказанное было. И драки, и отвратительные мордобои, когда молодого парня с бешеным характером пытались гнобить за неугодные наклонности. Были и угрозы, и травмы, и попытки избиения. И смерти были, когда Мирт, озверевший от попытки избить его младшего брата, без колебаний взялся за нож… оставив в столовой восемь трупов.

–   Полагаешь, пойдет по новому кругу?

Мирт покосился на друга.

–   Сам-то как думаешь? Эти, с крупных баз… – он скривился, но стылый лед из серых глаз начал исчезать. – Я устал, Тома. Мне надоело подстраиваться под других. Тех, кого я бы сам прирезал с удовольствием. – он покачал головой. – Но Авалену доставлять проблем не хочется. Да и вас подставлять тоже неохота. Это мне уже все равно: больше пожизненного не дадут и дальше этой жопы не сошлют, а вы еще домой вернуться можете.

–   Было бы куда возвращаться… – едва слышно прошептал Тома. – Иногда кажется, всю жизнь на этой планете прожил.

–   Привык?

–   Смирился.

Какое-то время они шли молча, быстрым шагом пересекая по краю карстовую пещеру, лишь немного облагороженную обитателями. Основной форпост находился чуть дальше, там, где сеть пещер выходила на небольшое плато.

Неизвестно, чем руководствовалось командование, отдавая приказ строить форпост именно здесь, но как показала практика, местоположение было выбрано на редкость… неудачно. Подъездных путей после давнего обвала не осталось, дойти пешком можно лишь по узким и опасным скальным карнизам. Единственное что оставалось – воздушный транспорт. Когда это всплыло, форпост быстро превратился в никому не нужный отстойник для неугодных, штрафников и неудачников.

–   Зато у нас тихо и спокойно. – неожиданно выдал Мирт, подходя к внутренним шлюзовым воротам. – Можно сказать – безопасно.

–   Пока «подарки» не присылают. – буркнул Тома.

На что получил циничный ответ:

–   Не психуй, это ненадолго.

Массивные створки разошлись, открывая доступ в форпост.

–   Сам знаешь, новички у нас быстро дохнут. Правда, здорово?

–   Обалдеть как здорово. – проворчал Тома. – Бывает же нормальных присылают.

–   Бывает. – согласился Мирт. – Но редко, и их всех не устраивает жизнь в этой дыре. – в хрипловатом из-за давнего повреждения гортани голосе – едкий цинизм и язвительность. – В отличии от меня с братом.

Крепкий рослый мужчина отвел взгляд: в такие моменты у молодого сослуживца удивительно безмятежные и промороженные до дна глаза.

Его историю обитатели форпоста знали, пусть и без подробностей: Мирт крайне редко рассказывал о прошлом, лишь изредка позволял злому цинизму и жгучей черной ненависти прорваться в язвительных высказываниях. Так, полюбопытствовали и прочитали досье в базе данных, когда им четыре с половиной года назад прислали с очередным пополнением молодых братьев-уголовников Мирта и Динана Мортис. На общем фоне их официальная биография не впечатляла: на дальний форпост каких только отморозков и психов не отправляли, избавляясь от проблемных бойцов. Только жили они недолго: то ихтан сожрет, то со скал сорвутся, то в ущелье навернутся, проигнорировав предупреждение. А иногда может и пуля прилететь, если уж совсем невменяемые. Чистая случайность! Все подтвердят. Даже на полиграфе.

Однако братья ко всеобщему изумлению оказались не только поразительно везучими и живучими, но и удивительно беспроблемными и неконфликтными. Сами никого не задирали, приказы выполняли без подвоха и подстав, с сослуживцами разговаривали только по делу, предпочитая сохранять дистанцию и уставные отношения. Про дружбу или попытки навязать свое общество и речи не шло. Мирт был холодно-вежлив, на корню обрубая малейшие попытки перейти хотя бы на менее официальное общение, а Динан без крайней нужды вообще не говорил и избегал любого, даже мимолетного тактильного контакта.

Сдвиги пошли после их первой зимовки, тяжело давшейся обитателям удаленного малого форпоста. Тогда и начали всплывать занятные факты биографии двух молодых парней, объясняющие их странности. Настолько занятные, что мощные мужики, не первый год служащие в ВКС Федерации, не знали, что сказать и как дальше себя вести, когда как-то раз младший из братьев, упившись до невменяемого состояния после едва отбитого нападения озверелого по зиме зверья, ответил на вопросы солдат, пока старший отлеживался в лазарете. Ответил честно и без прикрас. Тихим, безэмоциональным голосом, глядя перед собой пустым трезвым взглядом.

После услышанного больше никто не пытался что-то еще узнавать о прошлом у нереально красивого молодого парня с мертвыми глазами и снежной сединой в некогда иссиня-черных волосах. Хватило услышанного.

–   Ладно. – буркнул Мирт, успокаиваясь и хмуро глядя на резко замолчавшего друга. – Что за подарочек нам привалил?

–   Пополнение. У нас же вечный некомплект. – ворчливо ответил Тома. – Должны еще привезти топливо для запасного генератора.

Мужчины быстрым шагом шли по осевому коридору, кивками здороваясь с сослуживцами.

–   А реактор? Что, до сих пор не могут привезти для него центровой блок?

Вместо ответа Тома развел руками.

–   Прекрасно… Опять зимовать, экономя на чем можно и нельзя. Скоро дровами топить начнем! И освещать факелами! Может, стоит сразу у командования копья попросить, а? – Мирт скривился. – Да, надо бы проверить количество топлива и всерьез озадачиться альтернативным вариантом. Я посмотрю, что осталось на складе, прикину расход… Пока лето, можно успеть подготовиться. Хотя бы дрова заготовить…

–   Дрова? – Тома от такого предложения, сказанного с убийственной будничностью и серьезностью, оторопел. – Ну ты уже перегибаешь!

Мирт покосился на друга.

–   Я хоть раз на твоей памяти перегибал в оценке ситуации или разводил панику на пустом месте?

–   Нет. Но это… – он запнулся, напоровшись на острый тяжелый взгляд собеседника.

–   Тома, если топливо закончится до начала оттепели, будем отапливать чем придется. Деваться нам отсюда некуда, а ты знаешь, какие морозы тут стоят.

–   Знаю, но дрова… Это уже совсем крайность!

–   Знаешь, лучше я впаду в крайность и в маразм, но забью пустующий склад дровами, чем зимой, когда у нас закончатся топливные брикеты и генератор остановится, сдохну, замерзнув насмерть! – под конец фразы хриплый голос сорвался на рычание. – Забудь о подачках с главной базы! Этой зимой на нормальные поставки рассчитывать нельзя: россы грохнули корабли снабжения. Все, Тома! До единого! – с нажимом на последней фразе припечатал он, заворачивая в коридор жилой части. – Саа советовал жестко экономить боеприпасы и не переводить их во время охоты. И выбить что можно со снабженцев, пока те не прочухали ситуацию и не урезали нам поставки под самые яйца. Про корабли наши пока не знают и не узнают еще дней двенадцать, так что цени.

Тома матюкнулся.

–   А я то думаю, чего он тебе арбалет подарил…

Мирт удивленно заморгал.

–   Чего глазами хлопаешь? – рослый мужчина фыркнул. – Это вы там на крупных мирах расслабились, а мы, на границе, такое постоянно используем. За нормальное оружие сесть можно, а арбалеты и луки как игрушки проходят. У меня когда-то тоже был. Не такой навороченный и мощный, но был.

–   Значит, пользоваться умеешь. Прекрасно! – довольно протянул Мирт. – Саа чертежи передал. Надо будет сделать хотя бы штук десять.

Тома согласно кивнул, остановился у дверей их общей комнаты.

–   Переодевайся, приводи себя в порядок и скачками к командиру. У тебя времени – лир шесть, пока они там приземлятся и выползут.

–   Есть точная инфа, кого нам прислали?

–   Когда они нам заранее досье присылали? Хоть раз такое счастье помнишь? – боец скривился. – Как выгрузят, так узнаем.

Мирт тяжко вздохнул.

–   Понял. Я быстро.

Успел он впритык: стоило ему затормозить за спиной Авалена, как на опущенном трапе нарисовались нежданные гости. Три десятка мужчин в стандартной летней форме с баулами за плечами особого интереса не вызвали – это их новое пополнение рядовых бойцов, а вот пятеро в офицерской форме… и тоже – с баулами…

–   У нас, походу, проблемы. — едва слышно пробормотал Мирт. – Опять новое командование прислали…

Рядом раздался тяжкий вздох Тома.

–   Может, повезет? – безнадежно спросил он, покосившись на командира.

–   Хоть раз на твоей памяти везло? – прошептал Авален.

Тома печально приподнял брови домиком, но согласился со своим бессменным вынужденным командиром: всех, кого им присылали в качестве нового командного состава, выбивали в первую очередь, когда они начинали тащить вслед за собой на дно всех обитателей форпоста, не разобравшись в происходящем и не желая слушать советы тех, кто тут выживает с начала конфликта на Корромине.

Офицеры приблизились, разговоры дружно стихли: старожилы поста номер одиннадцать, расположенного на Ущелье Топора, приняли положенные по уставу вид, стойку и выражение рож. Кто-то старался больше необходимого, единственным доступным методом показывая свое настоящее отношение к происходящему, но тонкий юмор и ирония во многом прошли мимо внимания новоприбывших.

Наметанный взгляд Тома сразу выделил в пятерке незнакомых офицеров старшего – рослого крепкого мужчину с уставной стрижкой, цепкими холодными глазами и чуть заметно искривленными в недовольной гримасе губами. Начисто выбрит до синевы, волосы – чуть тронуты сединой на висках, возраст далеко за сотню и приближается к той черте, когда действующего боевого офицера списывают в запас и переводят на штабную работу или в ранг инструкторов. Его зам возраста Авалена. Держится подле своего привычного командира. Волосы чуть длиннее положенного, но в пределах допустимой нормы, сохраняют следы стильной прически. Красавчик, словно сошел с эталонного плаката молодого штабного офицера, который занимается связями с общественностью, и самое страшное его оружие – это улыбка и хорошо подвешенный язык, с которого легко и гордо слетают слова пропаганды. Тома всё так же стоял с каменным лицом, глядя сквозь остановившегося напротив них потенциального командира, и мысленно прикидывал, кого бы поставить присматривать за стильным мальчиком, потому как в его боевые навыки и в умение выживать он не верил вообще. Но место для собственной ошибки оценки он оставил: Мирт и Динан – живые воплощения всех их ошибок, потому как в братьев тоже никто не верил.

Офицеры остановили, не доходя положенных трех метров. Вперед выступил старший мужчина и за ним – его молодой спутник.

–   Таур Авален? – короткий вопрос хрипловатым басом.

–   Я. – Авален вышел вперед на три шага.

–   Сораг Дарган. – мужчина представился по званию и по имени.

Мирт вздохнул. Аж целого сорага отправили. Интересно, на чем он проштрафился, раз он стал неугодным на крупных базах и его сослали в их дыру? Или так от него решили изящно избавиться?

Тем временем началась спешная разгрузка: тяжелые корабли надолго не остаются в узких скальных колодцах близ высоких хребтов.

–   Вас назначили новым командиром форпоста УТ-11? – в лоб спросил Авален.

Однако, вопреки ожиданиям, ответ был уклончивым:

–   Это не уточнялось при переводе.

Красавчик встрепенулся и передал Авалену планшет с документами.

–   Грон! Проконтролируй разгрузку. – коротко приказал пока еще действующий командир, принимая планшет и раскрывая его. – Вы выше по званию, и я хочу получить точный ответ во избежание… недоразумений у моих людей.

По всем правилам офицер в звании «сораг» должен принять на себя командование по прибытию. Но уклончивый ответ Даргана вызывал вопросы, тогда как текст приказа был предельно прост и ясен: перевод подразделения на удаленный форпост для компенсации недостачи личного состава, включая его командную часть. Авален, несмотря на то, что он являлся командиром УТ-11 на протяжении двух с половиной лет, до сих пор командиром был… неофициальным, а просто по старшинству звания. И прибытие кого-то другого с более высоким званием автоматически лишало его этого статуса.

–   Я хочу получить подробную информацию о состоянии дел в форпосте и о ситуации вокруг него. – произнес мужчина, хмурясь.

Авален мысленно вздохнул, смиряясь с ситуацией, но с надеждой на лучшее.

–   Дэлан, Норман.

Названные бойцы вышли на шаг вперед.

–   Прибывших – поставить на довольствие и поселить. Разблокируйте третий, четвертый и шестой коридоры и пустите в эти блоки отопление и воду. – Авален покосился на новичков. – Сообщите Рорину, чтобы подключил нагрев воды в душевые этих секций.

Бойцы покивали и ушли выполнять поручения, начисто забыв про уставной ответ командиру, что вызвало легкое проявление удивления и недоумения у наблюдающих офицеров.

–   Сораг, следуйте за мной. Я покажу вам, где находится тактический и командный модуль. – пока еще командир форпоста решил уточнить: – Они были перенесены в другой блок для сокращения расходов энергии на обогрев неиспользуемой части форпоста.

Авален, получив разрешающий кивок, пошел вперед, жестом указав Мирту и Тома следовать за ним. За Дарганом потянулись пятеро офицеров. Реагировали они по-разному. Сам Дарган был внимателен и насторожен. Происходящее ему уже не понравилось: опытный взгляд легко выхватывал странности, которых на полноразмерном автономном форпосте стандартного образца быть не должно по мнению бывалого военного, но мужчина решил сперва узнать подробные сводки и лишь потом принимать решения и делать выводы. Его молодой помощник был растерян и во многом возмущен, но привычно хранил молчание, видя тревогу старшего. Трое других реагировали по-разному, но также молчали в присутствии сорага.

Первое, что вызвало яркое удивление и отчетливую растерянность нового командира, это… сушащееся на солнце солдатское белье, развешенное на старой проволоке, которую натянули между тремя низкорослыми деревцами. Мужчина при виде такого диковатого зрелища даже замедлил шаг, с каким-то странным выражением глядя, как четверо рослых бойцов аккуратно развешивают мокрое белье на веревки, тогда как двое более молодых парней не менее аккуратно складывают сухие вещи, сортируя по именам владельцев, вышитых на бирках.

–   У вас не работают сушильные аппараты? – спросил Дарган.

–   Работают. – невозмутимо ответил Авален, подходя к воротам форпоста, у которых была открыта только одна створка. – Они потребляют слишком много энергии и от их использования было решено отказаться ради экономии топлива генератора.

–   Генератор? – уточнил сораг.

С каждым высказанным словом этот перевод всё больше не нравился мужчине и заставлял тревожиться. Очередное пояснение еще больше добавило сомнений и тревог:

–   Реактор был уже нерабочим при моем переводе на УТ-11. – ровно ответил Авален, проходя в шлюзовой тамбур, в котором собралась группа из пяти бойцов. – Центровой блок до сих пор не поставили. За четыре года. И, полагаю, уже никогда не поставят.

Мужики на чужаков внимания не обращали и даже не ответили уставным приветствием, занимаясь проверкой снаряжения. Старший в группе – коренастый крепкий мужчина с замотанной серым застиранным платком головой, подтянув последний ремень и удостоверившись, что на нем ничего не болтается, обратился к привычному командиру:

–   Авален. Мы уходим дней на восемь. – главный охотник форпоста сунул в рот самопальную травяную таблетку, невозмутимо разжевал плотный комок, и лишь после этого продолжил: – Разведчики видели стадо типанов на той стороне хребта. Заодно проверим гнездовье таер.

–   Не заходите за перевал. – неожиданно для новоприбывших добавил Мирт. – Там новая стая птиц пришла. Голов шесть взрослых и восемь – молодняка с первой сменой оперения.

–   Понял. – охотник обдал людей острым запахом трав. – Постараемся еще насобирать дички и пустырки, если уже зацвела. На связь как обычно – после темноты, раз в сутки. Если не выйдем на связь три дня – списывайте.

Последнее уточнение было как своеобразный ритуал и напоминание: если группа не выйдет на связь трое суток подряд, значит, она погибла. Если кто-то после этого вернется – это будет его новый День Рождения. Так повелось и эту традицию поддерживали свято.

На этой веселой ноте пятерка добытчиков гуськом потянулась мимо новоприбывших, даже не озадачившись их изучением: этим они займутся по возвращению.

–   Кто это? – происходящее всё больше не радовало сорага и напрягало странностями жизни на подножном корму.

–   Охотники. – ровно ответил Авален, проходя мимо их единственного варса. – У нас проблемы с поставками продовольствия, и если бы мы не начали охотиться, пришлось бы урезать паек в три раза в летний период и в пять раз зимой при прошлой численности гарнизона.

Дарган удивленно вздернул брови: фактически, это жизнь на грани голода. Если учесть пополнение, увеличившее количество едоков в форпосте в полтора раза, им грозит голодная смерть.

Он слышал слухи о сложной ситуации с припасами, но служба на крупных базах не давала понять, как далеко зашли проблемы. Перевод на УТ-11 был ожидаемой неприятностью от недоброжелателей, которыми он немало оброс за время недолгой службы на этой планете. Но только сейчас он начинал отчетливо осознавать, чем на самом деле является для него этот перевод.

Оставшуюся дорогу до командного модуля он молчал, внимательно изучая всё, что попадало на глаза. Он отметил пониженную яркость освещения, общую прохладу, царящую в коридорах, отсутствие всех световых маркеров на стенах. На форпосте на первый взгляд экономили энергию на всем, на чем только возможно.

–   Командный и тактический модуль. – Авален остановился у дверей бывшей комнаты для отдыха гарнизона. – Запоминайте маркировки на стенах. – он сказал на нарисованные нестираемым техническим маркером цифры. – Подсветку стандартной маркировки мы тоже отключили.

–   Она работает? – подозрительно уточнил сораг.

–   Частично. – честный ответ не порадовал. – В некоторых коридорах ее демонтировали: нам нужны были запчасти для монтажа системы наблюдения. Прошу.

Двери медленно разъехались, пропуская в скудно освещенное просторное помещение. Дарган вошел в зал со смешанными чувствами. Происходящее в форпосте УТ-11 нарушало всё, что могло быть нарушено, и он, как новый командир этого… места, был обязан принять меры. Но… делать этого он не спешил. Больше ста лет службы в ВКС Федерации на разного рода сомнительных местах базирования познакомила его со всяким. Охота и подножный корм – не редкость на новых планетах. С таким он сталкивался не раз и был готов закрыть глаза на полное пренебрежение всеми нормативами питания, санитарными нормами и прочими вещами, которые хороши в стабильных военных частях, находящихся на полном и регулярном обеспечении. Но на форпостах в новых мирах случается всякое. Он не удивился организации охоты, его не смутила травяная масса у солдата, хоть и вызвала здравые опасения о состоянии и наполнении медицинской части нового места службы. Но сушащееся на солнце белье и тотальная экономия – это уже новая грань нищеты, при которой приходится подтягивать всё, что только можно. Острый взгляд старшего офицера скользил по полутемному помещению, замирая ненадолго на заваленных исписанными картами столах, перетекал на откровенно кустарного производства стулья и стеллажи, задержался на массивных кольях, бережно приставленных к стене. Вытесаны из дерева, еще свежие.

–   Что это? – он указал на колья.

–   Это… – Авален как-то замялся. – Скажите, сораг. Вы уже зимовали на Корромине?

–   Нет. Я прибыл с последним кораблем.

Мирт тяжко вздохнул, Тома остался с невозмутимым лицом, но глаза стали еще печальнее.

–   В таком случае, вы ознакомитесь с практическим применением заградительных кольев на втором месяце зимы. – голос фактического командира окрасился странной задушевностью и вкрадчивостью. – Вам слова не дадут понять, что такое – нападения животных по зиме.

О зимних проблемах с горным зверьем Дарган уже был наслышан: слухи, байки и разного рода «истории очевидцев» ходили по базе в большом количестве, но чему в них верить мужчина затруднялся понять. Слишком странные были рассказы, сильно меняясь от одного рассказчика к другому. В одном они сходились со статистикой: потери в это время были чудовищными. Цифры вынуждали относиться с полной серьезностью ко всем словам тех, кто это видел и пережил, какими бы странными они ни были.

–   Я многое слышал. – после некоторой паузы произнес он, задумчиво глядя на колья. – Но я хочу услышать от вас, что происходит на этой планете.

Авален и Тома переглянулись, Мирт же изучал неожиданно вменяемого мужика, который подавал надежды и претендовал на звание самого адекватного и острожного из всех, кого к ним присылали. Но он же был и самым… опытным. Назвать его «старым» язык не повернулся ни у кого, даже мысленно.

–   Что вам известно про Корромин? – спросил Тома, облокачиваясь плечом о стену возле стойки с картами.

Дарган коротко и по сути высказывал всё, что ему выдали на брифинге перед отправкой на новое место службы на удаленной конфликтной планете, внимательно следя, как меняется выражение лиц старожилов на каждом высказывании. И чем скучнее и унылее становились из лица, тем больше поднималась тяжелая обиженная злость.

–   Сораг Дарган. – тихий голос Мирта вклинился в тяжелую мрачную паузу.

–   Слушаю.

–   Рядовой Мирт Мортис. Зэк по контракту. – коротко обрисовал свой статус и заодно представился. – Вы прибыли на Корромин один или со своими бойцами?

–   Двенадцать бойцов в числе прибывшего пополнения.

Мир медленно кивнул.

–   Где вы до этого располагались? Регион.

–   Пики Клина. – такой же короткий ответ.

На мгновение задумавшись, Мирт подошел к столу с картами, вытащил общую карту горного массива, нашел указанный регион, всмотрелся в пометки.

–   Вокруг снег был все время вашей службы? – уточнил он.

Дарган кивнул.

–   Вам с вашими людьми надо будет прослушать основные правила выживания на нашей высоте и ознакомиться с самыми опасными представителями флоры и фауны. – Мирт задумчиво почесал подбородок. – Авален?

Командир поста вопросительно дернул головой.

–   Я пойду на склад, соберу им комплекты первой помощи, пока они еще не успели нахватать… всякого.

Авален коротко кивнул, и Мирт покинул высокое собрание: ему надо предупредить брата и Саа. Ну и собрать комплект медикаментов, необходимых для первой помощи при отравлениях ягодами и при укусах змей и насекомых, которые обитают на этой высоте в большом разнообразии. А все, что он пропустит, ему расскажут Тома и Грон вечером перед сном.

* * *

Память.

Абстрактное название единственного природного хранилища информации у любого живого существа. Не важно, разумное оно или попросту животное, но память есть у всех без исключений. В ней хранится всё, что было когда-то увидено, услышано, узнано, изучено и опробовано. Иногда там же хранится база данных, передаваемая по наследству от предков или даже от всего вида в целом. Зависит только от носителя этой памяти и от механизма ее приобретения. В моей памяти хранится весь мой багаж знаний. Всё то, что накопилось за долгое время и жизни, приходящие ко мне с самого детства яркими вспышками воспоминаний, долгими снами, тянущимися месяцами и повторяющимися раз за разом, обрастая деталями и событиями по мере развертки воспоминаний. О жизнях. О дорогих мне разумных. О войнах, в которых я участвовала и которые иногда начинал ради того, чтобы жить самому или позволить жить кому-то из тех, кого я тогда любил и ценил.

Всё это – моя память. Самое ценное, что у меня есть, ведь именно память и эти образы сформировали меня, огранили мою личность и позволяют мне быть собой. Пусть я многое не могу вспомнить, но… я вспомню. Постепенно. Жизнь за жизнью, событие за событием. А вместе с этим я вспомню всё, что я тогда знал или знала.

По коже вновь растекалось предательское сияние критично-скапливающейся энергии. Снова. Словно емкости моего тела недостаточно для того, чтобы естественным образом перерабатывать эту энергию на свои нужды. Хотя бы до того уровня, когда нормальная выработка не перестанет быть опасной. Словно тот вид, которым я сейчас родилась, слишком слаб для того, чтобы нормально выдерживать мою же душу после того, как с нее сняли все ограничения и позволили раскрыться полноценно.

И это – проблема.

Но поменять тело я не могу. Могу ли я его перестроить? Могу. Это я осознаю точно, но смутные образы рисунка, который когда-то чертила моя же рука для этих же целей, растаял призрачным отблеском: рано. Я не смогу без ошибок повторить тот сложнейший ритуал, а ошибки в таком деле недопустимы. Значит, пока я не смогу это сделать, мне надо как-то решать вопрос с выработкой энергии и стравливания ее излишков.

Накопители – это временная полумера и годится только для спокойной работы. Их надо где-то хранить. Их нельзя накапливать слишком много, иначе между однотипными кристаллами пройдет реакция сваривания и они превратятся в единый огромный накопитель, пресыщенный энергией до предела. И он может рвануть так, что мне даже думать об этом страшно. Значит, надо искать какой-то другой вариант, а кроме активного использования собственной энергии для обучения и жизни я вариантов пока не вижу.

Скатав между пальцами капельку энергии и вытянув ее в своеобразный стилус, я задумчиво всматривалась в темноту зала и перебирала воспоминания, которые уже более-менее ярко восстановились в памяти.

Что я помню относительно точно?

Да ничего толком я не помню! То, что всплыло в памяти – это жизни, когда я не была толковым магом или вообще во мне не проявились склонности к этому чудному искусству!

Колкая вспышка злости полыхнула яркой засветкой по телу, просветив даже одежду насквозь и резко отрезвив. Вдохнула, выдохнула. Нельзя злиться. Нельзя психовать. Нельзя!

Вспышка снова пробежала предательским предупреждением, вынуждая меня сцедить воздух с ядом сквозь зубы и буквально насильно успокаиваться. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Как там говорилось в одной занятной вселенной?

Улыбнувшись сама себе, я нараспев зачитала насмерть осевшие в голосе строчки:

–   «Нет эмоций, есть покой. Нет невежества, есть знание. Нет страсти, есть спокойствие.

Нет хаоса, есть гармония. Смерти нет, есть Сила…»

Стилус в моей руке выводил слова Кодекса джедаев яркой светящейся голубой линией. Строчка за строчкой древние слова вымышленной, но такой реальной далекой-далекой галактики засияли в древнем храме, разгоняя тьму и населяя углы яркими живыми тенями. Взмахом руки я отодвинула от себя слова Кодекса и вновь перечитала написанное.

Прекрасные же слова! Для работы. В работе эмоции ни к чему – они лишь запорют всё и приведут к ошибкам. Спокойствие… оно хорошо для чистоты разума. Соглашусь и со знаниями: знания – это истинная сила. И именно эта сила может дать любую победу и освободить от любых цепей, а не страсть, как исповедуют адепты второй стороны Силы.

–   Как там было у вторых? – голос сам собой поднялся до пафосного слога, а стилус начал выводить алые слова: – «Покой — это ложь, есть только страсть. Благодаря страсти я обретаю силу. Через силу я обретаю власть. Благодаря силе я одерживаю победу. Благодаря победе мои цепи разорваны. Сила освободит меня». – я фыркнула. – Красивые слова для того, кто следует дорогой Хаоса. Но если слишком далеко зайти по дороге страсти, она приведет к выгоранию и поражению. Однако, любое любимое дело – это страсть. Так где же истина, а?

Встав с коврика, я потянулась, разминая затекшую без поддержки спину. Не могу долго сидеть без спинки: поясница просто убивает потом. Еще и здесь, в стылом подземелье, которое само по себе не способствует здоровью.

Походив немного, я остановилась перед двумя Кодексами, висящими рядом.

–   Это – для работы. – я ткнула пальцем в голубые строчки. – А это – для жизни. В жизни покой ведет в апатии и угасанию.

Это я знаю очень четко даже по текущей жизни: как только теряются яркие эмоции, я медленно, но верно скатываюсь в меланхоличную апатию, из которой потом очень сложно выходить. Так что, никакого покоя без страсти и ярких эмоций!

–   Да. Так будет правильно. – хихикнув под нос, как-то особо ярко припомнив кадры из одной киношки, продекларировала: — Это – для боя, это для фана! Не… Это – для дела, это – для фана!

Взмах силового стилуса смял голубые строчки в дымку, оформляя из них прекрасно мне знакомый символ. Два условных крыла замерцали, обрамляя звезду на шпиле. Ярко светящуюся почти белоснежную, переливающуюся подобно алмазу звезду на фоне темного сапфирового шпиля. И крылья… темные, как сумеречное небо, синие, глубокие, почти как небо после заката солнца, на котором уже проявились первые звезды.

Эмблема менялась в мелочах. Чуть сильнее и изящнее изгибы «перьев» на крыльях, чуть сложнее звезда, и вот передо мной переливался иллюзорными самоцветами изображение медальона. Годится.

Взгляд перешел на алые символы. Снова взмах стилуса, стирающий надписи покорной дымкой. Эмблема ситхов замерцала тревожным алым в темноте.

Не то! Не нравится. Не хочу эти рваные края. Хочу… солнце. Затмение.

Да. Затмение. Оно подойдет.

Снова взмах стилуса, и вокруг алого светила изогнулись лепестки лучей. Ярких, алых, кровавых. Цвет подстраивался, менялся, наливаясь сочностью и блеском ограненного алого алмаза. Самого редкого камня на земле. Сочного кровавого цвета. А в центре – призрачно мерцающий красный турмалин с его непередаваемой глубиной цвета и роскошными яркими отблесками, мерцающие острыми вспышками алого и золотого из самых недр кристалла.

Эмблемы обрамились металлом: золотом для алого затмения и серебром для синей безмятежности и защиты. И после – соединились.

Две стороны одной медали.

Две стороны Силы.

Покой и страсть.

Знания и сила.

Гармония и Хаос.

То, что должно быть у каждого в душе.

Протянув руку, я обхватила пальцами получившийся медальон и потянула на себя, словно снимая с незримого стенда. Прохладный камень тяжело опустился на ладонь, а я… пошатнулась от резкого отлива энергии. Казалось, эта вещица высосала из меня все соки и силы и словно даже накопители, валяющиеся возле моего коврика, ощутимо посветлели!

Что…?

Какое-то время я тупо смотрела на довольно увесистый медальон, возлежащий на моей ладони, а потом до меня начало доходить, что я потратила весь свой переизбыток энергии на создание этой безделицы!

Я могу создавать вещи!!!

Я… могла надорваться и загреметь в новую жизнь несколько раньше, чем собиралась! Потому как, если б не постоянно прущий из меня поток энергии, я могла б тут двинуть кони в момент материализации медальона!

Но получилось же… Вопрос только, что именно у меня получилось, как и почему.

Покачивая на ладони медальон, я четко вспоминала, что именно я сделала. Сперва была иллюзия. Это – однозначно нематериальное изображение того, что я сделала. Красивая картинка, сделанная по тому же принципу, что и светящиеся шары.

Или не потому же?

 Замерев, я задумалась. Сделала светящийся шарик. Потом – сделала иллюзию эмблемы. Как я это делаю? С иллюзией просто – представила, как оно должно выглядеть, и оно проявляется после напитки энергией. По сути, как слепить оболочку без наполнения. Но можно сделать полноценно, со всей его внутренней структурой. Тоже по сути нематериальная иллюзия, только более честная.

Проклятье! Надо разбираться и искать закономерности.

Странно другое. Я работаю с иллюзиями, не сильно зацикливаясь на том, как именно происходит их формирование. Это как… езда на велосипеде, когда на него или сел и поехал, или сел, поехал и навернулся, не справившись с управлением или не удержав равновесие. Ни одна подсказка и теория не поможет, пока сам не поедешь, а там уже срабатывает какое-то странное чутье и быстро начинаешь понимать, что надо делать с этим агрегатом, чтобы не встретиться мордой с землей. Так и здесь. Какое-то чутье, инстинктивное понимание, как правильно формировать энергетическое полотно для получения иллюзии. Плоской, объемной, простой или сложной – несущественно! Принцип тот же, только выполнение разное.

Убрав эмблему, я сделала новую иллюзию. Мыло. Обычный брусок банного мыла навроде того, которым мы мылись на реке. Знакомый квадратный кусок. Цвет, внешний вид, размер – все соответствует.

Протянув руку к иллюзии я, как и с медальоном, взяла его в руку и… мне на ладонь упал плотный брусок, а в глазах аж потемнело.

–   В следующий раз надо взять накопители… – прохрипела я, едва удерживая равновесие и себя от позорного желания плюхнуться на задницу.

Накатившая слабость в этот раз проходила куда дольше, отчетливо намекая, что с такими экспериментами надо быть поаккуратнее, иначе мне они плохо выйдут.

Но ведь получилось!

Отдышавшись, я всмотрелась в светлый брусок… непонятно чего, возлежащий у меня на руке. Это – не мыло! Ни по запаху, ни по ощущениям это точно не мыло! Но, может, оно будет работать как мыло?

Подхватив результаты своих экспериментов, я почти бегом помчалась к гроту, но первая же проверка показала, что я получила что угодно, но не мыло. Этот брусок больше напоминал какую-то пластмассу. Еще и пустотелую…

–   М-да. Косяк с мылом вышел. – повращав странную ерунду в руках, я отложила ее на ступеньку. – А вот с медальоном все получше.

Медальон и правда получился: кристаллы искрились и переливались, как и полагается, металл оказался именно тем, что я и планировала. По крайней мере по цвету и по поведению.

–   Почему такая разница? – я высказывалась вслух: это помогало мне сосредоточиться и сформулировать мысли точнее. – Почему кристаллы я сделала правильно, а вместо мыла у меня получилась какая-то херня?

Может, потому, что с камнями я прекрасно знаю, что они такое и из чего состоят? А по мылу я знаю только как его варить, из чего, но не понимаю, что это такое по сути? В этом разница? В понимании того, что это? Или разница в том, что при создании медальона я отработала с полной самоотдачей, а с мылом «на отвали»?

Не знаю.

Накопится энергия, надо будет еще кое-что проверить. Есть пара идей, как надо бы подойти к процессу, и если они выгорят, то я получу свое мыло. Или не получу. Посмотрим. Но на ближайшее время у меня нет проблем с излишками энергии.

Подхватив непонятное нечто и покачивая медальон в руке, я пошла обратно к работающим нарим. Надо показать результаты своего творчества. Глядишь, подскажут что. Ну или хотя бы проверят, что я сделала. Надеюсь, оно хотя бы не ядовитое, не радиоактивное и всё остальное тоже «не»…

Зуанадар встретил меня немигающим тяжелым взглядом, вытирая пальцами текущую из носа кровь. Лицо бледное, под глазами проступили синяки, зато радужка начала странно мерцать. Рядом – встревоженный Ринор.

Оправдываться – бессмысленно. Не подумала, не предусмотрела, не поняла, что такое возможно. Как не подумала о том, что я могу взять недостающую энергию с напарника, причинив ему вред или убив. Это надо учесть на будущее и никогда более впредь не допускать переноса эффекта откачки энергии на него.

–   Когда это произошло? – тихо спросила я, подхватив один полный накопитель и присаживаясь подле Зуана на пол.

–   Во второй раз. – нарим принял от меня кусочек ткани, аккуратно подтер кровавые разводы. – В первый было как эхо. Во второй раз – до темноты в глазах.

Не хорошо. Ладно еще он сейчас был в безопасности, но случись такое в бою или в дороге, это может стоить его жизни.

–   Буду внимательнее. – покаянно выдохнула я и протянула ему медальон.

Зуан взял вещицу, покрутил в пальцах, изучая блеск камня при свете экрана, поднял на меня взгляд и вопросительно склонил голову.

–   Материализация иллюзии. – кратко пояснила я и показала брусок непонятного материала. – А это – попытка сделать мыло.

–   Внешне – похоже. – оценил напарник результат.

–   Разве что внешне.

Ринор слушал внимательно, молчаливо протянул руку и попросил медальон. Зуан передал, с интересом глядя, как старший сородич изучает вещицу.

–   Здесь материализация прошла успешно. – в низком голосе – ни тени удивления, одна лишь констатация факта и какая-то странная едва уловимая гордость. Я даже не уверена, это я сама заметила, или Зуан поделился впечатлениями о скупой мимике хорошо ему знакомого скрытного мужчины.

–   Более чем. – согласилась я. – Но я и камни хорошо знаю: атомарная и кристаллическая структура, присадки, примеси и прочее. Я этим увлекалась в своё время. Тогда как мыловарением я не занималась: посмотрела пару раз ролики о том, как это делается, узнала, из чего и как, и на этом мой интерес угас. Изготавливать мыло на дому я посчитала нерациональным и бессмысленным из-за его дешевизны и доступности, а торговать крафтовым мылом я не собиралась. Из-за этого могла случиться осечка.

Ринор медленно кивнул, но никак более не прокомментировал мои слова и работу, только изучил еще раз медальон и вернул мне.

–   Но у меня получилось!

От переизбытка эмоций и больной поясницы мне плохо сиделось на месте, я вскочила и начала ходить по залу. Так мне лучше думалось, да и ходьба разрабатывала спину.

–   Значит, я могу делать любые вещи! Надо лишь узнать ограничения и как правильно это всё делать, чтобы получить результат.

Зуан мелко улыбнулся, Ринор – едва заметно согласно склонил голову: оба понимали ценность и полезность такого умения. Это же открывает массу возможностей! Надо только научиться!

–   Понятно пока только одно: это крайне энергоёмкий процесс. Но это и нормально. Всё же, из одной энергии сделать материальное вещество… любое вещество – это надо очень и очень много энергии. – я резко остановилась. – Вопрос: откуда во мне столько дури? Не каждая электростанция даст столько энергии, сколько понадобится на материализацию вот этого.

Я подбросила на ладони медальон.

–   Притом, эту энергию я вырабатываю постоянно. Это – не прорвавшие старые запасы. Это уже мой нормальный потенциал ее поточной выработки. Возможно, со временем, мощность упадет, что маловероятно, или возрастет, что вероятнее при дальнейшем развитии.

Мне срочно нужен наставник или какие-то самоучители. В идеале и то, и другое. Но… это пока мои розовые мечты, которые если и воплотятся в реальность, то только по воле и при содействии того пацана, который всё это устроил. По идее, он же должен как-то был сам учиться. Где-то же он обучился тем же порталам? Как-то он смог совладать с собой и со своим потенциалом. Кто-то же его обучил! Так, может, он догадается нам подкинуть какие-то книжечки на понятном языке? Маловероятно, конечно, ну а вдруг?

Зуан нагло подслушивал мой поток мыслей и по-мелкому улыбался. Судя по растерянному лицу Ринора, мои мысли или общие выкладки транслировались и ему через их имплантат.

–   Не, ну а что? Может, этот пацан и правда какую-то литературу учебную подкинет? – уже вслух сказала я. – Сам же он как-то учился, ведь так? Значит, у него есть доступ к учебникам.

–   Резонно. – улыбка Зуана стала какой-то людоедской. – Я даже готов ему простить всё ранее сделанное с нами за эту литературу…

Да и я простить готова. Правда, если говорить совсем начистоту, то у меня к мальчишке нет претензий. Мне не за что на него обижаться. Даже наоборот. Но… об этом я вслух не скажу, ибо мало ли что.

Зуан улыбался, вертя в руках кусок беловатого полимера непонятной структуры, Ринор привычно молчалив, но острый взгляд периодически метался между нами. Что творится в его голове – тайна не только для меня, но и для Зуанадара. Но все в свое время, со временем он разговорится, а пока… буду его потихоньку приручать.

Проходившись, я закутала спину в теплый плед и устроилась у стены. Делать мне резко стало нечего, занять мозги помимо бессмысленных домыслов и бесцельных размышлений обо всем подряд мне тоже нечем, потому как нет никакой точной информации, мешать нарим работать и приставать с вопросами – тоже так себе мысль. Была б наверху у своего дерева, я бы нашла себе дело. Там много что надо сделать. Но не здесь, в недрах подземелья, расположенного глубоко в лесу. Я пока не готова выходить в лес в одиночестве. А потому я попросту уселась у стены и принялась… скучать.

Надо было брать с собой блокнотик.

* * *

Немион

Катакомбы Иверо.

В этом месте всегда тихо. Тишина настолько полная и плотная, что, кажется, она начинает звенеть в ушах, отдаваться биением сердца, пульсом и током крови в голове. Кажется, еще немного, и можно расслышать песнь камня и звуки былых времен. Но я знаю, что единственные звуки, разгоняющий вечную тишину этого места – моё дыхание да треск негасимого огня в огромной каменной чаше.

Эта чаша утоплена в пол колоссального квадратного каменного зала. Она – как очаг, как место силы, пылает не первую Вечность ярким желтым огнем неестественного солнечного цвета, изредка переливающегося лимонными отблесками. В чаше нет топлива, но в ней есть кости и черепа. Разные. Ни единого повторяющегося по видовым признакам. Каждый – от какого-то иного народа. Здесь их десятки. Сотни. Тысячи. Там, в недрах яркого желтого пламени, не дающего копоти и гари. Лишь искры потрескивают, попадая на стылый камень.

Я сидел у самого бортика и грелся в тепле этого странного пламени. Тело еще хранило онемение от стылости Волны и касания Чертогов, и это пламя лучше любого другого может согреть и вернуть тепло в тело.

Пламя, горящее на костях.

Тайна древних катакомб, которая никогда не будет раскрыта.

Онемение таяло под жаром этого огня, я же мог лишь ждать. Идти далее – опасно, если подводит тело, а разум еще слышит крики душ. Нельзя спускаться в Ярус, пока не угаснут напевы и шепот в голове. Там, в звонкой тиши Поющих Залов, мне потребуется вся моя ловкость и мастерство, чтобы не стать частью этого немого хора, поющего свой реквием в узорных колоннах.

Карта развернулась в мерцающих сумерках, поблескивая отсветами желтого огня. Я сдвинул схему, выводя Пирамиду Тарио в центр. Таинственная Пирамида, открывающаяся каждый цикл, во время которого по мировым магистралям проходит сброс волны в Чертоги. Энергия Смерти пронизывает Тарио целиком и долго еще стоит в ней сизым плотным туманом. Но здесь относительно безопасно. Однако, я никогда надолго не останавливался в этом месте. Возможно, те, кто горят в этой чаше, тоже понадеялись на безопасность этого зала.

Загадка на загадке…

Мысли скакали, вольно перепрыгивая с темы на тему, и я был не в силах задержать внимание на чем-то одном более нескольких мгновений. Это – естественно. Последствия долгого пребывания в Волне. Разум в ней теряется, воля – слабеет, концентрация гаснет и с каждым мгновением все сложнее удерживать цель. Но утратив цель, потеряв нить движения, начинаешь терять себя и свой рассудок, пока не поддашься. Пока не упадешь, и твоя ослабшая душа не покинет ненужное тяжелое тело и не утечет по Волне туда, в покой Чертогов Вечной Госпожи.

Какое-то время я сидел, глупо глядя в светящиеся нити плана Ярусов, не в силах сосредоточиться на деле и пережидая новую волну дурмана, окатившего тело слабостью, а разум – легкостью. Но в этот раз слабость прошла быстро, до того, как начало неметь тело. Скоро этот эффект пропадет, и я смогу продолжить спуск.

Разум прояснился, позволяя мне сосредоточиться на плане и заняться его коррекцией. Здесь, в этом зале, я могу увидеть реальную карту ближайших Ярусов: на стене напротив располагается огромный наборный диск, который показывает расположение всех проходов и коридоров вплоть до Седьмого Яруса. Почему на этой карте появляется подробная схема всех помещений, залов и локусов – непонятно. Почему именно здесь? Почему именно в Пирамиде Тарио? Она не является ни крупнейшей, ни центральной, ни сколь либо значимой. Однако, единственная точная карта именно здесь.

Почему?

Одни вопросы. Но увидеть карту можно только здесь и только лично. Ни одна попытка расположить здесь точку удаленного наблюдения и сканирования не увенчалась успехом: оборудование приходило в негодность, магические зонды распадались и пожирались защитными протоколами. Только свои глаза. Только личное присутствие. Только в момент перед спуском.

Но этот диск еще надо научиться читать.

Мне потребовались тысячелетия наблюдений и сверки карт, чтобы понять принцип отображения информации на камне. Чтобы соотнести, какие пометки за что отвечают. Мне понадобилось очень много времени, чтобы понять суть глифов: координаты и размеры. Этот язык мертв уже давно. Я не смог найти ни единого упоминания об этих глифах. Я не смог подобрать ключи к самому языку. Но я смог расшифровать карту. Делал сверки. Соотносил размеры залов из тех, которые мог посчитать. Вычислил, какие символы являлись цифрами, а какие – нет. Понял обозначение известных зон. Сумел определить, как они выставляются и, как мне казалось, я понял, как эта карта функционирует.

Механизм простой: вращающиеся кольца с засечками и пометками проворачивались на своих местах и показывали настоящий план Ярусов, сложившийся после всех цикличных изменений. Тридцать одно кольцо, двадцать один сегмент по семнадцать блоков в каждом. Мне казалось, что я успел переписать каждый элемент в этом механизме и подобрал для каждого из них реальный ориентир, но… Сегодня я заметил новые блоки там, где их по моей теории быть не должно.

Или я неправильно разобрался в механизме, или он куда сложнее, чем я предполагал.

Полтора миллиона лет изучения… и все мои теории провалились. Из-за трех новых элементов. Три новых элемента – три новых зоны, которых я раньше не встречал. За более чем два миллиона лет походов в Катакомбы через этот зал!

Подняв с пола блокнотик и карандаш, я перечитал расшифровку символов. Размеры – огромные. Больше ста лиг в длину самая малая зона из новооткрытых. Вторая крупнее в пять раз! Я не смогу пройти эти зоны пешком за адекватное время, пока у меня не закончатся припасы. Но что это за территория? Новое в Иверо всегда опасно. Здесь не бывает безопасных зон. Даже ффол безопасен только на сравнении с зонами Ярусов. А тут сразу две огромные территории, по размеру превышающие даже Золотой Погост с его дворцовым комплексом и садами. Третья же…

Я снова глянул на глифы, отчетливо видные на каменном диске.

Плавающий размер… Последний блок постоянно перещелкивался с тихим стуком камня о камень. Словно размер этой зоны был нестабильным и… она растет? Проявляется? Формируется? Или это нечто новое опускается в Катакомбы Иверо?

Что я вижу сейчас? Всплытие старой зоны или погружение новой?

Идти или нет? Пробовать пройти по старому маршруту или заглянуть в новые области? Если это что-то нашего времени, они не представляют угрозы. Но почему тогда они всплывают так низко? Пятый Ярус… Это довольно глубоко. Но первая зона близко. В нее можно попасть из разветвленного ффола Поющих Залов. Я там все равно окажусь, и тогда мне придется делать выбор, куда идти: в новую зону с неизвестными рисками или пройти по старому маршруту через залы разрушенного дворца, на узорном полу которого застыла кровь его владельцев.

* * *

Перекресток Миров Сухата

Таверна гремела от гомона народа, собравшегося на выступление барда. Нежная музыка магического инструмента перебивала гам и шум, забивала выкрики разгоряченных выступлением разумных, звенела в тонких колокольчиках охранных амулетов и разливалась в просторном зале. Очаровательная эльфийка перебирала струны на широкой деке родного для ее народа инструмента. До нее не доносился шум и гам, чувствительные ушки не воспринимали выкрики гортанных голосов: полог гасил всё, что раздавалось в зале таверны, позволяя зрителям слушать исполнителя. Тонкие пальчики скользили по серебристым струнам, рождая чувственную музыку. Но вот прелестная дева запела, и в таверне воцарилась тишина. Ради этих песен сюда, на Перекресток Миров, приходили сотни разумных из тех, кто песнь эльфа мог услышать лишь в мечтах.

Замирали переговоры и беседы в нишах, мягко ставились на столы кружки, воины темных народов на время откладывали свои разборки и слушали. Тягучий грудной голос, звонкими хрустальными колокольчиками текущий по черствым душам исцеляющим бальзамом. Песнь Целителя Душ звенела под высоким потолком, примиряя врагов, сглаживая вековую ненависть и на какое-то время принося умиротворения в жестокие сердца. Мгновения мира и покоя, пока звучит нежный сильный голос певицы.

–   Красиво поет, стерва. – хриплый каркающий голос гоблина вспорол очарование песни подобно иззубренному клинку.

Его рослый собеседник согласно склонил голову, приоткрыв карие глаза.

–   Не верь им. – в голосе прозвучала давняя неприязнь.

–   Эльфам? – иронично уточнил мужчина, перекатывая на багровой ладони золотую монету.

Высокий для своего народа древний воин сощурил голубые жестокие глаза, пристально оглядел вальяжно сидящего перед ним эофольца.

–   Их Целителям Душ. – уточнил гоблин. – Мозги ломают музыкой и отбивают последнее, чё там ещё есть. Во как эти уставились заворожено.

Крепкая жилистая рука указала на замерших слушателей.

–   Я вижу. – расслабленность истаивала в низком голосе инфернала. – Не любишь ты эльфов.

Гоблин скривился, но не сплюнул чисто из уважения к заведению, в котором квартировался и где торговал информацией.

–   За что их любить? Хуже сидов, вот те клык! – воин цыкнул. – Эт только людишки верят в их сказочки и ведутся на смазливые рожи. Память у человеков что у рыб: отвернулись и забыли, как их эльфы резали под корни своих деревьев, чтобы эта погань росла крепкой.

Эофолец тихо рассмеялся. Полог приватности не пропускал звуков вовне, но они сами слышали всё, что творилось в таверне. И пока звучит песня, самое время для разговоров: все так заняты древней эльфийкой, что забывают смотреть на других.

–   Нашел что-то? – сухо перешел к делу демон.

Гоблин откинулся на спинку диванчика, остро глянул на собеседника и частого давнего клиента. Этот инфернал с кожей цвета крови, карими глазами и аурой хаосита не раз покупал у него информацию, частенько давая интересные заказы. Гоблин всегда честно выполнял договоренности и приносил ему информацию. Достоверную, проверенную и ту, подтверждение которой он видел своими глазами. Гоблин никогда не лгал ему. Никогда не утаивал ни грана из того, что узнал. Но в этот раз…

Торговец информацией досадливо покивал головой, что в его народе означало отрицание.

–   По твоим корючкам ничего нет. – проворчал он, сощурившись. – Уверен, что это рабочие глифы? Мож кто ерунду рисовал?

–   Глифы рабочие. – не скрывая досады ответил демон. – Совсем ничего?

–   Похожие встречал. Было дело. – после короткого колебания признался торговец. – Но они не работали. Так, корючки на земле.

Когтистая рука протянула клиенту сверток.

Эофолец взял, развернул и всмотрелся в серию рисунков. Долго смотрел, сравнивал, но… вскоре вернул свиток с нескрываемым разочарованием в глазах.

–   Глифы точно рабочие? – въедливо уточнил гоблин без иронии или сарказма.

Карие глаза блеснули алыми искрами, но голос демона был тих и задумчив:

–   Точно. Видел, как они отработали.

Гоблин поцыкал, помял в руках свиток.

–   Продашь, где видел и у кого?

–   Не продам. – отрубил эофолец.

Песня эльфийки медленно приближалась к концу, и деловые разговоры пора сворачивать. Дева поет лишь одну песню в день.

–   Жаль. – гоблин искренне расстроился. – Одно скажи. Боевка или ритуал?

Колебался рослый демон долго. Бесконечные мгновения карие глаза сверлили скуластое лицо древнего воина, прикрывающегося престарелым торгашом информацией. Ответить или нет? Рискнуть или нет… Но ответ всё же был дан:

–   Ритуал.

Голубые глаза гоблина не поменялись ни на йоту, лишь лицо разгладилось в безмятежности, а голос чуть заметно дрогнул:

–   Хочешь совет, эофолец? – именами они не пользовались.

Черноволосая голова склонилась в приглашении и согласии.

–   Не имей дел с теми, кто пользует такие глифы в ритуалах.

Впервые за долгие века знакомства голос гоблина был сух и серьезен без тени иронии и бесконечного цинизма. Древний воин предупреждал искренне и честно, надеясь сохранить давнего знакомого.

–   Не могу.

–   Тогда… да поможет тебе Всетворящий. – голос чуть угас до хрипа.

Карие глаза наливались багрянцем все отчетливее. Не гнева. Тревоги. Гоблин что-то знал, но умалчивал. Впервые со дня их знакомства он умалчивал.

–   Ты что-то знаешь.

–   Я знаю все школы, которые ходят по Перекресткам. Я видал разное. Старые языки, Старшую Речь. Древнюю Речь. Я видал даже глифы Ахерона и Черного Дворца. Но такого я не видел. – гоблин пожевал губу. – Равно может быть и новодел, и что-то древнее.

–   Может. – согласился демон, вставая и завершая разговор.

Обычно после этого гоблин замолкал, принимая озвученную плату, но сейчас он неожиданно добавил:

–   Сходи к рейдерам. Из тех, кто на глубину Иверо ходит. Мож они что видели.

Эофолец замер, всмотрелся в непроницаемые голубые глаза, благодарно склонил голову и ушел, оставив на столе массивный накопитель и несколько зернышек черного металла.

Гоблин долго сидел, вслушиваясь в гомон таверны и глядя на крупицы черного металла. Впервые он не был уверен в своем решении, но… наводку он дал. Рейдеры могли видеть такие глифы. Если кто и мог, так только они. Найдет знающих – поймет. Не найдет… проживет спокойно, сколько уготовано ему.

Гам в таверне усиливался. Торговец информацией встрепенулся, сгреб свою плату и покинул шумный зал. Впервые за долгое время он возвращался домой. Туда, где до сих пор лежит глубоко укрытая в тайнике каменная пластина с парой незнакомых ему символов, врезавшихся в его память навеки. Символов, поразительно похожих на те, которые ему показал воин с Эофола. Точь-в-точь. Словно нарисованные одной рукой.

Променявший не первую сотню тысяч лет гоблин никогда и никому не рассказывал про единожды сбойнувший портал, вынесший его в руины колоссального города под черные небеса давно мертвого мира. Время стесало со зданий орнамент и письмена. Оно разрушило всё, что могло бы рассказать о строителях и хозяевах города. Оно стерло следы катастрофы, разрушившей мир и отправившей его обитателей в Чертоги. Но оно сохранило одну площадь и остатки огромного чертежа. Линии. Ломаные, искаженные, словно исковерканные, но точные. Полукруги. Засечки с печатями. Оно оставило целым лишь семь глифов. На всей площади. Только семь. В самом центре. Там, где стоял тот, кто разрушил всё вокруг себя. Семь глифов, три из которых показал ему эофолец.

Гоблин покинул Перекресток Миров, лишь раз глянув на замызганный городишко с гордым статусом проходной и торговой площадки для всех проходимцев Мультиверсума. Встречаться вновь с эофольцем он не хотел: тот захочет получить ответы. Больше, чем уже получил, но он не готов рассказывать. Он никогда и никому не расскажет, как едва не потерял самого себя под теми черными небесами и под беспощадным сиянием силового узла на просторах огромной каверны посреди бесконечных руин из черного камня. Как никогда не расскажет, отчего живет так долго, меняя имена и миры, как подходил к концу отмеренный его народу срок.

* * *

Последние капли мутного вязкого желтоватого сока нехотя стекали по стебельку сухира: пузырь оказался почти пустым. Дождей давно не было, близкие к поселению деревья усыхают, и из них уже нельзя добывать сок. Пузыри мутные, сок внутри вязкий, горький и противно-сладкий. Его еще можно употреблять в пищу, вываривать в нем плоды каменки и раковины, но для питья он уже непригоден.

Плохо…

Если я не найду сока, придется спускаться в пещеры за водой. Это опасно. Говорят, у больших озер снова ланга объявился. Охотники уже не ходят в пещеры, старшие боятся. Проход засыпали колючками и поставили колья. Хорошо еще родильные источники пока в безопасности, но если дневной убийца придет к ним хоть раз, их тоже бросят вместе со всеми кладками и молодняком. Но пока ланга в открытую не появлялся, никто из добытчиков не пропал.

Может, им показалось? Приняли за дневного убийцу тень в пещере? Или блеск света? Старшие в деревне сильно боятся после прошлых нападений, когда пришлось бросить деревню и перебраться в новые пещеры, не такие удобные, как прежние. Могли придумать себе опасность там, где ее нет. Ланга вон уже лет двенадцать не появляется. Был бы тот же, вышел бы следом за убежавшей дичью. Но он так не появился.

Может, его кто сожрал?

Почесав голову, я выдернул стебелек из пузыря, заткнул горлышко бутыли и глянул на просвет. Мало… ну совсем мало. Даже не хватит залить раковины.

–   Тасса!

Тихий шепот раздался где-то за моей спиной в зарослях белолистого сухира. Сиха… Опять за мной таскается? Он же должен был проверить деревья на той стороне луга!

–   Тасса… ты где?

Закинув пузырь-бутыль за спину, я поднял копье, прислушался к шуму в зарослях. Сиха ломится что бешеный войп. Все зверье распугал, а гляди еще хищников привлечет.

–   Тассаахи! – Сиха позвал громче, в голосе появилось повизгивание: боится. Сильно боится.

–   Да здесь я. – проворчал, вслушиваясь в шелест стеблей. Как-то они не так шумят. Не ровно по ветру.

–   Тасса! – из-за пузырькового дерева вывалился Сиха, прогреб взъерошенные бледные волосы. Глаза большие-большие, радужка почти темная, а белки посветлели до серого – так испугался. Чего только боится?

–   Чего тебе?

Не хочу больше с ним ходить на добычу сока. Он шумный, пугливый, слабый и косорукий, когда боится, а боится он всегда. Пусть лучше в норе сидит и за хозяйством смотрит, чем ходит наружу. Он же не отобьется даже от крупных клыкачей, которые едва до колена доходят в холке! Так и не научился копье метать, а луком так вообще мажет постоянно.

–   Тасса… Светает. Пора уходить. Сави Ясаами зовет назад. Не успеешь – перекроют входы и будешь дневать под светом. – Сиха помялся, переминаясь с ноги на ногу, почесал бок. – Много насобирал?

Угроза остаться за дверями деревни была серьезной, но… не такая она и страшная. Даже Сиха больше боится меня из виду упустить, чем вдвоем со мной остаться дневать под небом. Есть много старых ходов, в которых никого нет, и можно там пересидеть день. Не страшно. А вот стебли не так шумят. Это – страшно! Лады бы просто зверье шастало, а если хищник? Но Сиха прав: магистраль начинает светиться сильнее, скоро световой узел станет ярче и настанет день. Но… если я вернусь без добычи, нам нечего будет сегодня есть.

–   Сиха. Иди к деревне. Я солью еще сока с пузыря и приду. – я улыбнулся ему.

–   А если опоздаешь? – Сиха шмыгнул носом.

–   Отсижусь в старой деревне. – я отмахнулся. – Не первый раз.

Про мои дневные выходы вопреки запретам старейшин Сиха хорошо знает: мы выросли вместе и часто бегали в заброшенную старую деревню. Он знает, что там есть безопасные места, куда хищники не залезут. Сиха знает, боится за меня, но никогда ни слова не говорил другим про мои отлучки. Всегда врет, что я сплю перед ночным выходом.

Сиха мне верит. Сейчас тоже поверил. Никогда не задает вопросы лишние, делает, как я скажу. Он вообще немного глуповат: его кокон плохо рос и оттого он такой болезный остался, когда вылупился. Хорошо, пока безопасно, а то его б давно бросили.

–   Иди-иди. – я подтолкнул его в плечо. – Я пока доберу сока. Может, найду плоды.

Сиха уныло поглазел на дерево и согласно кивнул. Лазить по пузырьковому дереву он так и не научился, да и слабоват он для такого. А я могу. Плоды на дереве есть. Я видел. Штук восемь снять можно. Этого нам хватит на дня два. Может, три.

Был бы один, давно бы переселился в старую деревню и не знал бы голода. Но…  не могу я его бросить. Его ж никто с собой не возьмет, кормом не поделится. Помрет еще с голоду или его съедят, пока будет пытаться что-то добыть. Жалко… Все же мы с одной кладки. Ему не повезло, кокон завалился за камни и его прижало. Не смог расти нормально. Любой кокон так мог завалиться: тогда ланга спугнул старших, и нашу кладку просто бросили. Повезло еще, что мы смогли вырасти и вылупились. Повезло, что никто не сожрал, пока в коконе были. Ну, половину вылупка сожрали, а я с Сиха смог выжить и добраться до деревни. Нашел по запаху. Тогда ж не бросил, хотя видел, что он калечный. Но он так цеплялся за меня и жалобно скулил… Не бросать же теперь.

–   Иди-иди. – я ободряюще улыбнулся другу. Пусть уходит быстрее. Очень-очень быстро!

Сиха послушался меня. Как всегда. Помялся, взял у меня связку сочных стеблей и ушел к деревне. Может, он и глуповатый, пугливый и слабый, зато он держит нашу нору в порядке, выметает сор и следит за чистотой лежанок и утвари. Ну, еще он готовит… Вкусно и сытно из того, что я приношу.

Я дождался, когда шум от движения Сиха стих. Ушел. Не напали, не убили. Хорошо. Можно уйти дальше. Я видел за поворотом скального выступа свежие деревья. Там, где была наша старая деревня. Там есть река и пузырьковые деревья могут набрать влаги с земли. Там есть сок, нормальные плоды и вода.

Закинув на плечо новый отломанный крепкий пузырь, я подхватил копье и скользнул в заросли белолистого сухира. До полного рассвета у меня еще есть время: световой узел только-только начал гонять импульсы по вуалям. Я успею дойти до старой деревни и найти безопасное место. Если ланга ушел, я смогу нормально окопаться. Может, с Сиха переберемся туда на следующие сутки. Там места больше, туннели удобнее, их червь рыл. Они сглаженые, ребрышками и без колкой крошки под ногами. Там удобные норы на местах старых червячих кладок. Там даже скорлупа есть старая: в ней удобно лежки делать. А на новом месте мы ютимся в трещине скалы. Там постоянно поддувает, и Сиха болеет. Если будет часто болеть – помрет. А ланга, который согнал с места других…

Ланга нечего делать в разрушенной деревне. Он должен был уйти.

Раздвинув густые плотные стебли, стараясь не шуметь против шелеста сухира на ветру, я…

Я проснулась.

Я даже не сразу поняла, что происходит. Только что перед глазами стояли белесые в сумерках разгорающегося света жилистые стебли с длинными белыми листами, чем-то похожими на кукурузу, рука еще помнит их шершавое касание, как уже перед глазами сумрак подземного зала.

Сев на тонком коврике, я устало протерла глаза. Этот сон-воспоминания я вижу не в первый раз. Знаю, чем закончилась моя затея со старой деревней и новым местом обитания. Нет, бесспорно, с той постылой вымирающей деревни, живущей в страхе, я-то ушел. Даже с Сиха смогли уйти. Даже нашли удобное место, перекрыли проходы, обустроились. Даже какое-то время жили спокойно и сытно. Вот только проблема пришла совсем с другой стороны…

На плечо опустилась рука, прерывая бег мыслей. Зуан присел рядом, вопросительно заглядывая в глаза. Лицо встревоженное, ушки прижаты к голове.

–   Видел, да? – тихо спросила, ёжась и кутаясь в теплый плед. Все равно холодно здесь. И сыро.

Напарник коротко кивнул, подал мне кружку-термос с чифой. Я отхлебнула. Еще почти горячая… Самое то для согрева. Но к ночи надо что-то решать, а то я тут окоченею. Никакой пледик не спасет. Вещи еще совсем сырые, а день уже приближается к закату.

–   Я такое вижу каждую ночь, когда мне снятся сны. – негромко произнесла я, глядя в кружку. – Я не вижу обычных снов. Никогда. Ни кошмаров, ни сумбура, ничего такого, что видят обычные люди и о чем щедро рассказывают. Только – такое. Только воспоминания. Всегда – мои. Всегда от первого лица с полным погружением, словно во сне я это переживаю заново. Раз за разом, разные события, разные миры, разные времена. Этапами. Самые яркие моменты. Повторяющиеся раз за разом все ярче и точнее, все больше обрастая деталями и становясь всё полнее и длиннее.

Зуан молчал, всё так же сидя рядом на корточках.

–   Продолжение скоро будет. Этой ночью или следующей – как устану. – я покосилась на нарим. – Пока та история не закончится моей смертью.

–   Что потом? – тихий вопрос.

Я пожала плечами.

–   Несколько ночей буду спать без снов как бревно, а потом опять что-то всплывет. Возможно, всплывет в процессе. Такое тоже бывает, когда несколько временных веток снятся параллельно. Но редко.

Подошел Ринор, присел рядом. Взгляд такой же встревоженный, как и у Зу. На лице – печать тревоги, но что-то распознать или понять по нему сложно. Слишком хорошо держит лицо, слишком привык скрывать… многое. Но тревога ощутима. Сильная, яркая, даже более сильная, чем у напарника.

–   Не знаете, что там с тем кораблем? – спросила я, кутаясь в безнадежной попытке согреться.

Кажется, что эти подземелья с меня вытягивают не только тепло, но и энергию. Проснулась я выжатая до капли. Или я еще не восстановилась после материализации, или есть что-то еще, о чем я не знаю. Но мне надо валить отсюда. Хотя бы сейчас, пока я нестабильная. Потом… посмотрим.

–   Скоро корабль улетит. – в голосе напарника – тревога. – Они уже перевели его в полностью рабочее состояние и прогрели двигатели после повторного подключения к энергоцентрали.

Хорошо…

–   Как быстро свалят?

–   Полрулла примерно.

Половина рулла? Это… это… примерно два… нет, два с половиной часа. Если верить по внутреннему ощущению от напарника.

–   Надо сравнить время. – я потерла переносицу. – У меня в сумке есть механические часы. Надо их завести, кстати… И сверьте по ним время, хорошо?

Зуанадар кивнул, а Ринор встал и бесшумной тенью удалился к стене зала, где были свалены наши вещи.

–   Я не могу тут долго находиться… – едва слышно прошептала я.

–   Знаю. – Зуан легонько огладил меня по голове. – Как только они улетят, мы вернемся на поверхность. Я провожу тебя. Ринор подготовит нужные припасы.

Благодарно улыбнувшись, я оперла тяжелую кружку на колено и приложила разгоряченную от ее тепла руку к грудине под горлом. Просто прогреться, пока у меня не начал развиваться бронхит. Зуан еще раз погладил меня и ушел доделывать какие-то свои дела. Я не всматривалась, что они там делают и как работают в своих головах: пока еще от такого меня начинало укачивать и ощутимо подташнивать. Потом, может, смогу смотреть лучше. Но сейчас мне и так не шибко-то и хорошо.

Горло уже начало неприятно саднить. Очень знакомо саднить и ныть. Такое себе первое предупреждение перед началом простуды. А это то, что мне на природе вот вообще ни к чему. Еще не хватало начать постоянно болеть, как когда-то Сиха.

Помню, как он кровью кашлял потом… Ничего не помогало. Ни припарки, ни отвары лекарственных трав, ни примочки, ни даже теплый пух подземных туннельщиков, пока Иансьи не принес железу. Наверное, только он мог добыть ее, выдрав из самых опасных, самых живучих и самых злобных тварей в каверне…

Иансьи…

Я очень хорошо помню его. Правда, определение «его» — некорректно, потому как в том мире, в Тьянсьи, не было понятия «самец» и «самка», не было мужчин и женщин: в то время не существовало двуполых видов. Даже в среде животных. Всё живое в Тьянсьи — это однополые виды и различные вариации гермафродитов. Я хорошо это помню. Все ранние воспоминания указывают на то, что двуполость появилась гораздо позже. Намного, намного позже… и в других по строению мирах.

Голова привычно уже стрельнула иголочкой боли, напоминая, что вспоминать надо постепенно и не загоняться в дебри, которые вотпрямосейчас мои мозги не готовы принять. Да, я помню свою жизнь там, в крохотной каверне колоссального Тьянсьи, но сейчас образы намного ярче и полнее. Больше информации, больше памяти. Каждый раз подгружается всё больше и больше. Скоро я пройду ту черту, за которой я вспомню вообще всё. Я уже могу рассмотреть силовой узел в светлеющих небесах. Я даже начинаю видеть это кружево силовых потоков. Видеть, а не только помнить, что оно там есть.

Надо будет попросить Зуана показать мне это на экране. Хочу увидеть своими глазами. Хочу услышать речь. Это важно. Очень важно… потому что у меня расплываются лица. Помню наощупь, но не могу пока вспомнить лицо целиком и отчетливо.

–   Зуан. – тихо позвала я.

–   Да? – донесся ответ из-за пилона проектора: напарник как раз что-то в нем настраивал, пытаясь разобраться в причине возникновения горизонтальной ряби.

–   Ты же всё видел, да?

–   Да.

–   Ты говорил, что через свой имплантат ты можешь вывести картинку на монитор.

–   Могу. – всё тот же односложный ответ.

–   Тогда я попрошу тебя попозже показать мне всё. Хорошо?

–   Когда?

Хороший вопрос…

–   Я скажу.

Зуан ничего больше не произнес, но я отчетливо ощутила его согласие. Когда я скажу, он мне покажет мои сны на большом экране. А пока… Пока я хочу увидеть вновь эту историю. Она недолгая… Та жизнь. Но она положила начало череде очень многих и, порой, долгих жизней, пронизанных единой историей…

* * *

–   Он мне солгал!

Нимус ходил кругами по просторному залу, пересекая экраны и вынуждая их рябить. Нутарэ молчаливо слушал негодующий, полный раздражения спич эофольца, дожидаясь, когда он успокоится и перейдет к сути дела.

–   Этот ушастый говнюк солгал мне в лицо, даже не пытаясь это скрыть! – Нимус резко развернулся, в упор глядя на старого друга. – Он что-то знает. Он даже дал это понять! Знает! Он видел эти глифы, но умолчал об этом.

–   Гоблин отправил тебя к рейдерам Иверо. – мягко укорил Нутарэ.

–   Да! – прорычал демон, глядя в спокойные синие глаза пылающим от гнева взором. – К рейдерам, который ходят в глубину! Как Мион!

–   Возможно, Мио может подсказать что-то?

–   Может и так. – покладисто согласился Нимус. – Но он сейчас в Катакомбах, и вернется не раньше, чем через два месяца! Если провезет, и он сможет пройти по короткому пути, но ты сам знаешь, что озвученный срок надо удваивать, если не утраивать! И вернется Немион хорошо если через месяца четыре, а не через половину года!

Нутарэ промолчал: это он знал и сам.

–   Нам нельзя столько ждать. – припечатал эофолец. – Мне нужна информация!

–   Гоблин ничего тебе не скажет. – резонно заметил Арэ.

Рослый воин поморщился.

–   Да знаю я, что он ничего более не скажет. И так сказал больше, чем собирался.

–   Что тебя тревожит? – устало спросил Нутарэ. – То, что он отправил тебя к рейдерам Иверо?

–   Да. – злость медленно угасала, сменяясь тревогой. – Он отправил меня к тем, кто ходит в нижние Ярусы. Сказал, что они могут что-такое увидеть. Этот древний пройдоха сам не верит, что рейдеры могут мне помочь, но даже этого достаточно!

–   Глифы древние. – согласился Нутарэ.

–   Мне важно знать, насколько. – Нимус успокоился окончательно. – Я хочу знать, что еще надо ожидать от этой девчонки. С чем мы можем столкнуться, если ее опять начнет прорывать!

Он никак не мог забыть мелодичные напевы, вкрадчивой колыбельной звучавшие в просторном каменном зале под разгорающийся свет непонятного чертежа, нарисованного на камне меняющимся на глазах ножом. Чертежа, чья система выпадала из знакомых ему школ, основанных на симметрии и на геометрической точности рисунка. А глифы, которые были написаны на камне? Они не позволяли себя запомнить, утекали из памяти, и даже нарисовать их точно не вышло. В какой-то момент вздрагивала рука, ведя неточно кисть.

Его рука ошибалась!

Никогда ранее он не страдал от неточности, и тут, словно что-то сдвигало кисть, вынуждая ошибаться в начертании, чтобы символ, вышедший из-под его руки, не заработал. Так себя ведет только Старшая Речь. Не та, на которой говорят представители Старших видов. А та, на которой основаны самые сильные ритуалы, какие только известны в Мультиверсуме. Но на том чертеже были другие глифы. Не те, которые ему хорошо знакомы даже по самым сумрачным ритуалам. Другие. И именно это тревожило его более всего. Незнакомая Старшая Речь. Непонятные глифы, не позволяющие себя перерисовать.

–   Мне надо на Перекресток. – мрачно выдал Нимус итог своих размышлений.

–   Сейчас проверяются все известные нам Перекрестки Миров. – напомнил старший в Триаде, жестом указав на небольшой экран с отчетами от их людей. Пока все они были отрицательными: нужная информация найдена не была.

Нимус рвано дернул головой.

–   Не на такой, как эти. – признание далось ему с усилием. – Есть еще один Перекресток… из старых. Он был древним еще до моего рождения.

Нутарэ вопросительно склонил голову, вынуждая старого друга продолжать говорить. Нимус никогда ранее не упоминал ни о каких подобных Перекрестах Миров, и Нутарэ резонно полагал, что ему известны все подобные места в их регионе.

–   Есть несколько очень древних Перекрестков. – начал демон издалека, раздумывая, что и как сказать старому другу. – Их всего-то десятка полтора на весь Мультиверсум.

–   Перекрестков миллионы… – осторожно напомнил Нутарэ.

Эофолец покачал головой.

–   Нет, Арэ. То, что ты ранее видел – это сраные клоповники и низкопробные помойки с мелкими городишками, построенными на местах скопления природных пробоев.  Заплатки на ткани Мультиверсума, которые только обрамляют пространственные прорывы и паразитируют на них, не позволяя им схлопнуться.

Нелицеприятное мнение древнего эофольца Нутарэ знал отлично: Нимус не раз растекался ядом и презрением о современных торговых площадках и транзитных транспортных станциях с природными стабильными проходами в узловые миры. Но ранее никогда он не объяснял причины подобного поведения и отношения.

–   Когда-нибудь я свожу тебя на Кольцо. – демон устало прогреб волосы. – Это нельзя описать словами. Это надо увидеть и ощутить его фон на себе. – карие глаза смотрели остро и колко. – Говорят, что Кольцо пережило Перезапуск, и я в это верю. Говорят, этот Перекресток пережил даже не один такой сброс. И я тоже в это верю. Если где и можно найти тех, кто знает совсем древние Старшие языки, то только там. Или в подобных местах.

–   Почему тогда не пошел на него сразу? – тихо спросил Творец, проглотив вопрос, почему о нем никогда ранее не упоминалось.

–   Там слишком дотошная таможня. – поморщился эофолец. – Они сканируют всё вплоть до света души и записывают в базу данных. У них очень жесткие правила, которых приходится придерживаться неукоснительно.

Арэ слушал и кивал, ожидая, когда же Нимус скажет главную причину, по которой он избегает этот Перекресток Миров. Но пока его друг красочно рассказывал что угодно, но не то единственное, из-за чего он ни разу не упоминал это место за всё время знакомства.

Но вот, наконец, он выдохся, мрачно глядя в безмятежное лицо своего Творца. Нутарэ молчал, чуть улыбаясь, и ждал, пока, наконец, не прозвучало главное:

–   Этот Перекресток принадлежит Дому… сидов.

Яркие синие глаза широко распахнулись.

–   Сиды? – уточнил Нутарэ. – Не сидхе?

–   Именно сиды. – низкий голос демона упал до сиплого хрипа. – Ты знаешь, что я всегда избегал конфликта с этим народом.

Нутарэ коротко кивнул: причины, по которым Нимус никогда не связывался с сидами, ему хорошо известны, и он полностью солидарен с решением друга. Сиды являлись одним из самых опасных и извращенных видов в Мультиверсуме, превосходя по сумрачности фантазии даже пресловутый Ахерон и, тем более, все живущие на данный момент народы, включая хаоситов, инферналов, сидхе и прочие древние Старшие виды. Спасала только замкнутость и малочисленность этого народа. И то, что они по какой-то причине избегали полномасштабных войн, предпочитая договариваться и жить в изоляции в своих мирах. Но если столкновения с ними происходили, в тех местах трещал сам Мультиверсум и как итог – сбрасывались и прерывались целые реальности.

–   Если б я знал местоположение или выходы на другой такой Перекресток, я бы пошел туда. Но их практически невозможно найти. – Нимус вздохнул. – Координаты не продаются, и попасть на них можно или по приглашению тех, кто уже там был, или по случайности, или по прихоти… – он на мгновение запнулся, но заставил себя продолжить: – Детей Первооснов, как попал я.

Нутарэ молчал, терпеливо ожидая продолжения, но его не последовало: Нимус надолго ушел в себя и разговор подвис на тяжелой ноте. Арэ не тормошил его, не настаивал на продолжении, не требовал ответов: когда-нибудь Нимус расскажет и эту историю. Одну из тех, что произошли с ним во времена до их встречи на давней Игре.

–   Когда ты туда отправишься?

–   Завтра. – эофолец устало потер лицо. – Я не готов сегодня общаться с таможенниками, даже если они такие вежливые, культурные, и… древние, как мой родной город.

Черная бровь приподнялась в молчаливом изумлении, но Нимус никак не прокомментировал это заявление, предпочтя уйти в работу и прекратить обсуждение скользкой темы до своего возвращения с Перекрестка Миров Звездное Кольцо.