Во имя свободы

Недели тянулись одна за другой без выходных, не задерживаясь в голове. Я терялся в датах и числах, отсчитывая лишь предполагаемое время до некого… рубежа.

Сколько сил у нас было? Скольких мы еще можем позволить себе потерять?

Империя. Красивое слово, за которым лежит подчиненная земля, полная гражданских и тех, кто содержит наш фронт.

Казалось, не страдали только Перекрестки. Те словно жили вне времени, где все шло по запрограммированной установке. День за днем – у жителей была еда и на улицах играли бродячие музыканты. День за днем в ресторанах было из чего предложить чашку чая.

Но так было не везде.

Мы чувствовали, как мир истощается от наших войн. Как гаснет надежда на победу у игроков. Как гаснет… всё.

Игроки, вассалы, они для нас подобны топливу – пока в них есть хоть капля веры в общее дело – у нас есть и армия и ресурсы, и новые средства к победе. Не источники в городах – наша сила. А именно вера самих игроков. Они заставляют оживать потоки энергии в своих руках. Они своим желанием создают новые вещи, и они же своими идеями порождают порой новых солдат.

Да, это возможно – создать армию из сгустка энергии. Почти как из воздуха, но только в таком создании есть свои нюансы. Только детальное представление и то самое мистическое «одушевление» способно воплотить полноценных созданий, которые в состоянии будут мыслить. Только ярое желание вдохнуть искру жизни способно создать из картинки нового воина со своим собственным характером, вкусами, желаниями и интересами.

Но много ли осталось игроков, которые готовы дарить жизнь и частицу себя тем, кого вскоре должны отправить на убой?

Нет. Таких осталось не много.

Романтичные и фанатичные бывшие дети, которым Мастер сохранил жизнь в Империи ради последующей работы над Чудом, сгорали от войны быстрее остальных. Зная, какая судьба ожидает их творения, они отказывались работать и создавать новые войска. Им становилось жаль тех, кого они именовали лично. Их эмоции не выдерживали горя. Творческий запал угасал. И чем дальше, тем слабее получались их создания. Тем быстрее они погибали на полях сражений. Тем чаще мы отступали.

Я понимал этих ребят. Зная и помня свое отношение к тем же Фри и Рунару, я легко мог представить, с какой болью воспринял бы их кончину где-то далеко на стороне ради чужой войны. Я понимал игроков, которые приходили ко мне с жалобами и едва не рыдали, оттого что их вчерашние творения вновь погибли. Все что я мог – это утешать. Предлагать варианты, предлагать отдых, показывать ради чего мы сражаемся и надеяться, что очередной пацан или девушка не сломаются, и мы не потеряем потенциального создателя.

Все сейчас зависело от них.

Легко сказать, что мы создаем образы. Но переступив определенную черту «качества» мы меняем свое личное отношение и создаем уже не просто мобов, а таких же, как мы – живых разумных. Зависимых от нас, любящих нас. Мы создаем их, как своих детей.

Каждая потеря – была горем не только для собратьев и сослуживцев, но и для их создателей. Все держались едва ли. Кто мог – делал упор на качество и старался не проникаться симпатией к своим трудам, чтобы можно было легче отпустить. Иные – переходили на создание роботов и машин, обманывая себя тем, что их творения – всего лишь бездушная техника, которую не жалко. Другие – перешли на создание животных и монстров, пытаясь забыть, что эти твари тоже испытывают эмоции.

Нельзя забыть момент, когда воплощаясь в теле, новое существо смотрит на тебя преданными глазами. Нельзя в этот миг горевать и страдать. Нельзя отстраняться. Много чего нельзя. Первый миг – самый важный, и именно он формирует психику будущей боевой единицы. И если случается ошибка последствия идут непоправимые.

Так мы были вынуждены перебить стаю химер, вышедшую из-под контроля одного нашего вассала. Он ошибся. Поддался эмоциям. Заговорил с одним существом. Дал ему разум… признался, что, скорее всего, война уничтожит и их. Существо послушало его и поняло печаль создателя как просьбу к самостоятельным действиям. Оно взяло контроль над своей стаей и обернуло всю ярость и сокрушительную мощь против всех вокруг. Ни Легионы, ни я, ни даже Мастер не могли усмирить стаю, готовую ударить нам в тыл и загрызть половину войск. Даже хозяин не в силах был переубедить разумного хищника, в миг своего рождения настроенного на всё, чтобы выжить.

К сожалению, нам пришлось их убить. Ради безопасности остальных. А игрока, их хозяина, отстранить от работы, переключить на снабжение и поставить его труды под строгий контроль. Потому что мы уже знали, как обида и горечь порой невольно порождали еще более опасных тварей, чем долг.

То была другая история. Когда в сердцах случайно другой тихий игрок создал монстра. Будучи обиженным на нас и на войну, от проигрыша своих солдат, его проклятия, брошенные в небеса, породили призрачную тварь, преследующую Цитадель несколько суток. От попадания в ее дымный шлейф погибали без исключений все. И только осознанная воля самого игрока заставила материализованное проклятье утихнуть, и тварь развоплотилась. Но мы боялись… Несколько суток искали того, кто был в состоянии подобное сотворить. Жаль, что осознанно он не справился с подобной задачей вновь и не смог отправить такое существо на наших врагов. Жаль… что мне пришлось убить этого игрока после повторной случайности. Он стал опасен, а его мысли слишком деструктивны.

Прав был Тирс. Не битвы подкашивали наши ряды. А то настроение, что оставалось после них. Та заразная апатия, что распространялась в умах наших немногих игроков. И тот шепот сомнения по углам, что ядовито поражал всех без исключения.

Мы тоже были жертвами этого сомнения. И подобно остальным, у нас тоже наступали сумрачные вечера.

Бывало, я находил Эрхаза вновь зажавшимся в углу своих покоев. Однажды он молча сидел в тени штор, глядя через алый тюль на просторы, и в мыслях его покоилась тишина. Тогда мой испуг пробудил его от паузы, и вскоре апатия вновь прошла. Но другой раз я проснулся ночью от его слез, вышел на звук на балкон и долго баюкал, убеждая его в лучшем. Боль от утраты своих воинов коснулась и его самого. Создавал ли он новых солдат? Я не видел. В Легионах рассказывали, что Мастер давно выпустил последний корабль и с тех пор каждый из них стал на учет. Тогда я понял, почему их так берегут. Последняя десятка являлась на сражения только в крайние случаи и всегда переламывала исход битвы. Когда же был разбит еще один корабль — я нашел Эрхаза в новом срыве на балконе.

С тех пор их осталось девять.

Я и сам был не лучше. Лицемерно говорить, что мои бойцы не погибали на фронте. Виверны и морфы к тому сроку уже стали моими, и я не делал различий, в равной мере получая сигнал о новых жертвах, что уколом приходился в сознании. Я чувствовал иногда их боль. Слышал эхо зова и отчаянную жажду жить перед тем, как клинок или чужая бомба уничтожала их совсем. Я не берег даже своих черных коз – разве что отправляя их не в сторону Альянса, а на решение внутренних проблем. Если бы не они – с той стаей химер мы бы мучились долго.

В свободное время я тоже создавал новых существ. Экспериментировал с чем мог, разве что не озадачивая себя созданием полноценно разумных. Я пробовал повторить туман, который был предвестником Рыцаря, и клыкастых существ, которые из него появлялись. Под настроение я смог создать аналогию, и этот ужас Альянса продержался несколько боев, пока навстречу ему не вышел маг посильнее.

Я пробовал себя в строительстве техники, воссоздавая и модернизируя орудия для бойцов Кайнавана. Мужики упорно хотели сражаться и закончить общее дело, не смотря ни на что. Я экспериментировал с оружием, боеприпасами, влезал в пограничные области физики, чувствуя грань, за которой Адэн может наказать нас за пренебрежение законами сохранения энергии. Я играл на принципах вакуумного взрыва, но не пытался затронуть фантастику с антиматерией. Чувствовал, что это опасно. Равно как и не пытался создавать оружие, основанное на термоядерном распаде. Пока Адэн был всего лишь игрой – такие фокусы еще могли бы сработать. Но когда мир начал оживать, нам пришлось научиться чувствовать грань допустимого.

Я знал, что мои парни тоже не отсиживались за стенами подземного города. Негласно, а может по договоренности с Ллайзо и морфами – они решали мои проблемы и занимались безопасностью. Но я не отслеживал каждого и не уточнял, где они находятся. Знал только, что погибших среди них не случалось.

Однако, я ломался на попытках утешения других. Убеждения, просьбы, уговоры, новые скандалы с вассалами, которые отказывались жертвовать свои труды на благо победы. Я мог не делать этого. Требовать с них количество и казнить за отказы. Но кто, как не я должен был вообще с ними общаться? Мастер? Нет, я лично не пустил бы его на переговоры с вассалами. Нэйан? Не смешно… он сам не образец благожелательного настроя. Кразар? Он казнит любого несогласного не глядя.

Мало было тех, кому я доверял общение с игроками. Правда, порадовал Лурс, который «музыкант», найдя в себе призвание по утешению таких малолеток. А война все-таки вскрывает личности каждого, четко расставляя ярлыки на всех, кто способен долго выживать в такой среде, а кто ломается, оттого что их реальность слишком жестока.

Я уходил в ангар, где прятались мои монстры, чтобы в тишине раз за разом сползти вдоль стены на пол и уткнуться в колени. Черные лоснящиеся туши всегда приближались и сочувственно аккуратно трогали за плечо, иногда устраиваясь рядом, залегая на бок и тихо подбадривающе сопя. Их поддержка – единственное, что я мог себе позволить, не напрягая Эрхаза и не заставляя его бояться на мой счет.

Но страх не всегда порождает апатию. Иногда он становится причиной гнева.

Я не отпускал Эрхаза к вассалам, после того как из страха, он спалил целый регион. Недельная работа игрока пошла насмарку, за то, что он только рискнул подумать против Мастера. Один косой взгляд, одно мимолетное раздражение и недовольство стоило гнева и неотложного наказания. Тогда я не успел его остановить. Все произошло слишком быстро. Поля и реки вспыхнули алым воющим пламенем, и воины Легиона уже кинулись хватать озлобившегося вассала. Приговор тоже не заставил себя ждать. За что Эр убил его, я так не узнал до сих пор.

Меня давно прозвали самоубийцей за близкие отношения с Мастером. Многие ждали, что однажды утром в табло погибших всплывет и мое имя. Многие надеялись, что Мастер сорвется. Но еще больше игроков ждали, что когда-то в постели я сам прирежу его.

Невольно этот настрой подтачивал уверенность Эрхаза во мне. Каждый вечер я не мог угадать, как меня встретят в покоях. Будет то властный и холодных Мастер, перед которым мне придется держать лицо, или же я снова найду его зажатым в темном углу. Естественно, я не мог относиться спокойно к таким регулярным качелям, и время в данном случае играло против меня.

Я уходил днем на фронт, чтобы хоть там расслабиться и забыться в эмоциях, фокусируясь только на боевых действиях. Да, мы прошли радиоактивную зону в обход, мы преодолели барьер отчуждения и пустоты. Мы смогли навести координаты для выхода из порталов…  и попали в тесную густонаселенную область, где увязли, словно в трясине.

Игроки с трудом помогали восстанавливать численность армий. В основном они охотно брались за возвращение к жизни. От бойцов требовалось хотя бы вернуть тела павших собратьев. Несколько бесценных вассалов могли воскрешать часть погибших, призывая их души обратно. Кому-то везло. А кому-то нет. Мы не смогли понять принцип. Зато все, кто был ранен, могли получить свою помощь и вскоре вновь выйти на бой.

К фронту теперь присоединялись все, кто могли. Стражники из тыловых городов. Личная гвардия наместников. К линии фронта подтягивались мастера-ремесленники с Перекрестков и повара. Оружейники и знахари. Животноводы с кормовыми стадами и алхимики. Все, кто был неравнодушен и кто мог на время покинуть родные города, чтобы додавить с империей оставшиеся ряды Альянса.

Я встречал в тыловых лагерях даже парней и девушек из города, в который привез меня Суларик. С девушкой-хозяйкой, получившей когда-то от меня клинок, мы обменялись приветливыми взглядами, а потом молча разошлись, помогая лечить раненых бойцов. В такое время не стало бесполезных вассалов. В эти недели работа находилась абсолютно всем.

Бой за боем. Атака за атакой. Давление, которое приходилось оказывать не переставая. Мы заливали города ядами и магическими проклятиями, мы насылали на них тварей и рой нанитов. Мы сжигали плазменными лучами их стены и обращали в колкий лед целые районы.

Лучшие маги работали на передовой, поднимая элементалей из пепла и заставляя вставать мертвые кости. Орды жуткой нежити оборачивались против заградительных отрядов, сметая на пути своих тел и когтистых лап все живое. И чем более бешенной и дикой была наша сила, тем агрессивнее нас встречали.

Напалмом отражали рой ядовитых насекомых. Цунами заливали тяжелые броневые машины. Магические щиты трещали под давлением снежных бурь и разрядами молний… и уже в проигравшие города приходили мы – лидеры всего фронта. Чтобы дорезать оставшихся, не давая пощады.

Кончилось время, когда мы отбирали и дарили милость тем, кто сдавался. На жалость и отбор у нас почти не было сил.

Обугленные руки с оголенными костями тянулись к подошвам, пока я шел в броне по захваченной улице с мечом наперевес. Остывающий камень хрустел под сапогами, а костяные пальцы роняли дымящиеся куски мяса на пластины брони.

«Помоги», — просили чьи-то залитые кровью глаза из-под оплавленного шлема.

Помоги… Спаси… Освободи…

Они все говорили почти одно и то же.

Невольники войны. Жертвы, которых не спрашивая, заставляли сражаться. Они не могли отказать создателю. Такова была их суть. Как инстинкт, который невозможно нарушить. Программа, заложенная в базис, несмотря ни на что.

Останавливаясь, я смотрел на них, заставляя себя запоминать и не воротить глаз от мерзотной каши, в которую превращали их тела. Я запоминал… впечатывал образы в память, утешая себя, что когда-то вернусь…

Добивая каждый раз такого клинком, я верил, что помогал.

Заставлял себя верить.

И снова тонкое лезвие входило в мясо, как в вещь… и каждый раз, идя по тропам такой боли, я приходил к игрокам, кто был создателем народа и города, чтобы лично убедиться в их казни.

Осколки льда острыми кольями обрамляют центральную площадь. Лужи грязи и зеленой жижи сменяются под ногами в присыпанный снегом покров гололёда. Десятки замерших статуй бывших защитников города примерзли к земле. Умершие в одно мгновение, они не успели закрыться от обмораживающего ветра.

«От имени Знамени Востока за отказ в сотрудничестве и повиновении…», — сухо зачитывает Кразар стандартный приговор игроку в центре площади.

Стоя на коленях в снегу, игрок скалится в покрытое защитным шлемом лицо нашего главнокомандующего, чья рука держит нож у его горла.

«…а так же за оказание сопротивления после зафиксированного поражения ты переговариваешься к смертной казни», — монотонный голос в тишине падающего снега звучит отчетливо ясно и разборчиво.

Игрок, как и многие, хочет что-то сказать, но короткий жест вспарывает ему глотку, разбивая тишину рваным треском кожи на морозе.

И вот очередное тело хлюпает мешком наземь. А Кразар склоняется только чтобы вытереть кровь о балахонистые чужие одежды.

«Мы закончили здесь. Рин?» — равнодушный и уставший голос главнокомандующего окликает меня в группе его бойцов.

Я киваю. Убираю клинок. После чего поднимаю ладонь, и сфера захваченного городского Ключа является общему взору, а после сливается с невидимым, но ощутимым фоном нашей Империи.

Один мелкий клочок земли за другим. Один этап за другим, когда задумываться и отступать уже поздно, когда нужно двигаться, сколько есть сил.

А сил оставалось всё меньше.

И вот еще только что спокойно сидящий за ужином Эрхаз, с умиротворением в глазах греет в руках кружку чая, когда я молча тянусь за новым куском пирога в общей тарелке. Роняю крошки на стол, забываю их подобрать, закрываю глаза, чтобы отдохнуть и насладиться вкусом долгожданной еды… как вдруг треск разбивающегося стекла заставляет меня встрепенуться, распахнуть веки да так и замереть с куском пирога во рту, пока передо мной исходит пламенем только что испачканный стол. Всего лишь крошки… Но спокойствие и порядок были нарушены. А взгляд Эрхаза, как мой клинок, приковывает к месту, опаляя колкой злобой, колеблющейся на грани ненависти.

И я вновь пропускаю этот взгляд через себя мимо, стараясь не злиться в ответ и не входить в резонанс. Снова проявляю сочувствие. Снова прогибаюсь. Снова дарю улыбку через силу, заставляю себя поверить в свою безопасность… чтобы просто дать своему другу успокоиться.

Я считаю дни и километры до города, в котором мы оставили Хасса. Кажется, когда мы дойдем до него, что-то изменится. Возможно, я тешу себя ложными надеждами. Возможно, я начинаю вновь сходить с ума и ударяться в лишние страдания или самобичевания. Возможно…

Иногда я вновь возвращался к мыслям о том, почему именно Хассу поручили миссию в совете Альянса. Но чем больше я вспоминал о нем и думал, тем больше приходил к согласию с Эрхазом о том, что именно его сомнения в империи способны открыть дорогу в совет. Кразар не подошел бы на эту роль, потому что не умеет врать. Я слишком нужен Эрхазу здесь. Нэйан просто верен нашему делу, хоть и унывает зачастую от тягот работы. Именно обида Хасса на нас может заставить жителей Альянса поверить ему на слово. Но все же, что заставит его нас не предать по настоящему? Только ли старое отношение? В такие моменты я даже жалел, что не стал ему настоящим другом и не понял, каков реальный Хасс в жизни. И что скрывается за его аристократичной манерой общения. Был ли он в Сэтосе художником, как я, или программистом? Был ли он бедным или богатым? Жил в столице или обитал в техногенном городке. Я не знал его. А Эрхаз не рассказывал. Хотя по тонкой улыбке на сером лице я понимал, что Мастер скрывает факты о Хассе столь же хорошо и преданно, как и обо мне.

Иронично это, иногда возвращаться сейчас мыслями к прошлым годам в мир, из которого мы дружно сбежали. Последнее время я полюбил устраивать мысленный эксперимент с самим собой, задаваясь вопросами о чужом прошлом. И если прошлое Эрхаза плохо сочеталось сейчас с его нынешним статусом, то Нэйан и Кразар почти не изменили себе. Один на проверку оказался бывшим разработчиком в сфере виртуальных игр, и сейчас его работа лишь вышла на новый уровень. Другой, на удивление, в прошлом оказался любителем посетить заброшенные и зачастую опасные места. Изначально я думал, что Кразар как-то связан с военной сферой, но, свой острый ум, привычку к командирскому тону и умение вести рейд он прокачал в иной сфере. А военные навыки он подтянул уже здесь, в Адэне. В то время как чутье на опасность он развил еще в прошлом мире.

Даже Вайлин открылась мне однажды с понятной стороны, обмолвившись вскользь, что взрослый разум с отголосками прошлого явились к ней слишком быстро. И университетом она пожертвовала осознанно, уделив все время Адэну и воссозданию в перспективном мире шедевров былого величия.

И только Хасс вновь оставался загадкой. Я фантазировал, кем он был, когда игра только начала поглощать чужие души. Пытался придумать и смоделировать ход его мыслей, когда в родном Сэтосе объявили об опасности. Когда правительство начало запрещать игру и вводить ограничения. Я думал, кем он был, когда каналы разрывались от экстренных эфиров и выступлений глав наших народов, и первого радикального высказывания одного лидера государства об отключении глобальной сети. Думал… это всё, что я мог. Потому что не знал наверняка. И тихо опасался, что когда-то могу и не узнать вовсе, ведь это будет чудо, если мы найдем Хасса живым.

А за последние недели даже Нэйан перестал обращаться ко мне за вольным разговором. Нас держат только общие дела. Статистика, цифры, случаи в тылу Империи. Почти каждое его экстренное сообщение мне кончалось очередным разбирательством с вассалом. Иногда удавалось ограничиться наказанием. Но иногда доходило до казни. Кажется, Нэйан начал меня ненавидеть в такие моменты. Я чувствовал его яркий и тяжелый взгляд в спину, полный недовольства и горькой грусти. Когда-то мы были хорошими друзьями. Когда-то я имел схожие с ним взгляды. А сейчас? Сейчас я убираю проблемы Империи и нет-нет, но иногда слышу, как он мечтает, чтобы Мастера не стало. Я молчу об этом. Храню его тайну ото всех. Но знаю, что даже изменения во мне он считает всего лишь пагубным воздействием Эрхаза. Нэйан… единственная ясная и не испорченная звезда в нашем цитадельном мраке. Как наивно он верит, что Мастер – причина наших кошмаров. Пускай. Так даже лучше. Тебе не стоит знать, что стало бы с миром, возьмись я за него сам.

— Помоги нам, Рин, — просил зачастую мой бывший напарник модератор. – Сделай хоть что-нибудь.

Иногда он звал меня к себе в личную гостиную, где сам заседал с чаем, в гнезде из мягких подушек на диване и пытался откровенничать и жаловаться.

— Может, упросишь Мастера чуть подождать. Или найдешь способ, как склонить Альянс бескровно на нашу сторону. Подумай! Я знаю, что ты можешь разное, — вздергивая брови домиком, по привычке шептал он, словно думал, что это спасает его от внимания Эрхаза.

— Рин, пожалуйста! Может, ты знаешь, что можно наколдовать? Или как их всех разом усыпить? Или… может как-нибудь воздействовать им всем на психику? Разово. Чтобы наверняка. Я просто устал слышать о жертвах…

Я понимал его. Смотрел в свой бокал с чаем на медленно клубящийся пар и с печалью улыбался.

— На психику, говоришь? – тихо ответил я. – И это, по-твоему, гуманно?

— Лучше так, чем резать каждого! Потому что сейчас это бойня!

— Нет, Нэй. Ничто не гуманно.

— А ты бы как делал? – жадно спросил он. – Неужто поступил бы как Мастер?

— Нет, — ответил я на редкость уверенно, вспоминая один простой ритуал, коим Сэнхас одномоментно избавился от своих врагов. – Я бы делал иначе.

— Как? Ну скажи, Рин. Я же прав, что ты бы все сделал быстрее?

— Да. Я бы сделал быстрее, — эхом отозвался я, по холодку на душе понимая, что я почти достиг рубежа безмятежности, за которой из-за соблазна так легко потерять человечность.

— Вот и я так считаю! – попытался улыбнуться Нэйан. Но улыбка вышла печальной, и он продолжил с толикой последней надежды. – При тебе бы никто не погиб…

— Возможно… не погиб бы, — шепнул я, запивая горечь на душе от двойного смысла.

Отвратительно было чувствовать себя холодной мразью и злом, пока во мне видели остатки исключительной благодетели. Пусть даже и глазами старого друга. Пожалуй, сейчас я понял, о чем говорил Эрхаз, когда просил меня не испортить это блаженное ясное и светлое существо. Потому что ради Нэйана хотелось совершать исключительное понимание к противнику. Ради него хотелось становиться добрей. И я чувствовал эту грань, за которую нельзя заходить по тому, как на меня смотрел именно Нэйан. Потому что стоит нарушить  допустимые меры войны, как старый друг будет первым, кто от меня отвернется.

Зато Вайлин изменила привычке и все чаще покидала Цитадель, выступая карателем на полях наших сражений. Новая роль была ей к лицу. Холодная и жестокая, она не знала душевных терзаний и словно насыщалась чужими смертями, выходя победительницей из всех последних боев.

Она напоминала мне кого-то всегда. Но кого?

Тонкая и изящная женская фигура в броне. С идеальной осанкой владычицы и госпожи. Я представлял иногда ее в платье, но образ не цеплялся за прошлое, навевая лишь эхо далеких картин, когда я видел кого-то подобного, всегда провожал взглядом и восхищался… без надежды завладеть.

— Все еще насилуешь память? Не стоит, — говорила она мне как-то вечером, когда мы пересеклись на террасе Салнеш.

Холодная, как ледяная стрела, Вайлин держалась в эти дни, пожалуй, лучше всех нас.

— Думаешь, мне нечего там найти? – спросил я эхом, наблюдая сверху за ветром, который играл кронами деревьев, как волнами.

— Всегда есть что найти, — философски заметила девушка, легким жестом поправляя волосы на плече. – Но захочешь ли ты это узнать?

— Это мне делать выбор, не так ли? – ответил я, чувствуя меж нами явно какую-то старую связь.

Она улыбнулась. Иронично немного. Тонко.

— Время покажет, Сорин. Но знай, я буду рада в грядущем бою стоять с тобой рядом и прикрывать плечо.

И после этого она ушла. Легко утекла по коридору, как растворившись. Оставив меня наедине со своими мыслями и загадками о народе, к которому она так подходила. Отчего-то я знал и понимал, как ее взгляд на меня изменился с момента, той казни, за которой она наблюдала. Но было нечто еще. Что-то, что осталось за кадром. Потому как образ девочки-Вайлин исчез, как ненужная игра. И теперь я всегда видел лишь Леди.

Настоящую, какой Вайлин являлась. Пусть зачастую одетую в бриджи и короткие платья без шлейфа, но дорогие женские наряды ей были не нужны для обозначения статуса. Вайлин была прекрасна и столь же недоступна без них.

И напоследок Даэрзан один из немногих, кто полностью одобрял и поддерживал меня во всем, что я делал. Черный виверн иногда, по большой надобности соглашался меня даже подвозить на хребте, спуская с рампы корабля на землю, где дымились химикатами костры победы.

Случалось, мы находили источники чужих укреплений в виде распластанных жертв. Насаженные на кол, растянутые на камнях, выпотрошенные или превращенные в измученных духов, игроки жертвовали свои силы против воли во имя чужой свободы. Таких я забирал лично, сменяя боевой меч на атам. Алые бусы пополнялись новыми кристалликами, когда я забирал души на хранение.

«Так будет лучше», — тронув меня за плечо когтистой ладонью, говорил Даэрзан.

Лучше… Я выдергивал атам из обмякшего тела жертвы чужого ритуала, и оглаживал новую бусину на кожаном ремешке. Бывало, я перебирал их в пальцах стоя на балконе или перед иллюминатором корабля незадолго до высадки. Сколько еще будет тех, кого я захочу сохранить и спасти? Скольким я еще подарю надежду.

Их голоса снились мне по ночам. Шепот и бодрый смех. Плач и дружественное утешение. Казалось, я теперь никогда не оставался один. Казалось… это все никогда не кончится.

Но однажды… долгожданные шпили башен их столицы показались иголками на горизонте.

 

***

 

— Зачистите подходы к Авалару. Я выступлю против них сам.

Приказ Мастера, оглашенный в тактическом зале застал нас врасплох.

Кразар встрепенулся от своих мыслей, перевел все внимание с карты на Эрхаза, но не знал, что сказать. Вайлин застыла с пушистым хрустальным зверьком на руках, отчего умолкла мелкая переливчатая трель звонкого меха. А я глупо переводил взгляд то на одного, то на другого, надеясь, что у них найдутся противоречивые слова.

Но слова не нашлись.

— Мастер, наших общих сил хватит, чтобы пробить их барьер, — начал я осторожно. – Не стоит показываться им на глаза.

— Мой приказ ясен? – обводя нас неприступным взглядом, спросил Эрхаз. – Еще мнения?

— Нам стоило бы взять их в длительную осаду, — подал голос Кразар.

— Ни одна столица не устоит перед оттоком энергии. Если мы вытянем с них все, что возможно, их щиты ослабнут, и тогда корабли закончат работу, — добавила Вайлин. – Я в состоянии создать поглощающий накопитель.

— Я услышал, — кивнул Эр, опираясь кончиками пальцев на самый край тактической карты. – Но мой план по-прежнему в силе. Как только мы подойдем к столице, я выступлю против них лично.

И почему мне сразу разонравилась эта идея.

— В этом нет необходимости. Мы справимся сами, — ответил я. – Возможно, первоначальный план разделиться и зайти с разных сторон не так хорош. В таком случае предлагаю объединиться нам втроем с Кразаром и Вайлин и…

— Сорин, я вас не спрашиваю, а ставлю в известность, — резко отсек меня Эрхаз. – Расчистите окрестности столицы, чтобы я подвел к нему Цитадель.

Что? Салнеш?!

— Нет! – воскликнул я, нарушая обычно сдержанный порядок наших собраний. – Это самоубийство, Эр!  Ты подставишь Цитадель под удар! Это же… это… они все скинутся, чтобы ударить! Я бы ударил. Они там сдохнут, но похоронят Салнеш следом за собой!  Это просто не разумно.

Он ждал, пока я выговорюсь. Просто стоял и с равнодушным лицом ждал, пока пройдет мое негодование, и я смирюсь с его решением. Даже Кразар и Вайлин никогда с ним не спорили, зная, что это бесполезно. Плевать на них! Но есть я! Моя задача не подчиняться, а вносить здравый смысл во всё это.

— Ты закончил? – холодно спросил он, глянув исподлобья.

Сказать, что я пылал от возмущения и зла в тот момент – как промолчать.

— Да, — ответил я, сквозь зубы.

— Выполняйте, — равнодушно приказал он и в мгновение телепортировался из зала, оставив нас наедине.

Сжимая кулаки до боли и царапин от собственных когтей, я прорычал, не сказав ни слова.

— Рин? – Кразар вернул тонкую соломинку в зубы и развернул план окрестностей столицы. – Возможно, стоит прислушаться…

Я гневно стрельнул в него взглядом, после чего развернулся и отправился прочь, следом за Эрхазом, надеясь, что знаю, где его искать. И только в спину услышал тихие слова Вайлин, обращенные не ко мне:

— Оставь их.

 

 

Через несколько минут я распахнул резные деревянные двери наших покоев, и вновь столкнулся с этим отчужденным взглядом Мастера. Но только сейчас он меня не остановил, и я, набравшись решимости, попер прямо на него.

— Объяснись, Эр, зачем это всё, — требовательно процедил я, приближаясь. – Зачем тебе тащить туда Цитадель. У тебя нет ни единой причины. Ни единой надобности. Ты можешь взять корабль. Можешь взять летучий остров. Но оставь Салнеш на месте в тылу!

Казалось, он был непрошибаем. Молчалив и горделив как статуя, смотрящая на меня с пренебрежением. Как мне хотелось встряхнуть его в этот момент. Как хотелось добиться и заорать.

— Конечно, ты не хочешь отвечать! – я смотрел на него почти нос к носу. Плевать на состояние, в котором он может отшвырнуть меня к стенке или пригвоздить к полу. Плевать на собственный страх. – Ты же все лучше знаешь! Ты же так решил! Никогда не принимаешь чужого мнения! Только сейчас это глупо, Эр. Абсолютно, полностью. Приказывай, что хочешь, но не подставляйся сам.

— Я должен разыграть эту партию лично, — ответил он, чуть вздернув подбородок, когда я выдохся и сделал короткую паузу.

— Партию? – резко севшим тоном спросил я и повторил еще тише. – Значит… партию?

Он молчал, не нуждаясь в подтверждении своих слов еще раз.

Но что-то в этих словах меня сорвало окончательно.

— Для тебя это всё – игра? – на грани спокойствия в тоне спросил я.

— Не переиначивай, Рин, — улыбаясь самым уголком губ, попросил он.

— Нет… Это ты не переиначивай, Эр. Ты остановись подумать…

Ни он, ни даже я сам не ожидал, что произойдет следом. А я, утратив последние остатки тормозов, схватил Эрхаза за грудки и вздернул над полом, сильно встряхнув.

— Подумай, чем ты рискуешь… Подумай, что ты подставляешь…- тихо и злобно шипел я ему в холеное лицо. – Подумай… до чего мы дошли! Эти жертвы. Эти слезы. Потери. Все это… не ради того, чтобы ты открыто подставился. Не ради того, чтобы выставлять Цитадель. Не ради… красивой игры!

Я бессильно бесился, глядя в постаревшее властное лицо, глупо надеясь, что смогу достучаться до здравомыслия. Что я хотел от него в тот момент? Не помню. Надеялся ли я, что он откажется? Возможно. Хотел ли запугать? Явно нет. Он мог остановить меня в любой момент. Мог переломать кости на руках, а потом зарастить заново. Мог отшвырнуть меня прочь. Выкинуть порталом на ледник. Запереть в коробе без окон и дверей. Он мог всё, но не делал и не сопротивлялся. Почему?

— Что же ты молчишь? Нечего ответить?! Ты все верно понимаешь! Ты просто хочешь этого! Хочешь, чтобы было так! Как всегда! Не спрашивая! Не думая! Надеясь!

Я встряхивал его под каждую фразу, думая добиться чего-то… Вымещая на нем остатки своих нервов. При том, понимая, что творю глупость.

В какой-то момент я заметил, как изменилось его лицо, и прекратил. Замер, глядя в печальные глаза, едва вновь блестящие от влаги.

— Я должен. Сам… — шепотом ответил Эрхаз. – Так правильно. Хочу…

Мои ладони разжались, и я выпустил его, словно ошпарившись. Что я творю?! Зачем я так с ним?

Не желая позволить ему вновь скатиться в расстройство, я обнял его, крепко прижал к себе, и поцеловал, жадно впиваясь губами. Словно прося прощения за срыв. За эмоции. За свои переживания. За грубость. Прося прощение за то, что я посмел о нем помыслить.

— Я должен, — шептал он в перерывах между поцелуями. – Я готовился. А ты… ты будешь смотреть. Стоять рядом. Пока я давлю на них… Пока добиваюсь победы… Пока завоевываю для нас мир.

Малейшее колебание тона сбило меня с настроения, и я открыл глаза, уколовшись вновь об острый взгляд несгибаемого Мастера. Только теперь в нем читался отчетливый вызов и жажда моей реакции. Зная, как меня выводит из себя этот голос и подобное его настроение, он вновь испытывал его на мне, как специально. Подобно вампиру, голодному до чужих эмоций.

Он просто хотел меня злить. Пользовался, играя на моем настроении. Копался в голове, играя на струнах внимания… и самое ужасное – у него это получалось.

Я вскипал от бешенства, отвечая на его надменность. Зарычал в самодовольное лицо, стискивая седые волосы в кулак. Если бы он хоть немного сощурился от боли… если бы дрогнул, показав страх и печаль… я бы остановился. Стиснул в крепких объятиях, защищая.

Но он поступил иначе, провоцируя меня, выбешивая еще больше и играя в недоступную жертву, с чьего лица мне хотелось смести это торжествующее выражение собственника, играющего на моих нервах.

Помню, тогда я впервые грубо повалил его на диван. Сдирая одежды, вдавливая его в мягкие подушки, я ожидал, что он остановит меня. Ожидал, что он застонет от боли и прервет. Но я хотел… чтобы он продолжал быть таким. Продолжал не сопротивляться и дозволять. Продолжал демонстрировать превосходство и поддаваться ровно столько, сколько хотел. А хотел он всего.  Я знал это, видел в его жадных глазах, но в них же меня бесила его власть надо мной. И чем больше я хотел ее сломить, тем ярче я хотел им владеть. Словно доказывая нечто ему… или себе.

Играя в иерархию там, где ее не было, в моменты, пока она существовала.

 

***

 

Истеричный смех разносился в тишине площади хриплым каркающим надрывом.

Мы взяли очередной город. Мелкий шаг на открытом пространстве и минус день до финального прыжка Салнеш к столице Альянса. Мне не удалось переубедить Эрхаза одуматься. Но время еще не потеряно. Возможно, я все-таки справлюсь.

Сегодня я был один. Кразар зачищал соседний квадрат. Мне помогали виверны и морфы. Безымянные шестилапые твари выгрызали оставшихся выживших в городе. Милый, наверное, был городок. Средневекового типа, низкий, с черепичными бежевыми крышами. Дома аккуратные, не повторяющиеся. Дороги выложены гладкой, хорошей мостовой. Даже канализация хорошо продумана. Вся грязь и кровь густыми тонкими ручейками стекала в канавы и оттуда под землю.

Мило тут, наверное, было. Жаль, кроме войск тут уже не было горожан в фартучках и камзолах.

Даэрзан рывком швырнул хозяина города на колени на плитку площади. Кажется, тут раньше могли устраивать ярмарку. Вот следы от постоянных прилавков на плитке. Видимо, когда-то тут что-то красили и аляпистый угловой след остался на мостовой. Представляю, как местные гуляли здесь раньше. Развешивали флажки через все дома, по вечерам включали фонарики. Интересно, какие они по цвету вечером? Люблю желтоватое ночное освещение. А какая тут была музыка? Судя по общему стилю, тут должны были любить струнные инструменты и фольклор.

— Тупые ссыкливые твари! – все тот же хриплый голос надрывно орет на всю площадь и харкает кровавой слюной. – Подайте ваше Знамя Востока сюда!

А это определенно мой клиент…

Однако, красивые по стенам домов растут цветы… Может, забрать себе часть семян или позаимствовать саму идею? Лучше, наверное, идею. Не уверен, что местные растения не отравлены. Я бы отравил.

— Жалкие прислужники! Куклы, прыгающие по команде вашего трусливого командира! Пусть он выйдет и покажет свое лицо, чтобы я мог плюнуть в него лично!

…Как я устал от таких.

Тонкий клинок с тихим лязгом вышел из ножен.

— Отойдите, — тихо приказал я паре виверн, что держали игрока под прицелом лучевых копий.

Бронированные фигуры отступили на шаг, но оставили оружие наготове.

— О…  личная прислуга командира! – издевательски протянул игрок. На его коцаной броне было много чужих пятен крови. Алая, зеленая… наплечники почти оторванные сползали с ремней. Пластины нагрудника распоротые, провисали на креплениях. Все что он мог, только орать и бессильно злиться, поливая нас грязью. —  Какой позор сдохнуть от руки помощничка, что боится даже запачкаться в чужой крови!

Да, я не вступал в бой, явившись только на опустевшее побоище.

— Каково это – вершить судьбу из-за чужих спин? Каково это смотреть, как дохнут твои создания и не вмешиваться, боясь получить по головке?

Жалкое зрелище.

Зачем я на него смотрю?

— Ты же игрок, верно? – спрашивает он дальше, сплевывая поломанный зуб. – Нравится смотреть, как умирают другие? Что ж ты не сражаешься наравне с ними? В чем твоя сила, как не в лицезрении чужой слабости?!

Сколько я слышал подобного за последние недели? Десятки раз? Почти одно и то же, с разными оттенками. Почему мы до сих пор не можем просто убить их каким-нибудь залповым огнем и не устраивать этих показушных казней…

Гребанное официальное получение ключей от городов. Эрхазу непременно нужна гарантия полного подчинения окрестных зон Авалара нам.

— Доставьте меня вашему командиру! Пусть Знамя Востока лично решит мою судьбу!

Почему они всегда верят, что там им будет легче принять свою смерть?

Я поднял клинок к его шее.

— Требую официальной казни, — прошипел самодовольно игрок. – Я хочу взглянуть ему в глаза, прежде чем…

Лезвие вошло в ямку между ключицами чуть наискось, а потом на излете вспороло артерию.

— От имени Знамени Востока, — заговорил я, пока жертва судорожно зажимала шею с хлещущей оттуда кровью руками, — за отказ в сотрудничестве и подчинении по праву победителя я приговариваю тебя к смертной казни.

Он что-то булькал мне в ответ, шипя и угрожая испуганными глазами на выкате.

— Твои земли перейдут во владения Империи. Твой источник перейдет в собственность нашего Мастера, — продолжил я, отряхивая клинок от крови.

— Альянс… не простит… — просипел он.

— Альянс будет знать.

О да, они будут знать. Даже сейчас, глядя в оптику из шпилей столицы, они могут видеть, что происходит в городе. Нечего здесь скрывать. Пусть смотрят. Удар они сюда не нанесут. Будут ждать и заманивать нас к себе.

— Проиграете… — из последних сил молвил он. – Вас… легко сломить…

Хрип оборвался, когда я вонзил ему клинок в сердце. Болтлив. Слишком.

Но вырвав из тела меч, я получил обратный результат.

Мужчина заговорил. Все так же хрипло. Со свистом воздуха, прорываемого из порванной гортани. Но, тем не менее, я понимал его.

— Вы… ничто… Нет… идеи… Нет… веры…. Нет… мотива.

— Что за…

Я отстранился, когда тело дернулось, словно рассчитывая привстать. Виверны тут же поддались вперед, пригвоздив жертву за ноги копьями.

— Вас… легко… переждать. Вас… легко… пережить. Вы… слабы… Но мы… едины.

Словно под чужим контролем, тело игрока начало конвульсивно вздрагивать, выдергивая ноги и калеча проколотое мясо. Кровь булькала пузырями из раны, но словно боль была ему неведома.

Невольно я отступил еще на шаг.

— Только прикажи, — шепотом напомнил Даэрзан.

Приказать я успею всегда, но разобраться с тем, что это – могу только сейчас.

Тело еще бормотало на грани нашего понимания, а я пытался отследить процессы жизнедеятельности в нем. Ключ от города… ведь он еще не перешел мне? В Империи не засчиталось победы. Так в чем проблема?

Но тело мертво. В нем нет жизни. Более того… ее давно нет!

Так что за…

Мелкие пернатые твари, что сидели на крышах зашуршали перьями и, всполошенные, повзлетали в небо. Много сразу. Со всех сторон. Галдя и каркая, взывая друг к другу, они собирались в большую стаю, сворачиваясь над нами в воронку.

— Даэрзан! Небо! – предостерегающе выкрикнул я.

Трое бойцов одновременно обернулись маслянистой густой  дымкой, разворачиваясь в полный рост и извергая пламя навстречу рою. Даэрзан метнулся ко мне, на ходу разворачивая крыло и закрывая меня им, как плащом. В тот же миг пернатые создания обрушились на нас шквалом когтей и острых клювов. Взревело воем пламя виверн. Бронированное крыло с толстой шкурой едва колыхалось под натиском птиц.

— Надо отступать! – перекрикивая рев огня и галдеж, крикнул Даэрзан мне над головой.

Согласен. Но оставлять все так мы тоже не можем.

— Мы выжжем здесь все! – следом добавил он. – Уходи!

Остроклювые морды протискивались под крыло почти у самой земли. Не мертвые, с пустыми глазницами и давно сочащимся гноем из них. Даэрзан прижимал крыло к земле как мог, но долго в таком состоянии ему находиться не удобно. Либо полный оборот, либо броня.

Я послушался. Не стал геройствовать попусту.

Схватился за камень переноса в своей броне, которым оснастил меня Эрхаз и активировал его. Секунду ничего не происходило, а потом вместо рваного шума истеричного карканья вдруг резко настала тишина, и я очутился в небольшом пустом зале Цитадели, куда почти сразу открылась боковая дверь, и вбежали воины Легиона.

— Мы получили сигнал!

— Вы в порядке? Целы?

— Мастер уже оповещен. Скоро прибудет.

Не видя угрозы, первые бойцы опустили оружие и из-за их спин вышли лекари.

— Я в порядке, — тут же сообщил я, выпрямляясь во весь рост и убирая клинок. – Как мне попасть в тактический зал?

— Следуйте за нами.

Я мог только надеяться, что у Даэрзана и его бойцов не появится новых проблем.

Если бы не бойцы в Цитадели, которые взялись провожать меня, я бы уже не постеснялся бежать до тактического зала. Мне нужно было скорее увидеть, чем все закончилось, и предупредить другие отряды быть внимательнее.

Коридоры сейчас казались бесконечными. Но вот впереди показались знакомые двери, и я прибавил шагу и ворвался в зал, активируя карту зоны, где я только что был. Первое же что хлестнуло странностью, было то, что земля, на которой мы только что сражались, так и не перешла под наш контроль. Но я ведь убил того игрока?!

— Смотрю, ты встретил чужого вассала? – тихо раздался голос со спины.

Я рывком обернулся. Эрхаз ждал у двери, подпирая плечом проем.

— Его землю не забрать. Как и жизнь. И то и другое – давно уже принадлежит кому-то за стенами столицы.

Он прошел глубже, а дверь за ним медленно закрылась, блокируя и защищая зал.

— Я тоже уже сталкивался с подобным. Чистый ход. Удачная схема.

Эрхаз провел рукой над картой, уменьшая масштаб. Полотно захваченных земель Империи увеличилось, показывая мне рваный край, подступающий к чужой столице. 

— Полагаю, на последних этапах мы лишь освободим себе земли от войск, но не сможем подчинить себе пригород. Будь я на месте их лидеров  – я бы поступил так.

— Но тогда перегонять туда наши войска и Салнеш – это тем более самоубийство, — прошептал я, спешно пытаясь придумать, что делать, но идей, как назло пока не было.

На коммуникатор пришло сообщение. Даэрзан! Я мельком глянул на экран, и тревога спала с моей души.

«Твари перебиты. Чужих войск в нашем секторе нет. Готовы выдвигаться дальше».

Эрхаз заметил мою реакцию на сообщение, но лишь скосил острый властный взгляд на коммуникатор.

— Иного выхода нет, — сухо ответил он, когда я вновь посмотрел на него. – А если нас так заманивают, то только Цитадель будет иметь внутри их области свою полную власть.

 

***

 

Мне крайне не нравилась эта идея. Все больше и больше я склонялся к мысли, что Салнеш не заслуживает участи стать участником боевых действий при Аваларе. Но… отговорить Эрхаза я не мог. Казалось, его не останавливало ни что. Ни страх перед той немертвью, что мы встретили с Даэрзаном, ни страх перед иными сумрачными проявлениями чужой ритуалистики.

С прискорбием для себя я отмечал, что мои знания в последние недели перестали пополняться образами, и то, что я уже помнил по жертвенным ритуалам – пока еще слишком мало. С другой стороны у меня не было практики, чтобы проверить свои навыки. Но как я могу устроить практику, если я даже не знаю, с чего начать!

Сумбур разрывал меня и не давал сосредоточиться. Вечерами я пытался записывать свои воспоминания и наброски старых чертежей, но все было тщетно. Начиная прописывать глифы, я зависал на теории и наоборот. Остроугольные символы всплывали в памяти и виделись перед глазами, но я не мог повторить на бумаге даже половину из них.

Память протестовала… А отрицательный результат и собственные ошибки иной раз доводили меня до бешенства.

 

 

Я швырнул полыхающий искрами блокнот в стену и тот рассыпался пеплом от соприкосновения с камнем Цитадели. Схватившись за голову, я с силой прогреб пальцами волосы и уткнулся в ладони.

— Вновь ничего? – уже родной голос окликнул меня со спины, а потом мне на плечи ласково легли прохладные руки.

— Нет. Тщетно. Чем больше я вспоминаю, тем больший наступает сумбур.

Я откинулся на спинку стула, а ладони Эрхаза огладили мне шею и открытые ключицы.

— Не переживай. Я справлюсь, — шепотом сказал он, массируя мои зажатые мышцы. В последнее время я даже забросил тренировки с Ллайзо. У меня не было времени. Оно утекало куда-то словно песок, и я пытался успеть всюду.

— Знаешь, я приготовил для тебя подарок, — мягко целуя в висок, сказал мне Эрхаз. – Уверен, тебе он понравится. Хочешь посмотреть?

Я с сомнением приподнял голову, но друг смотрел на меня с такой обожающей нежностью, что я расслабился и согласился. Когда он такой – я готов позволять ему все. Готов целовать и любить. Оберегать и успокаивать. Радовать и баловать мелочами. А он оказался так податлив на простое тепло. И хотя мне становилось все грустнее видеть, как едва ли не с каждым днем истончается и слабеет его тело, я берег его. Расчесывал. Носил на руках просто так в ванную. Иногда одевал. И все реже выгуливал в далекие, оставшиеся сильно позади мирные Перекрестки.

— Да, я хочу посмотреть, — согласился я, откинув назад руки и обняв его за корпус.

Как мало у нас стало таких моментов простого тепла. Я мог пересчитать их по пальцам. Оттого каждый из них хотелось запомнить и особо ценить.

Эрхаз провел рукой по столу передо мной, отчего его поверхность пошла рябью и провалилась в пространство, словно портал, открывший мне вид на знакомый пустой черный зал, в котором Мастер обычно убивал игроков.

И этот зал не пустовал.

Положенный на голый камень игрок был мне отдаленно знаком. Словно я где-то видел его мельком, а в памяти отпечатался слабый образ. Но я не знал его. Не говорил с ним. Не пересекался живьем. Игрок был бледен и простоват на лицо, хотя ужас в глазах уродовал его черты. По лицу иногда пробегала гримаса боли – но я не видел того, что ее вызывало.

— Нравится? – мягко спросил Эрхаз, гладя мои волосы. – Я нашел его для тебя.

Что?

— Ты часто думал о нем в последние ночи. Я захотел помочь.

Добрый и даже лаковый голос журчал мне над ухом, вызывая мурашки по спине, а я смотрел на этот диссонанс подаренного образа и заботливой теплоты в словах. Это было какое-то безумие.

Какого?..

— Кто это? – едва выдавив из себя слова, спросил я, а память начала вспоминать.

Обещания. Стройная фигура мужчины, что некогда проводила болезненно тяжелый ритуал на камнях, чтобы поднять и оживить гору. Когда боль не сковывала его и не вынуждала морщиться и беззвучно орать в пустом зале, я узнавал его и…

— Ты не рад? – спросил Эрхаз, обнимая меня за плечи. – Я думал, он был нужен тебе…

Первые интонации печали окрасили столь многогранный голос друга, и я встрепенулся.

— Нужен, — выдохнул я беззвучно. – Я рад.

Я заставил себя проявить радость, но не от увиденного, а от того, что мне не придется впредь бегать за этим игроком и искать.

— Хочешь, я покажу, как он умрет, а тебе даже не придется вставать с места?

Мимолетный поцелуй коснулся моей шеи, а меня словно пробило от него током. Словно все вокруг перестало существовать. И был только обманчиво мягкий голос, среди безумия, в котором ярко вспыхивало чужое страдание.

Жертва на камне в далеком зале изогнулась от боли. По его телу прошли тонкие линии напряженных сосудов. Словно несколько быстрых алых молний окрасили опрятное тело.

— Нет. Погоди, Эр, — мягко попросил я, чуть сжимая его руку.

— Но ведь ты обещал с ним расправы. Я помогу. Не хочу, чтобы ты мучился…

Новая волна боли встряхнула игрока, а я заставил себя не вскочить с места.

Спокойнее. Тише. Главное не спугнуть… Ни себя, ни Эрхаза. Ведь если в нем вспыхнет ярость… я не знаю, какой может получиться ущерб. Я запрещаю себе бояться в такой момент. Хотя всё, чего требует мое подсознание – это бежать. Прочь, долой, скрыться. Что угодно, лишь бы не пасть жертвой его искаженной логики, готовой принести мне подарок в виде замученной жертвы.

— Спасибо, Эр, — я привлек его для поцелуя. – Но можно я сам? Пусти меня туда?

— Так хочешь? – по-семейному нежно спросил он, потираясь кончиком носа о мой.

— Хочу, — шепнул я ему в самые губы.

Будь эта речь не о подарке, я бы взял его самого в следующий миг. Интимность обстановки и тонкая грань сумасшествия щекотала нервы, словно поигрывая на опасном лезвии. Чуть сорвешься и сделаешь что-то не так – умрешь. Подставишься под удар.

Или я сам уже давно лишился здравого рассудка?

Какая уже нахрен разница?!

Я столь жадно впитывал его ласку, словно стал зависим от простых прикосновений. Но именно сейчас то, что он со мной делал, то как пришел и заговорил почти настроило меня на нежный лад.

Показанное же на столе лишь подстегнуло организм. Резкий взрыв гормонов ударил в голову, не давая мне свалиться в холодный и липкий страх. Мозги думали быстрее, чем я успевал понимать, что меня настолько взбудоражило. Поэтому, когда я вскочил со стула, чтобы шагнуть в услужливо поданный мне проем портала, Эрхаз страстно прижался ко мне, поцеловал, оглаживая по всему телу, а потом отпустил. Злого, вздроченного, и пытающегося в спешке пройти в портал.

Я очутился в пустом зале, на ходу срывая с шеи ремешок бус с атамом, и понимая интуитивно, что первоначальные мои планы на этого игрока бесследно тают. Я хотел пустить его на ритуал во благо мира и круга перерождения! Эрхаз… он… постарался для меня. И почти все испортил. Однако, я не говорил ему о своих планах. Это моя вина, что не предупредил его! Так бы я мог получить скованную жертву, которую я бы приберег до финала.

Не думая, что делаю, я работал, забыв о провалах в памяти.

Проверка быстрым сканированием. Множественные раны. Вспухшие и лопнувшие вены. Подкожные синяки и тонкие трещины из которых сочится кровь. Это все не страшно. Это можно заживить. Но душа… Нет-нет-нет! За что?!

На моих глазах тонкие эфирные слои, проявленные сканирующей печатью, как подкожные серебристые жгуты лопались и обрывались, истаивая от каждого вопля боли, при каждом биении сердца. Удар. Кровь пульсирует и хлещет из вен. Обрывается тонкий жгут. Еще удар. Капли падают на пол, разливаясь лужей.

Цепная реакция, разбивающая и калечащая душу, нарастала с каждым мгновением, делая жертву для меня все более непригодной для последнего ритуала. Нет! На нем уже не собрать источник. На нем не изменить мир. Все, что я задумал на его счет – бессмысленно. Как хрупкое стекло, которое раскалывалось у меня под пальцами, я терял с каждым секундным промедлением свой вероятный материал.

Эрхаз… переборщил. Он не знал. Раны, которые он нанес чужому телу неизгладимо травмировали личность и сводили с ума.

Но я еще могу его использовать. Переделать. Не дать развалиться его душе окончательно. Пусть не на финальный ритуал, но хотя бы, на оружие.

Очередной вопль боли ударил мне по барабанным перепонкам, и я, охваченный оглушительной волной уходящей в никуда силы, склонился и нанес на оголенное тело первый глиф. Жгучая энергия страдания давила на разум, вызывала тошноту и мурашки по всему телу, но то лишь проявление невидимого, что я мог собрать под контроль. Не дать угаснуть зазря. Даже оживить и собрать вновь… в другом теле.

Я работал, без алтаря и проводника. Только одним атамом по почти испорченному телу, лежащему на голом полу. Росчерк за росчерком, ставя закрывающие печати, не давая энергии развеиваться попусту. Сперва эффект был не явный. Кровь перестала течь рывками. Сорванный голос затих. Тело словно бы окаменело, принимая грубую форму. А потом начало медленно вбирать в себя материал. Пожирая одежду и разрастаясь, стягивая облепившую его материю.

Я задавал условия, формируя новое существо, которое станет авангардом нашей атаки. Не помню, как именно я попросил Эрхаза открыть этому существу портал из Цитадели. Но вскоре растущая масса очутилась под Салнеш в лесу, с неспешным бурлением собирая в себя ближайшие растения.

Не знаю, чего ожидал Эрхаз в тот момент. Но когда я вернулся, он был мною доволен. Острый взгляд смотрел на меня оценивающе и крайне по-собственнически. Я был весь вымазан в чужой крови. Одежду можно было выбрасывать. Но что-то резануло меня в том его взгляде. Что-то слишком умное и взвешивающее.

Ведь уходя в зал к жертве, я боялся травмировать друга своей досадой и злостью, полагая, что он искренне хотел меня порадовать своей находкой. Но вернувшись, я был уже не уверен, какова была его изначальная цель. Нежная и теплая улыбка оказалась столь мимолетна. А умные глаза вспарывали мой разум лучше любого менталиста. Знал ли он на самом деле, каковы были мои планы на того разумного? Подстроил ли он это специально? Я не знаю. Но жажда и переизбыток энергии после работы взбудоражили мне кровь, и, вернувшись, я взял его как хотел. Грубо, до боли. Откупаясь от себя убеждением, что пока он имеет мои мозги и вертит ими в свое удовольствие, я же могу обладать им физически.