Игра Владыки

 

–   Рини. – тяжелая рука напарника невесомо коснулась моего плеча. – Они улетели.

Глаза разлепить удалось с трудом: пригревшись у горячей жаровни, замотавшись в плед по самые ноздри, мне удалось заснуть. Я проспала до самой ночи, пока, наконец, меня не разбудил Зуан со столь долгожданной вестью.

–   Да, сейчас… – потерев лицо ладонями, удалось немного прогнать тяжелую сонливость и слабость.

Что-то не так с этим местом…

После моего финта с материализацией медальона мне до сих пор не удается восстановиться, словно всё, что активно вырабатывается организмом, куда-то сливается. И кто-то или что-то жадно поглощает до последней крохи, не позволяя мне вновь набрать критичное состояние перегрузки. С одной стороны – это хорошо. Но с другой… Эта слабость доканывала подобно температуре при простуде.

–   Держи. – мне под нос сунули кружку с чифой.

–   О… спасибо. – взяв кружку, вдохнула аромат трав с тонким привкусом каких-то фруктов.

Зуан чуть заметно улыбнулся, хоть в глазах была тревога.

–   Что там по времени? – прошептала я, блаженно зависнув над вкусным напитком.

Ответил мне Ринор:

–   Первая треть заката.

Четко, по делу и так, чтобы я поняла без привязки к часам.

Первая треть заката — это до момента, когда в океан начнет погружаться желтое светило: оно чуть выше голубого в это время. Редко когда оно опускается за горизонт первым, и это происходит, обычно, в зимний период. Информация, пришедшая от напарника как ненавязчивая ассоциация в образе заходящего в заснеженных горах двойного светила.

Значит, Зуан на Корромине как-то раз зимой был…

–   Не самый приятный был опыт. – тихий голос напарника раздался откуда-то сбоку, но после яркого огня жаровни в темноте я едва различала общие очертания.

–   А что не так здесь зимой?

–   Зверье звереет. – поморщился Зуан, выходя ко мне с небольшим кофром в руках. – Ихтаны. Летом они спят, осенью с первыми дождями просыпаются. К первым заморозкам у них начинается гон и сезон размножения.

Вот оно что… Сезон размножения многое объясняет.

–   Но почему зимой? Зверье же обычно предпочитает плодиться летом.

–   Летом сезон размножения у таер. – ответил мне Ринор. – К зиме они становятся не такие активные, подавляющая часть молодняка гибнет, популяция этих хищников приходит к стабильной норме. – мужчина держал в руках массивный тесак в крепких ножнах. – Если бы ихтаны сохраняли активность летом, таер питались бы ими, и популяция молодняка была бы излишне высока.

С этими словами он протянул мне длинный массивный нож. Для моих рук как короткий меч.

–   Он достаточно крепкий, чтобы рубить им дерево и кости.

–   Таер. Какие они? – тихо спросила я, принимая оружие: массивный меч оттягивал руку, но лег приятной тяжестью спокойствия и какой-то уверенности.

–   Нелетающие крупные птицы. – Зуан принес мою сумку. – Их нельзя попутать: они вдвое выше меня. Иногда – втрое, если самка крупная.

Втрое…

Почему-то ярко представилась нелетающая древняя земная птица, подобие которой мне встречалось в одной милой игре-выживалке с динозаврами. Если оно тут хоть чуть подобно… то эта дичь страшнее тираннозавра.

–   Они стайные. – добавил Ринор.

Ах они еще и стайные…

–   Надеюсь, я их не увижу. – проворчала я.

–   Они водятся только в горах. – успокоил меня Зуанадар.

–   Тогда как там выживают ишон? – резонно спросила я.

–   При встрече с таер – чудом. – ирония в голосе нарим была вполне отчетлива. – Идем, в лесу быстро темнеет.

Ладно, поняла. Все досужие разговоры как доберемся до места или в какое-то другое время.

Скатав плед плотным валиком я хотела было его оставить на месте, но Ринор остановил, просто протянув мне мешок-чехол. Пока упаковывала плед, мужчины собрали мои вещи и кое-какое бытовое добро, и на этом все сборы завершились, а мы пошли наружу.

Когда я покидала центральный зал с алтарем неизвестному богу, на какое-то тягучее мгновение мне остро захотелось остаться. Даже отток энергии резко прекратился. Но… здесь слишком холодно и влажно для меня, чтобы ночевать в сырых стылых подземельях. Ноющее чувство сродни печали и колкой… досаде, что ли, породило очень много вопросов, о которых я подумаю потом, на своей ветке под кроной и звездным небом. Здесь об этом задумываться не хотелось.

Но когда мы вышли, я мелко выдохнула: жадное внимание угасло.

Зуан это заметил. Ощутил эти странные порывы: взгляд, который он бросил на темнеющий провал прохода, был весьма острый. Но ни он, ни Ринор, не сказали ни слова: с момента выхода из безопасного подземелья в наполняющейся тьмой сумеречный лес, оба воина хранили молчание и тишину.

 

Лес в сумерках на грани ночи – волшебен чарующей красотой на самой грани начинающегося страха и полного тайн кошмара. Колоссальные деревья темными нерушимыми колоннами взметались под искристый яркий сводчатый потолок лесного массива. Вечерний порывистый ветер играл с круглыми листьями, мерцая ослепительно-ярким золотым небом в пролетах, где кроны истончались, распадаясь на мелкие группки листвы. Там еще было светло, но сюда лучи заходящих светил не доставали, основания лесных исполинов укутывали первые саженцы тьмы и мрака, которые, вскоре, завоюют этот мир до самого рассвета.

Занятно, что здесь, у входа в разрушенный древний храм, было тихо. Мелкие посвисты и стрекот насекомых доносились со стороны из глубины леса, но именно здесь, именно у массивного каменного портала, венчающего вход в подземелья, царила настороженная тишина. Лишь шелест ветра, едва слышимый скрип и треск сухих веток под моими ногами разгоняли эту тишь.

Признаюсь, я полагала, что до моего дерева мы пойдем пешком и уже настроилась на долгий поход по лесу в накатывающей ночи, но Зуан повел меня к массивной тени, возвышающейся чуть в стороне от входа у большого поваленного дерева. Только подойдя ближе, я опознала грассер со сложенными крыльями.

–   Ночью нельзя ходить в этом регионе. – едва слышно произнес напарник, открывая багажный отсек на боку машины и закидывая боксы. – Можно не заметить провал в подземные комплексы или в пещеры. Даже наше зрение не всегда помогает заметить опасные участки.

Я знаю, что нарим хорошо видят в ночи, а само зрение у них куда острее, чем у человека, из-за чего они более чувствительны к яркому режущему свету. Но если даже их зрение пасует… Я запомню это.

Зуан тем временем опустил небольшую лестницу и жестом предложил мне подниматься в кабину. Ринор уже был внутри и готовил машину в полету. Что занятно, сама кабина открывалась не сверху, как я привыкла по нашей технике, не сбоку и не сзади, а снизу, да и освещения внутри особо не было. Только огни на приборной панели едва-едва разгоняли мрак. Сам салон при своей компактности был достаточно просторным, ничего лишнего не возвышалось и не мешало мелкому передвижению. Двигатели и техническая часть машины занимали примерно половину ее объема, оставляя достаточно места для пассажирского и багажного отсеков.

В кабину поднялся Зуан и закрыл за собой… даже не знаю, как назвать эту часть машины. Это не шлюз, не пандус, не лестница. Это просто кусок бока и часть пола кабины, удобно укладывающиеся в опускную дверь-лестницу, которую можно спустить на нужную глубину.

–   Непривычное расположение и конфигурация входа. – призналась я в ответ на вопросительный взгляд.

Мерно зарокотали двигатели, грассер мелко дрогнул, а черная масса кустарника плавно провалилась вниз и растворилась во мраке. За штурвалом был Ринор, а Зуан устроился рядом со мной на сидении… стрелка. Объяснение всплыло в этот раз довольно быстро и легко.

–   Грассер спроектирован под нужды колонистов как многофункциональная летающая машина повышенной грузоподъемности. – напарник откинулся на удобную спинку, прикрыл глаза. – В военной среде его тоже используют без каких-либо дополнительных доработок. Его бортового вооружения достаточно для оперативных нужд. Во всех остальных случаях работает спецтехника или военные корабли.

Мы поднялись выше уровня кроны, и кабину залил золотой закатный свет, уже окрашенный кровавыми отблесками. Прильнув к прозрачной панели, я глазела на раскинувшийся с высоты мир. Океан уходил за горизонт в далекую ниточку острова, подпираемый с одной стороны вызолоченными закатом горами. С высоты я смогла, наконец, хоть немного заглянуть за отвесную стену скал. Но грассер высоко не поднимался, и я видела лишь иззубренные хребты, возносящиеся к яркому переливчатому небу. Потом машина развернулась, и я смогла увидеть равнину. Океан травы, обтекающих горы и лесной массив, и разливающийся дальше за горизонт бесконечным простором разнотравья. Даже с высоты я заметила россыпи точек животных, собравшимися в крупные стада.

–   А стада… почему они не выходят к побережью? – тихо спросила я, во все глаза глядя на эту красоту.

–   Боятся, что хищники их зажмут между рекой и лесом. – тихо отозвался Зуан. – Им здесь нечего делать. Река уходит далеко вглубь равнин.

–   Недалеко есть сеть озер. – добавил Ринор. – Почва полна влаги, трава сочная. Они не испытывают нужды приближаться к океану.

Грассер поднялся чуть выше и завис: мне позволяли поглазеть по округе, пока это возможно, но вот машина начала снижаться. Ровно, не клюя носом и не срываясь в падение. Жаль, что нельзя зависнуть подольше, но… Небо над горами опасно для всех.

 

Меня высадили у края подлеска моей обжитой косы: оставаться надолго нарим не могли, и выгружались быстро. Ринор остался за штурвалом, отслеживая возможные проблемы, а Зуан достал из багажного отсека предназначенные мне боксы, аккуратно выставив их на траву. После – лишь обернулся, стоя на лестнице, чуть улыбнулся и вернулся в машину.

Провожая взглядом удаляющийся грассер, я не могла отделаться от мысли, что вновь увижу их нескоро. Почему так? Не знаю. Чутье противненько зудело, намекая, что здесь идет война и всякое может произойти. Но… чутье чутьем, однако, личные тревоги – не повод взрывать мозг напарнику паникой или как-то мешать им работать, да и мне надо заняться своими проблемами, а не страдать в мозг себе и другим.

Выкинув из головы лишние сомнения и тревоги, подхватив один из боксов за удобную ручку, я, пыхтя как перегруженный ёж, потащила добро к обсиженному дереву. Время еще детское, сделать можно много что, а у меня там лежанка не ахти и крепление ну вообще не фонтан, и если я хочу этой ночью спать хоть немного в комфорте не боясь свалиться вниз, надо бы мне жопу поднять, взять ноги в руки и бегом-бегом работать, пока солнца еще хоть и низко, но видны.

Бравады мне хватило ровно до момента, когда я протиснулась сквозь плотно растущий подлесок и вышла в сумрак простора самой лесной косы. Бодрый настрой как-то незаметно сдал задом и по-тихому уступил место настороженности и опаске. Под кронами уже начиналась сумрачная темень. Здесь, в узком языке между просторно растущими деревьями еще было хоть немного светло, но за полосой златолистых кустарников собиралась тягучая темнота. Я замерла, всматриваясь в этот мерцающий тяжелый сумрак, вслушивалась в звуки леса. Было тихо. Опасно-тихо, но… постепенно я начала различать тихое перекрикивание куану, и оно немного меня успокоило. Эти зверьки или затаивались при угрозе, или поднимали крик. Смотря что приближалось к их насестам. Но пока зверьки копошились в кустарниках и готовились устраиваться на ночевку. Пока еще для них достаточно светло, и мелкие тени порхали с земли на кустарники, натаскивая что-то в свои гнезда-коконы.

Пора бы и мне готовиться к ночевке.

Меня кусты встретили настороженным молчанием, но оно быстро сменилось щебетанием и тихим курлыканьем. Как мелкие индюшки переговаривались в пышных шариках кустов. Опознали. Узнали. Посчитали неопасным обитателем, как какого-то травоядного.

Хорошо.

Поставив бокс у лестницы, я обошла ее, осмотрела, подергала. Стоит насмерть, никаких следов драния когтей на дереве или хоть каких-то признаков присутствия хищников. Осмотрела еще раз территорию и пошла за вторым боксом. Всего их у меня три штуки. В одном – мелкая бытовая полезность вроде посуды, бесценной соли и оружия. Во втором – остатки еды и заварка чифы. В третьем – плед и что-то вроде подушки, от щедрот привезенные Ринором персонально для меня. Там же – плотная водонепроницаемая пленка, которая заменит мне навес на случай дождя, если я его не сделаю самостоятельно. Навесом буду озадачиваться завтра. Быстро он не делается, а тратить пленку… ну, пока на голову не капает. Но даже чтобы просто растянуть полотно над головой и закрепить его, мне нужно добраться до следующей ветки. Это – время и силы, так что – завтра. Всё это – завтра. На сегодня план был довольно прост: поднять боксы на ветку, закрепить их, проверить лежанку и устроиться на ночь. Небо было чистое, облаков или начинающихся туч я не заметила, так что можно надеяться на ночь без дождя и не морочиться с натягиванием пленки. И вообще всё обустройство жилья перенести на утро.

С такими мыслями я поднялась по лестнице, перебралась на верную ветку, сделав себе зарубку в памяти приделать какие-то перила или петли, чтобы удобнее было подниматься. Еще надо сделать удобный подъемник. Эта мысль до меня дошла, когда я мостила веревку, чтобы боксы поднимать наверх. Каждый раз так маяться – тупо. Значит, надо сделать что-то типа простейшей лебедки. Веревка у меня есть, а барабан с ручкой присобачить куда-то не так сложно, как придумать крепления для лебедки. Но у меня есть ветка, гвозди и все та же веревка. В общем, на завтра дел немеряно.

Скинув вниз оба конца веревки, полезла вниз. На середине высоты лестница мне показалось какое-то движение в лесу, и я замерла, всматриваясь в темень.

Куану по-тихому возились в своих кустах и вроде как не проявляли тревоги.

Показалось?

Или нет?

Минута, другая, я висела на лестнице и подслеповато пялилась в лес. Но то ли мне и правда показалось, то ли животное было не опасно… но я ничего больше не видела.

Ладно…

Быстро спустившись, подхватила концы веревки. Резко стало неспокойно и нервно. Обвязав ручку бокса с пледом, затянула узел и бегом вязать второй. С припасами и оружием. Если не подниму третий – фиг бы с ним, с едой и чифой. Затянув последний узел, подбежала к лестнице и споро начала карабкаться наверх. Меня словно что-то подгоняло в спину. Быстрее, еще быстрее! И только пройдя середину высоты, меня попустило.

Что это? Чувство на опасность или просто страхи?

Неважно. Если интуиция орет благом матом, ее стоит слушаться. С чутьем у меня всегда все было хорошо. Сколько раз в родном мире спасало от всяких проблем – не счесть. Спасет и в этом мире.

Дальше я поднималась спокойнее. Уже наверху, проверив груз, задумалась, как бы половчее поднять добро, не сорвав руки. Надо на что-то крепить веревку, чтобы можно было передохнуть, и чтобы не обожгло руки, если не удержу ее и груз поедет вниз. Боксы довольно увесистые – кило по пять-семь в каждом.

Пока думала, расхаживала по ветке, чуть не споткнулась о сук, опасно торчащий вверх и чуть в бок. Видимо, не все мелкие ветки выдержали взросление и рос дерева, и со временем отсохли и отвалились, оставив длинные обломки. Какие-то отсохли, а эти вот еще свежие. На одном даже набухла почка. Видать, планируется новая веточка.

Стоп.

Я остановилась, глазея на суки. Три штуки. Один довольно далеко, а вот два почти рядом, но по разные стороны боковой крепкой ветки.

Два рядом. А если…

Подхватив свободно лежащую петлю веревки, я накинула ее на самый длинный дальний сук на другой стороне основной широкой ветки, перекинула веревку к двум ближайшим сукам. А дальше все просто: крест-накрест накидывать петли веревки на суки. Подтянуть немного – накинуть, подтянуть второй ящик – накинуть крест-накрест. Даже когда я отпускаю веревку, она садится внатяжку на сук и не сползает!

Осмотрев получившуюся конструкцию, обтерла руки о влажные джинсы. Надо перемотать кисти, чтобы не повредить кожу и едва-едва затянувшиеся натертости и волдыри, оставшиеся еще с постройки лестницы, и можно тащить груз.

Пока перематывала рук, стемнело почти полностью. Под роскошной кроной свет пропал, погружая мир во мрак. Мелкие луны еще не поднялись, огромного золотистого гиганта, превращающего ночь в призрачный день, сегодня, видать, не будет. Но работать в темноте на верхотуре… хмыкнув, сделала себе голубоватый светляк, развесила их вдоль ветки и занялась работой.

Рывок, поднять бокс, закинуть петлю веревки. Обойти два сука на другую сторону, чтобы веревка естественным образом перекрестилась, подтянуть, закинуть петлю. Обойти. Повторить.  Простая, мутная и размеренная работа.

Бокс уже поднялся на треть высоты, когда во время очередного выбора веревки что-то рвануло бокс вниз. Я едва не свалилась вниз от рывка, вцепилась в намотанную веревку, туго натянувшуюся до звона на заскрипевших суках.

Что за…

Сдавая задом на широкую мощную ветку, свесилась вниз, всмотрелась…

Да как в колодец смотреть!!!

Веревку снова с силой дернули.

Какого…

Всплеск страха вымело злобой. Там мои теплые вещи!!! Какая скотина прыгает мне на бокс???

Злобно рыкнув, сделала мелкий световой шарик и со злостью швырнула его вниз вдоль туго натянутой оранжевой веревки.

Подо мной стремительно метнулась крупная гибкая тень, черная в неярком голубоватом свете.

–   Ах ты срань… – выдохнула я.

Срань подтекла ближе, вскинула голову и протяжно зашипела на меня, давая возможность себя рассмотреть.

–   Динозавр… твою жеж срань, а…

На меня снизу хищно пялился самый натуральный пернатый динозавр! Полосатый, с хохолком длинных перьев на башке и вдоль хребта, с чуть более длинными и подвижными передними лапами, чем-то напоминающими лапки у куану. Сраный динозавр!!!

Шер.

Название пришло мгновенно вместе с образом падающего в кусты кофейно-коричневого такого же хищника, «снятого» с дальнобоя.

Тем временем, шер, тонко застрекотав, присел, повилял жопой чисто как тот кот и…  скакнул на бокс! Но не удержался на гладком металле и с недовольным подтявкиванием шлепнулся вниз, взмахнув длинным гибким хвостом.

–   Вот паскуда… – оторопело выдохнула я.

Меня в ответ обшипели.

Злобно рыкнув, сделала мелкий горячий шар и запулила в скотину. Скотина увернулась, резко тявкнув. Откуда-то из леса тявкнули в ответ.

–   Ах, то есть ты еще и стайная… – злоба поднималась как лава по вулкану. – Ну ладно…

Хер я им отдам свои пожитки! Они мне очень нужны, а шеры… ну, рано или поздно я бы с ними столкнулась. Так они хоть добраться до меня не могут.

Над рукой появились мелкие огненные шарики. Делать их мне ничего не стоит, а по размеру хватит за глаза. Большие делать – чисто так, понты: высокотемпературной плазмы хватит и с горошину, чтобы нанести фатальные травмы животине.

–   Посмотрим…

Из леса мелькнула еще одна тень, проскочив мимо упавшего в траву голубого светляка. Он холодный, дает только свет, так что пожара не будет. А вот с огненными надо быть аккуратнее. Или прицельнее.

–   Значит, ты прыгаешь мне на коробку… – проворчала я, опуская вереницу шариков.

Шеры внизу, задрав пернатые бошки, пялились на шарики и тихонько подтявкивали, переговариваясь со своими сородичами, засевшими в лесу. Оттуда иногда прилетало ответное подтявкивание. Стайка-то крупная… особей с двенадцать, если Зу прав.

Вот жеж… Десять-двенадцать динозавров…

Ладно…

–   Ну давай, попрыгай мне теперь. – ласково прорычала, разворачивая огненные шары сферой вокруг бокса. – Давай, скотина, прыгни… Я тебя отучу прыгать мне на коробки!

Хищники тонко перетявкнулись, водя острыми зубастыми мордами. Ну чисто рапторы, как их в киношке сняли. Только по размеру чуть массивнее и может немного повыше. И полосатые. И пернатые. А так – рапторы-рапторами. Такие же хитрожопые. По повадкам видно. Вон как косятся подозрительно.

–   Давайте! Рискните рожей!

Шеры рисковать не хотели, подозрительно обходя светящуюся желтым сферу мелких, с вишневую косточку, огненных шариков.

–   А если так… – подхватив веревку, я потянула ее на себя, поднимая бокс.

Видать, один из поганцев оказался то ли наглее, то ли тупее, но зверь очень характерным жестом присел, виляя задом как соседский кот перед тем, как кинуться на ногу, я подтянула бокс чуть выше и закинула петлю на сук. Короб дернулся, качнулся, и хищник прыгнул, всей массой напарываясь на плазменные шары, горячие настолько, что вокруг них рябил воздух.

Дикий визг пронзил ночную темноту, шер рухнул вниз, дергаясь и загребая лапами. Второй – отскочил, затявкал, бегая кругами вокруг раненного товарища.

–   Ха! – громко крикнула я. – Нехер прыгать мне на коробки!

Раненный шер, повизгивая и скуля, с трудом поднялся на лапы, припадая и ноюще потявкивая. В свете голубого шарика даже я со своим откровенно плохим зрением заметила, как глубоко пропороли комки плазмы грудину и бока зверя. Шары висели в полуметре от бокса и веревки, удерживали свое положение в пространстве без опоры, и когда зверь прыгнул на бокс, он напоролся на плазму как на прутья арматуры, распахав себе грудину и бок. Раны – глубокие, но высокотемпературная плазма не только разворотила мясо, но и сразу прижгла раны. Так что эта паскуда еще имеет шансы выжить, если живучая окажется.

–   Пошли вон! – шары развернулись веером и начали опускаться на хищников. – Вон!

Звери оказались умными: целый хищник живо отпрыгнул в сторону, а его раненный собрат, скуля, поковылял за ним в лес, подгоняемый шариком.

–   Вот и проваливайте…

Сердце колотилось в груди, в голове стучала кровь подобно набату, но я снова вцепилась в бокс и потащила его наверх, развеяв плазменные шары. Они опасны: одного такого хватит начать пожар. Так что с ними надо быть аккуратнее. А шеры… Надеюсь, одного урока на какое-то время им хватит.

 

Боксы я подняла на ветку без каких-либо сложностей, но я видела, что эти паскуды никуда не ушли и залегли в кустах, пугая куану. Видела их, когда закинула холодный светляк: один из стаи осторожно приблизился и обнюхал лежащий на траве шар. Вреда ему не было, он даже ткнулся носом в светляк, а потом вскинул башку и злобно уставился в мою сторону.

–   Да-да… я всё поняла. – проворчала я, поднимая второй бокс. – Хер вы меня тут достанете! А завтра… посмотрим, у кого длиннее и чей тут лес!

Устало привалившись к стволу дерева, я погасила все светляки и только потом смогла выдохнуть. Сна не было ни в одном глазу, так перепсиховала из-за этих говнюков. А они еще и окопались в кустах и залегли. Не уйдут же! Будут пытаться охотиться и… делить со мной территорию. Раньше они тут были главными: это мне сообщил Зуан, дав понять, что здесь, у края леса, именно стаи шеров являются доминирующими хищниками, конкурируя с интами. С кошками. Но кошки предпочитают равнину, а шеры как раз любят затененные участки просторного чистого леса. А тут я такая.

–   Ладно… – нервно стащила резинку с волос, медленно расплела косу и достала из кармана гребень. – Мы еще с вами поговорим о том, кто тут теперь доминирующий хищник на территории… а кто так, беговая нечисть по кустам.

Мне придется с ними сражаться за территорию, иначе они меня в покое не оставят. Я достаточно крупное животное, я похожа на ишон, которые с большой вероятностью становились их жертвами, но я же похожа и на нарим, от которых шеры очень сильно страдают. Так что стая точно будет меня проверять и смотреть, что я такое: конкурент или дичь.

Паскудство-то какое…

Нервно вычесывая волосы, я в который раз мелочно порадовалась, что я таки умная и не зря до кровавых мозолей впахивала с этой лестницей. Да они бы меня сожрали, останься я ночевать на земле! И никакие шарики бы не спасли!

Ну, может и спасли бы, но я б такой приход от страха бы словила, что точно бы стала дичью. Только сложной и тяжелой.

Закончив расчесываться, убрала гребень в карман. Шеры же не отстанут. Они будут крутиться рядом и выжидать момент, чтобы напасть. А это – жизнь на осадном положении. Разделяя волосы на три части, очень живо представила, каково это — жить под постоянной скрытой охотой стаи крупных хищных динозавров. Рано или поздно я ошибусь, потеряю концентрацию, отвлекусь, и они мне откусят жопу. Ну или башку, смотря чем к ним буду повернута в тот момент.

Мне такие конкурсы не нужны.

Значит, надо с ними разобраться, раз и навсегда выстроив нашу иерархию. Твари они умные, сообразительные, должны же выдрессироваться.

Плетя тугую косу, мрачно подумала, что плакал мой удобненький навесик, бытовая возня и прочее. Заниматься мне дрючкой динозавров по кустам, а не строить себе шалашик на ветке…

Или совместить? Заодно навык отработаю с этими шарами. Хороший же щит можно сделать: и тепло, и защита. Правда, может случиться пожар, если буду с этим добром по подлеску ходить. Но их можно сворачивать или менять им температуру на время контакта с деревом.

А если шеры подгадают и нападут?

А глаза мне на что? Придется быть внимательной. В этом мире мне в любом случае придется быть внимательной.

Вот же я попала, а…

Заплетя косу, я какое-то время бездумно пялилась в темную крону, пытаясь успокоиться. Но успокаиваться не получалось: мозг как бульдог вцепился в произошедшее и жевал нападение как корова травяную жвачку, прокручивая яркие моменты острыми вспышками. Спать мне не хотелось: проспалась в подземельях, но замерзла. Здесь я прогрелась, мне стало тепло и комфортно, но и ток энергии возобновился, и я быстро восполняла потраченное. Это хорошо. Энергия мне теперь будет нужна…

Что делать со зверьем, я пока представляла туго. Понятное дело, что стая никуда не свалит и будет ждать меня радостно по утру с желанием выяснить наши сложные отношения. Но насколько эта стая большая? Что они вообще могут?

Шеры однозначно очень прыгучие: на три метра сиганули вообще без напряга, хорошо хоть боксы металлические и закругленные, и хищник попросту не удержался, а то мог и сук сломать и сорвать все вниз. И я имела все шансы кувыркнуться с ветки на землю следом за веревкой. Но удержалась, и то хорошо.

Эти твари должны быть очень быстрыми и маневренными. Они гибкие и проворные. Видела, как виляют и разворачиваются. Они сильные. Они… идеальные лесные хищники. Красивые, вообще-то, но…

Но они сейчас мне враги. Надо хотя бы низвести их до конкурентов, а там и до просто соседей. В идеале бы вообще подседельной тварью сделать, но это вообще мечты из сопливого детства. Подседельный раптор… Шер, конечно, не раптор, но чем эволюция не шутит, а вдруг они приручаемые?

Имея такое верховое зверье…

М-ммм…

Тряхнув головой, я разогнала розовые мечты о комфорте и вернулась к злобоночным проблемам. Надо укладываться спать, иначе завтра я буду рассеянной и неспособной к войне за территорию и дрессировке стаи злобных сильных хищников.

 

* * *

 

Яркие лучи закатного солнца вызолотили вершины пиков, блестя ослепительными бликами на снежных шапках, переливаясь золотом и разлитой кровью на снегу и голом камне. Но в тенях уже воцарился мрак, разделив горы на Свет и Тьму. Там, где камень отвесных скал возвышается над массой гор, эта тьма еще проницаема для глаз, но здесь, ближе к основаниям огромных хребтов, даже на освещенных участках царит сумрак. Самое коварное время стремительного заката, дающего ложную надежду успеть вернуться засветло в безопасное место. Вроде еще светло. Горы еще залиты светом, но стоит сойти со спасительного освещенного склона, как жертву окружает темнота, а ночные хищники летом рано выходят на охоту.

Острый взгляд скользил по краю отвесной скальной стены, осматривая обрывистые участки. Оптика армейского бинокля услужливо демонстрировала провалы и следы осыпей, частично перегородивших узкий скальный карниз. По сути – просто ступеньку в массиве скальных пород. Природный сдвиг шириной едва ли больше шунда. Пройти-то можно, даже в полном снаряжении, но только если погода безветренная. И то, впечатлений будет на всю жизнь.

А ведь это единственный путь на ту сторону ущелья, ведущий через три моста к перевалу на другой хребет к озерам и высокогорным плато…

Мирт опустил бинокль, хмуро зыркнул в планшет, внес пометку о состоянии тропы, добавил еще пару заметок и отправил сообщение со снимками спорных и опасных участков дежурящему в тактическом центре Тома. Подтверждение приема пришло не сразу: долгие томительные мгновения мужчина сидел на еще теплом камне и глазел в сторону сомнительного пути. Но вот мигнуло сообщение о готовности принять сигнал: Тома на месте, связной узел переключен на нужную волну и его готовы выслушать.

Мирт опустил усик микрофона, включил наушник и тронул кнопку вызова.

–   Мирт на связи. – едва слышный голос растворился в посвистах пока еще легкого ветерка.

–   Слушаю. – ответ напарника прозвучал сухо и с легким треском: антенна снова сбоит из-за активности насекомых, обосновавшихся на склоне выше над форпостом.

–   Тропа еще проходима. – полной уверенности в сказанном не было, но без пешеходной проверки ее быть и не может. – Есть несколько обвалов и следов оползней, но до первого моста очевидных препятствий я не вижу. Снимки должны были прийти.

Тома ответил с небольшой задержкой:

–   Вижу. – снова пауза, едва слышное сопение. – На повороте новый осып?

–   Возможно. – уверенности не было. – Или сгладило, или снова осыпался край. Мне проверить?

Тропа – критично важна для жителей форпоста, поскольку она идет вдоль Ущелья Топора к трем мостам. Когда-то она была куда шире, но несколько обвалов из-за ракетного удара разрушили удобный проход на той стороне и привели к частичному сходу куска породы на этом. Чудом не задело сами мосты, а вот старая тропа ушла в недра ущелья, оставив после себя только узкий скальный выступ.

–   Поздно уже. – на той стороне завозились, что-то грюкнуло металлом о металл. – Ты вернуться не успеешь.

–   Я не планировал сегодня возвращаться. – честно ответил Мирт. – Хочу узнать, что на той стороне. Недавно были обвалы: россы что-то взрывали неподалеку.

–   Дня три назад? – уточнил Тома.

Грохот от взрыва было слышно по всей округе, но что именно было взорвано так и осталось тайной.

–   Да. Что-то у них там случилось серьезного, раз пошли на такие меры. – Мирт подробностей не знал. – Еще они завалили перевал Ветра. Тогда же.

Короткий ступор был буквально ощутим, так резко замерло всё копошение.

–   Зачем? – низкий, знакомый до ломоты в костях бас раздался так громко, словно сослуживец рявкнул прямо в ухо.

Мирт мелко вздрогнул: услышать Граса он не ожидал.

–   Миграция таер.

На той стороне смачно и грязно выругались.

–   Прям миграция? – въедливо уточнил Грас.

–   Да, прям миграция. – Мирт замялся: видеосвязь отказала уже давно, и понять, что делается в центре связи невозможно.

–   Да нет тут никого. – низкое ворчание. – Что твой красавчик рассказал?

–   Только упомянул вскользь. Обещал подробнее рассказать при встрече. – честно ответил Мирт. – Сегодня думал узнать, что там такого произошло, раз они ссадили в ущелье Клина весь северный склон хребта.

Грас ошарашенно присвистнул.

–   Само ущелье еще осталось? Или по завалу можно тропу проложить? – въедливо уточнил Тома.

Мирт не ответил: на какое-то мгновение показалось, что чуть дальше в камнях что-то шевельнулось. Движение медленное и неявное. Может, просто ветер… Но здесь нечему шевелиться на ветру: на повороте тропы и на самой старой насыпи замершего в неустойчивом равновесии нагромождении камней нет ничего кроме самих камней. Подняв бинокль, боец пристально всматривался в сокрытые в сумерках нагромождения камней, оставшиеся после давнего обвала и серии лавин. На той стороне связи царила напряженная тишина: если вышедший на связь боец резко замолкает, его не отвлекают и молчат, терпеливо ожидая ответа. И никогда не выходят на связь сами, если сеанс был прерван без предупреждения.

Движение повторилось. Какая-то крупная тень мелькнула на гладком камне, заслонив на мгновение косые лучи заходящего солнца. Мирт тут же сбросил вызов, выключил планшет, быстро сунул в большой нагрудный внутренний карман и удобнее перехватил арбалет. Уходить уже поздно: если размер тени он оценил верно, там как минимум скальный инт. Ихтан еще быть не должно: рано. Появятся первые разведчики не раньше, чем через месяца полтора. Значит, это или инт или…

Про «или» думать не хотелось.

Мужчина плавно, не делая резких движений сдвинулся к самой стене и прижался спиной к теплому камню. Чуть дальше отсюда за крупным выступом есть неглубокая расселина, и ему надо до нее как-то добраться, не привлекая внимания того, что отбрасывает эту тень. Тихо. Без шума. Без резких движений. Задом, не сводя взгляда… Он отступал в спасительную тьму под навес скальных пород, надеясь, что та складка породы достаточно крепкая и глубокая, чтобы…

Чужая ладонь зажала ему рот одновременно с рывком за пояс, вынудив упасть на колено. Второй рывок утащил его куда-то в налипшие на камни лианы, за которыми оказалась довольно просторная полость.

–   Ч-ш-ш-шшш… – едва слышный шепот в самое ухо, рука со рта соскользнула, огладив по щеке знакомым жестом.

Мирт нервно сглотнул, мучительно заставляя себя дышать мелко и медленно: от неожиданности он чуть не заорал, когда его поймали и утащили в темноту в пару рывков.

В поле зрения показалась рука, когтистый палец ткнул вперед, вынуждая его выглянуть между стеблей лиан туда, где он заметил предательскую тень. Мирт сощурился: на контрасте яркое золото закатных лучей резало глаза, бликуя на гладком, почти полированном камне. Но вот зрение чуть адаптировалось, и он смог заметить… клюв. Массивный, криво загнутый, серо-коричневатого цвета, длиной с его рост, он едва заметно выступал из-за поворота, теряясь в нагромождении камней. Клюв выступал где-то на уровне его головы, значит, таер опустила башку и крадется, вынюхивая дичь. Охотится. Ищет…

Его снова потянули, предлагая отодвинуться глубже. Дальше от эфемерной преграды хрупких лиан. Мирт послушно отступил: вход во своеобразную нишу широкий и просторный: таер легко просунет голову и достанет до сбежавшей добычи. Полупещера небольшая, мелкая и спрятаться в ней…

Легкая гибкая фигура проскользнула мимо него, замерев на мгновение на фоне светлых полос просвета лиан родным силуэтом. Саарион склонил голову чуть набок, в руке блеснул золотым бликом широкий листовидный нож.

–   Ты же не собираешься… – одними губами прошептал Мирт, холодея от догадки.

На полуосвещенном лице мелькнула улыбка, и нарим одним движением проскользнул мимо стеблей, легко запрыгнул на камни и стремительно метнулся по осыпающемуся нагромождению туда, где еще мгновение назад выступал массивный клюв самого страшного хищника этого региона планеты.

Сердце глухо бухнуло о ребра, Мирт мертвой хваткой вцепился в подаренное оружие, но остался на месте. Ждать. Сидеть и… ничего не делать, судорожно вслушиваясь в клекотание, раздавшееся из-за булыжников, перекрывающих поворот тропы.

Клекот сменился шипением, взвизгом, камни содрогнулись от удара массивной туши, визг, ор, удар, еще удар! Крупный камень, утратив равновесие, медленно начал заваливаться, съезжая по осыпающемуся склону от очередного мощного удара и утаскивая с собой замерший обвал. В поднявшейся пыли Мирт видел лишь мелькание огромной тени, слышал оглушительный пронзительный визг, рычащий клекот, но не мог рассмотреть, что там творится!

Тень метнулась вперед, к нему. В один прыжок огромная нелетающая птица, оступаясь и поскальзываясь на съезжающих камнях, перемахнула склон до его пещеры и… со всей скорости и силы врезалась в отвесную скалу, отскочила, загребая лапами, понеслась снова, врезалась опять, отскочила, но уже как-то вяло перебирая ногами и покачивая массивной головой со встопорщенным хохолком длинных синих перьев и раззявленным клювом.

Не сразу замерший человек понял, что тварь уже мертва. Она еще перебирает ногами, она еще бежит и готова убивать, но она уже убита, двигаясь на остаточных сигналах, еще курсирующих по странной нервной системе этого существа. А направляет ее хрупкий на вид наездник, крепко вцепившийся в жесткие перья хохолка и разворачивающий голову жертвы в нужном направлении.

Таер еще долго пыталась куда-то двигаться, рефлекторно раззевая клюв и перебирая когтистыми мощными лапами, пока, наконец, не утихла и не рухнула на камень. Казалось, от падения полуторатонной туши содрогнулись сами горы! На голову посыпалась каменная крошка и пыль, припорашивая голову, забивая глаза и нос. Мирт судорожно заморгал, стараясь не лезть в глаза руками, чихнул, закашлялся, словно с пылью хотел выкашлять удушающий ужас и позорный страх перед тварью, еще подрагивающей в остаточных судорогах перед ним.

Саарион соскочил с затылка жертвы лишь когда птица полностью перестала дергаться, а глаза затянуло третьим веком. Всегда есть риск, что вроде бы мертвая таер дернется в судорогах агонии и перекусит убийцу мощным клювом как соломину. Были случаи. Не раз сослуживцы Мирта гибли от уже убитой твари.

–   Она бы не ушла. – росс присел перед судорожно промаргивающимся человеком, ласково огладил по пропыленным волосам, стряхивая каменное крошево и сухие листья лиан. – У нее кладка неподалеку.

Мирт судорожно закивал.

–   Вставай. – мягкий голос тек успокаивающим потоком. – Скоро стемнеет окончательно, а я хочу еще достать нам ужин.

–   Не делай так больше, хорошо?

Саа усмехнулся, пряднул подвижными ушками.

–   Буду. Ты же знаешь.

Знает… Не первый раз просит, но каждый раз, когда он становится свидетелем подобного, сердце позорно сжимается от страха. Не за себя. За него.

–   Наверное, я никогда к этому не привыкну. – едва слышно проворчал Мирт, откладывая арбалет. – Я сообщу своим, что все нормально со мной.

–   Оборвал связь? – понимающе протянул нарим, обходя огромную башку.

Мирт кивнул. Саарион присел, приподнял одной рукой голову птицы, просунул руку с задумчивым видом, пошарил где-то у нее в основании клюва, подергал и после сильного рывка вытащил свой нож.

–   Почему именно туда? – тихо спросил боец, доставая планшет. – Почему не в шею?

–   Потому что это самка. – спокойно пояснил воин, вытирая нож о мягкие перья под клювом. – У самцов шея уязвима в диапазоне между третьим и шестым позвонком. Там, где идет изгиб позвоночника, который прикрывает длинный хохолок. У самок хохолок короче и более веерообразный, но и шея усилена и защищена костяными дугами, как и гортань. Её бессмысленно пытаться пробить в шею: ни один нож или меч не пройдет, да и пули не пробьют эти кости.

Про это они уже знают: на собственном опыте поняли, что у этих тварей часть внешнего костяка особо крепкая и даже взрывной наконечник их игольных пуль не может проломить защищающую внутренние органы костяную броню.

Когда они впервые столкнулись с таер в горах, из крупного отряда выжило трое. Они потеряли два варса и двадцать семь человек. От одной птицы, вышедшей из-за поворота горной тропы, достаточно широкой, чтобы ее приспособили под дорогу. Сперва они не верили, что птица, пусть и крупная, может что-то сделать с бронетранспортером, но когда эта тварь запрыгнула на крышу варса, одним рывком выдрала кусок брони и сунула башку прямо в салон, разом убив троих солдат…

Ту бойню Мирт не забудет никогда!

Ему повезло, что он как зэк сидел в хвосте машины под защитой орудийной башни. Ему повезло, что до него эта скотина не добралась: не заметила оцепеневших от ужаса пацанов, успела нажраться других и попросту ушла, когда заметила выше по склону других животных. Ему с братом повезло, что за ними приехала другая машина, отправленная, чтобы узнать судьбу конвоя, везшего зэков по контракту на новое место службы.

Им тогда просто повезло. Ему с братом и Бьюку. Но Бьюка съели ихтаны еще три года назад в начале осени, а они выжили.

Планшет в его руках мигнул, сообщая, что его всё ещё ждут: сигнал открытого канала связи нервно помаргивал индикатором отложенного вызова. Мирт вытер палец о куртку, ткнул в экран.

–   На связи. – хрипло выдавил он, включая видеорежим связи.

На той стороне оживились: раздались голоса, копошение, и громкий зычный бас громыхнул в ухо:

–   Что там у тебя?

Вместо ответа Мирт переключил вещание на заднюю камеру планшета и позволил сослуживцам увидеть огромный, усыпанный зубами мощный загнутый клюв, замерший всего в полуметре от его ног. Микрофон центра связи услужливо донес изумленный вздох и экспрессивную ругань нескольких голосов. В кадр попал и нарим, присевший у туши и деловито вскрывающий кожу на боку на месте соединения массивного внешнего киля и реберной клетки. Тем же ножом Саарион аккуратно вспарывал прочную шкуру, раздвигая и оголяя пласт темно-коричневого плотного жира.

–   Самка. – вновь переключив камеру, каркающе прокашлял Мирт. – Саа сказал, что у нее здесь где-то кладка.

Там воцарилось напряженное молчание.

–   Это же всего сорда четыре-пять от поста… – едва слышный голос Авалена.

–   Три и восемь примерно. – поправил Мирт. – Угадайте, на ком бы она пыталась откармливать выводок?

Мужики мрачно промолчали: не надо знать идеально повадки этих тварей, чтобы понимать, кто в горах самая легкая и доступная дичь. Мягкая, сочненькая, собирающаяся в крупные стаи в удобных для выводка разветвленных и просторных пещерах, пусть и не таких высоких, чтобы было удобно ходить взрослым самкам. Но это не важно: она пригнется. А в пещерах сочненькой дичи всегда тепло, сухо и комфортно. Идеальное гнездо…

–   Передайте новому командиру, что я вернусь завтра или послезавтра. – Мирт рвано выдохнул. – Может, удастся проверить тропу до первого моста. Если ее обвалило или на склонах окопались таер, я сообщу. Может, найдем еще какой-то проход в систему плато. Лето теплое, скоро начнут созревать ягоды…

Летний период перевалил середину, и в горах начали созревать многочисленные ягоды и плоды низкорослых деревьев. На плато, выше по склонам и дальше вглубь горного массива. Через декаду край им придется высылать разведчиков или отряд собирателей, если они хотят заготовить на долгую зиму ягод, плодов и диких овощей, чтобы не помереть от авитаминоза или каких-то болячек. Да и горных трав не мешает заготовить: иногда только их отвары с ягодными настоями помогали не слечь с простудами в лютых зимних морозах, от которых трещат горы.

–   Проверь и будь на связи.

–   Как обычно, Авален. – Мирт вымученно улыбнулся. – Вечером. Если пропущу три сеанса… ну, вы знаете.

На той стороне не было привычных смешков и пожеланий не пропадать: когда уходят надолго, да еще и на территории хищников, провожают в молчании и с надеждой увидеться. За эти года люди на посту стали весьма трепетно относиться к своим мелким традициям, научились прислушиваться к чужому чутью и верить в приметы. Они научились следить за поведением соседей по горам и по полету насекомых определять, когда начнется гроза и пойдет молниевый шторм, а когда их просто помоет летний ливень. Они смогли разобраться в поведении многочисленных животных и хищников. Научились их понимать. Наверное, потому до сих пор и живы при вечной жесткой экономии бесценных и… часто бесполезных боеприпасов.

–   На обратной дороге попробую добыть мяса. – Мирт сглотнул тугой сухой ком, все еще стоящий в горле. – Конец связи.

Отключив вещание, он еще какое-то время сидел и тупил, крепко обхватив планшет руками, стеклянно глядя, как нарим разделывает законную добычу. Потом встряхнулся, проморгался, достал чистую ткань, протер лицо и глаза: после случая с конъюнктивитом, едва не стоившего ему зрения, Мирт зарекся тереть глаза грязными руками или вообще совать в них пальцы. Понял с первого раза.

–   Саа… – тихо позвал он.

–   Да, самаари? – мягкий голос прошелестел под треск прорезаемой балони.

–   Мне надо проверить тропу к мостам.

Чернявый красавец улыбнулся, согласно опустил ушки.

–   С утра сходим и проверишь тропу. Она проходима до второго моста. Дальше только со снаряжением: просел пласт породы на кеда три в длину.

Три кеда… Это почти пять шунд. Много.

–   Совсем наголо обвалило?

Саарион покачал головой, вскрывая и отодвигая плотный жесткий жир.

–   Можно сделать настил и пройти. Или ввинтить крюки в стену.

–   У нас нет альпинистского снаряжения. – досадливо проворчал Мирт.

–   Так сделайте его. – укоризна прозвучала вполне отчетливо.

Ишон вздохнул, признавая правоту воина. Сделают. Куда они денутся… если хотят пройти на плато.

–   Других путей нет?

–   К мосту или на плато? – уточнил Саарион, иронично глянув на своего человека.

–   На плато. – тут же уточнил он.

–   Есть. Я покажу тебе. Завтра.

Завтра так завтра. Мирт примирительно поднял руки, показывая, что остальные вопросы подождут до завтра или до другого подходящего времени.

–   Помочь?

–   Да. Подержи…

Птицу разделывали они долго: успело стемнеть, когда они докопались до нежной печени и мягкий тканей, которые можно готовить, не рискуя получить кусок жесткой резины. На запах крови и мяса начали сползаться желающие пожрать, но зверье перетявкивалось на почтительном расстоянии, не рискую подходить к туше, пока у нее находились ее убийцы. Саа ненадолго отлучился в темноте, оставив Мирта охранять их поздний ужин и будущий завтрак. Отсутствовал недолго и вернулся, когда небо чуть посветлело от взошедшей серебристой луны, нагруженный сеткой с большими крапчатыми яйцами.

–   Они еще не начали вызревать. – пояснил он. – Бери мясо и пошли.

Мирт подхватил охотничий кулек из водонепромокаемого полимерного полотна, в который убрал вырезанную Саарионом добычу.

–   Темно уже…

–   Скоро взойдут луны. – Саа протянул ему руку. – Я проведу.

Неловко дёрнув плечами, Мирт взялся за ладонь. До сих пор, каждый раз ему стыдно за свою беспомощность. Стоит стемнеть, и он попросту слепнет, превращаясь в обузу. Последствия того давнего конъюнктивита и последовавших за ним осложнений, давних по зрению сильнее, чем он был готов признаться сослуживцам. Мирт никому, даже брату не говорил ни слова о том, как сильно упало зрение. Он не рассказывает, что без бинокля не видит толком тропу, а глаза ему спасает Саарион и те лекарства, которыми он его пичкает все лето. Только обещание саримара, что потом ему отремонтируют глаза, помогало не впадать в отчаяние от неотвратимо накатывающей слепоты.

 

* * *

 

Я лежала и ворочалась.

Сна было – ни в глазу. Мозг тупо не отключался, жуя произошедшее как тягучую тугую ириску, липнущую к зубам и вытаскивающую все пломбы вместе с нервами. Стоит прикрыть глаза, как перед носом щелкают острые зубы на вытянутой хищной коричневой роже. Испуганный мозг уже представлял нападение, красочно разыгрывал его в воображении и пытался меня пугать, чтобы я была осторожнее. Чтобы я боялась этих тварей. Но разум бояться мне запрещает.

Страх убивает вернее клыков, ножа и пули!

Мне нельзя быть слабой! Мне нельзя бояться! Мне нельзя позволять превращать себя в дичь. В жертву, которую можно безнаказанно гонять по лесу и охотить в своё удовольствие.

Нельзя!!!

Да, я слабая физически девка. Но я же маг! Я научилась делать плазму! Неужели я не смогу отбиться от каких-то животных???

Раскрыв глаза и отказавшись от попыток уснуть, я пялилась в темень пышной кроны. Где-то там дрыхнут мелкие крылатые куану, собираясь крупными стайками-семьями. Группы самцов, самочек и особей среднего полу дружно спят одним теплым комочком, отдыхая перед новым тяжелым днем, чтобы с утра начать вить новые коконы под кладку, пока их самочки и некоторые средние особи будут пировать на наливающихся сочностью и сладостью плодах. Отлаженный миллионами лет процесс выживания.

А ведь я от них не сильно-то и отличаюсь прямо сейчас. Мне тоже надо вить себе гнездо для жизни, чтобы мне было тепло и сухо, когда на голову начнет капать вода, чтобы не простыть и не стать кашляющей обузой для напарника. А заболеваю я очень легко…

Мне надо обустроить себе полноценное жилище. Насколько это в моих силах. А они очень круто расширились с раскрытием магии и, главное, с пониманием материализации. Не важно, что я могу сделать не совсем то, что надо: даже та белая полимерная ерунда может стать прекрасным крепежом, миской, корзиной, бутылкой и еще сотней полезных предметов обихода. Да я даже могу нитки такие делать! И смогу сделать себе нормальное убежище. Но как показали клыкастые хитрожопы, на земле строить – это быть съеденной ночью, так что… надо окапываться здесь как рассвет наступит.

Мысль споткнулась на слове «рассвет».

Зачем ждать рассвет?

Почему не сейчас?

Мысль ударила в голову тараном, выкидывая все страхи и сомнения.

Чем время прямо сейчас хуже утра? Я что, свет себе не сделаю? Сделаю. А то, что я могу привлечь чье-то внимание… Ну привлеку, велика проблема! Я ж человек, я ж девка! Меня ишон не пришибут, даже если они за каким-то надом окажутся здесь и сейчас и увидят мой свет на дереве. Это ж солдаты. Им нельзя вот так взять и пристрелить девку своего вида. А если они всё же что-то захотят сделать со мной… Ну, плазменные точечные сферы смертельны не только для зверья… и не только в воздухе в пустом месте их можно делать. В теле тоже можно…

Тихо фыркнув под нос, я села, потянулась, разминая ноющую спину. Еще недавно вгонявшее в сонливость истощение бесследно исчезло, я снова вырабатывала энергию как разогнавшийся реактор и часов через пять у меня возникнет проблема ее избытка, если я не выработаю ее перед сном.

Над моей рукой уже привычно и отработанно сворачивался неяркий бледный светляк. Ровное полотно энергии, окружающее меня подобно толще воды, уплотнялось, структурировалось ясно видимыми потоками и сводилось в единую замкнутую петлю по моей воле и по моему желанию. Как вести кистью по бумаге, создавая сложный и замкнутый узор мандалы. Всё как в этой сакральной системе узоров: точность геометрии равноудаленных от единого центра элементов. Петля за петлей разворачивались объемным цветком силовые нити, как-то легко и естественно вставая на свои места, пока в моем понимании эта система не обрела гармоничность. В какой-то момент последняя «восьмерка» легла в общий узор, все элементы раздвинулись до геометрической правильности и… вся система обрела стабильность отточенной функциональности, когда нет ничего лишнего и все элементы встали на свои места. Энергия вольно курсировала по петлям, выплескивая излишки в фон фотонным потоком видимого мне света нужного диапазона, а в месте единения, в самом центре системы импульсы соединялись, входили в резонанс и усиливались за счет окружающей среды.

Светляк набрал нужную светимость и поднялся над моей рукой. Красивый, аккуратный, совершенный, способный поддерживать сам себя очень долго, пока не иссякнет вложенная в него энергия или пока он не сможет подтягивать недостающее «топливо» извне. Второй такой же сформировался легко и быстро без лишнего осознанного контроля с моей стороны: я достаточно много их сделала за эти сутки, чтобы выработался автоматизм отлаженного процесса.

Хорошо.

Плазменные шары делаются совсем иначе и в восприятии больше напоминают клочкастую вату с кипящим центром активного процесса взрывного резонанса. Но прямо сейчас они мне на дереве не нужны.

Светляки яркими фонариками разлетелись вдоль верхней ветки, освещая мне мою будущую жилую зону.

Или…

Задумчиво осмотрев массивную ветку, уходящую несколькими развилками, я прикидывала, а стоит ли мне делать спальное место именно здесь, или оставить нижнюю ветку под технические нужны?

Надо посмотреть, что там на соседней ветке.

Дальше от ствола ветви начинают активно ветвиться на второй и третий порядок, и часть из развилок направлены во все стороны. Верхняя ветвь спускается к нижней, а от нижней вверх поднимается несколько массивных ветвей второго порядка. Так что мне мешает перебраться там? Вот дался мне этот столб! Дерево же здоровенное! Ветвь первого порядка тут почти метра три в диаметре у столба!

Подвесив за головой светляк так, чтобы он мне не светил в глаза, но освещал все вокруг, я пошла изучать мою гостеприимную ветвь, предварительно прихватив с собой моток веревки.

Нужная мне ветвь второго порядка, растущая под небольшим углом вверх нашлась метрах в пяти от столба и была достаточно толстая, чтобы в родном мире сойти за полноценное взрослое дерево. Она активно ветвилась на третий порядок и обрастающие ветки, и где-то на высоте шести метров пересекала массивную верхнюю ветвь и уходила выше, пестрея закрытыми в ночи крупными цветами, растущими большими гроздьями. Часть цветов на конце грозди уже отцвели и начали наливаться плодами. Если верить куану, они съедобны. Значит, у меня будет завтрак! Только выбрать надо поспелее и проблема голода перестает быть проблемой, пока я не обожру все дерево.

Переступая фрукты и закрытые цветы, я бодро лезла по удобной ветке наверх на свое вероятное новое жилье. Гладкая кора не травмировала руки, за ветки было удобно хвататься, босые ноги по ней не скользили, а толщина позволяла не бояться, что она треснет под весом моей откормленной на мирных харчах тушки, и я свалюсь вниз на радость клыкастым хитрожопам. Круглые листья тоже оказались гладкими и прохладными, размером больше ладони, с черенком, растущим чуть ниже трети листа из сеточки прожилок. Сам лист достаточно упругий и даже немного жестковатый, не мягкий, а больше схожий с плотным жилистым пальмовым листом.

Привалившись спиной к ветви и упершись ногой в развилку, я осматривала лист, прикидывая, где его могу использовать. Был бы крупнее, пошел бы на стройку. Но он и не мелкий. По размеру с лист кувшинки. Его уже можно использовать как минимум как небольшую тарелку или как кровельный материал для навеса.

В принципе, всё, что мне надо для стройки жилья здесь, я вижу прямо на этом дереве. Мне даже не надо строить навес: массивная ветвь, на которой я сейчас сижу, проходит сквозь развилку второй ветки первого порядка и уже создает мне удобную стену. А дальше вдоль продолжения основной ветви я вижу еще одну развилку, которую достаточно удобнее переложить более тонкими обрастающими ветками, и я получу почти готовый помост! Уже с листьями. Их только надо удобно разложить и переплести мелкие тонкие веточки.

Еще один шарик медленно поплыл вдоль выбранной ветки, позволяя мне рассмотреть внимательнее приглянувшееся место. И правда… Три развилки почти подряд на ветви второго порядка – прекрасное место для широкого и крепкого помоста, который я могу сделать из тонких стволов молодой поросли в подлеске. Дальше эти ветви ветвятся на третий порядок и на обрастающие листьями веточки, каждая из которых в мою руку.

Прекрасно!

Выбравшись на основную ветвь, я развесила новые светляки и, закатав рукава рубашки, приступила к… разметке моего нового дома. Иллюзиями. И практика, и тренировка, и планирование.

На широкую ветвь лег иллюзорный помост, наглядно показывая мне, где надо начинать изгибать посильные мне ветки, а где его можно чуть расширить. Прозрачная, едва видимая стенка ограничила будущий крытый домик. С ним будет сложнее, всё же дерево – не ровный пол, но места между ветвями достаточно. Здесь – поднять ветвь, здесь – нагнуть, и вот уже можно получить опору под что-то вроде столика. А тут можно сделать лежак. На удобной развилке третьего порядка, если переплести более тонкие обрастающие веточки. А здесь будет место под склад. Дальше в бок. А еще…

Фантазия разгулялась как-то сама собой, и я уже мысленно примеривалась к новому удобному домику. Всего-то делов это всё согнуть, поправить и так далее. А если ветка почти неподатливая для рук, то, может, удастся сдвинуть магией? Как-то… Или перекинуть веревки и подвесить груз? Чтобы согнуть или сдвинуть…

Мысли виляли, а руки уже делали. Первым делом – перестелить провалы, если это можно сделать просто и быстро. За ветку, изгибая, порой, до треска, пропихивая между развилками, поправляя тонкие веточки и пышно растущие листья. Сперва – плотную стенку там, где ее легко сделать. В месте, где удачно сошлись ветвь второго порядка от нижней основной ветви и ветви третьего порядка от той, на которой я стою. Немного сдвинуть и хорошо. Теперь – сплести вместе и отлично. В плотном переплетении почти не осталось крупных зазоров. Потом только натянуть какую-то циновку и получить ровную закрытую стену, чтобы не продувало ветром. Или вообще потом пленку натянуть.

 

Когда появилось дело, время полетело как курьерский поезд. Исчезли из головы все страдания, психи и страхи. Не до них стало. Всё место заняла стройка на дереве. Как когда-то в детстве мы строили себе домики и шалаши на массивных ивах и черешнях, обустраивая такие комфортные норы, что в них было удобно даже во время летних ливней. Я пока обходилась без гвоздей и досок, переплетая ветки и готовя место для чего-то более рукотворного. Как и в детстве первый этап – это подготовка удобного места и как можно больше использовать само дерево. Вот уже образовался будущий лежак из переплетенных подобно корзине обрастающих веток, с которых я не стала сдирать листья, а развернула их и аккуратно вытащила наверх. Получился плотный «коврик» из круглых листиков. Теперь наверх накидать чего-то помягче вроде стеблей илиса и будет мягкое место для сна. Главное, оно крепкое! Оно не сползет, не обвалится, из этого домика не повыпадают гвозди, а листья не отсохнут, потому как я не ломала ветки. Зачем? Они длинные как у ивы, но не такие гладкие и эластичные. Вот грозди с плодами из-под лежанки я отодрала и скинула вниз. И вообще пообдирала их на месте будущего дома, чтобы не привлекать насекомых и прочих любителей вкусно покушать.

Как-то незаметно небо начало светлеть, а в руках вновь появилась гудящая тяжесть. Я снова увлеклась интересным и полезным делом, не заметив, как мимо меня пролетела самая темная часть начала ночи, а на небе появились три луны, заливая мир цветастыми лучами. Только огромной золотой луны пока еще не видно, но она скоро взойдет: вот как горизонт окрасило призрачным золотом. Это не розовые краски зари и близящегося рассвета. Это – начало восходя огромной луны!

С этой ветки, зайдя дальше, я могу это увидеть: крона здесь с просветами и мне видно небо и даже кусок равнины, над который начнется восход луны.

Я стояла и ждала, глазея в яркое зарево восхода, призрачно вызолотившее бесконечный океан травы. С такой высоты и с такого расстояния она перекатывалась под легким ветром подобно волнам на воде, темнея пятнами крупных стад. И вот вдали показалась яркая точка поднимающегося острого серпа. Золотого и яркого.

Луна поднималась медленно. Знаю, полностью взойдет огромный серп только к рассвету, но… до чего же это красиво! Три цветные луны в небесах дают яркий свет, расчерчивая мир на свет и тьму, а там, в черном звездном небе яркой изогнутой острой косой поднимается золотое чудо гигантской планеты. Прохладный ветерок доносит ароматы трав и цветов, воздух уже насыщен влагой, которая вскоре росой омоет равнинные травы. Рядом пахнет сочная кора и созревающие плоды. Листья чуть слышно шелестят над головой. И никакого смога, гари, вони и пьяных возгласов за окном!

Прикрыв глаза я наслаждалась этим временем. Этим чудесным моментом в дикой природе незнакомого мира. Пусть у меня внизу в кустах засели хищники, надеющиеся меня сожрать, а скоро на голову может политься холодный дождь, но прямо сейчас я люблю эту планету!

Чарующие мгновения истаивали в колкости в ногах, в холодке, коварно вползающем мне в открытые руки, в шероховатости коры под босыми ногами, напоминая, что мне пора бы хоть что-то закончить и устроиться, все же, отдыхать, потому как скоро начнется рассвет и над головой куану начнут свой привычный галдеж. А когда поднимутся из океана два солнца, мне надо будет идти разбираться со своими конвоирами.

В общем, пора заканчивать этот этап работы и устраиваться спать.

 

Вещи я поднимала напрямую с ветки на ветку по веревке, решив не тащить сумки и боксы нахоженным путем. Потом, когда чуть обдеру лишнюю листву и сделаю ту ветвь более удобной, тогда – другое дело. Но это всё будет завтра. Или послезавтра. А пока я подняла сумку с вещами и плед с подушкой, которую еще пришлось на какое-то время оставить развернутой, чтобы пористый материал насосал воздух и распрямился из тощего блина. Поглядывая на это чудо наримского производства, я устраивала себе лежанку. Проверила, чтобы ничего мне не втыкалось в бок или в спину, чтобы веточки сидели плотно, и я не провалилась посреди сна в дыру, если вдруг они разъедутся или распрямятся, натянула над головой простыню и уложила сложенный втрое толстый плед. Укроюсь тем пончо. Сейчас не настолько холодно, а с утра я займусь сбором травы и стеблей речного камыша.

Устроившись с относительным комфортом, я еще долго не могла уснуть, всматриваясь в ночное небо. Не могла перестать думать. В голову лезло всякое, мысли скакали без всякой системы с бытовых дел на личные переживания, страхи, планы на будущее и на болезненную для меня тему воспоминаний и того, что я обычно вижу во снах. Раньше я не могла удержать в памяти то, что я делала. Знания истаивали, исчезали, оставаясь бледным фоном теории и смазанных образов, но сейчас, когда напарник отслеживает моё состояние и мои сны, есть шанс вспомнить нормально. Возможно, после того, как я увидела символы вживую, а в голове пронесся информационный поток, я буду помнить.

Закрыв глаза, я принудительно успокаивалась, медленно вдыхая и выдыхая воздух. Потихоньку мысли переставали скакать по извилинам, нервяк и неестественная бодрость уходили, накатывала усталость и сонливость. Уже засыпая, я мысленно вернулась в то самое воспоминания, вновь ярко и четко воскрешая перед глазами белесые стебли сухира, раздвигаемые моей же тонкой бледнокожей ладонью.

 

* * *

 

Непроглядная для его глаз тьма истаивала в свете взошедших лун. В сплошном мраке проявились горы черными изрезанными силуэтами, он увидел камень тропы под ногами, по которой его вел за руку нарим. Еще он увидел обрыв совсем рядом со своей ногой: черный провал оскалился крошащейся породой и бездонной тьмой в недрах одного из ответвлений Ущелья Топора.

–   Уже видишь? – тихий голос успокаивал взбрыкнувшие нервы.

Мирт коротко кивнул, прикрыл глаза, чтобы не смотреть под ноги. Иногда частичная слепота при полном доверии к сопровождающему удобна: не видишь, вдоль чего ведут, не нервничаешь и не оступаешься на узкой тропке, посильной разве что горным животным и лишенному страха высоты россу.

–   Не знал, что ущелье в этом месте проходимо. – хрипловато прошептал Мирт, медленно выдыхая и успокаиваясь. По тропе его ведут уже давно и скоро будет сход на площадку небольшого скола скал и оттуда можно будет по хребту подняться к стоянке Саа.

–   Я прокинул мосток. – улыбку он не видел, но ощутил ее в интонации.

–   Хорошо, что я этого не видел.

Тихий смешок был доступным ответом.

–   Я тогда просил тебя идти семенящим шагом, ставя ноги по линии.

Этот момент Мирт помнил, но тогда он пощадил свои нервы и не стал допытываться, через что они переходили. Так его просят идти только через самые узкие и опасные места, когда боящийся высоты мужчина предпочитал прикрывать глаза и просто верить на слово. Но работало это только когда рядом был Саа. Во всех остальных ситуациях приходилось справляться как-то самому.

–   Знаешь, что я ненавижу эти горы? – флегматично спросил Мирт, перешагивая разлом.

–   Я знаю, что ты боишься высоты. – ирония плеснула отчетливее. – Горы ты любишь. Тебе в них спокойнее, чем в родном городе.

Места для иронии было и правда много. Мирт ненавидел родной город тихой, но лютой ненавистью, как ненавидел вершину общества, в которой некогда вращался. Причины были. Объективные, простые, приходящие до сих пор кошмарами во снах. Раз за разом ему снился один и тот же кошмар: он не успевал поймать падающий скальпель или липкое от его же крови лезвие выскальзывало из слабеющих пальцев и падало на каменный пол. Один-единственный кошмар год за годом не давал покоя. И понимание, что жизнь и здоровье брата зависели от трех секунд промедления и точности броска того скальпеля. Всё остальное — боль, убийства, заключение, лечение, суды, психиатрическая тюремная клиника, тюрьма, контракт и весь ад тренировочного лагеря, предшествовавшего отправке на Корромин — меркло перед этим воспоминанием и точным броском липкого от застывающей крови скальпеля.

–   Ты прав. В горах спокойнее.

Тропа резко свернула, обходя выступающий камень, разговор на время подвис, пока Мирт, прижавшись спиной к скале, медленно проходил опасный участок. Ступенька тропы почти обрушилась со временем, оставив места на одну ногу, и то, мысок ботинка выступал над неровным краем. Самый опасный участок, через который приходилось проходить каждый раз, как он навешал Саа на его базе.

–   Когда-нибудь ты сможешь ходить по горам как я. – тихий голос едва слышался в биении крови, стучащей в ушах подобно отбойному молоту.

–   Я никогда не стану настолько сильным и ловким, чтобы ходить по этим сраным горам как ты. – выдохнул человек, всей спиной льня к спасительной скале.

–   Станешь. – сильная рука рывком дернула его на себя, перетаскивая в безопасность.

Привычный ответ «если доживу» в этот раз Мирт не озвучил: настроение отчего-то сильно просело в фатализм и какой-то унылый пессимизм, всё сильнее и ярче разливающийся в среде сослуживцев последний месяц. Эти настроения окутывали форпост подобно погребальному савану и убивали всякую надежду вернее любых сообщений о потерях и замолчавших навсегда соседях. Никто уже не верил в хороший исход их службы на этой планете, вот только смелости признать это вслух пока не хватало.

Саарион подхватил мешок с яйцами, вручил ему кулек с мясом и жестом пригласил следовать за ним. До базы оставалось чуть меньше полукилометра.

–   Знаешь, что нам прислали пополнение? – задал вопрос Мирт, когда заросший лианами склон показался в поле его зрения.

–   Видел приземляющийся корабль. – Саарион раздвинул липкие стебли, жестом предлагая ему проходить внутрь. – Думал еще, сбить или нет.

Мирт хмыкнул.

–   Привезли что-то полезное? – полюбопытствовал нарим, проскальзывая мимо него и вновь беря за руку: в туннеле царил непроглядный мрак.

–   Немного консервов и осенние шмотки с комплектами снаряги.

–   У вас же есть сезонная смена. – искренне удивился воин.

–   С новичками. – пояснил Мирт. – Всё равно половина перемрет еще до начала ливней, а так хоть запас будет.

Сезон дождей по их расчётам должен как раз начаться в течении полутора декад. А за это время станет понятно, кто из новичков гарантированный покойник, а кто останется с ними до конца. До которого именно — старались не думать и эту тему поднимали только совсем уж от безнадеги и в зимний период, и без того богатый на негатив и дурные вести.

–   Ваш оптимизм в этом сезоне рано закончился. – произнес воин.

По команде с имплантата включились небольшие лампы, приклеенные вдоль стен, заливая довольно просторную пещеру ровным бледным светом. Мирт поморгал, прогреб пыльную голову, осмотрел знакомую обстановку и уверенно пошел к продуктовой зоне.

–   Ну так и вы раньше корабли снабжения не отстреливали. – резонно заметил он, кладя мясо на импровизированный стол. – Поставки и в лучшие времена были не слишком щедрыми, а теперь так совсем…

Какое-то время он молчал, мрачно глядя на добытое мясо. Дичь же для обитателей сытых и комфортных крупных баз. Там бойцы не знают, каково на вкус местное зверье. Им не приходится каждый второй день выходить на охоту, чтобы не сдохнуть с голоду зимой, сожрав летом все запасы. Зимой на высокогорные базы не нападают ихтаны: они там не водятся и на пики не поднимаются. Да и таер, которые ихтанами зимой питаются, там тоже нет. Но это там, в центре горного массива в безопасности отвесных скал на вершине мира. Но не здесь, всего в сорде над уровнем океана. Здесь водится всё, что вообще живет в горах.

–   Нам не привезли медикаменты. – тихо произнес мужчина.

Отказ поставить лекарства — как скрытый приговор. На них не хватило… На них сэкономили. Или их уже списали в расход и не собираются изводить бесценные медикаменты на гарантированных смертников.

–   С этого всегда начинается. – голос сел до шепота. – Когда на форпостах начинают бунтовать или кто-то из заключенных устанавливает свои правила, их бросают без обеспечения. Не сразу… Но первыми перестают привозить лекарства и боеприпасы. Как нам.

–   Вам и боеприпасы не привезли? – уточнил Саарион, подходя.

Мирт нервно дернул плечом.

–   Три ящика обычных пуль насыпом. Даже не бронебойных и, тем более, не взрывных. Толку от них, если даже панцирь каменщика не пробьют.

–   Ихтан они пробивают. – укоризне мелькнула бледной тенью.

Ишон поморщился.

–   Пробить-то пробьют, но пока остановят, эта паскуда сожрет стрелка. Пули — игольные, да и калибр не такой и большой. Они хороши против мягкотелых разумных, но не против зверья!

Саарион тихо фыркнул, но согласился с мнением человека.

–   Для подствольников тоже зарядов не прислали. – после небольшой паузы добавил Мирт. – Пайков зато привезли четыре ящика. На нынешнее население хватит примерно на декады две, если урезать норму вдвое. Но мы просили не пайки, а весовые крупы и соль! Но соль добыть мы можем: спустимся в пещеры, там есть место, где соль можно добыть почти в чистом виде. Без специй, напитков и витаминов мы тоже переживем: парни собирают травы на склонах и скоро группа отправится на побережье. Планируем встать там на весь период дождей и на декады четыре после него, чтобы заготовить всё нужное на зимний период. – он повернулся, болезненно смаргивая слезы, выступившие из-за рези в глазах. – Полагаю, когда информация про уничтожение кораблей снабжения будет подтверждена, мы можем вообще забыть про поставки.

Мирт терпеть не мог жаловаться Саариону на очередные невзгоды, преследующие его форпост, но как-то так получалось, все новости так или иначе касались очередных подстав от командования. Это в первый его год службы на крупной базе еще было нормально, а как перевели в Ущелье Топора, так все и началось. Уже тогда форпост испытывал трудности со снабжением, поскольку топливо для генераторов — не тот ресурс, который обычно поставляется по спискам и про особенности состояния энергоцентрали именно УТ-11 частенько забывали даже когда форпост еще не стал отстойником для неудачников.

–   Насколько плохо с медикаментами? – в мелодичный голос вкралась тревога.

Мирт повернулся, устало прикрыл разболевшиеся глаза.

–   Сложнее всего с антибиотиками и обезболивающим. Они уходят быстрее всего, но их можно заменить местными веществами. Хоть как-то. Проблема в чистых веществах вроде адреналина и инсулина. Инсулин нужен нашему технику. Плохо с запасом капель, мазей и, особенно, с сильнодействующими веществами. Наш врач готов удавиться за каждую ампулу и капсулу, предпочитая кормить своей бормотухой, которую варит в одном из пустых складов из трав, ягод и какого-то животного дерьма. – мужчина устало вздохнул. – С антиаллергенными средствами тоже хреново. Половина поста скоро начнет страдать удушьями, как только эта синяя паскуда зацветет по скалам по осени.

–   Используйте отвары против аллергии. Я покажу, из чего их можно делать. – Саарион вздохнул, помялся и тихо-тихо добавил: – Есть нужные вам растения в подземном биоме в глубине пещер. Но туда спускаться… опасно.

–   Если лекарства закончатся, нам придется идти в пещеры. – хриплый голос стал мрачным и тяжелым. – Сам знаешь, Саа, зимой из-под снега ничего не достать.

–   Саримар! Там опасно даже для нас! – с нажимом в голосе произнес невысокий нарим. – Но я схожу туда и принесу вам образцы, в которых вы найдете нужные вам вещества. Чтобы вы знали, что искать и не спускались глубже, чем необходимо.

Мирт растерянно приоткрыл рот, но проглотил возражения: принятое решение Саа редко менял, если на то не было предельно серьезных причин. Да и к его предупреждениям относится серьезно не только сам Мирт, но и все его сослуживцы.

–   Пойдем. – воин аккуратно потянул его за руку. – Умойся, приведи себя в порядок. Завтра выйдем к середине дня, когда снимем повязки.

Мирт неловко кивнул и пошел в дальний угол извилистой длинной пещеры, куда выходит тонкий ручеек воды из подземной реки. Пока умывался и промывал от пыли и грязи волосы, старался успокоиться, чтобы его не пичкали лишними лекарствами, но так и не смог выкинуть из головы тяжелые мысли. Последние дни все разговоры в столовке крутились вокруг заготовок на зиму и предполагаемых поставок свеженького мяса вроде того, что выгрузил им днем транспортер с главной базы. К концу лета как раз начинаются перетасовки личного состава, и командиры баз скидывают проблемных подчиненных туда, откуда их не переведут обратно волей вышестоящего по званию. Но каким образом к ним попал аж полноценный сораг? За что его сослали? Что такого он сделал, раз его выкинули из главной базы и направили в «отдаленный регион, в котором продолжаются боевые действия и прямые столкновения с противником»?

Таких форпостов как УТ-11 было около шести. Тех, куда ссылали неугодных и тех, от кого хотели быстро и гарантированно избавиться зубами и клыками местного зверья. Ущелье Топора даже не было самым опасным, потому как главный приз за число убитого народу уверенно держал форпост ИЗ-18, располагающийся в семи сордах отсюда на месте слияния трех крупных горных хребтов рядом с Пиком Мира — высочайшей горой всего массива, чьи три вершины возносились в небо на двадцать три сорда. Это была самая высокая гора, о которой Мирт только слышал. Ее видно даже отсюда, хоть и смутно из-за разделяющей их толщи воздуха. Но она возвышалась над горизонтом и ярко блестела на рассвете и закате.

Вот там по рассказам — настоящая задница! Гарнизон полностью заменяли четыре раза после почти поголовной гибели всего прошлого состава. Это не считая регулярную убыль бойцов как из-за действий россов, так из-за «агрессивной окружающей среды» и «пересеченной местности», как любили писать в отчетах. Со скал там сорвалось и разбилось за прошлый год больше, чем в УТ-11 за все время. Но форпост стоит в важном месте и вроде как контролирует въезд на перевал, ведущий в огромное высокогорное плато, где располагалась когда-то самая крупная база. Но ее вырезали еще в прошлом году, а ИЗ-18 остался и продолжает убивать народ. Как и УТ-11, разве что не так активно. Хотя и здесь ежемесячно гибнет десяток-другой новичков. Но еще весной корабли с пополнением приходили довольно активно, по два-три в месяц, так что командование не испытывает сложностей с живой силой, благо, на планету щедро отсылали людей под эгидой войны с чужаками и вероятными завоевателями, готовыми вторгнуться на территорию Федерации.

Что там вещают сейчас политики, Мирт не знал: новости с Метрополии давно не приходили в УТ-11, но появление новичков дает шанс по возвращению разжиться новыми сплетнями. Если их начнут разбалтывать из любопытства, а не будут сохранять полуторадекадный «карантин», который естественным образом отсеет смертников и идиотов.

Вытерев насухо голову, Мирт хмыкнул, подхватил влажное полотенце и вернулся в обжитую часть пещеры, где Саарион уже успел разложить оборудование и распаковал бокс с лекарствами.

–   Раздевайся и ложись. – воин указал на застеленную кровать. – Вещи я потом уберу.

После всех процедур ему нельзя будет вставать, психовать, нервничать или напрягаться какое-то время. Сейчас – ночь, но, скорее всего, Саарион не даст ему спать до самого утра, чтобы ночные кошмары не привели к осложнению после всех… процедур.

–   Будешь опять мне рассказывать байки всю ночь. – Мирт улыбнулся, расстегивая замки на амуниции.

–   Буду. – Саа развернул портативный медицинский комплекс. – Днем отоспишься.

–   Днем мне надо проверить тропу.

–   Проверишь. – нарим усмехнулся и язвительно добавил: – Следующим.

Привычный обмен мелкими колкостями, позволяющий немного расслабиться и успокоиться перед неприятной, хоть и безболезненной процедурой на глазах. Быстро раздевшись, мужчина лег ровно, вытянув руки вдоль туловища. Саа его укрыл, чуть ли не замотав в теплое одеяло, погладил по голове.

–   Готов?

–   Ты же знаешь, я всегда не готов к тому, что ты будешь копаться в моих глазах непонятным агрегатом, в пещере, и чинить мне зрение «на коленке». – проворчал Мирт.

Черноволосый красавец тонко улыбнулся, поднял шприц, показал.

–   Надо?

Мирт скосил глаза. Успокоительное и мышечный релаксант.

–   Пока нет.

–   Потом будет поздно. – укоризненно произнес росс.

–   Обойдусь.

В ответ тот лишь развел руками.

–   Как скажешь, самаари. – когтистые пальцы ласково огладили по щеке. – Не шевелись.

Мирт промолчал: Саа не требовались ответы, а он никогда не спрашивал, что случилось с ним после того конъюнктивита, вызвавшего сильное заражение, лихорадку и едва не сведшего его в могилу, а его саримар не рассказывал, предпочитая беречь нервы и психику своему человеку.

Вокруг головы встали опоры странной конструкции, щелкнули зажимы, крепко фиксируя ему голову. Мирт смотрел куда-то в центр устройства, широко распахнув глаза. Пока Саа его только проверит, чтобы оценить состояние.

Засветилась неяркая лампа, Саарион склонился над ним, прильнув к окулярам. Разговоры, шуточки и прочее закончились до конца процедур. Его задача – молчать, смотреть прямо и стараться не моргать, пока на глазное яблоко мягко ложатся фиксирующие рамки.

Самая неприятная часть всего процесса…

В этот момент Мирт старался не думать ни о чем. Не вспоминать про проблемы, про задание, про насущные дела, позволяя себе только спокойные и приятные воспоминания о совместно проведённом времени, на которые не реагирует предательски организм. О беседах, о рассказах про этот мир о про огромную Империю, раскинувшуюся где-то там, далеко за границей известной ишон области пространства.

 

За воспоминаниями время летело легко и быстро, позволяя не обращать внимание на мелькание каких-то инструментов перед глазами. Наверное – перед ними. Мирт не хотел думать, что эти инструменты могли быть внутри его глаза. Не сейчас. Не во время работы его самаари. Об этом он подумает потом и, возможно, когда-нибудь наберется смелости узнать, что с ним происходит и почему в этом сезоне Саарион притащил это сложное и явно специализированное устройство, если раньше хватало одних лекарств.

Время текло хоть и незаметно, но операция ощутимо затягивалась, хоть Саарион не проронил ни слова, никак не показывая тревоги и ничего не комментируя. Мирт терпеливо ждал, пока, наконец, не погас свет, а на глаза не упали капли теплого раствора.

–   Я закончил, самаари. – тихий голос чуть заметно подрагивал. – Сейчас все уберу.

Сборка оборудования, снятие фиксации с век и все остальное заняло времени больше, чем установка: после вмешательства в глаза Саа был особенно осторожен и аккуратен.

–   Закрой веки и постарайся лишний раз не моргать, не двигать головой и не шевелить зрачками какое-то время.

Мирт послушно закрыл глаза. Ощущалось какое-то странное онемение и чуть заметно всё ныло, словно внутри глаз поднялось давление. Нестерпимо захотелось потереть глаза. Настолько, что пришлось вцепиться в простыню, чтобы не поднять руку и не потянуть ее к лицу.

Вокруг головы исчезло натяжение: Саа убрал оборудование и теперь его складывает. До обострившегося последнее время слуха доносились легкие щелчки и стук складываемого прибора. Потом в руку кольнул инъектор. Как всегда в конце лечения.

–   В этот раз я тебя задержу немного дольше. – кровать чуть прогнулась: нарим присел рядом. – Глаза разрешу открыть только завтра к ночи.

Мирт молчал: Саа иногда запрещал ему говорить первое время после… процедур. Назвать произошедшее операцией было отчего-то страшно.

–   Не переживай, я все сделал. – на закрытые веки мягко легла прохладная влажная ткань. – Этого должно хватить до начала осени. Потом – сделаю еще вмешательство и дам тебе лекарств на зиму. В этот раз я прошу принимать их точно по графику без каких-либо задержек или отклонений.

Только знание, что ему нельзя психовать, позволили сохранить спокойствие, хоть сердце предательски бухнуло о ребра: слова саримара говорили об ухудшении…

–   Насколько плохо? – голос всё равно предательски дрогнул.

–   Ничего необратимого с нашей медициной. – теплая ладонь невесомо коснулась лба.

Если ему не приказали молчать, то говорить можно. Короткими фразами и не повышая голоса.

–   А с нашей?

Саарион промолчал, ладонь исчезла со лба, а на закрытые глаза легла плотная повязка, прижимая влажную ткань.

–   Придется терпеть повязку чуть дольше обычного.

–   Саа. Ты не ответил. – мелкая дрожь в голосе пропала.

В тишине пещеры тихий вздох показался каким-то особенно тяжелым, неприятно оттенив уклончивый размытый ответ:

–   Когда до тебя дойдет очередь у ваших врачей, нечего уже будет восстанавливать.

На душе стало как-то пусто и тихо, словно разом оборвалось последнее, что еще держало его в родном государстве. Саарион прав: если его и заберут каким-то чудом с этой планеты, он всё равно попадет в тюремный военный блок. А там не сильно будут переживать за его здоровье, если он совсем уж в судорогах не упадет, пуская кровавые пузыри изо рта или носа.

Кому какое дело до его проблем с глазами? Кого это вообще волнует, чтобы тратить на него деньги добропорядочных и законопослушных налогоплательщиков? Ему даже не позволят воспользоваться остатками состояния его семьи, пока он не пройдет все комиссии, суды, не получит оправдательный приговор по результатам военного следствия по поводу его выполнения или невыполнения контракта. За это время пройдут все сроки, и он гарантированно ослепнет. Про то, как вся эта волокита скажется на и без того шаткой психике Динана, Мирт старался попросту не думать.

–   Умеешь ты красиво и мягко подавать дерьмо жизни. – проворчал, едва заметно сжимая губы: веки начало покалывать, а в уголках глаз появилось едва заметное то ли жжение, то ли просто чесотка.

Вместо ответа его снова погладили как калечного зверька.

–   Саа, мне глаза жжет в уголках. – тихо прошептал Мирт, чувствуя, как начали выделяться слезы.

–   Я знаю, самаари. Потерпи. Скоро прекратится.

Мирт устало выдохнул, смиренно терпя все неудобства и откровенную, дикую чесотку от жжения. Веки покалывало сильнее и сильнее, доходя до нестерпимого зуда. Саарион что-то делал рядом, возился, немного гремел каким-то оборудованием. Знакомая сильная ладонь легла на плечо, прощупывая мышцы. Раньше такого саримар не делал, и все это тоже не радовало. По плечу поелозила мокрая ткань, разнесся резкий запах обеззараживающего состава и почти без паузы в плечо что-то вкололи.

–   Не шевели рукой.

В месте укола разливалось жжение, перебивая даже резь на глазах. Это точно что-то новое. Жгло так, словно под кожу влили раскаленный металл, и за этим Мирт не сразу заметил, как Саа развернул его руку сгибом локтя вверх, протер кожу, но сам новый укол оказался вполне ощутим. Как и возня с липучками и эластичными бинтами.

–   Ты поставил катетер? – уточнил Мирт.

–   На сутки примерно. – тут же ответил Саарион. – Мне понадобится вводить внутривенно лекарства через небольшие промежутки.

–   Мне начинать нервничать? – едкая колкая мрачная ирония проскользнула в голосе.

–   Тебе вообще нельзя нервничать. – серьезно ответил росс. – Пока я не сниму повязки и не проверю еще раз глаза.

С каждым новым действием это сделать становилось всё сложнее. Особенно после того, как новые мелкие уколы тончайшей иглой были сделаны в лицо ближе к виску и чуть ниже нижнего века.

–   Отдыхай, самаари. – прошептал родной голос.

–   Мне можно поспать?

–   Нет. – тут же отозвался нарим.

В голове странно плыло, по лицу разливалось онемение и непонятная холодящая легкость, словно последние два укола были местной анестезией.

–   Тогда… расскажи мне что-то. – непослушными губами прошептал Мир.

–   Обязательно. – рядом раздалось какое-то копошение.

Саарион присел рядом, снова погладил по голове. Мягкий мелодичный голос начал рассказ о родном для него Великом Доме нарим, живописно и образно описывая красоты родного мира и порядки, привычные красивому невысокому мужчине из странного народа, столь отличного мировоззрением, культурой и привычками от соседей.

Под этот журчащий голос, текущий подобно прохладным водам горной реки, Мирт провалился в странное полуобморочное состояние, когда он вроде как еще бодрствует, слышит рассказ, но всё вокруг подобно туману, в котором есть только голос и яркие картинки древней и любимой своим населением планеты, куда его когда-то давно обещали привезти. В этом тумане тонула жгучая резь в глазах, жжение в плече и ощущения тела, оставляя ему только родной голос и уверенность, что всё будет хорошо.

 

* * *

 

От злости и яркой ярости белело перед глазами.

Я слушал, как они обсуждают будущую жизнь деревни, оценивают каждого из нас, решают за нас и бесился. До меня еще не дошли, но… Я злобно засопел, встал со своего места на мелком пеньке. Старейшины замолчали. Думали, я буду что-то говорить или как-то оправдывать своего собрата по кладке?

Нет. Не буду!

Замерев, я всматривался в их лица. Испуганные, осунувшиеся, острые. Старейшины всё еще красивые. Они даже не старые! Не так долго они живут! Они тогда сбежали молодняком из старой деревни. Просто выжили в походе, когда всех более старших съели звери или убили другие. Помню, здесь была стычка за право владения этими скалами. Но мы с Сиха это пропустили: тогда еще мелкие были, осторожные и не выходили к непонятным и незнакомым сородичам. Еще думали, надо ли туда идти или лучше вернуться домой, к нашей пустой деревне.

Надо было не приходить сюда и сразу возвращаться!

–   Тассаахи, ты хочешь сказать слово Старейшинам? – спросил самый старший из них.

Шурха. Последний из взрослых, которые тогда покинули деревню. Он совсем сдал последние сезоны. Болезни превратили его в немощную развалину, но право власти у него осталось как у самого старшего и мудрого. Но есть ли в нем мудрость, которую дает опыт? Шурха почти не выходит из деревни. Откуда у него будет этот опыт?

Я покачал головой, мрачно осматривая это собрание. Они меня не выгонят: я хороший добытчик, удачливый охотник и я от них ничего не прошу. У меня всё своё. Тогда почему я должен согласиться с их решением и выкинуть своего Сиха за деревню? Только потому, что они так решили?

А кто они мне, чтобы они могли решать, будет жить мой Сиха или нет? Они нас не кормят. Всю еду для нас добываю я. Так почему они решили, что могут своим словом выгнать одного из нас наружу? Почему я должен им подчиниться, если я живу сам?

Я им ничего не должен!

–   Я ухожу.

Наверное, они ждали, что я буду просить за Сиха. Они могли бы даже милостиво позволить ему остаться, но я за это должен буду отдавать часть добычи в деревню на прокорм старейшин и других важных для них сихьин.

Не дождетесь!

–   Тассаахи! – воскликнул Яссами. – Ты хочешь покинуть деревню? Уйти в дикие земли и остаться без укрытия и защиты?

Так он теперь говорит? Остаться без укрытия и защиты? Какая тут может быть защита? Пусть сами сидят в своих норах и жмутся по щелям под светом дня!

–   Я сказал свое слово: я ухожу из деревни.

Добавлять что-то я не захотел. Будут уговаривать и настаивать, чтобы я остался. Я сильный, быстрый, ловкий. Я мог бы дать хорошее потомство… которое бросят при первой угрозе.

Ну их!

Выйдя из большой норы, вход в которую прикрывала узорная, крашенная соком занавесь из сухира, я пошел в свой угол. Сиха наверняка там. Он всегда сбегает в нору, когда ему страшно. Ему сейчас должно быть очень-очень страшно, ведь его… выгнали из деревни как бесполезного и слабого!

Его! Выгнали! Из деревни!!!

Хотя я его кормлю, я приношу нам припасы и провизию! Мы сами себя обеспечиваем, но его всё равно выгнали как нахлебника!

 

До норы я дошел, шипя от злобы. Отодвинул плетенную дверь, которую для нас сделал Сиха из стеблей, нарезанных мною у реки. Они более гибкие и удобные для плетения, чем старые и крепкие стебли, которые растут у подножия скал края каверны.

–   Сиха! – позвал я, протискиваясь через узкую расселину в нашу жилую нору. – Сиха! Где ты?!!

Сиха мне не ответил.

Где же он? Куда подевался? Должен же быть в норе. Ему же некуда больше пойти. Или он пошел собираться и готовиться покинуть деревню? Может… Но тогда он дальше.

Хоть бы еще не сбежал… Придется искать по всей округе.

В рабочей части норы Сиха не было, но я быстро нашел его: услышал. Тихий скулеж и всхлипывания из спального закутка. Отодвинув мягкую травяную занавеску, я вошел в небольшой отнорок, где мы обустроили лёжку, и там нашел своего собрата. Сиха сидел на лежанке и тихо плакал в колени, вцепившись тонкими пальцами в вещевой мешок.

–   Сиха… – я присел рядом, обнял его за острые тощие плечи, прижал к себе, погладил по голове.

Он мелкий такой. Совсем тонкий и хрупкий. Слабенький: от тренировок у него начинается одышка и кружится голова. Потому такой тонкий. Мышцами совсем не оброс. Зато он усидчивый и трудолюбивый, любит заниматься домашней кропотливой работой и красиво плетет. Но сильно болезненный, а в этих скалах холодно и стыло.

–   Сиха, собирайся.

Он тихо-тихо заскулил мне в грудь, вцепившись коготками в плотные защитные вещи.

–   Мы уходим отсюда.

Мелкая дрожь отдалась мне в руки, Сиха поднял голову и растерянно посмотрел на меня припухшими темными от слез глазами: давно плачет.

–   Мы с тобой уходим из этой деревни. Собирайся быстро. Хочу уйти до того, как они закроют двери на рассвете. – я снова погладил его по серым ломким волосам. – Нечего нам тут делать. А новое жилье мы себе найдем. Лучше этого!

Сиха растерянно заморгал, шмыгнул носом. Глаза начали светлеть: взбодрился и даже блёкло мне улыбнулся. Понимает же, что я ухожу из-за него и ради него. Но… наверное, он забыл, как сильно я не люблю эту деревню и как давно хочу отсюда уйти. Но я здесь ради Сиха. Думал, ему будет безопаснее и спокойнее с другими сихьин. Но я ошибся. Сиха так ни с кем не сошелся и держится меня, боится разговаривать с сильными и большими охотниками племени, ни к кому во время первого гона не пошел, только ко мне жался. Но у него и гон был такой, слабенький. Так что прошло быстро и без всего лишнего. Это я тугой на это дело: сильнее, больше развиваюсь как боец и потому созревание и гон у меня начался очень поздно, да и застал, когда меня не было в деревне, а я снова дневал под светом силового узла далеко на скалах выше по реке. Если бы про это узнали в деревне, было бы крику…

Но они не узнали, а теперь и не узнают. Кому я что должен говорить?

–   Давай, Сиха. Времени мало. Бери только одежду и оружие. Остальное – бросай. Найдем лучше и больше.

–   Совсем всё бросать? – уточнил он, с сожалением осматривая сделанную своими руками лёжку.

–   Совсем. – твердо ответил я. – Пойдем налегке, чтобы дальше зайти. Но одёжку, особенно походную, забирай. И то оружие, которое мы делали.

Сиха покивал, медленно неловко встал и отправился собираться. Я же вышел из спальной норы в рабочую зону. Мне надо собрать мои инструменты и забрать силки с ловушками и крючками для рыбы. Это мне понадобится в пути. А еще забрать странное оружие, которое я нашел далеко от деревни. На старых непонятных каменных развалинах.

Это оружие напоминало большой металлический клык, удобно легший в руку как будто он был сделан для меня. Полоса металла, золотистая как мелкий песок у реки и сочный сок пузырьковых деревьев, длиной что моя рука от плеча до запястья, изогнутая плавно как клык хищника, но к краю он сперва расширялся, а потом – сужался. Странная штука, но очень приятная по руке. А как она режет все! Металл острый и крепкий. Хорошо держит кромку.

Когда-то у нас был свой металл, но это было давно. Еще до того, как племя ушло из самой первой деревни много сезонов назад. Не из той, в которой родились мы с Сиха, а с еще более старой. Она гораздо дальше. Очень-очень далеко, но я нашел ее! Когда еще мы с Сиха жили на месте рождения, я тогда вольно гулял и много что нашел. Тогда же я нашел и этот нож, но мало им пользовался. Боялся показывать в деревне, чтобы не отобрали. А теперь, когда мы уйдем, я смог пользоваться находкой как раньше.

Пока я упаковал немногочисленные инструменты в скрутку и убрал в дорожный мешок всё, что для меня ценное, Сиха закончил сборы и мялся на входе в нашу нору, с сожалением глядя на созданный им уют. Он ведь старался. Много сил и труда вложил сюда, а теперь придется это бросить. Обидно. Но его жизнь ценнее сомнительной безопасности и комфорта этого места. Потому – надо уходить и быстро.

–   Одеяло из пуха нирги взял? – уточнил я.

Сиха закивал.

–   Тогда – идем.

Я протянул ему руку, и Сиха крепко вцепился в ладонь.

Из деревни мы выходили через основной проход, не скрываясь, не оправдываясь и не глядя на других сихьин, вышедших нас провожать. Сегодня из деревни выгнали троих, но двое где-то забились. Только мы уходили сами. Не надо нас выгонять и выталкивать. Сами уйдем и будем рады.

Может, это они чувствовали. Мое довольство, когда я шел мимо них и уводил своего будущего партнера из деревни. Никто ничего не сказал, но я знаю, что глава охотников недоволен моим уходом. Вон как хмурился, зло поджав губы. Но молчит: знает, что меня уже не остановишь и не вернешь назад. Да и не будет больше того, что было еще вчера.

Я не забуду и не прощу.

Когда мы вышли под свет силовой магистрали, расчертившей небо каверны, мне показалось, что стало легче дышать. Будто в той деревне на меня что-то давило, мешало быть собой и постоянно было чувство, что я там задыхаюсь от затхлости воздуха. Сиха вон тоже глубоко вдохнул воздух, прикрыл довольно глаза. Может, и правда там воздух был плохой? Тяжелый. Там притока ж почти никакого…

–   Куда мы пойдем? – тихо прошептал он, отпуская мою руку.

–   В новый дом. – так же тихо ответил я, сам беря его за запястье. – Дальше отсюда. Там, где есть вода, где много свежей и сочной еды. Там, где нет их.

Оглянувшись и посмотрев в последний раз на спешно закрываемый колючками проход, я дернул плечом и повел Сиха за собой.

Идя вдоль края зарослей сухира, я решал, куда именно мы пойдем: в одну из двух старых деревень или на новое место. Но искать новое место мне не особо хотелось. Это может быть долго, а в одной из деревень всё уже очень удобное. Только убрать весь сор и остатки мертвых. Но там есть мертвые, а это плохо. Место становится плохим, если в нем много умирают и остаются лежать без обрядов. Я обряды провести могу, но хочу я это делать?

Не хочу.

Значит, нам нужно новое место. Я примерно понимаю, куда нам надо. За самую старую деревню. Туда, где с самого ее края едва виднеется далекий выступ скал и где начинается каверновый переход. В том огромном туннеле есть много полезных мест. Там есть вода. Там есть жизнь и туда идет большая река. Она как раз рядом проходит: вытекает откуда-то из глубоких пещер выше по склону каверну и водопадами падает в русло. Я знаю это место. Там есть удобные проходы для жилья.

Значит, так и будет. Мы пойдем к каверновому туннелю. А там, когда придем, посмотрим, какое место нам подойдет больше всего.

Идя вдоль зарослей сухира, я вслушивался в шелест стеблей, в шорох ветра в узких сухих листьях. Они первые выдадут хищника или врага: звуки. Не такие, как надо. Не так, как надо. Другое движение листьев, другой шелест. Ветер сейчас мой друг, ведь, когда его нет, ничто не заставляет стебли биться о чужое тело.

Где-то рядом переливчато чирикнуло. Тонкие голоса зверьков перекрикивались в шелесте листвы слитной песнью, говоря о рассвете и начале нового дня. Радостное чирканье и подтявкивание откуда-то снизу, словно там…

Я резко распахнула глаза, глядя в яркий зеленый полог залитой рассветными лучами листвы.

Сон еще какое-то время стоял перед глазами зарослями бледнолистого сухира и плотной серовато-зеленой трубчатой травы, сквозь которую я вел Сиха к новой жизни, но я уже слышала радостный гомон и чириканье снующих в пышной кроне куану, а снизу обиженно и как-то ворчливо тявкали шеры.

Потерев глаза, я села на своей лёжке, с какой-то странной ностальгией вспоминая пуховое лежбище в той паскудной деревне. Оно было такое удобное… и ведь делается же элементарно! Да, здесь нет сухира, но илис вполне его заменит, а пух… Ну, я что-то придумаю.

Но сперва надо решить мои вопросы с полосатыми говнюками, определенно жаждущими что-то мне доказать, иначе я попросту не смогу ни спуститься с этого дерева, ни выйти на равнину, ни вообще что-либо сделать. А сидеть-бояться здесь я не буду. У меня слишком много дел запланировано на этот день, да и облака собираются какие-то подозрительно пушистые.