Игра Владыки

Глава 2: Первый день

Хартахен

Домен Артэфа

.

.

Легкий прохладный ветерок трепал волосы, игриво подхватывая невесомые светлые пряди и вновь роняя их на застывшее лицо невысокой девушки, статуей замершей на побережье и глядящей широко распахнутыми глазами в горизонт. Туда, где спокойные воды океана растворялись в сиянии восходящей звездной пары. Огромный, снежно-белый с едва уловимым голубым отливом гигант и его золотой спутник, практически утопающий в сияющей короне. Два светила неспешно поднимались из воды, а стоящая на берегу девушка не шевелилась, не отрывая взгляда покрасневших глаз от их ослепительных ликов. По щекам катились слезы, глаза непроизвольно щурились и смаргивали соленую влагу, губы подрагивали, но лицо оставалось столь же спокойным и безмятежным, как и в то мгновение, когда она повернулась и увидела это прекрасное зрелище: три луны в рассветных небесах и восходящую из океана величественную пару звезд.

Экран дернулся, пошел мелкой рябью настройки, и изображение вновь стабилизировалось.  Я перевел взгляд на второй экран, показывающий мне аззара. Черноволосый воин сидел на выступе скальной породы, опасно свесившись с осыпающегося края, всматриваясь в происходящее на берегу и не замечая, как крошится камень под судорожно стиснутыми пальцами опорной руки.

Моя работа на сегодня закончилась: Зов активирован, ментальная связь разблокирована, тандемные привязки начали устанавливаться и скорость сопряжения всё набирала силу, создавая неразрывные, удивительно крепкие связи двух столь разных разумных существ.

Воин прикрыл глаза, втянул воздух, успокаивая бешено бьющееся сердце. Чуть отодвинулся от края, инстинктивно стряхнул с ладони каменное крошево и грязь, сжал пальцы в кулак. Выдохнул. Медленно разжал, недовольно глянул на подрагивающие пальцы, увенчанные острыми крепкими когтями, раздраженно дернул подвижными кошачьими черными ушами, прижав их к голове. Вновь сжал руку в кулак. Разжал, успокаивая нервный тремор. И прошептал:

–   Кто ты?

Тихо. Задумчиво. Без тени злости и негодования. Его аура бурлила и клокотала: зеленые пятна любопытства, желтые – растерянности и непонимания, красные – гнева, но ни одного спокойного участка во взбудораженных слоях.

–   Немион. – тихо позвал я.

Он тут же отвлекся от изучения какой-то схемы, подошел, вопросительно склонил голову.

–   Это – нормально? Такая реакция?

Против ожидания, ответил мне Нимус. Вопросом на вопрос.

–   А чего тебе не нравится?

–   Почему так сильно и быстро? – уточнил я, указывая на стремительно развивающиеся внутритандемные связи.

–   Потому что парень умный и практичный. – Нимус сощурился. – Не пытается противиться Зову и не ищет для себя оправданий невозможности происходящего. Вычислил источник и теперь анализирует ситуацию. Удивлен, озадачен, растерян, но нет негатива: инстинкты уже заработали, однозначно определяя истойя как «своего», разум не стал отвергать то, что осознал.

Воин на экране вновь поднял странный прибор, всматриваясь через него в побережье. И смотрел не на крохотную фигурку девушки, а осматривал территорию.

–   Действительно умный. – хмыкнул Немион. – Первым делом – проверка территории на угрозу.

–   И ее устранение. – произнес подошедший Нутарэ, глядя, как аззар откладывает прибор дальновидения и подхватывает длинноствольное оружие.

–   Что-то заметил. – согласно кивнул Нимус.

Триада с любопытством наблюдала, как воин устанавливает на опору огромное оружие, вытягивается на узеньком выступе скальной породы и готовится к стрельбе.

 Аззар радовал. Я не ожидал от него такого спокойствия. Учитывая его властный характер, я предполагал негодование, недовольство, попытку воспротивиться насильно устанавливаемой тандемной привязке. Как оказалось, я неверно его оценил, и теперь меня больше волновала замершая без движений девушка и ужасающая пустота в ее ментальном слое при клокочущей ауре, раздираемой эмоциями на части.

Как бы этот стресс не стал фатальным для хрупкой психики…

На плечо невесомо опустилась рука. Я повернулся, встретил понимающий взгляд синих глаз.

–   Дай им время на акклиматизацию. – Нутарэ улыбнулся. – Девушка намного крепче и гибче, чем ты думаешь. Сейчас закончится установка привязок, и она выйдет из ступора. – тихий смех и легкая улыбка. – Истойя еще не раз удивит.

Она уже удивила. Сперва тем, что поиск подходящей Фигуры показал именно ее. Потом – своими несоответствиями моим ожиданиям и неожиданными, непонятными своим происхождением реакциями на окружающих. На вроде бы привычный для нее мир, на который она смотрела как на нечто… чуждое и неприемлемое. Раздражающе-отвратительное. Это меня удивило и задержало внимание на достаточно долгий срок, чтобы я упустил другие отклики. А потом я нашел аззара и мои поиски завершились.

–   Не переживай за нее. – тихо сказал Немион. – В ее случае подобный ступор и ментальный стазис нормальное явление. Они скоро пройдут. Для истойя становление привязок дается намного тяжелее и мучительнее. Ощущения, словно… – он замер, подбирая слова, – весь мир раскалывается и собирается заново. Чуть иначе. С другими приоритетами, даже если они пока неявные. Она сейчас очнется. Перепсихует, может – поистерит, может даже поревёт, давая выход эмоциональному напряжению. И успокоится.

–   Надеюсь. – едва слышно произнес я, отводя взгляд от одинокой фигурки на берегу.

На душе было тяжело. От этих двоих разумных зависит не только моя жизнь, но и жизнь моего мира и всех, кто его населяет. А я с ними поступаю так… неправильно. Хуже, что я не знаю, какова будет их реакция на мои действия. Как они поймут то, что я с ними сделал? Как поведут себя?

Я могу предугадать реакцию обычного человека: люди в чем-то довольно типичны и их действия просчитываются. Но мои избранники…  Аззар. Его я понимаю лучше. Возможно, я ошибся, но когда я наблюдал за ним, я увидел… зверя. Хищника. Искреннего и честного в своих поступках и мыслях. Он мне нравился, равно вызывая опасение и восхищение. Я здраво опасался привлекать его внимание: аззар непредсказуем в выводах и решениях, жесток и ужасающе практичен. Но я восхищался им, впервые увидев в разумном столь необычное сочетание противоречивых качеств. Истойя же вызывала смешанные чувства. Ее я не понимаю до сих пор. Я не понимаю ее мотивацию и образ мышления, и именно этим она привлекла мое внимание. Своей странностью и дисгармонией с тем социумом, в котором она выросла.

Возможно, Немион прав, и я зря переживаю? Возможно, стоит оценивать ее иначе? Не как женщину человеческого вида? А как… Как кого?

–   Тебе следовало более внимательно изучать свои Фигуры. – мягко, с мимолетным укором произнес Нутарэ, словно он видел мои мысли и слышал сомнения. – Не их тело, ауру и энергетику. Всё это вторично. Эти параметры формируются физическим носителем. Они могут подвергаться коррекции и изменениям. Мы можем подобрать артефакты, провести ритуалы и изменить тело, поменять вид и внешность. Но мы не сможем изменить личность без ломки и прямого воздействия, что недопустимо в условиях ан’агарумм и в случае ошибки может стать причиной сумасшествия твоих избранников.

Я слушал и молчал, не пытаясь оправдаться, потому как я и правда ограничился поверхностным наблюдением. Мне было неловко, когда я наблюдал за ними, особенно, когда по случайности наводился в моменты… интимного характера. Хорошо еще, что отсутствием личной жизни мои избранники не доставили мне еще большей неловкости от собственного вуайеризма.

–   Что ты можешь сказать про девушку? – спросил Немион.

Друг стоял в пол оборота, разглядывая мою избранницу. Лицо умиротворенное, как бывает у него в моменты довольства ситуацией, но глаза чуть сужены – признак напряженной работы разума. Аналитик. Я знаю его область работы, но до сих пор не знаю, что именно он делает.

Удивительно, как много я не знаю про тех, кого искренне зову друзьями. Неужели, я столько же не знаю про тех, на кого надеюсь?

–   Чем она занимает свое время? – тихо добавил Нутарэ.

Творец подошел к прозрачной преграде окна, остановился, привычно сложил руки на груди. На меня он не смотрел, но это его нормальное поведение: на моей памяти Нутарэ редко смотрит на собеседника во время беседы и почти никогда – в глаза.

–   Она проводит время за чтением и играми. – ответил я, не повышая голоса и не нарушая хрупкую тишину зала. – Иногда рисует. Пейзажи в основном. Редко – портреты. Чаще всего просто какие-то бессистемные и лишенные смысла линии на всем, что попадает под руку. Узоры.

Это я рассказать мог. Я много за ней наблюдал, пытаясь понять причину своего выбора, но так и не получил ответа на главный вопрос: «Почему Ритуал Поиска выдал именно ее?». Наблюдение ничего не показало. Человек как человек. Одинокая самодостаточная нелюдимая девушка, убивающая свою жизнь в чужих фантазиях. Более всего я не мог понять ее увлечения играми. На мой взгляд – глупое занятие, тратящее огромное количество времени в пустую.

–   Во что она играла?

Вопрос Нимуса прозвучал… неожиданно. Я даже на мгновение растерялся от интереса к столь бесполезному времяпровождению, высказанному без иронии.

–   Во всякую кровавую гадость. – не скрывая отторжения ответил я. – Взгляд из глаз героя или с его спины. Войны, кровь, монстры, нежить, чудовища. Тяжелые, жестокие миры, которые я бы не хотел увидеть даже в воплощенных реальностях.

–   Вот как.

Нимус взмахнул рукой, вытряхивая на экран кадры из сомнительных увлечений истойя. Везде – разруха, кровь, смерти и кошмар.

–   Эти?

Я кивнул. Знает же, что эти. Из моих записей выбрал.

–   Довольно… необычные предпочтения для девушки, не так ли? – иронично, но удивительно-серьезно спросил эофолец, увеличивая некоторые кадры.

От картинки с нежитью мутантом-младенцем меня вновь неприятно дернуло, повеяло стылой жутью. Придумывают же люди такую мерзость… а потом силой своей веры в то, во что играют, делают ее реальной, и эта… гадость расползается воплощенными реальностями по Мультиверсуму.

–   Да. Я был… неприятно удивлен.

–   А зря. – ухмыльнулся демон, вновь переключая кадр на страхолюдного монстра с оружием вместо лап. – Предпочтения в подобных вещах лучше всего показывают характер и предрасположенности. Лучше, чем что-либо еще, что можно увидеть в мирное время.

–   Что можно понять по подобным… — я покачал кистью, не зная, как правильно сформулировать вопрос.

Нимус убрал беспорядок с экрана, оставив сгруппированные по какому-то признаку кадры.

–   Посмотри на ее выбор, Хартахен. Четкое деление. Больше всего – выживание. Различные сюжеты, разный антураж, но всё это объединяет единый жанр – выживание одиночки в агрессивном мире. Неважно, какой антураж: гибель цивилизации, всплеск нежити, древний мир с огромными хищниками, ненаселенный остров посреди океана, дикая природа или чужой мир. Суть едина: выживание в одиночку. То, что у нее начинается сейчас.

Нимус расхаживал возле экрана, активно жестикулируя. Его радовало то, что он увидел за эти дни, его радовала истойя: он улыбался, глядя на нее.

–   А остальное? Эти кошмары.

–   А тут сложнее. – улыбка исчезла, он нахмурился. – Чаще всего в центре внимания всё, что касается нежити.

Кадры развернулись веером, вытащенные из различных групп.

–   Остальное идет по остаточному принципу и надолго ее не задерживает. Истойя цепляет всё, что касается выживания и неживых. Дальше – демоны и мутанты. Монстры различных категорий. И симпатии у нее явно не на стороне людей.

Это я уже сам заметил. Если есть возможность выбора, девушка всегда выбирала сторону чудовищ. Любимые герои, выбор развилок сюжета, комментарии, иногда – довольно язвительные и грубые, что вызывало вопросы в ее адекватности.

Неужели она настолько не любит родной вид?

–   Возможно, на ее выбор непроизвольно влияют остаточные воспоминания из прошлых жизней. – произнес Немион, подойдя к экрану. – Слишком узкая выборка, чтобы это могло быть случайностью. Душа не является чистой, следы множественных перерождений на ней есть.

Это я тоже знаю.

–   Пока причина неважна! – рыкнул Нимус, прерывая пространные разговоры. – Воспоминания, ностальгия, инстинктивная тяга – несущественно! Важно, что она морально готова воспринимать подобное без критичного вреда для психики. Что может встретиться в мирах, отобранных для ан’агарумм – неизвестно даже Чи’Инару. Не он будет выбирать, а механизм ритуала. Никто из нас не сможет вмешаться в этот выбор. Это убирает возможность подтасовок, когда обе стороны приходят к взаимопониманию еще при активном Праве Последнего Шанса.

–   Ан’агарумм – самый древний из базисов Игры. – произнес Нутарэ, вновь подходя к окну и глядя куда-то в горизонт моего мира. – Нам не удалось узнать, какой именно ритуал лежит в его основе. Его первое срабатывание стало неприятным сюрпризом и для того, кто впервые по наитию инициировал Право, и для его противника. Именно незнание механизмов работы ан’агарумм – причина колоссальной смертности и процента провалов. Игроки узнавали эти правила на чужом опыте. Потому за такими… инцидентами всегда наблюдают другие, чтобы вынести для себя хоть какую-то крупицу информации.

–   Ну и поднасрать при возможности. – проворчал Нимус.

–   Не без этого. – согласно кивнул Нутарэ.

С каждым узнанным фактом и нюансом я все больше понимаю, какой… глупостью было мое решение об ан’агарумм. Куда проще и практичнее было засвидетельствовать свое поражение, уйти и… создать другой мир. А свой – Артэфу – отобрать силой или перекупить за работу. Не так уж сложно мне было бы сделать что-то равноценное для обмена и куда более простое для управления. Я мог хотя бы поинтересоваться причиной нападения и узнать, что я могу предложить в обмен на свой мир.

Но… Сделано что сделано.

–   Что мы можем сделать, не нарушая правила? – тихо спросил я.

–   Что сможем – то сделаем. А пока план не меняется. К следующей ночи посмотрим, как стоит поступить: снять печати только с истойя или и с аззара тоже.

Немион устало повел плечами, глянул на экраны и текущие по ним сплошным потоком данные, покосился на меня.

–   Эти двое суток станут решающими. Пока не увидим действий истойя и ее реакции, особенно – на аззара, что-либо еще планировать бессмысленно.

.

* * *

.

Восход  солнца – прекрасен. Рождение нового дня под робкие проблески ласковых лучей, разгоняющих тягучий утренний сумрак и укутывающих прозрачным шелком небес острые бриллианты звезд. Привычное, в чем-то естественное зрелище, один из ненавязчивых даров вселенной для тех, кто в состоянии этот дар оценить по достоинству.

Восходящее из безмятежной бездны океана величественное двойное светило слепило глаза яркими, но по-утреннему мягкими лучами, удивительно-многоцветное небо переливалось оттенками лазури и нежного розового шелка, играло золотыми отливами. Прозрачная дымка облаков невесомым пухом окутывала сиреневую красавицу-луну и нечто ослепительно-яркое, поблескивающее на ее фоне, словно где-то там в космосе висел кристалл льда и искрился преломленным светом. Вторая луна скромным серебристым диском выглядывала из-за темного силуэта гор, практически растворяясь в свете двойной звезды. Третья – бледно-розовая в ярких лучах, с отчетливой краснинкой, в ночном мраке нальющаяся кровью и багрянцем раскаленной магмы.

Прохладный ветерок трепал волосы и холодил на мокрой коже, обдувая лицо и пробираясь под одежду, бодрил и смывал отупляющий ступор. Осознание произошедшего пришло как-то легко и естественно, ненавязчиво отметая все доводы так называемого здравого смысла: это – по-настоящему! Это – не иллюзия переклиненного от бесконечности игровых миров сознания, не глюки воспаленного воображения, не психоз, не сбои в работе мозга. Это – реальность!

–   Невозможно, да?

Собственный шепот словно подвел какую-то черту в сознании, повернул невидимый рубильник, выбивая из полуобморочного ступора. Разом навалились ощущения и звуки: рокот океана, накатывающего на галечный пляж; шелест травы под порывами прохладного ветерка, еще несущего в себе ночной холод; свист и стрекот насекомых в разнотравье, пение утренних птиц, порыкивание и попискивание, раздающиеся где-то совсем неподалеку; плеск воды, разбивающейся об одинокие камни. Глаза слезились, отдавались резью и немым возмущением на такое к себе отношение: долгий неотрывный взгляд на восхитительно-прекрасные светила не прошел даром. По щекам катились слезы, спадая с подбородка, губы непроизвольно подрагивали, а взгляд сам собой раз за разом возвращался к отвесной стене гор, подпирающей небеса.

Совсем недавно мрачная громада, темневшая сгустком мрака на фоне нежного золотисто-лазурного неба, посветлела, блестя золотом на склонах и отливая насыщенной синевой в тени. Мощные горные кряжи простирались на километры отвесными скалами и бездонными ущельями, крепостной стеной поднимаясь из океана и срываясь серией небольших уступов в пологие склоны, милостиво подпустившие к своему подножию разнотравье равнины.

Всхлип вырвался сам собой. В груди что-то сжалось в тугой комок, подкатывающий к горлу и готовый вот-вот прорваться в безобразную истерику с криками, проклятиями и реками слез.

–   Если вы «попали», не расстраивайтесь! Могло быть хуже!

Слова сорвались, словно этот комок сам вытолкнул их из горла. Я непроизвольно шмыгнула носом, вытерла текущие слезы.

–   Всегда может быть хуже!

Где-то неподалеку громко чирикнула птица. Этот чистый, мелодичный звук выбил из накатывающей истерики и паники, возвращая здравость рассудка и способность логически мыслить. Я словно очнулась, вынырнула на поверхность из мутного омута страхов и паники.

–   Все! Хватит! – зло буркнула, вытирая остатки слез с опухшей физиономии. – Что за истерика? Жить расхотелось?

Жить мне хотелось. Очень-очень хотелось!

–   Хватит сопли и слезы размазывать, раз уж жить хочется! – я поджала губы, подавляя непроизвольные истерические всхлипы, вновь глянула на вереницу лун в перламутровых небесах, сглотнула тугой ком, подставляя лицо лучам утреннего солнца.

Не так уж всё и плохо. Что с того, что это – другой мир? Я жива, планета вокруг вполне подходит для жизни, территория приятная, природа – красивая, место – удобное. Выжить можно!

–   Ну что, Рини ? Хотела изменений в жизни? – зло рыкнула я, рывком снимая сумку с плеча. – Хотела! – сумка была аккуратно поставлена на камень. – Мечтала об интересной и полной событий жизни? – еще один язвительный, риторический вопрос самой себе. – Мечтала! – фыркнув, я достала из кармана платок. – Получила? – гадость какая эти слезы и сопли! – Получила! – платок был использован по назначению, сложен и возвращен на место. – Вот теперь радуйся и нечего раскисать! Не с голой задницей попала!

Звуки собственного голоса отрезвляли, позволяя сосредоточиться на смысле и словах, а не на панике и эмоциях. Нельзя мне истерить. Нельзя! Нельзя паниковать и бояться! Страх губит. Он – причина ошибок, ведущих к смерти и фатальным травмам!

Мне нельзя бояться этот мир!

–   Выживу. – прошептала я, всматриваясь в золотящийся под лучами солнц отвесный склон. – Не пустыня какая-то, не отравленная химотой свалка, не мутировавшая дрянь и не зомбятник. Мир красивый, живой, гармоничный. Здесь можно выжить.

Самоубеждение всегда удавалось мне, позволяя приводить себя в порядок и убеждать в нужности и правильности неприятных действий. Удалось и сейчас. Это умом я понимаю, что одинокая неприспособленная девушка имеет мало шансов выжить в диком мире, но… так же умом я отчетливо осознаю, что именно мне надо сделать, чтобы тут выжить. Сперва – просто выжить. А потом…

Потом посмотрим. Главное, чтобы тут совсем уж лютого хищного зверья не было… в прибрежной зоне.

Я точно знаю, что такое зверье в этом мире однозначно есть. Не здесь. Дальше, в безграничных просторах равнины, утопающей в горизонте далеко за моей спиной. В лесах и джунглях этого мира. Но не здесь. Не в узкой безопасной зоне побережья, куда не заходят стада крупных травоядных и стаи следующих за ними хищников. Уверенность пришла с непоколебимостью горного массива, золотящегося мрамором в свете двойного светила, поддержанная смазанными, но яркими образами. Сумбурными, бессистемными, как те, которые иногда всплывают как реакция разума на ассоциацию, на один-единственный триггер, пробуждающий из спячки целый пласт знаний и воспоминаний. А вместе с этими образами пришел… Зов. Тянущая за душу тяга, неуловимое, необъяснимое чувство направления, заставляющее раз за разом всматриваться в золото скал. Словно от меня куда-то туда протянулась незримая, но с каждым мгновением все явственнее ощутимая упругая нить, подрагивающая от эмоций и позванивающая, будто на ней подвешены меленькие бубенцы. Слишком мелкие, чтобы их перезвон мог начать вклиниваться в разум раздражающим звуком, но достаточно крупные, чтобы их песня отчетливо воспринималась и отделялась от общего фона мира.

Я тряхнула головой, силком отводя взгляд от гор, отвернулась, поворачиваясь спиной к океану. Накатывающая болезненная тяга чуть унялась, но не исчезла. Скорее… затаилась. Она крепла с каждым мгновением моего осознания ее наличия, формировалась в устойчивое чувство направления и оформлялась в стабильный, ощутимый почти физически канал, при этом не вызывая паники и метаний от самого факта своего образования.

Я отчетливо осознаю, что со мной происходит что-то непонятное, но воспринимаю это как… нечто естественное и хорошо знакомое. Как старые, привычные и какие-то родные связки, восстанавливающиеся сами собой после долгого обрыва. Словно… Словно тот, на ком была другая сторона непонятного мне Зова, вновь оказался в зоне доступа, и связь развернулась автоматически по какому-то забытому мной протоколу.

Слишком легко и естественно воспринимается этот феномен, чтобы быть случайностью. Слишком ярко, сильно и привычно ощущается мгновенно окрепшая нить Зова. Слишком хорошо знакомо это ощущение. Слишком… Всё – слишком. Скорость формирования связи. Ее сила и прочность, доходящая до болезненной тяги. Сам факт четкого понимания сути происходящего и… отсутствующая негативная реакция. Мое спокойствие блаженного.

Вот это уже не просто странно, это – дико.

–   Мозги еще соображают, а разум в счастливом обмороке. – проворчала я, поворачиваясь обратно и поднимая взгляд на такой притягательный горный склон.

Я даже не заметила, как залипла, завороженно пялась на золотистый мрамор! Очнулась, когда под ногами требовательно орнули. Громко и низко! От неожиданности я подлетела на месте, спугнув мелкую зеленую в голубой горошек ящерку. Ящерица отбежала, бодро перемахнула на соседний камень, повернулась на меня и снова басисто орнула. Недовольно и как-то обиженно, чуть визгливо скрипя и ворча.

–   Твою ж…

Сердце колотилось в груди, словно вот-вот выпрыгнет. Ящерица с локоть размером, а орет как… как… Да мне даже сравнить не с чем!

Какая… дичь! Ящерица… Крапчатое пресмыкающееся, высоко задрав голову, резво рассекало воду, направляясь к берегу, выбралось на галечный пляж и бодро усвистало в траву. Такую же крапчатую, как и она сама.

Тряхнув головой, я немного отстранилась от звенящего в голове Зова, шмыгнула носом, достала висящие на шее механические часы. Откинула прозрачную крышку. Время… Пол седьмого. Как раз электричка ушла.

Так! Стоп! Половина седьмого? Это я что, почти час столбом стояла? Уже взошедшие солнца дали понять: да, стояла столбом и тратила бесценное время!

–   Во я залипла… Если так и дальше подклинивать будет, меня даже паралитичная улитка сожрет! – недовольно поджав губы, буркнула я, переводя стрелки на часах и безжалостно отметая прошлое, ныне бесполезное времяисчисление. – Итак. Летом восход примерно часа в четыре утра, плюс время на мой ступор. Пусть будет пол пятого… Нет. – стрелки были снова переведены. – Пусть будет с бездарно потраченным временем – ноль-ноль. Посмотрим, когда закат и следующий восход. Вычислю длину суток, продолжительность ночи и дня, потом уже выставлю время. Можно будет хотя бы рассчитывать, сколько я буду иметь в запасе светового дня, и сколько у меня будет на сон. Ах да. Надо будет еще солнечные часы сделать, чтобы хоть как-то время сверять при солнечной погоде, если какая накладка будет. Не сложно же.

Достав из кармана большой платок, вытерла остатки слез, высморкалась, убирая последствия истерики, сунула платок на место.

–   Ладно, время пока подвисло до следующего восхода. Еда у меня есть, на пару суток хватит. Вода… Минералки два литра. Потом надо будет искать воду. Что еще? – скосила взгляд на раздутую сумку, покоящуюся на камне у меня перед ногами. – Барахло. Куча всякого полезного хлама, который я должна была сгрузить на даче. Из однозначно полезного – ножи, мыло, доска и кастрюлька. Неважно, что она старая и запользованная до помятости. У меня есть кастрюля. Значит, у меня будет и чай, и горячая вода, и суп, и… всё у меня будет. Что еще?

Снова покосилась на сумку, вспоминая, что я туда напихала. Кастрюля с лампочками-экономками. Лампочки однозначно теперь бестолковая ерунда. Мыло. Мыло – это прямо удача. Пять кусков, хватит надолго. Обычное банное плотное мыло, не то что всякая ароматизированная декоративная ересь, смыливающаяся за неделю. Что еще? Шесть больших мотков веревки, которая должна была быть пущена на опору для разросшегося винограда. Он тяжеленный и разросся по всему палисаднику, так что веревку я брала очень прочную и много. Еще есть старая простыня, драный пододеяльник, три пластиковых контейнера саморезов разного размера, пакет с шурупами по бетону, упаковка дюбелей, четыре рулона полиэтиленовых пакетов, три зажигалки, прямоугольный брусок точильного камня и массивный кухонный топорик.

Кстати о топорике.

Разворошив пакет, я достала его, взвесила в руке. Классный же топор! Цельнометаллический. Его мне за четыре пузыря сделали мужики в литейном цеху на нашем военном заводе. Ручка длинная, ухватистая, красиво украшена эпоксидкой. Даже розочки сделали. Зеленые, правда, но все равно мило. Ручка топора оканчивалась удобной петлей, сделанной из тонкой ременной кожи, насмерть заклепанной на кольце в рукояти. С металлической палочкой на свободном краю петли. Тогда же сделали. За эту петлю удобно топор на руку подвешивать или на крюк на кухне. А если надо подвесить на пояс, то петля удобно «застегивается» сама на себя с помощью этой палочки. Как женская заколка. Топору уже лет десять, а как новенький! Из хорошей стали тогда отлили. Молодцы, мужики! Свиные кости рубит, словно они из полой пластмассы!

Подвесив топор на пояс, я запихала остальное обратно. Потом перекопаю и разберу. Когда найду подходящее место для норы и начну ее обустраивать. Сейчас это важнее всего.

Первое правило выживания: нора. Убежище, в котором я буду в безопасности, где я могу спокойно спать, не опасаясь попасть на зуб местному зверью, где меня не зальет дождем, где я смогу развести огонь и сделать себе еду. На земле – не вариант вообще. Никакого лагеря посреди равнины с задницей по ветру! Убежище должно быть надежным и труднодосягаемым если не всему зверью, то хотя бы подавляющему большинству. Значит, оно должно находиться на высоте. А из «высоты» у меня…

А что у меня?

Только сейчас, когда прошел ступор, когда я отлипла от разглядывания настолько залипательных гор, я, наконец-то сделала то, что надо было сделать немедленно. Я начала смотреть по сторонам и оценивать новый мир не как красивую картинку, а как территорию, на которой мне надо будет как-то выжить в одиночку.

А территория богатая.

Я появилась на берегу… океана. Факт, непоколебимый как аксиома. Не моря. Не залива. Океана и никак иначе. Непробиваемая уверенность точного знания, которого у меня быть не должно. Под ногами – здоровенный плоский валун, выступающий над кромкой воды примерно на полметра. До линии берега, усыпанного мелкой цветастой галькой, метров сто, не больше. Здесь примерно по пояс, так что перейти проблемы не составит. Можно даже пропрыгать по валунам: их по прибрежной зоне много раскидано, но с тяжеленными сумками я не рискну заниматься акробатикой. В воде вроде чисто, особо рыб или какой-то живности не вижу, чувство опасности молчит. Так перейду.

Повернулась, вновь глянула на золотистый обрывистый склон, волнорезом вспарывающий спокойные воды. С той стороны в небеса взметался горный массив, от которого я имею удовольствие сейчас лицезреть лишь небольшой кряж, формирующий предгорья у побережья и щедро рассыпавший булыжники в океане. Горный массив здесь большой, протяженный, но самые высокие горы – далеко. Настолько далеко, что я не вижу их вершин над обрывистыми скалами из красивого золотистого мрамора, как-то резко переходящего в мощные гранитные склоны, густо поросшие кустарником и мелкорослыми деревьями. Предгорья небольшие, довольно пересеченные, на глаз до первого действительно большого горного хребта километров восемь, не меньше.

Еще одна странность. Линия горизонта ощутимо дальше. В родном мире на уровне моря просматривается около пяти километров, а здесь ощущение, словно я с высотки смотрю.

Я потерла виски, сощурилась, всматриваясь в пышную растительность, виднеющуюся в паре километром левее. Что там? Там…

Там река. Не слишком широкая, но глубокая, бегущая между огромными камнями, поросшими кустарником и низкорослыми деревьями, и иногда заливающая равнину, превращая ее в топкое болото. Перед глазами ярко встало видение: пышные заросли высоких растений с длинными узкими листьями, тяжелые цветоносы, усыпанные мелкими голубыми цветочками, иногда склоняющиеся к самой воде, множество заводей, в которых растет водоросль, обильно плодоносящая крупными желтыми и, главное, съедобными плодами, плещущаяся рыба довольно забавной, но в то же время привычной формы, огромное количество насекомых, часть из которых вполне съедобна. И звериные тропы, по которым к реке на водопой приходят дикие звери.

То, что я не могу знать. Никак.

Взгляд сам собой перетек на отвесный склон, с которого так привлекательно и притягательно звенел в голове незримый Зов, на одной стороне которого я, а на другой… Кто?

Не верю я в сказки и взявшуюся из ниоткуда информацию, яркие образы и ощущения. Но я могу поверить, что кто-то на той стороне этой странной связи мог откликнуться на мои вопросы и поделиться знаниями. Грешить на перекос мозгов можно, но не тогда, когда касается точных фактов, образов и знания о том, чего знать не можешь. Именно знания, а не предположений. Как то знание о реке, что всплыло в моей голове яркими образами, наглядно показывающими мне незнакомый биом чужого, но в то же время неуловимо знакомого мира.

–   Два варианта. Или у меня есть незнакомый пока напарник, или шизофрения.

Короткий смешок вырвался сам собой.

–   Но не исключаю, что мой невидимый и незнакомый напарник – это и есть шизофрения.

.

* * *

.

Когтистый палец плавно вдавил спусковую пластину, едва слышный свист выстрела, оружие дрогнуло на сошках. Мощная оптика сверхдальнобойного снайперского комплекса приблизила цель: рухнувшего безвольной тушей в густую траву крупного шера, медленно подкрадывавшегося к замершей на камне девушке. Тихий щелчок перезарядки: автоматика оружия подняла снаряд из магазина, механизмы отошли в нулевое положение, комплекс готов к стрельбе.

Оружие чуть заметно сместилось, повернулось буквально на долю градуса, и в перекрестье оптики попал другой шер: крупный хищник скользнул в высокие заросли речного илиса, только гибкий хвост мелькнул между длинными листьями. Прицел вновь сместился, двигаясь на упреждение, палец лег на спусковую пластину, выбрал свободный ход и замер, балансируя на грани, за которой последует выстрел.

Выдох.

Винтовка дрогнула, приклад стукнул в плечо, а за три километра от снайпера упал на почву стремительный хищник, судорожно загребая мощными когтистыми лапами крепкие и гибкие стебли, обтряхивая с пышных цветоносов голубые цветочки.

Оружие вновь сдвинулось, наводясь на невысокую фигурку, так и стоящую на побережье. Палец переместился, лег под основание спусковой пластины. Оптика услужливо приблизила чуть припухшее лицо, хмуро глядящие вдаль едва заметно сощуренные серые глаза. Нижняя губа подрагивает: девушка едва сдерживается, не позволяя себе сорваться в истерику, упрямо пытается приободриться, говорит сама с собой: движения губ очевидны, но речь незнакома, хоть и понятна.

Зеленые глаза блеснули весельем, уголки губ приподнялись в мимолетной улыбке.

–   Шизофрения, значит…

Низкий голос растворился в рокоте разбивающихся далеко внизу волн и в посвистах ветра. Палец вновь лег на спусковую пластину, прицел сменил кратность, оружие повернулось…

.

* * *

.

О камень плеснула волна, окатывая ноги брызгами прохладной воды. Время беспощадно утекало в безделии, а я все так же стояла на том самом булыжнике. Мне пока не хотелось перебираться на берег. Почему? Не знаю. Странное желание или… пожелание ненадолго задержаться и осмотреться, пока есть время. Или пока… пока…

Пока территория еще небезопасна.

Стоило в голове окончательно оформиться правильной трактовке того странного тянущего ощущения, как мне резко полегчало, а Зов перестал мелко подрагивать и дергать разум.

Точность формулировок…

То, чего я всегда стараюсь придерживаться на протяжении всей жизни, и что в большинстве случаев превращает красивую картинку в неприглядную историю, ведь если сдуть сладкую пудру и добиться точных, правильных формулировок, многие истории выглядят совсем иначе, чем их принято понимать.

Забавно, что именно сейчас эффект иной. Как только я смогла точно сформулировать и описать не дающее мне покоя ощущение, как мне резко полегчало! Одно дело – стоять, мяться и жаться на булыжнике в прибрежной зоне, а совсем другое – сидеть и не рыпаться, пока кто-то другой занимается зачисткой территории. Мне даже показалось, что я почувствовала легкую иронию и одобрение, но эти чувства были мимолетны и слабы как эхо.

Ладно. Пока я не получу «добро» и не почувствую, что морально готова перебраться через воду на берег, лучше не торопиться. Отсюда, с побережья, довольно неплохо видно. Да, зрение у меня не идеальное, отчетливо видно не так далеко, как могло бы, но раз уж я оставила очки дома, то теперь буду щуриться и сводить фокус в попытках хоть что-то рассмотреть.

На первый взгляд пейзаж довольно приятный и удобный. Слева от меня горы и река. Река – источник питьевой воды и питания, горы… В горы я не пойду. Нечего мне там делать. Дальше. Прямо передо мной – узкий язык равнины, уходящий в далекий горизонт и там разливающийся бескрайним морем разнотравья. Справа – встающий крепостной стеной лес. Насколько лес старый – не могу сказать. Деревья в нем огромные, но это порода такая: ближе к краю растет молодняк и годичная поросль, которая со временем проредится естественным путем, когда более сильные вытеснят более слабых собратьев. Тонкие молодые деревца в подлеске высокие. На глаз около пятого этажа.

Отсюда мне хорошо виден берег и край леса, опушенный зарослями златолистого кустарника, растущего у подножия лесных гигантов. Взрослые деревья реально огромные! Ближайшая аналогия — секвойи, хотя не настолько толстенные и высоченные. Ствол ровный как мачтовая сосна, покрыт гладкой серой корой, поблескивающей в солнечном свете. Ветвиться деревья начинали где-то на последней трети своей высоты, образуя пышный зеленый полог кроны.

Хорошие деревья. Высокие. Крепкие. Не каждый хищник сможет взобраться на такое. Но даже если сможет? Пока зверь висит на стволе, он уязвим. Если не прощелкать момент, от хищника можно избавиться.

Надо будет наделать рогатин и поднять в лагерь. Хотя бы заточить совсем мелкие деревца на колья.

Взгляд снова перетек на горы. Все же, идеальная база – это разветвленная пещера с узкими входами. Минимум с двумя. База с одним входом-выходом – это маразм. Надо как минимум два, но так, чтобы оба были достаточно защищенными и их можно было намертво перекрыть. Еще нужна вентиляция, но ее тоже можно устроить, если есть несколько выходов. А если в пещере есть еще и водоем с питьевой водой – это вообще удача. Но… о такой удобной пещере я могу только мечтать, а следующий по удобству – это лагерь на дереве. Высоко, на мощном, крепком дереве, которое не вывернет крупный зверь. Вроде тех, на которые я смотрю. Надо только выбрать дерево поудобнее. Веревки у меня много, топор есть, придумаю, как на него залезть.

Первичный план действий медленно, но верно обретал завершенность. Я определилась, где буду делать лагерь, но не выбрала еще подходящее и удобное дерево. В лес заходить не рискну. По крайней мере, не так сразу, только если реально выбора не останется. Но со временем, когда немного обживусь и привыкну к миру, когда узнаю, какое зверье тут водится, тогда уже можно говорить о походах в лес за материалами и пищей. Пока обойдусь подлеском и травой. Если верить скинутым образам, здесь есть что-то вроде камыша и осоки. Будет мне с первого подстилка, а со второго – веревки. Это если забракую кору с молоденьких деревьев. А если не забракую, то будут у меня и заборчики, и циновки, и корзины, и еще куча всякого полезного инвентаря. А еще наделаю ловушек для рыбы и раскидаю в реке.

В общем, планов много, работы много, раскисать и заниматься страданиями и саможалостью некогда. Жить мне хочется. С каждым мгновением всё сильнее и сильнее.

.

* * *

.

–   Вот и умница.

Короткая ментальная команда, прицел сменил диапазон работы.

–   Терпеть не могу миссии на защиту…

На периферии зрения требовательно мигнул крохотный символ, в голове с небольшой паузой раздался голос подчиненного:

–   Навь, время есть?

Голос Танцора подрагивает, он говорит быстрее и хамоватее, чем обычно. Как всегда, когда узнал или увидел то, что ему не предназначалось.

–   Что нужно?

Ответ пришел вместе с пакетом информации, переданным по личному каналу связи:

–   Заметил группу ишон, спускающуюся по хребту Мирар на твою сторону. Сам достать не могу: я на другом конце хребта, отследил по камерам. А ты неподалеку.

Перед глазами послушно развернулась карта региона с мигающей пометкой группы солдат противника.

–   Я займусь ими. Чуть позже.

–   Командир, они к побережью идут. – уточнил боец.

–   Я понял.

Связь прервалась. Воин фыркнул, повернул оружие, забирая сильно левее и дальше от первоначальной точки наблюдения, безошибочно вычисляя нужное ему единственно-верное место на далеком горном склоне. Прицел вернул привычный диапазон работы, заработала мощная оптика, приближая искомую цель. Мгновения доводки и поиска…

Легкая усмешка изогнула губы. Лицо Танцора в перекрестье прицела вытянулось в понимании, великолепное в своем незамутненном изумлении и оторопи.

–   Любопытство тебя погубит.

Словно слыша беззвучный шепот командира, боец выразительно ткнул когтем в стоящую перед ним на сошках винтовку, покрутил пальцем возле уха. Навь сдвинул оружие на доли градуса, смещая точку прицела левее и вверх по склону, мгновения поиска, оружие замерло, палец выбрал свободный ход, выдох, приклад привычно ударил в плечо.

–   Или невнимательность. – добавил он, глядя, как вскакивает подчиненный на шум падения звериной туши.

.

* * *

.

Хартахен

Домен Артэфа

..

Изображение на экране резко, рывком приблизилось, показывая лежащего на скальном выступе воина, прильнувшего к прицелу огромного оружия. Нутарэ и Немион наблюдали очень внимательно, негромко комментируя отстрел хищников.

–   Достаточно безопасно, чтобы не погибнуть сразу по переносу? – произнес я, наблюдая на дополнительном экране, как бьется в агонии коричневый полосатый зверь, сметая ударами хвоста речную растительность.

Немион отмахнулся.

–   У них было время на установку ментальной связи. Аззар верно вычислил источник Зова и хорошо выполняет свои обязанности: защищает истойя, пока она беззащитна.

–   Вы на это рассчитывали?

Немион, видя мое негодование, пояснил:

–   При становлении тандемных связей, выражающихся в появлении Зова, автоматически происходят изменения в психике: аззар не причинит намеренно вреда истойя и не допустит, чтобы этот вред причинили другие. Инстинкты не позволят.

Этого нюанса я не знал: информация о Тандемах – фрагментарна и даже эти огрызки тяжело достать. Тандемы не спешат рассказывать о себе, предпочитая хранить свои тайны, а большая часть информации о них — домыслы или откровенная ложь.

–   Почему так?

–   Аззар всегда сильнее и быстрее входит в силу. – пояснил Нимус. – Это самый физически сильный и выносливый боец, задача которого – защита. Как только вычисляется истойя, настройка проходит очень быстро. Особенно, если нет внутреннего отторжения. Малейшая симпатия или интерес, и… – демон развел руками. – Яркие сильные мысли и эмоции напарника чувствуются как свои.

–   Не знал, что есть такой дисбаланс. – признался я.

–   В самом начале развития такого Тандема всегда идет сильный дисбаланс в сторону аззара, поскольку именно он создает условия для развития истойя и выживания их обоих. – сказал Немион. – Скорость раскрытия потенциала и вхождения в силу, перестройка организма, развитие энергосистемы, раскрытие личных даров и способностей – все это ускорено. Более того, пока истойя жив или жива, аззара невероятно трудно убить: возможности организма становятся запредельными. Регенерация, иммунитет, живучесть, выносливость, физическая сила, реакция, скорость, ловкость и так далее. Идеальная, стремительно развивающаяся и прогрессирующая боевая машина.

Немион согласно кивнул и добавил:

–   Этот Тандем типа «аззар-истойя» или, если говорить предельно грубо, «воин-маг». Ментальная связь у них неравнозначная: у аззара чувствительность намного выше и острее, проявляется практически сразу. Когда истойя только-только начинает ощущать присутствие напарника, аззар уже считывает поверхностный пласт направленных мыслей и точно знает, где его напарник и чем занят. Может установить ментальную связь, когда истойя еще направление не ощущает.

Я нахмурился.

–   Но она уже чувствует его присутствие и примерно определяет местоположение.

Нимус оскалился во все клыки и кивнул.

–   Да.

Я не стал спрашивать, нормальна или нет такая скорость синхронизации. И так понятно, что нет, не нормальна.

–   И что дальше?

–   Наблюдать и не вмешиваться. – произнес Нутарэ. – До сумерек на вторые сутки.

.

* * *

.

В какой момент исчез молчаливый запрет, я упустила, занятая подготовкой к длительному переходу. Заметила, когда уже нацепила завязанные за шнурки кроссовки на шею и начала примериваться к воде. Мне надо до наступления темноты выбрать место для лагеря, подняться на дерево и хотя бы гамак там прикрутить. Времени мало. Тратить бесценные часты на то, чтобы просохла обувь, я не смогу, идти в мокрых чавкающих кроссовках – глупо, а вода вроде нормальная, ничего такого в ней не плавает. Придется идти босиком.

Ящерица же добралась до берега без приключений.

Страшно, но… а что еще делать? Всё равно в воду рано или поздно войти придется. Если есть что-то в морской воде, будет и в речной, а мне из реки пить. Бессмысленно бояться заразы, попав в другой мир без защиты. Самые страшные твари уже со мной познакомились: местная микрофлора и микрофауна. Если их переживу, выживу. Ну а если нет… Ну, нет так нет. Сделать с этим я ничего не могу. Так что нечего… маразмом страдать.

Сев на край камня, я осторожно сунула ногу в воду.

Минута, другая, третья. Ничего. Обычная прохладная морская вода. Подождав еще пару минут, осторожно соскользнула с камня в воду, уйдя в нее по талию. Ждать приключений не стала: подхватив сумки и устроив самую тяжелую из них почти на голове, бодро потопала напрямик к берегу. Идти было легко, дно устилал ровный слой гальки, никаких сложностей по пути не возникло, так что до берега я добралась быстро, без приключений и лишнего нервяка.

Вслух с момента перехода на берег я уже не говорила. Во-первых, бессмысленно, а во-вторых – опасно. Второе правило выживания: не шуми и не пахни кровью. Шуметь… ну тут как получится, а чтобы не пахнуть кровью, надо оставаться целым. Никаких лишних ранок. Я собираюсь пересечь разнотравье равнины на незнакомой мне планете, а одета я в шорты и футболку.

Нельзя вступать в незнакомые заросли с голыми ногами. Потом, как обживусь, возможно, я буду позволять себе щеголять с голыми ляжками, но не сейчас однозначно! Так что шорты останутся в сумке и да здравствуют мои протертые драные джинсы. Буду я в них не осенью кур кормить, а по чужому миру гулять.

Быстро переодевшись и заправив джинсы в высоко натянутые хлопковые носки, чтобы ничего не залезло под штанины, я подхватила сумку и потопала… прямо. Впереди, километра через полтора, может два, лес сильно изгибается. Хочу дойти до того изгиба и посмотреть, что за ним скрывается. Была у меня непонятная уверенность, что там я найду то, что мне подойдет.

Уверенность, или чье-то точное знание.

Идти по высокой траве было тяжело. Иногда я застревала, цепляясь ногами за плотное переплетение стеблей, пару раз едва не влетела в местные колючки, чем-то схожие с татарником, несколько раз чуть не упала, запнувшись о липкие стебли. Еще разок едва не наступила в что-то похожее на муравейник, но вовремя заметила и свернула, обходя подозрительный рыхлый холм. Но постепенно я приноравливалась и привыкала, уже заранее замечая кусты растений, которые лучше обойти, начала выбирать более удобный и простой путь. Приходилось смотреть не столько вдаль, сколько туда, куда идешь. Разнотравье здесь высокое, почти по пояс, и кто знает, что в этом буйстве растительности можно встретить. Ладно, если просто колючки, а если растения ядовитые или какое-то насекомое с юмором попадется?

Чужой биом – источник проблем и опасностей. Зверья на равнине много, но я лично почти никого не видела, зато слышала многоголосый хор, перекрикивания и переливчатые переклички между стайными зверьками. А вот лес хранил тишину, и как-то так непроизвольно получилось, что я начала забирать ближе к подлеску. Здесь идти было ощутимо легче: трава мельчала, едва до колена доходя, исчезли колючки и липкие плющевидные растения, в которых очень легко застрять, стало больше тонколистной зеленой травки в разноцветный горошек. Еще в тени лесного массива, уже накрывшей опушку, было не так жарко. Двойная звезда напекала голову с такой силой, что не помогала даже простыня, намотанная тюрбаном на голову. Что будет, когда светила взойдут в зенит, я пока представляла слабо.

.

Выбравшись к краю подлеска, остановилась, сгрузила сумки на мелкую крапчатую травку, уже начавшую уступать место пушистым холмикам симпатичного фиолетового мха, устало повела плечами.

Всего-то километр прошла, а ощущение, словно пол дня в гору топаю. Устала и запыхалась. Еще и сумки тяжеленые. Хорошо хоть пот с меня не льется ручьем – особенность организма, мелочно жлобящего воду. Я буду сдыхать от жары, буду красной, как помидор, а максимум, на что расщедрится жлобский организм – липкая влажность. Даже не испарина.

Покопавшись в сумке, вытащила пачку влажных салфеток, вытерла лицо и руки, достала бутыль с водой. Пока придется экономить, так что максимум – глоток. Потом доберусь до реки, перекипячу и можно будет шикануть. Но сегодня надо выпить молоко, пока оно не сдохло. Бутылку оставлю – пригодится.

Пить хочется сильно. И есть. Особенно – есть.

Хотя… Что меня останавливает? Завтрак был в пол шестого утра, жрать уже хочется так, что в животе подсасывает. У меня есть продукты, которые на такой жаре до вечера не дотянут. Ладно молоко – оно просто скиснет, но бутеры с отбивными сдохнут однозначно. Их надо съесть быстро. Те, которые с сыром, им еще долго ничего не будут. Они и до вечера доживут.

Достала сверток с бутербродами, распотрошила, вытащила один, укусила.

Какая вкуснятина…

Серый хлеб, горчица, чуть-чуть соуса песто, помидорка и отбивная… Как раз вечером нажарила. Ммм… Достала молока. Еще лучше.

Ела и смаковала каждый кусок, ведь я не скоро смогу побаловать себя чем-то подобным. Молоко для меня почти недосягаемо, но теоретически раздобыть можно, если тут есть млекопитающие виды. Отбивная… Мясо достать можно. Яйца при доле везения тоже. Но где я муку возьму? Помидор – без вариантов. Про горчицу и хлеб… Печаль в общем. Последние вкусняшки из дома.

У меня еще есть продуктовые запасы, но свежий хлеб, сушки, печеньки, шоколад и прочее не так быстро портящееся будет ждать своего часу. Их я буду растягивать. Особенно – сладости. Две акционные упаковки сублимированной картошки со всякой вкусовой дрянью по две полкилограммовые пластиковые банки в каждой – это моя пока основная пища на случай накладок с добычей пропитания. Их мне хватит на неделю минимум – пачки большие, и в них около десяти порций, если верить этикетке. Но нужна вода, чтобы их запарить. Картошка – не лапша, всухомятку жрать не выйдет, на холодной воде разводить – только продукт переводить, оно совсем несъедобное будет. Мисочки, ложечки и прочая байда вложена в упаковку, из-за чего и купила. Сейчас прям то, что надо.

Сегодня надо будет смотаться к реке за водой и запарить картошку, но сперва – найти место для лагеря.

Дожевав бутер и запив третью молока, я со скрипом навьючила на себя сумку, продев руки в ручки и пристроив ее на манер рюкзака, и потопала дальше. Почти половина веса сумки – это веревка, но я за нее удавлюсь. Вторая половина – газировка. Дико хотелось ее вылить, но… нельзя. Тоже пищевые запасы, хоть и сомнительные. Три двухлитровые бутылки для меня сейчас – ценность и шесть кило на закорках. Купила, потому что двоюродный племяш просил привезти. Набрала для него кучу всякого сладкого, а то он там в селе уже второй месяц. Долго нылся по телефону, что одичает скоро.

Наивный…

Мысли сами собой возвращались к… безлюдности этого мира. Странное осознание сверлило мозг: нет на этой планете ни городов, ни поселений. Ничего такого. Это ненаселенная планета. Однако, разумные здесь есть. В горах. Еще одно точное знание, для которого у меня нет предпосылок. Я просто это ЗНАЮ. Факт. Неоспоримый, как аксиома. Чье-то точное знание, в котором этот кто-то уверен, а я не хочу спорить и сомневаться. Ни в знаниях, ни в незнакомом пока напарнике.

Последние мысли о шизофрении давно испарились, поскольку не выдерживали даже поверхностной критики. Нет у меня никакой шизофрении! А есть кто-то, незнакомец на той стороне ментальной связи, возникшей по непонятной мне причине и так быстро закрепившейся. Напарник точно знает обо мне и помогает, насколько возможно. Информация всплывает тогда, когда она нужна и о том, о чем мне надо. Пусть фрагментарно, часть образов вообще неразличимы, иногда от звона Зова начинает гудеть в голове, но… она есть.

Размеренно топая вдоль края леса удобно думать. Идешь себе и идешь, посматривая по сторонам, а голова занята мыслями о насущных делах и о странностях собственной чуйки. Лучше так, чем тупо истерить и биться головой о серые стволы, стеная о потерянном доме, вернее, о недоступных удобствах и очень даже доступных опасностях. Это тупо и ни к чему хорошему не приведет.

Всё. Нету того дома. Есть новый, который еще предстоит построить. Высоко на деревьях, к которым я так упорно иду.

.

До своеобразной лесной косы я дошла довольно быстро, непроизвольно ускоряя шаг, пока, наконец, не затормозила у небольшого просвета в сплошной стене молодых деревцев. Скинув сумки на пушистый мох, я размяла затекшие плечи, встряхнулась. Первый этап выполнен: я добралась до косы.

Так и буду называть. Очень похоже! Своеобразная «коса» из мощных деревьев, волнорезом рассекающая море травы. Не широкая, но и не узкая. Видно шесть взрослых деревьев и кучу молодняка, уже вымахавшего примерно на треть своей высоты. Молодые деревца в этом месте растут так плотно, что выглядят как сплошная стена с небольшими просветами вроде того, у которого я стою. Такой себе естественный живой забор, способный укрыть и от ветра, который в непогоду будет дуть с океана, и от хищника, и от чужого взгляда.

Размяв еще раз ноющие, передавленные лямками плечи, я пошла делать то, что делать, вообще-то, по здравому размышлению не стоило. Я полезла в просвет в подлеске.

Деревца хоть и были молодой порослью, стояли насмерть! Между ними приходилось иногда протискиваться, но, пробравшись через пару рядов этого живого забора, я вышла… в чистую от зарослей лесную зону, густо поросшую мхом и пучками невысокой лесной растительности. Зона небольшая, шириной около ста метров и длиной метров в триста, просторная и свободная, затененная густыми кронами деревьев до приятной прохладной лесной тени. Лучи солнц заливали средний ярус леса и пробивались острыми иголочками сквозь пышные кроны лесных гигантов и молодых деревцев, не позволяя тяжелому сумраку захватить этот уютный закуток, отделенный от основного лесного массива пышными зарослями златолистного кустарника.

–   Идеально! – прошептала я, осматривая свой будущий дом. – Лучшее, что я могу найти прямо сейчас! Спасибо…

Мне даже на мгновение показалось, что я услышала беззвучный ответ и отзвук одобрения, промелькнувшие на грани восприятия. Мимолетные, но погревшие мою душу и принесшие успокоение. Я не одна в этом мире. Я не загнусь тут в одиночестве, медленно сходя с ума. У меня есть стимул бороться и выживать. У меня просто есть стимул. Для всего!

Встряхнувшись, потерла разнывшиеся виски.

–   Всё. Хорош лирикой страдать! Место для базы я нашла? Нашла. Пора начинать восхождение к вершинам!

.

* * *

.

Хартахен

Домен Артэфа

.

Я наблюдал за своей избранницей, и тревога медленно разжимала когти на моей душе. С каждым мгновением истойя оживала всё больше, стряхивала с себя липкий ступор и оцепенение, ее аура расцветала, подсвечиваясь сложным переплетением эмоциональных всплесков, в которых едва заметными искорками вспыхивали первые проблески инициации ее ядра. Это было странно. Я еще не снимал с нее печатей и блоков, за которыми природная энергосистема была практически не видна, однако, я отчетливо видел изменения в поведении ядра. Оно начало стремительно развиваться.

–   Это странно.

Мой тихий голос прервал экспрессивный разговор между Нимусом и Немионом, привлекая ко мне внимание друзей.

–   Тоже заметил, да? – хмуро спросил эофолец.

Я кивнул.

–   Чёт мне подсказывает, что даже без твоего вмешательства с девчонки все блоки пообсыпаются сами собой. Смотри, как ядро раскручивается. Словно его…

–   Включило при установке связок. – закончил Немион. – Если процесс и дальше будет набирать силу с такой же скоростью, первый всплеск пройдет через две декады, не позднее.

–   А если снять блоки? – спросил я.

–   Восемь-девять суток – край. Может, дня за три справится.

Нимус взмахнул рукой, растягивая рабочий экран и вытаскивая на него графики силового потенциала.

–   Сами смотрите. Как реактор при первом запуске.

Как ведет себя реактор при запуске я не знал, но величину вставшей перед нами проблемы вполне понимал. Набор мощности энергоядра у истойя шел по нарастающей, уже достигнув порога, критического для магически неактивного человека. Когда этот порог будет пройден, девушка станет магом в глазах любого, кто способен видеть силовые токи организма и ауру. Дальше – первый магический выброс, который всегда достаточно разрушительный.

–   Это опасно. – констатировал я, вспоминая собственную инициацию.

–   Конечно, это опасно! Если не стравливать, бахнет так, что засветка даже по атмосфере пойдет. – Нимус поморщился. – Вот вечно проблема с запечатанными магами. Как их прорвет – непонятно. Какие последствия будут – не угадаешь. Может просто пшик, а может — кратер на пол планеты.

–   Сделать что-то с этим можно?

–   А ничего ты не сделаешь! Прорыв будет в любом случае, вопрос только, какую форму он примет. – Нимус снова рыкнул. Не зло, просто нервно и раздраженно. – Как уснет – снимешь с нее все блоки. Еще не хватало, чтобы из-за них тяги при прорыве поддало. Если пойдет резонанс с аззаром, а это вполне возможно, тут вместо гор равнина будет, а от леса даже пеньков не останется. Дури в девчонке много, аззар вообще из энергетически активного народа. Как их напару ё… перемкнет – непонятно. Если снять лишнее, есть шанс, что какой-то Дар вскроется и стравит давление. Душа древняя, может, что-то и закрепилось чисто по количеству прожитых жизней.

Не думал, что столкнусь с такой проблемой. Я надеялся, что девушка пройдет инициацию на первом месяце, когда все блоки будут сняты и у нее начнет развиваться организм из-за пребывания в насыщенном энергией мире. Но такой взрывной реакции я не предусмотрел. Неужели ей для развития было достаточно покинуть родной мир?

Это – вероятно. Мир, из которого я ее забирал, уже почти мертв душой, выживая за счет губящего его населения. Откачивает энергию столько, сколько в силах. Подобное я уже встречал, но лично с обитателями таких миров не сталкивался.

На экране девушка распаковывала сумки и раскладывала часть припасов у выбранного после долгого изучения дерева. Я видел веревки, какие-то коробочки с гвоздями странной формы, топорик.

–   Что она собирается делать?

Нимус бросил взгляд на экран.

–   Дерево штурмовать она собирается.

Как истойя собирается подняться на могучего лесного гиганта – мне пока непонятно, но я имею прекрасную возможность это узнать. Слишком целеустремленные у нее действия, в которых отчетливо виделось точное понимание будущей работы. Никаких лишних размышлений, колебаний, сомнений и других признаков неуверенности.

Посмотрим.

Истойя меня порадовала, но и озадачила. Странности накапливались одна за другой, вызывая сомнения в правильности ее оценки. Первоначальная реакция совпала с ожидаемой – шок. Это нормально. Но сейчас… Сейчас ее целеустремленность и бурная активность вызывают вопросы, на которые ответов у меня нет.

На экране девушка перехватила удобнее топорик, примериваясь к молодому деревцу, и рубанула в основании. Наклонилась, оценила получившуюся засечку, поморщилась и проворчала:

–   Это будет долго…

.

* * *

.

Деревца поддавались туго. Молоденькие, сочные, гибкие, толщиной с полтора моих кулака. То, что надо для моей задумки. Но как же они туго поддаются! Топорик вяз в древесине, кора обдиралась длинными полосами, из-за чего я уже забраковала два деревца. На несущих стволах кора должна остаться, чтобы прочнее были. Но зато сама кора – это прям восторг! Гибкая, эластичная, не ломкая. Пригодится на хозяйственные нужды. Когда я доконаю это несчастное деревце!

Пока приноровилась и набила руку, заманалась и испортила три деревца. Но… глаза боятся, руки из задницы, но я не сдавалась и продолжала рубить подлесок, пока, наконец, четвертое выбранное деревце с треском и скрипом не рухнуло во внутреннюю зону.

–   Ну наконец-то! – выдохнула я, утирая липкую испарину со лба.

Первый этап… Несущие стволы. Три часа работы. Дальше. Крона и ветки.

Пока обрубила кончики веток и ободрала листья – задолбалась окончательно и снова проголодалась. Доела бутеры с отбивными, допила молоко. Мне надо это сегодня закончить. По-любому, как угодно, любыми путями, но я должна оказаться на ветках, иначе до утра могу не дожить. Так что… посидела, отдохнула и погнали дальше.

Делала я приставную лестницу. Длинную. Очень длинную. Вариантов подъема у меня особо не было, потому что дерево реально здоровенное, а сделать такую конструкцию не так сложно, как потом ее поднять, не поломав, и прикрепить к дереву чтобы не падала, не люфтила и не ломалась при частом использовании.

Основа уже есть – четыре крепких, гибких, но не тяжелых цельных молодых ствола с пышной кроной и достаточным количеством веток, с помощью которых я могу укрепить место соединения. Это – самая хрупкая часть лестницы, поднимать придется эту конструкцию очень аккуратно, а потом – прикрепить к стволу. Лестница мне нужна стационарная. Потом уже сделаю ее или откидной, или еще как-то прикрою, если потребуется.

Мысленно обдумывая дальнейшую работу, я переплетала гибкие веточки, закрепляя место соединения двух стволов. Внахлест. В ход пошла веревка, ветки и шесть саморезов подлиннее, пробивших в одном месте стволы почти насквозь. Веревка для крепости, как и веточки. Они дадут дополнительную прочность, а саморезы не позволят стволам смещаться друг относительно друга. Если бы их не было – не критично. Я переплетала ветки так, что место их роста служило естественным стопором. Работа не настолько утомительная, но кропотливая и важная.

–   Готово. – буркнула я, осматривая два здоровенных дрына. – Теперь перемычки и упоры.

На это дело я подготовила куски стволов поменьше, сделала насечки и крепила сперва веревкой, потом, дополнительно – ввинчивала саморез. Отвертки у меня не было, но вместо нее прекрасно подошел кончик ключа для орехов макадамия, который я таскала в кармане просто потому, что металлическая пластинка прикольная и удобная для мелких работ с бумагой. Особенно для фальцовки. Теперь и как отвертка подошла…

За работой время летит незаметно. Казалось, еще недавно я оказалась на берегу океана, но вот уже часы безжалостно показывают прошедшие девять часов, а моя лестница еще далека до завершения. Рубить молодые деревца тяжело. Руки уже отваливаются, но я с упорством муравья ваяю путь наверх, на роскошные ветки огромного дерева. Я не могу отложить работу на завтра: к вечеру лестница должна быть полностью готова, прикреплена к стволу, в идеале еще сделать лежку и смотаться к реке за водой и помыться. Мне нельзя ни схалтурить, ни сделать на отвали. Лестница должна быть прочной. Она должна выдержать подъем с земли и установку на дерево, она должна выдержать меня. Понятное дело, что я собираюсь ее укрепить и прикрепить к несчастному дереву.

Но я же упорная. Я сделаю!

И я сделала.

Лестницу. Длинную, вроде даже крепкую. Она меня выдержала, когда я ее поставила на бок и села. Теперь… Теперь ее поднять.

Просто поднимать ее я не рисковала. Может переломиться, и мои труды частично пойдут насмарку. Как я мостила эту лестницу к стволу – отдельная история. Как поднимала… песня просто. Матерная.

Длину получившейся конструкции я оцениваю вполне здраво. Если ее просто поднимать, она может не выдержать собственного веса. Она тяжелая, а я – устала как ломовая лошадь. Руки уже трясутся, но работать приходится дальше с небольшими перерывами. Потом, на ветке, я смогу позволить себе отдохнуть. Но не раньше.

Вопрос с подъемом я решала одновременно с вопросом о будущем закреплении лестницы. Саморезы – это круто, но веревка, обмотанная вокруг ствола – еще круче. По здравому размышлению, я привязала к лестнице шесть веревок, примерно равномерно распределив их на двух третях ее длины. Внизу веревка мне не нужна. Потом – аккуратно разложила концы веревок по разные стороны ствола огромного дерева, вытянула, привязала концы на всякий случай к деревцам подлеска подвижными узлами. А теперь… самое сложное. Поднимать лестницу веревкам. Аккуратно их подтягивая и подвигая узлы. Равномерно, не позволяя провисать или перекручиваться. Хорошо, ствол толстенный, это даже удобно было.

Это был адский труд. Самое тяжелое – оторвать лестницу от земли и начать ее подъем. На верхние веревки я пустила два целых мотка. Одна веревка крепилась двумя концами к подлеску для страховки, вторая – захлестывала ствол, чтобы я могла начать поднимать лестницу. Это было долго и тяжело. Пару раз чуть все не испортила, но удержала начавшую заваливаться лестницу. Хорошо хоть догадалась ввязать в верёвки узлы и палки-ручки на разной длине, за которые было удобно перехватывать.

Устала – словами не передать, но когда лестница коснулась верхней ветки, я едва сдержала радостный вопль. Вялый.

Ну типа ура. У меня есть путь наверх.

Теперь надо закрепить лестницу, приколотить ее к стволу, подняться наверх, поднять сумки, спуститься и сделать помост, оформить ночлег, смотаться к реке и…

И сдохнуть потом на радостях от усталости.

Подтянув узлы на туго натянутых веревках, я сумрачно смотрела на лестницу и на дерево, сидя на пучке фиолетового мха. Спина болела. Поясница… она меня ненавидела. Руки – просто жопа какая-то. Ладони пекут огнем, хотя я старалась быть аккуратнее. Все равно немного содрала, даже несмотря на намотанную на ладони ткань. Ну хоть плечи не так болят. Плечи у меня сильные.

–   Ну что, Рини? Этап три, да?

Вставать не хотелось. Работать не моглось.

–   Все, хорош сопли жевать. Уже почти тринадцать часов прошло. Скоро может темнеть начать.

Со скрипом встала, потянулась, разминая руки, плечи и поясницу. Глянула в просвет между кронами подлеска и кронами деревьев. Солнца еще виднелись, радостно освещающие мой закуток. Примерно треть еще… часов пять минимум.

–   Утром я буду скрипящей развалиной. – буркнула я, разминая ноющие запястья. – И ни на что не буду годна. Так что паши, раб, пока можешь, солнце еще высоко…

Поскрипев и понывшись себе же в мозг, я подошла к лестнице. Вроде стоит. Вроде даже крепкая. Вроде даже не заваливается.

–   Ладно. Погнали работать.

Основание лестницы я крепила к дереву саморезами и веревками. Вообще, на саморезы у меня надежды не было. Будут они держать – хорошо, но как на мой взгляд, обмотанная вокруг ствола веревка как-то понадежнее будет. Закрепив на уровне роста край, обошла ствол, протянула сквозь лестницу веревку, обмотав опорные стволы, обошла еще раз. И еще раз. Три витка. Закрепила, завязала узлы, затянула.

–   Вот так надежнее.

И дальше. Залезть еще на высоту двух ростов, привязать край веревки. Слезть. Обойди дерево с веревкой в руках. Залезть, подтянуть веревку, поправить, пропустить сквозь лестницу, затянуть покрепче узлами, слезть, обойти еще раз. Залезть обратно. Затянуть, закрепить, отрезать. Подняться выше, еще примерно метра на три, может четыре, и всё повторить. Еще и еще. Раз за разом, пока не достигну вожделенной ветки.

В мотке у меня по сто метров. Веревку я покупала статическую, крепкую и долговечную. И дорогую, потому что меня достал этот виноград, каждый год обрывающий всё, на что его подвешивали. Он даже проволоку стальную как-то раз порвал и радостно шлепнулся всей массой на землю. Плодоносит он щедро, обильно, грозди большие, сам виноград вкусный, за что ему всё прощалось. Но когда все это добро наливается и вызревает, палисадник трещит весьма неиллюзорно. Нерушимо стоят только рельсы, на которые приварены поперечные стальные пруты арматуры. Погнувшиеся. Когда выбирала, на что подвесить этого монстра на этот раз, я прикинула, что ничего прочнее веревки такого типа не найду и потопала в специализированный магазин. Для альпинистов. Глаза продавца были бесценны, когда я ему объясняла, зачем мне надо столько дорогой и качественной веревки! Он даже проникся… Но глаза были, как у совы. Так же таращился и растерянно моргал. Зато теперь у меня есть реально хорошая веревка одиннадцать миллиметров в сечении. Бело-рыжая. Специально яркую выбирала, чтоб в листьях видно было.

.

Пока привязывала лестницу, делала несколько перерывов, потому что руки уже не держали. Похоже, я начала подходить к своему пределу выносливости. Даже жрать не хотелось. Просто упасть и сдохнуть на радостях.

Последние метры, казалось, растянулись на годы, так тяжело было. И веревку подтягивать, и заматывать, вися на высоте этажей десяти и придерживаясь за петли. Да, я приделывала веревочные петли для страховки, а то себе уже не верила. Но вот, наконец, руки дотянулись до ветки.

–   Ну наконец-то… Последняя веревка.

Самая сложная.

Закрепив петли на опорных столбах, я перекинул веревку через ветку и полезла вниз. Теперь – двойная работа. Сперва отвязать веревку от подлеска – она мне уже не нужна, смотать ее и убрать в сумку. Потом – подобрать перекинутую через ветку веревку, второй конец – обмотать вокруг столба и подняться заново по лестнице. Наверх. Хорошо хоть лестницы хватило с запасом. Закрепить последнее и можно выдохнуть.

Сделала. Закрепила. Убрала остатки веревки в сумку. Последний целый моток, еще не распотрошенный. Еще один почти целый и обрезки от остальных. Минус триста с чем-то метров веревки на одну сраную лестницу! Початый моток перекинуть через ветку, чтобы барахло поднять.

–   Я обалдею такие подвиги каждый день делать…

Собственный голос казался хриплым карканьем. Рук я почти не чувствовала, ноги болели и дрожали. Я сидела на ветке, привалившись спиной к стволу и тупила, чувствуя, как растекается по рукам онемение.

Завтра я буду развалиной.

–   Так. Не раскисать! Еще барахло поднять надо!

Надо. Так что… собраться и вниз. По свеженькой лестнице, расфасовать вещи по сумкам и по очереди поднять наверх. Потом уже – думать про обустройство. На реку я сегодня не пойду. Не рискну. Да и времени почти не осталось. Солнце уже начало золотить небо предзакатными красками, лучи косыми росчерками пробивались сквозь стволы подлеска, красиво освещая мой закуток леса. Осталось еще немного, и можно будет отдохнуть. А завтра буду заниматься более щадящей работой. Я буду делать себе соломенный матрасик и лежку на развилке веток. А потом, когда отдохну, буду делать еще одну лестницу из обрезков веревки, чтобы добраться до следующей ветки. Там посмотрим, как можно будет сэкономить бесценную веревку. Потом – корзинку-рюкзак, чтобы на спине можно было груз носить. Я даже знаю, как ее сделать. И к реке сходить. И…

Потом. Это всё потом. Завтра.

Со скрипом собрав себя в кучу, я занялась последним критично-важным на сегодня делом. Подъемом вещей на дерево.

Закончила уже в сумерках. Темнеть начало удивительно-быстро, и я вынуждена была поторопиться. Но я успела, и занималась фасовкой барахла уже наверху, аккуратно раскалывая на ветке. Ширина ствола у места ветвления была чуть больше трех метров. Сама ветка – метра два с половиной. Следующая ближайшая ветка, если не считать ту, которая по другую сторону ствола – на высоте метров трех. Можно нормально устроиться, но это уже потом подумаю, где именно будет основная лежка.

Я добралась до удобной небольшой развилки ближе к последней трети ветки, устроила себе что-то вроде гамака из переплетения тонких веточек и веревки, перетащила сумки, привязала их покрепче.

–   Ну, с первой победой меня… — вяло пробормотала я, осторожно устраиваясь в гамаке.

Легла. Расслабилась. Не трещит, не прогибается. Нормально вроде. Должно выдержать. Завтра буду делать что-то понадежнее. Завтра.

 Всё – завтра.

.

* * *

.

Хартахен

Домен Артэфа

.

Приятный сумрак зала заливало золото закатного двойного светила, поблескивая искрами в алмазе пола. Первый день подходил к концу и начиналась ночь. Время моей работы. Мне предстоит прийти в тот мир и внести первое изменение в своих избранников, очистить их от запретов, блоков и печатей, преграждающих им путь к развитию. Простая на первый взгляд задача, в исполнении которой у меня не должно возникнуть сложностей или затруднений. Однако…

 Я перевел взгляд на истойя, крепко спящую в переплетении ветвей. Девушка меня поразила упорностью труда, целеустремленностью и силой воли. Труд был каторжный, и меня законно переполняла гордость за ее успех наравне с тревогой за ее состояние. Но если с девушкой у меня не было причин для опасений, лишь здравая обеспокоенность за ее здоровье после столь утомительного труда, то аззар… С ним появились сложности.

Аззар шел к истойя. Он отвлекся ненадолго выполнить свою работу. Быстро, без эмоций, сомнений и сожалений, оставив двенадцать тел на склоне гор. Я впервые видел подобные бои и к своему неприятному удивлению осознал, что не знаю, как можно защититься от подобной атаки. Не уверен, что смог бы даже почувствовать угрозу, ведь убивал воин безразлично. Он не испытывал ни эмоций, ни интереса, ни даже бледного отголоска сочувствия к жертвам.

Бесспорно, я наблюдал за войнами, протекавшими по моему миру в моменты столкновений народов и цивилизаций, но все конфликты так или иначе сопровождались бурей в ментальном плане, окрашенной яркими всплесками эмоций от горя до эйфории. Ни разу не встречал такого… безразличия. Ни радости от успеха, ни даже удовлетворения от проделанной работы или выполненного долга, лишь тяжелое мертвенное спокойствие и набирающая силу тревога за девушку.

В такие моменты аззар меня пугал.

–   Хартахен. Пора.

Тихий голос Нутарэ прозвучал за спиной, вынуждая отвлечься от наблюдения за избранниками и вернуться к собственной работе.

–   Воздействие начинай с истойя. – мягко произнес друг, привычно глядя куда-то мимо меня. – Помни, ты должен уйти до того, как аззар доберется до девушки. Его реакция на твое присутствие будет однозначной и тебе на пользу не пойдет.

Это я и сам осознаю. Если аззар застанет меня возле истойя, он попытается меня убить.

–   Воздействие на аззара придется делать с запозданием: он не позволит тебе приблизится.

–   Я могу погрузить его в сон.

–   Можешь. – хмыкнул Нимус. – Но тогда через пару ксат возле дерева приземлится один из их атмосферников, и у тебя будут проблемы. Харт. Аззар на планете не один. У него целый отряд отморозков, которые быстро поднимут задницы и примчатся на сигнал тревоги от командира. А за ним сейчас наблюдают постоянно.

Об этом я не подумал…

–   Подожди пару суток, пусть девочка пройдет переломный период и очнется. Тогда уже можно заниматься аззаром. – эофолец вздохнул. – Не забывай, с каким народом имеешь дело! Будь осторожнее: их оружие может причинить тебе реальный вред.

–   Когда будешь работать с аззаром, обрати внимание на его мечи. – мягко добавил Немион.

–   Только трогать их не вздумай! – рыкнул Нимус. – Если будут в ножнах – не вынимай до конца. Понял?

Я кивнул. Подобное предложение и предостережение меня… насторожило и удивило. Клинки я видел. Хорошо выполненные парные сабли из черного металла, но я не всматривался в них и не изучал отдельно.

–   Всё. Собрался и пошел. Времени у тебя мало, а работы много. Непонятно еще, какая реакция будет у девчонки на твое вмешательство. Будь внимательнее и осторожнее.

Резонное предостережение.

Бросив последний взгляд на аззара, размеренно поднимающегося по отвесной стене, я создал портал и покинул родной Домен, чтобы выйти в ином мире в иной реальности.

игра владыки игра владыки - глава 2      игра владыки игра владыки - глава 2      игра владыки игра владыки - глава 2

© Copyright - Tallary clan