Во имя свободы

Глава 27. Мишень

Цитадель Салнеш остановилась здесь надолго.

Работы хватало на всех и даже сверх того, что мы могли на себе вытянуть.

Эрхаз держался, как мог, но регулярные проблемы всплывали по всему фронту. В нем нуждались, его звали, постоянно теребили по мелким вопросам, пусть и глобального плана.

Игроки Альянса бежали к фронту, в надежде выиграть себе последний шанс на спасение. Лишенные всего, без собственности, без войск, без поддержки от других. Альянс знал о перебежчиках и пытался силой возвращать их обратно. Дезертиры… так их называли. Мы видели, как с ними поступали на той стороне, если ловили при попытке бегства. О таких случаях рассказывали все. Кразар, который был свидетелем на фронте. Нэйан, который работал в информационной среде Империи. И особенно Хасс, который с недавних пор готовился, по просьбе Мастера, к ответственному походу в сердце Альянса.

— Это немыслимо, Нэй, — возмущался Хасс, расхаживая  в своих балахонах по тактическому залу с бессменными терминалами. – Хотя бы ты должен меня понять. Ты знаешь меня давно. Мы работали с тобой в паре дольше других. Представь, что я ощущаю от одной идеи отправляться туда!

Нэйан, как ни в чем не бывало, тогда сидел с объемным бутербродом прямо в своем рабочем кресле. Двойная булка с мясной котлетой и хрустящими листьями салата так ароматно пахла, что мы с Кразаром глотали слюну, хотя забежали в зал ненадолго. А вот Хасс, слишком встревоженный будущим заданием, даже не обращал внимания на вечно голодного в последнее время напарника.

— Угу, — с набитым ртом ответил Нэйан, вращаясь на кресле следом за Хассом, который маячил посреди помещения.

Кразар сидел на краю моего массивного стола, пока я работал за терминалом. В редкие случаи главком выбирался со своего флагмана, чтобы зайти в Цитадель по делам. Хотя, как мне казалось, иногда он просто хотел развеяться. Что бы он ни говорил, я видел, как ему нравилось молча наблюдать за тем же Нэйаном и его почти беззаботной работой в тылу. Ему нравилось наблюдать и за Хассом, который чем-то заставлял его улыбаться. Иногда я даже замечал, как Кразар задумчиво наблюдал за мной, будто моя сосредоточенная работа за терминалами его успокаивала.

— Если бы эту идею подал мне кто-то другой, а не Мастер, я бы отказался, — продолжал искать сочувствия и поддержки Хасс.

В последнее время он будто бы вновь нашел с Нэйаном общий язык. Или пытался найти. Совместная работа все-таки сближает. Порой я думал, что Хасс просто старался дружить нашего программного гения.

— Я все могу понять, — распинался Хасс, жестикулируя и вещая то в потолок, то в стены. – Битвы за территорию, когда Адэн еще не отключился от старого мира. Столкновения кланов. Нападения с целью ограбления друг друга. Я даже мог понять мотивацию игроков, когда они просто приходили убивать друг друга ради развлечения, пока еще все могли перерождаться! Да, им это казалось весело. Да, они так удовлетворяли свое чувство важности и проявляли силу. Что там… я даже мог понять, по какой причине они нападали на слабых игроков, у которых пока еще ничего не было! Я даже сам нападал на других. Но не на слабых. А на тех с кем когда-то повздорил. Но не важно. Но, Нэй, я уже не могу понять их поведение, когда Адэн давно перестал быть просто игрой, и когда уже нельзя возродиться на своей любимой кровати. Я не понимаю, когда эти люди, некогда простые игроки, стали теми, кто есть сейчас! Да, мы сами своей империей создали условия для ожесточения настроений в народе. Но не Империя создала прецедент для войн и убийств. Адэн воевал с первого момента начала своего существования. Наша психология менялась с первого мгновения, когда мы, одевая мнемовизоры, терпели поражение от первого же напавшего противника, который приходил ради развлечения разграбить наш город. Ведь у нас не существовало игровой прослойки между реальным миром и Адэном. Мы испытывали боль и наши руки ощущали силу наносимого удара по врагу… Но… Когда у нас исчезло понятие недопустимых мер? Когда мы покончили с игрой, и жестокость стала частью нашей жизни? Когда люди, приходившие в Адэн для того, чтобы строить, развиваться, торговать и создавать чудеса технологий превратились в тиранов, убийц и рабовладельцев?! Почему все, от чего мы бежали в Адэн из прошлого мира, последовало сюда в десятикратном масштабе? Почему? Скажи мне, зачем они все это делают друг с другом из раза в раз, будто забыли, от чего пытались бежать? Как думаешь, Нэй, а?… Нэйан? Ты вообще меня слушаешь?

А Нэйан тем временем давно уже залип в очередное сообщение на мониторе, забыв даже о своем бутерброде, не дожевав до конца и кивая, с полным ртом периодически в такт.

— Нэй! – возмущенно воскликнул Хасс, всплеснув руками.

— Ой, прости, пожалуйста! – искренне и виновато замахал рукой Нэйан. – Извини! Но что там было про игровую прослойку?

И только под жизнерадостный гогот Кразара наш золотистый программист подскочил в кресле и очнулся от новостей. И хотя Хасс изобразил оскорбленную аристократическую физиономию, отчего-то такие беззаботные моменты запоминались особо ярко в дневной серости. Словно в такие минуты мы ненадолго становились сами собой, живыми и настоящими. Будто мы останавливались передохнуть ненадолго и оглядеться на то, что уже сделали. На то, что уже не восстановить и не повернуть вспять.

А потом вскоре Хасс пропал из поля зрения жителей Империи, и только узкий круг помощников Эрхаза знал, какая ответственная роль ему досталась. Я не знал всех частностей операции, но выделил для него несколько своих морфов и проверенных яргов. Почти неделю мы с Эрхазом, Кразаром и Нэйаном оставались в неведении о его перемещениях. Лично я старался отвлечь себя другими занятиями, по какой-то дурацкой привычке стараясь не зацикливаться на переживании за Хасса. Отчасти, чтобы мое внимание случайно не отвлекло его от дела. Отчасти, чтобы это внимание не засекли со стороны. Не знаю, существовали ли у Альянса такие мастера, которые могли ощутить такое эфемерное возмущение ментальных полей… но я решил не рисковать. Хотя и считал, что отправлять Хасса почти в одиночку во вражескую столицу, пусть и под прикрытием, пусть и с гарантией Эрхаза – опасно.

Но все обошлось!

Спустя неделю Хасс вернулся живым и подавленным. Ярги вытащили его обратно, минуя все вражеские периметры. И хотя разведка морфов сообщила, что на границе и внутри территории Альянса у них не возникло сложностей, тем не менее сам Хасс выглядел выжатым и опустошенным.

Эрхаз дал ему лишь час на приведение себя в порядок, а потом призвал на доклад. Я даже не успел лично расспросить своих морфов – Эр вызвал бойцов сразу по возвращению в тактический зал и вместе с Кразаром принялись расспрашивать их об увиденном. Состояние войск, расположение сил, число игроков. Много всего… я прибыл на это собрание уже к середине, когда со слов разведки Кразар поправил свою модель на тактической карте и выслушивал уже мелкие частности о линии фронта.

А спустя отведенный час после прибытия к нам на собрание прибыл и Хасс. Уставший, но все еще пахнущий шампунем, словно все это время он только и делал что отмывался от грязи. За неделю его лицо будто осунулось, и некогда холёный красавец с аристократичной бородкой и крупной волной в темных волосах превратился в замученного трудягу, будто бы потерявшего интерес к своей внешности.

— …Они забирают их силу. Высасывают, опустошая почти до нутра, — рассказывал Хасс, моделируя иллюзии на столе по образам своей памяти.

В небольшом круглом зале Цитадели, почти полностью погруженном во тьму, мы остались вчетвером, отпустив даже морфов. Хасс чувствовал себя неуютно в таком мраке, вжимая голову в плечи и кутаясь в длинную балахонистую накидку. Эр же, наоборот, словно заворачивался в обстановку и расцветал в густой и давящей темноте, как будто она освобождала его от миллионов внимательных глаз. Я и Кразар попросту давно привыкли, решив, что тьма не отвлекает внимания ни на что лишнее, а круглый стол с проекторами объемных иллюзий – это главный центр внимания в таких разговорах.

Отсутствию Нэйана я сперва удивился, решив, что парень просто не успел на начало сбора. Но чем больше рассказывал Хасс, тем больше я понимал, что нашему беззаботному программисту этого лучше не знать. Потому что сейчас иллюзии на столе отображали стоячие ростовые колбы, с силуэтами людей внутри. Только на криокапсулы экспедиционных кораблей это было совершенно не похоже.

— Они держат их так открыто? – задал общий витающий среди нас вопрос Кразар.

Сложив сильные руки на груди, мужчина внимательно, но с долей скепсиса изучал образ.

— Да, — кивнул Хасс, после чего коснулся пальцами панели стола и увеличил обзор иллюзии. – На одной из главных площадей центрального региона. Они установили Колодец, где собирают бежавших игроков. Все они живы, кто-то пребывает в сознании, но их силы слабы, а оковы поддерживаются на их же энергии.

Гладкая площадь отдалилась, показывая нам широкий зев глубокого колодца, в котором как соты по стенам были развешаны капсулы. Мы не видели деталей и то, куда уходили тонкие нити энергоканалов от всех игроков, но понимали, что они должны вести к некому единому центру. Иначе смысл такой «фермы» терялся.

— Они совсем психи? – спросил я, глядя на эту композицию демонстративной дойки.

Не мне говорить такое, знаю. Однако, я все же спросил.

Хасс окинул меня демонстративно тяжелым взглядом.

— После первого десятка таких показательных капсул народ стал бежать еще активнее, — тихо заговорил Хасс. – Вы, наверняка, заметили этот период. Но теперь народ стал осторожнее. Никто не хочет попадаться. Границы под неусыпным контролем, а стража в основном следит за внутренним порядком.

— Совет пошел на принцип и уже не возлагает надежды на Идею, — мягко и тихо высказался Эрхаз, беспристрастно  глядя на образы иллюзий.

Как тонкая трость, он стоял напротив Хасса, сложив руки за спиной и замерев без тени эмоций. Сильно исхудавший за последнее время, постаревший внешне еще на пять лет и почти полностью седой. Я не мог без боли в душе смотреть на него, вспоминать его периоды сдержанности и холодной воли. Уже давно он слишком сильно держал себя в руках. Слишком скованно вел себя наедине со мной. Слишком… неправильно.

— Нет больше Идеи, — согласился Хасс, сильнее кутаясь в балахон, словно сам тон Мастера обдавал его холодком по спине. – Есть только Цель победить Империю. Победить Вас, Мастер…

— Все во имя победы, — ласковым тоном вторил Эрхаз. – Когда-то это был и мой девиз.

— Но вы убиваете их, — сумрачно напомнил Хасс. – Вы просто убиваете. Но не делаете Этого.

Его рука словно швырнула на стол новый образ, вновь показывающий слабо дышащие в капсулах тела игроков. Никто не посещал площадь. Никто не слышал тихий плач в Колодце. Но Хасс это все видел своими глазами. Он был там, стоял на кромке, заглядывая вглубь. Под чужой личиной, вместе с моими морфами. Да, это была безумно рисковая операция, но чудо, что все обошлось успехом. Или ради этого успеха нам подыграли специально. Не знаю. Но какая разница. 

— Простите, Мастер, — тихо сказал Хасс спустя минуту. – Простите меня, но… я боюсь, что больше не смогу так работать.

Мы трое одновременно уставились на него.

— Я не смогу влиться в Совет, где одобряется такое… Это… моя вина. Я так считаю. Это все я…

— Хасс? О чем ты? – уточнил я.

— Я слишком хорошо выполнял свою работу по информационной войне, Рин, — мужчина коснулся кулаком своей груди и опустил голову. —  Я изучал настроения внутри Альянса, пытался понять их и вскоре, как вы дозволили, стал вливаться в их информационную среду на форуме. Мои слова и сомнения привели к открытым попыткам бегства. Я надеялся, что моя логика размышлений приведет их к расслоению и внутренней вражде, однако Совет оказался слишком силен, и игроки стали просто бежать. А за это их поместили сюда. Моя вина в том, что они оказались в Колодце. Я не хочу, чтобы мои слова продолжали его пополнять. Мастер, дозвольте мне…

— Ты боишься наказания? – прервав его, тихо, но властно спросил Эрхаз. – От них.

— Я…- в кои то веки Хасс выглядел растерянно. Он не ожидал такого вопроса и глянул на меня в надежде получить поддержку. Все мы знали неоднозначность решений Мастера, но мне доверяли, как тому, кто научился угадывать в его тоне истинные намерения.

А что я мог ему сказать? Хотел ли Мастер казнить его за отказ от своего прямого долга? Сейчас нет. Хотел ли Мастер сдать его Альянсу за некие мнимые подозрения? Нет. Не тот тон и не тот взгляд, чтобы Эрхаз намеревался избавиться от такой фигуры как Хасс.

Потому я слабо кивнул ему. Говори правду, друг.

— Конечно… — сдался он. – Боюсь. Каждый раз, вливаясь в их информационную сеть, я боюсь, что мое местоположение обнаружат. Каждый раз я боюсь, что помимо вас, Мастер, в Альянсе найдется кто-то, кто будет в силах выкрасть меня даже из Цитадели. Я боялся идти в город, предполагая, что меня могут раскрыть. Но более всего я боялся там, стоя над Колодцем, в числе немногих одиночек, кто приходил проститься с друзьями.

Хасс опустил глаза. Его руки крепко держались за край стола, но мелкая дрожь выдавала его настоящий страх.

— Нет злее врага, чем тот, кого мы создаем из самих себя, — мягко заговорил Мастер, приближаясь к Хассу в обход стола. – Разве ты сомневаешься в моих силах, что способны вытащить тебя из их заточения? Или ты сомневаешься в иллюзиях, что скрывали тебя лучше, чем даже заемное тело мертвого игрока?

— Нет, Мастер, я не сомневался, — шепнул Хасс.

— Тогда чего на самом деле ты боишься?

Я переглянулся с Кразаром, не очень понимая, что пока происходит. Все это время Эрхаз не менял своего отношения к Хассу и держал с ним дистанцию. Это я вновь уговорил Мастера смягчиться и проводить с вассалом одиночные встречи и совещания. Я утверждал, что Хасс нужен нам, что нам выгодна его лояльность. Но я же предлагал пойти на авантюру и дозволить ему вести диалог на два фронта. Сомнительный план, если учитывать, как скользко некогда Хасс относился к Мастеру, и насколько шаткой все это время была его лояльность.

Эрхаз помнил это всегда. Он требовательно относился к отчетам и внимательно следил за его настроением. Но сейчас видимо что-то изменилось в его мнении. Что-то заставило Мастера задаться последним вопросом.

Хасс натурально дрожал от нервов. Его страх пылал рыжим рваным ореолом души. Но взгляд не метался, а смотрел в одну точку, выискивая ответы в глубине сознания.

— Что же тебя страшит?

Эрхаз подошел к нему на расстояние вытянутой руки и замер, ожидая единственного ответа… который или спасет его или уничтожит навсегда.

— Я сам, — едва прозвучали слова. – То, насколько легко я могу поддаться иной точке зрения и поверить в нее, чтобы заставить верить других. Я в состоянии управлять чужим мнением, находя суть и говоря правду. Но я же начинаю и сам верить в сказанное. Это – мой талант и мое же проклятье. Я не доверяю никому, кроме себя, боясь, что однажды найдется нечто такое, что отвернет меня даже от вас, Мастер.  Я боюсь, что вы сочтете меня хрупким звеном и изгоните прочь. Я боюсь, что за лавиной информации с обеих сторон я потеряю себя. Потеряю свое истинное желание и предам ваше доверие. Я… думаю, что не готов продолжать свой труд, чтобы не навредить вам и остальным. Я… боюсь, что оставаясь во всем в этом, я потеряю последнее доверие собратьев, что у меня осталось. Я предам вас. А следом за тем – и самого себя.

Эрхаз плавно поднял руку, на что Хасс только дернулся, но тут же осекся. Понял, как это выглядело со стороны, после чего сдержался, внимательно уставился, устоял…

А Мастер мягко положил ладонь ему на плечо и улыбнулся. Теплой, ободряющей и покровительственной улыбкой. Его лицо смягчилось, на щеках отчетливо проступили глубокие мимические морщины. Никогда раньше он не позволял себе дотрагиваться до кого-то, кроме меня. Это знали все. Еще ни разу Мастер не нарушал своего правила.

— Мы доверяем тебе. Я доверяю, — его ладонь всего лишь обхватила плечо, но сколько сил она придала растерянному вассалу. – Закончи свой труд, Хасс. Войди в Совет. И уговори их выступить в полную силу.

А следом… на второй ладони Эрхаза сверкнул огонек. Искра. Белая, пульсирующая сфера, которая тянулась к Хассу тонкой сверкающей нитью. Это было его ядро. Ключ к личной территории вассала. Некогда забранный в собственность, а теперь возвращенный вместе с подаренной независимостью.

— Возможно, так тебе будет легче доделать то, что ты начал, — сказал Эрхаз, держа шарик Ключа перед собой на ладони.

Переливы света плясали по лицу Хасса, а он глядел на сферу и не верил своим глазам. Словно из него вышибли воздух. Он схватился за свои одежды на груди, судорожно сжимая кулак.

— Мастер… Что вы… Зачем?!

— Тебя не подвергнут пыткам, если проверки покажут твою независимость, — пояснил свой жест Эрхаз. – И твоя совесть будет чиста, когда ты станешь открывать им тайны Империи.

Эрхаз протянул Ключ Хассу и медленно вложил его в подставленную ладонь. Лучи света скользнули по лицу вассала, на мгновение сверкнув на влажных сощуренных глазах. После чего погасли, когда Мастер сомкнул его ладонь и накрыл своей.

— Я не допущу твоей смерти, Хасс. И буду рад вновь увидеться.

— Мастер…

Казалось, что ноги Хасса подкосились, и он рухнул на колени. Освобожденный, не сломленный, вольный действовать без чужого указа. На долю мгновения мне казалось, что этот жест может, наоборот, уничтожить Хасса и выбить последнюю почву у него из-под ног… но я ошибся.

— Благодарю… — шептал он, опустив в пол глаза. – Мастер, благодарю…

Эрхаз улыбался сквозь печаль на лице. Словно вместе с Ключом он простился с полюбившимся сыном. Хасс не видел этой тоски и боли в чужом взгляде. Не знал, что лежит на душе Мастера и какой величины ставку он сделал на сомневающегося вечно вассала.

— Действуй, как считаешь верным, — едва слышно шепнул Эрхаз.

Какому позыву эмоций поддался Мастер, раз понял, что сейчас самый подходящий момент? Какое настроение он услышал у Хасса, что рискнул дать ему независимость?!

Но в одном я был уверен, это таинство и этот жест Хасс не забудет никогда. Какие бы сомнения не раздирали его душу, как бы его не убеждали продать всю информацию об Империи… он останется с нами.

Белая сфера исчезла, впиталась вновь в душу Хасса, а сам он успокоился, подобрался и поднялся вскоре на ноги. Неловко промаргиваясь, он промокнул щеки платком и выпрямился, вновь держа безупречную осанку.

— Я подготовлю свою территорию к удобной легенде, и завтра же отправлюсь снова в Альянс, — почти не дрожащим голосом заговорил Хасс. – Мне поверят.

— Не сомневаюсь в тебе, — ответил Эрхаз, снова сложив руки за спиной.

На это вассал лишь вымученно улыбнулся и обернулся на нас. Я ободрительно кивнул, одновременно прощаясь. Как знать увидимся ли мы вновь. Хотелось бы надеяться. Но после показанных Хассом фактов в благополучный исход верилось с трудом.

Он словно прочел мое сомнение. Тяжело прощаясь, он задержался на мне взглядом чуть больше положенного. Будто пытаясь убедить и себя и меня в том, что он справится. Выживет всегда и везде. Пролезет, как уже раньше. Он хотел, чтобы мы доверяли ему. Наконец-то, хоть кто-то, где-то и когда-то. Потому что доверие могло стать для него единственным якорем в этой череде лжи.

И я доверился. Сбросил груз сомнений со своих плеч и отдался мысли, что все его деяния пойдут нам во благо. Все ради победы. Все ради нас.

Из зала Хасс уходил не оборачиваясь.

 

***

 

Это происходило без меня, но ставший родным мир щедро демонстрировал следы своих воспоминаний.

Призрачная тень в моем очередном сне скользила над рисунком многосоставного чертежа. Сложный глиф, за ним еще один. Точная рука выверено наносит рисунок кончиком атама, с навершия которого свисает толстая кисть чьих-то черных волос.

Я был там после всего случившегося. Возвращался по следам Учителя, спрашивал древний голос мира о том, как это было. Ноги сами привели меня на поверхность дикой необитаемой земли, звери, повинуясь воле мира, пропускали меня, не нападая. Я шел тропой, проходя километры за пару шагов, до тех пор, пока местность не опустела, а я не очутился в уже очищенной зоне огромного чертежа.

Застывшие, некогда оплавленные камни черной породы вздымались широко вокруг, словно края огромной оплавленной лопнувшей сферы. Я стоял в центре выглаженного кратера, без трещин и ребер, без пыли и лишнего сора. Только когти обсидианово-черной породы нависали над головой, словно готовые вот-вот сомкнуться.

Помню, как падаю на колени в центре под пульсирующим в высоте фокусирующим ядром. Мои руки, черные от грязи, гладят бархатный камень, а мысль стремительно рвется к миру с мольбой показать…

Эхо послушно отзывается, донося шепотки ветра, и блеск старых искр складывается в иллюзию. От ладоней расходится свет, проявляя последний образ, что будоражил это место.

…Призрачная тень медленно ступает босыми ногами по камню, а в руке покоится тот самый атам. Аккуратно переступая через линии и глифы, тень обходит сложный чертеж, а руки неспешно оглаживаю черную кисточку хвоста на клинке…

Ветер сдувает образ, рассыпая иллюзию, чтобы снова собрать ее в другом месте.

Учитель.

Сэнхас…

Долгие дни работы и подготовки, а он неизменчив. Почти. Только жесты стали суше и строже, а он сам весь увлечен работой. Лучше ей, чем иными мыслями. Лучше работой… чем сожалением о потерях.

Он никогда не сожалел. Никогда не утопал в унынии и грусти. Не позволял себе зациклиться на потерях, но… ведь почти каждая новая жизнь означала личную потерю кого-то в прошлом.

Босые ноги аккуратно ступали меж линий сложного чертежа. Последние проверки, доработки, учет мелочей. И никого другого рядом. Один, снова один, оборвавший все дорогие связи, чтобы совершить…

Что совершить?

Ветер снова унес мимолетный образ, а я царапаю ногтями гладкую почву. Память… Мне нужна моя память! Зачем он это сделал? Зачем он всё это стер?!

Капля падает на ладонь, смывая по пути грязь. Ветер в кратере подхватывает иллюзию, и та рассыпается ворохом искр, погружая меня в старое время.

Его нет здесь, но мысль витает по вспоротой земле, активируя сложнейший чертеж. Вспышка за вспышкой, пока паутина размашистых линий не загорается вся. Мельчайшие глифы запускают систему, складываясь в ряд условий и запрограммированных этапов. Где-то глубоко, в знакомом мне зале под землей, беззвучно встают в рисунок наборные плиты добавочного узора. Новые условия, замены, уточнения, измененные откуда-то издалека. Плиты плывут в пустоте огромного колодца, выстраиваясь как мозаика, и по окончании движения загораются чертежом.

А потом… реальность вздрагивает.

Словно пронзенный болью от оборванной связи, я падаю на локти. Жертва… Жертва закрепляет подобную печать чертежа. И этой жертвой был он сам.

Ради того, чтобы убрать своих врагов. Ради того, чтобы спасти родной дом. Ради того, чтобы выжили мы, кто был ему дорог. И ради того, чтобы жил я…

Он дал мне шанс подняться самостоятельно и пережить ту тихую войну. Он отстранил меня, заблокировав память, чтобы мне было легче пережить его потерю. Он шел сюда работать и знал, что такой ритуал – почти наверняка путь в один конец. Потому что…

Такие печати закрываются жертвой.

Остатки иллюзии догорают символами по каменным всплескам кратера, и угасает радужный силовой узел над головой. А я почти лежу на камнях, тяжело дыша и царапая грудь в месте оборванной связи.

Сэнхас… Учитель.

Прости, что так рано вернул себе память. Возможно, мне не следовало. Лучше, чтобы прошли сотни и тысячи лет… Могут пройти и миллионы!

Я вспомнил тебя слишком рано.

Вспомнил и то, чему ты меня учил.

Разочарован ли я твоим решением? Нет. Грущу ли я о потере? Пожалуй. Да только даже после смерти остаются следы. Даже они способны протянуть нить сквозь время. Сохранить память. Заставить откликнуться спустя долгие эоны. Найти…

Но все же оставшись в живых после тебя… мне больно. Осознание одиночества готово разорвать мне душу, но я заставляю себя вспоминать твои слова. Мы не умираем навечно. Не так, и не при таких обстоятельствах. Иногда нам приходится сбросить груз старых долгов, закрыть хвосты, пойти на восстановление, залечить разум и душу. Смерть – не отдых, но время на восстановление, которое порой тоже надо переждать. Имея достаточно знаний и сил, мы в состоянии дождаться и найти наших близких даже на другом краю Мультиверсума. А иногда, если знать как, мы можем даже восстановить тех, кто считался потерян навеки. Нужно лишь помнить это. Знать. Добиваться возможности, искать. Но иногда… просто ждать.

Тогда я не понимал горечи, с которой ты говорил мне такое. Я видел боль в твоих глазах и  бессильное ожидание чего-то знакового. В мою память врезались эти слова, но я не чувствовал того груза, что тянулся за ними и рвал твою душу.

Сейчас же – все изменилось. Слова всплыли в памяти сами собой, заштопывая и закрывая глубокую рану на душе.

Таков был твой последний невольный урок в этой жизни. Финальный срез, что огранил мой «кристалл» души. И только теперь я могу с уверенностью заявить:

— Я понимаю тебя, Учитель.

 

Постыдно щипало глаза, а в горле застрял тяжелый ком. Я неохотно заставил себя проснуться, сминая под пальцами тонкую простыню. Тьма комфортно скрывала цвета алого потолка, давая возможность не обращать внимания на это дизайнерское уродство.

Тихая злость жгла мои нервы, пока ко мне возвращалось осознание места и нынешней действительности. Снова я хватался за ускользающую нить воспоминаний, заставляя мысленно проговаривать увиденное.

Сэнхас… Как ты мог.

Придурок. Мы бы справились вместе. Нашли бы способ. Мы могли выжить вместе, а вместо этого теперь..!

Короткая вспышка гнева резанула огнем, но я принудил себя успокоиться. Все эмоции сейчас неуместны. Остались лишь факты. А они говорят о том, что сейчас я тупо заперт в этом гребанном игровом мире, откуда не предусмотрены пути наружу.

Я даже не могу позволить себе здесь сдохнуть, потому что увязну и застряну в замкнутом цикле, пока Мультиверсум не схлопнется в новом перезапуске!

Ткань треснула под пальцами, и я встрепенулся на звук. Однако, стоило мне поднять голову, я заметил откинутое одеяло и отодвинутый край прозрачного балдахина. Эрхаза рядом не было.

Поддавшись порыву и плохому предчувствию, я встал, накинул на плечи тонкий халат и вышел из спальни. Однако, искать спутника долго не пришлось – темный силуэт заслонял собой бледные огни простирающихся под Цитаделью войск. Легкие свободные одежды трепал слабый ветерок, а отросшие волосы спадали по щекам длинной челкой.

Я тихо подошел сзади, поднял руку, чтобы коснуться его плеча, но в последний момент передумал.

— Снова снился тот Единственный? – стегнул меня сухой до бесчувственности вопрос.

Ладонь словно ошпарило раскаленной в гневе аурой, и я отдернул руку. Слова ударили в сердце иглой. Болезненной и ядовитой.

Он знает.

Факт, осенивший меня и на время приковавший к месту.

Эрхаз знает о моих воспоминаниях. А то, как он выразился, может означать, что он знает все нюансы моих отношений.

Я выдохнул и собрался с мыслями. Дорогой Сэнхас… Я не могу отрицать свою привязанность к тебе, но сейчас она встает колом и разжигает чужую ревность.

Единственный. Да…

— Мой Учитель, — ответил я столь же сухо, подходя к парапету и складывая руки рядом.

— И чему же он тебя…учил? – спросил выдержанно, но с долей яда Эрхаз.

Сколько колкости и горючей ревности. Я понял это только сейчас. Наверное, я все-таки идиот. Все мои сны, все крики и зов по ночам – раз за разом он был зрителем снов, а не просто свидетелем моих кошмаров. Находясь в одной постели, ощущая на себе мое внимание, он всегда слышал, как во снах я звал не его. Не про него мне снились кошмары, не о нем горевал я бессознательно в темноте. И не его имя я хотел нашептывать, когда он поддавался мне, жаждая тепла.

Противно ли мне? Да. Отвратительно за самого себя и за то, что я невольно творю с ним таким образом, улетая мечтами далеко в прошлое.

Но стоит ли продолжать? Стоит ли Это Всё той дряни, что кублом роится в моей голове?

И глядя на измученного войной и ревностью Эрхаза, я вновь понимаю, что мы должны идти до победы. Раз начало положено, а память дошла до логического конца, я должен смириться и перестать попусту горевать. Потому что этому тоже учил Сэнхас. Он учил…

— Всему, — ответил я твердо.

— Тогда где твои навыки, что помогут нам в этой войне? – с вызовом спросил Эрхаз, словно хотел ущемить меня в бесполезности.

Я задумался на мгновение, а потом начертил в воздухе косую дугу. Над ней набросал еще несколько символов. Еще кривая поперек, три от нее. Символ, символ, последний…

Цитадель словно взвыла от натянутой в ней энергии, а Эрхаз замер, глядя в чертеж дикими от напряжения глазами. Мурашки пошли по спине, а мелкие волоски на загривке защекотали мне шею. Я чувствовал возможность и расползшуюся паутину цепких якорей чертежа, знал, что стоит активировать его, и я будто схвачусь голой рукой за энергоканал поводка от самой Салнеш.

Но я смахнул образ чертежа одним быстрым жестом, чтобы не пугать Цитадель, и напряжение разом прошло. Все мои навыки…

— При мне, — ответил я, продолжая, как ни в чем не бывало сомнительный разговор.

— В таком случае, я рассчитываю увидеть их применение в решающем бою, — сказал Эрхаз, закутываясь в тунику, несмотря на теплый ветер и уходя вглубь помещения.

— Значит, несмотря на все наши усилия, его не миновать? – спросил я его вслед.

Я знал, что Эрхаз сегодня больше не вернется ко сну. Как всегда, поднявшись даже глубокой ночью, он соберется и отправится на флагман.

Услышав мой вопрос, Мастер остановился и ненадолго обернулся.

— Наши усилия лишь плотнее соберут их вместе. Мы лишь отсекаем редкие побеги и загоняем их в рамки. Но чтобы убить куст – его надо выкорчевать с корнем.

— Тогда я подумаю, чем могу стать полезен.

Глаза Эрхаза слабо блеснули в темноте комнаты, а голос упал до тихого шепота.

— Уж постарайся.

После чего он ушел, оставив меня одного наедине с памятью. Но я бы соврал, сказав, что хоть что-то в будущем подготовил для битвы.

 

***

 

Прошло несколько дней с момента того ночного разговора с Эрхазом, а Кразар, его верный и бессменный главнокомандующий до сих пор бросал на меня гневные взгляды.

— Твое лицо меня угнетает, — мрачно шикнул я как-то раз, пока мы вдвоем с ним обсуждали план действий.

— А твоим словно вытирали помои.

Прекрасно! То, что нужно для моральной поддержки.

— Я ценю твою внимательность, но сейчас это не твое сраное дело, — вежливо огрызнулся я.

— Мое дело – это благополучие нашего Мастера. А ты — вектор его настроения.

— Впервые слышу настолько деликатное именование его подстилки.

Кажется, мне хотели врезать по роже, а я невольно сам на это нарывался. Рослый главком сопел, стискивая кулаки, наливался ядом в гневе от моей непрошибаемой упертости, но пока молчал.

Да-да. Я придурок, кретин и моральный мазохист. Если раньше причиной моего дрянного настроения были редкие вспышки воспоминаний и самокопание, то теперь, словно от навалившейся лавины памяти вся сложившаяся личность пришла в раздрай. Слишком много впечатлений наложилось на то, что уже пережито. Мозг не успевал обрабатывать информацию. Было бы свободное время – я бы потратил его на переосмысление фактов, разложил бы по полочкам впечатления и определился с действиями… Но времени у меня, как назло, не было! В преддверии финала я метался между вассалами, отдыхая только во время полетов на глайдере. Но на нем не выспаться! Не считая того, что у меня накапливалась банальная перегрузка от обилия общения, людей, размышлений, постоянных переключений между делами и всем, буквально всем от меня было что-то нужно!  Отчего в последнее время я огрызался на людей, вел себя как последняя сволочь и часто, как сейчас, бросался на ближайших помощников с идиотскими высказываниями в духе подростковых малолеток. Что в совокупности бесило еще больше! Потому что для всех вассалов я должен был выглядеть заместителем злобным и твердым как стоячий хер, для Эрхаза быть несгибаемым и сильным, для Нэйана говорить мягко и утешительно как старший братец опекун, а вот для Кразара я мог быть каким угодно. Потому что мне плевать на то, как он ко мне относится. И вообще свел нас сам Эрхаз, и главкому факт моего наличия на флагмане пришлось просто сглотнуть. Поэтому я считал своим правом бесстыдно срываться при нем. Тем более, что мы вроде как единственные, кто знает Мастера по имени, и в этом у меня с ним этакое моральное родство, которое дает мне волю выражаться на срывах!

— Рин, — совладав с эмоциями, окликнул Кразар. – Пожалуйста. Наладь свои отношения с Мастером.

Я не ослышался? Серьезно? Меня просят о таком!

— Я не знаю, что именно происходит между вами, — продолжил главнокомандующий, склонившись над столом. – Но я уверен, что ваши дела и разговоры с Эрхазом являются причиной его перепадов настроения. Я берегу его от лишних стычек и игроков. Я почти отстранил его от казней. Но я вижу, как иной раз он приходит полностью закрытый от всех. Тогда мне сложно удержать его от личных походов на передовую. Бойцам приходится прикрывать его. Он не считается с потерями. Проходит тараном по землям, убивая чужаков без разбора и суда. Рин. Он ломает свой разум еще больше, когда совершает такое. Прошу тебя, убеди его быть в стороне и смягчи к нему отношение.

Нет, он не сказал мне ничего нового, я знал это и раньше. Но то, каким тоном со мной говорил этот вроде бы совершенно неприспособленный под душевные беседы и просьбы мужчина, заставило меня прислушаться.

…Мне нужно немного времени! Просто несколько суток подумать. Может быть, даже просто сутки! Хотя бы несколько часов!

— Я понял тебя, Краз, — сказал я, опуская плечи. – Я услышал.

— Рин… — он воззвал к моему вниманию, видя, как я мысленно вновь погружаюсь в себя.

— Да?

— Проси что угодно, но приведи разум Эрхаза в стабильность.

Стабильность? Его? При моем-то состоянии?! А кто меня стабилизирует!?

На долю мгновения я поймал себя на желании паскудно разныться как малолетка и разораться сумасшедшей истерикой. Но то было очередное эхо старой жизни. Короткое воспоминание, стрельнувшее триггером, как вспухший гной чиряка.

Гадство.

А ведь некогда Эр просил меня, наоборот, подстегивать его разум, чтобы он не скатывался в состояние трусливого сопляка.

И теперь меня просят о стабильности! Нет больше стабильности. Кончилась! Мы доломали в себе почти всё, что могли!

Но что-то ведь еще осталось. Что-то, ради чего мы живем…

Я схватился за голову и унял бешенное сердцебиение. Мне нужно дело. Отдушина. Вдали от Цитадели, чтобы успокоиться и спустить накопленный бардак в мозгах.

Работа. По найму? Как было? В тишине, спокойствии. Работа, требующая концентрации. А я смогу? Да, смогу. Более того, мне это надо. Прямо, пиздец, как позарез надо!

— Краз? – мужчина весь напрягся от внимательности. – У нас есть проблемные горячие точки?

— Есть, конечно, — ответил он охотно, активируя рабочий экран на столе.

— Мне нужно расслабиться и поработать руками.

Быстрая тень скользнула по лицу главкома, словно очерчивая на его губах тонкую улыбку. Но была ли эта всего лишь тень?

 

***

 

Быстрый глайдер за пару часов привез меня на линию фронта. Его и несколько бойцов выделил лично Кразар из своего персонально отряда. Мою просьбу услышали и решили исполнить не откладывая. Мало ли, как вильнет следующая мысль в моей больной голове. Я нуждался в прикладных задачах. А что может быть более прикладным, чем работа с людьми?

Меня высадили далеко от границы противника, к бойцам Легиона, которые безрезультатно штурмовали крепость вот уже третьи сутки. Игроки в ней держались, укрепляли щиты и выстраивали непробиваемые блокираторы на пути наших магических снарядов.

Неприступная крепость и наш гарнизон под камуфляжем и прикрытием. Бойцы снуют между палатками и машинами. Рабочий гул почти не разбавлен смешками и громкими голосами. Здесь все постоянно готовы к бою в любой момент и всегда при оружии.

Как же мне все это знакомо.

Я удобнее поправил ремень чехла на плече и в сопровождении бойцов Кразара отправился в командный пункт для доклада.

Проходящие мимо бойцы, а так же те, кто был на дежурстве, на радарах и отправлялся на смену в патруль, смотрели на меня с удивлением. Редко когда игроки выходили к ним в поддержку прямо на линию фронта. Считается, это опасно. Считается, что Легионы в состоянии взять измором любую крепость. Но нам некогда заниматься долгой осадой и истязанием сил. Задача поставлена давно. Город должен быть взят.

 Я поднялся по пандусу на их штабной корабль, где меня отвели прямиком к командующему на мостик, где позади пультов был развернут тактический центр. Недоверчивый, смуглокожий мужчина в черной стандартной броне Легиона скептически смерил меня взглядом и остановился на уставших, потухших глазах.

— Кразар доложил мне, — сухо сказал тот. – Но я не пропущу игрока вперед. Пусть даже и заместителя Мастера.

— Мне не нужно вперед, — тихо сказал я, стоя опустив руки и не стараясь держать осанку.

А ведь это даже приятно – вновь почувствовать себя ненадолго рядовым бойцом. Вновь попасть под командование местечкового офицера. Слушать его скептичные речи. Ловить на себе хмурый взгляд, оценивающий меня не дороже дрыщеватой пешки.

Это… иногда приятно и помогает расслабиться. Позволяет переложить заботу о себе на кого-то иного. Это приятно — побыть на короткий момент простой шестерней в механизме войны.

— К нам уже присылали других игроков. Никто не справился, — резко отмел меня командующий.

Он напоминал мне эльфа в десантной техногенной броне. Такие же холеные черты лица и самомнение, подкрепленное опытом. Такой же вздернутый горделиво подбородок. Нет, он не смирится с тем, что мы игроки, тепличные детки прошлого мира, что-то сильно понимаем в войне. Это он родился, чтобы убивать. Он знает на своем опыте цену чужой жизни. Но не мы.

— Что они пробовали? – вопрос, который обычно не позволяет себе подчиненный, но я хотел знать.

— Все, на что хватило фантазии. Химическое оружие, биологическое, ментальное, — резко перечислял командующий, повышая голос с каждым словом, так что на него начали оборачиваться служащие на мостике. – Никакие ракеты, никакие бомбы и плазменные лучи. Защита с той стороны поглощает энергию и любое прямое воздействие. Она питается за счет магии и становится только сильнее.

— Знаком с таким, — кивнул я. – А как насчет мелких физических объектов?

— Пробовали ботов и наниты. Электроника приходит в негодность, не доходя до щита.

Я снова согласно прикрыл глаза. Ожидаемо. Я бы делал так же.

— Вы знаете, кто держит этот щит? – спросил я уже более конкретно.

— Да.

— Можете на него указать?

Командующий смерил меня взглядом, а потом махнул своим бойцам на мостике через плечо. На нашу процессию перестали с любопытством пялиться. Тут же загорелся один из экранов на панели вместо обзорного окна и услужливые дроны показали мне крепость, где, не таясь, по коридорам шествовал игрок в позолоченных одеждах и бархатных сапогах. Он что-то обсуждал со своими, указывал в сторону стен, кивал, выслушивал и нетерпеливо посматривал на планшет.

Но главное в увиденном было даже не то, что мне дали его рассмотреть, а то, что его Можно было рассмотреть.

— У меня есть то, что облегчит вам работу, — сказал я, запустив руку под броню и снимая со своего ожерелья мелкий необработанный кусочек металла.

Я не видел смысла держать для командующего тайну, а потому сотворял инструмент этой победы прямо у него на глазах. Раскатывая и формируя кусочек, я вытягивал его в аккуратный цилиндр, заостряя с одного конца. Совсем немного магии помогло сделать болванку идеально симметричной.

А потом я поставил на столик перед нами готовую пулю. Цельную, без зарубов и полостей. Вроде бы обычный кусок маслянисто серого металла.

Командующий внимательно следил за созданием, но как только он опознал металл, его взгляд изменился и налился сомнением пополам с изумлением.

— Этого может быть мало. Не уверен, пробьет ли она щит, — теперь в его тоне не было горделивости.

Я поднял пулю, и память сама подкинула нужные символы магического негатора. Достаточно пробить пузырь щита. Если его продумали плохо, то он лопнет от разрыва. Если продумали хорошо, то разрыв затянется, но без поддержки носителя он все равно сойдет на нет.

Подлая вещь.

— Так пройдет, — взглядом я добавил к ней на тыльную сторону пару символов автоматического возврата и вернул пулю на стол.

На меня смотрели долгим и немигающим взглядом. Нет, я не выглядел для него наивным и блаженным идиотом. Скорее… он был раздражен, что такой простой метод может сработать против его нерешаемой задачи.

— Я позову своего снайпера, — сдержанно ответил, наконец, командующий.

— Нет. Только игрок может убить игрока. Для этого я здесь.

Еще один взгляд полный сомнения и нежелания меня допускать. Мы, игроки, лишь подопечные за нерушимой стеной подготовленных войск. Мы создатели. Фантазеры. Мы Творцы и Конструкторы в этом мире, но никто и ничто за его пределами. Художники, архитекторы, любители фантастики и космоопер. Мы мыслители и максимум — политики. Стратеги и тактики. Но не бойцы. И тем более не профессиональные убийцы.

В худшем случае я просто промажу, или пуля не пробьет щит, и у меня ничего не выйдет. Угрозы для меня нет, и командующий понимал это. Как и то, что я по непонятной причине просто пришел исполнить свою блажь, не сомневаясь в личных навыках.

У него просто не было повода мне отказать.

— Удобную точку покажут, — он все же смирился и бросил быстрый жест своим бойцам. – Иди.

Но никогда, такой как он, не признается, что ему могло стать просто  любопытно посмотреть на то, как игрок справится с боевой задачей.

Я благодарно склонил голову и поправил ремень чехла.

 

 

 

Работу снайпера почти всегда идеализируют.

Говорят, это красиво. Готовиться, ждать, смотреть на жертву в перекрестье прицела и тешить себя незаметностью.

Кто превозносит работу снайпера, те создают из их засады один сплошной ритуал. А те, кто следуют сами таким ритуалам…

Нет ничего красивого в поиске места для удобной атаки. Нет красоты в расчехлении и установке оружия. Когда приходит время этим заниматься, то мысль не обсасывает каждый жест, а рука не гладит любовно винтовку.

Весь этот тактильный оргазм с оружием будет после. Когда настанет время заняться чисткой и медитативным уходом. Вот это будет отдельный интим. Но не работа.

Когда приходишь на точку, все мысли сосредотачиваются на позиции и цели. Как выбрать место, как устроиться удобнее. Если есть время и возможности, глупо наспех ложиться в грязь и морозить брюхо. Позиция должна быть комфортной, и никакой лишний камень не должен колоть в печень и отвлекать от задачи.

Броня сглаживает ухабы, но я все равно расстилаю чехол, чтобы лечь на него. Светило позади меня, и не даст даже случайных бликов на оптику. Ветер умеренный, без резких порывов. Прекрасное время для стрельбы.

Мне выделили место на возвышенности, так что я видел крепость как на ладони. Пожалуй, только расстояние не радовало – игрок создал широкий щит вокруг стен своего дома. Но сейчас не время для привередничества, мне и так позволили подойти слишком близко.

Трое бойцов прикрывали меня и следили за местностью. Пилот мелкого глайдера, готовый в любой миг увезти нас отсюда, и двое смотрящих. Один из них – отрядный снайпер, что вызвался мне в подмогу. Я только рад. Глупо надеяться исключительно на себя и бравировать, что смогу за всем уследить.

Казалось бы, какая разница, кто сделает выстрел: игрок или рожденный боец этого мира. Пуля безличностна. Она покидает оружие и несется, подхваченная и объятая ветром. Но таковы законы мира, пока он принадлежит игре. Моей рукой произведен выстрел. Рукой игрока нажат спусковой крючок.

Я почти не прячусь – моя броня скрывает меня лучше чахлых кустов. Помощник засел рядом с биноклем. Его тихие комментарии помогают вносить поправки в прицел.

Ветер.

Редкие порывы раскачивают знамена и шелковые шторы в открытых окнах. Мелкие круглые листики древесных крон переливаются лазурными краями как перышки пушистых птиц. Моя цель расхаживает в открытых каменных коридорах среди колоннады, довольно созерцая плоды своих трудов по защите. Рядом с ним осторожно семенят двое других ребят. Разные, не похожие по одежде и виду на мобов. Скорее всего, другие игроки. Иногда они возвращаются к дискуссии, экспрессивно одергивают друг друга. Один из них носит длинную челку и та покачается следом за ветром, а он регулярно убирает непослушные пряди с лица.

Сейчас мне неважно кто этот игрок. Мир заберет себе всех. Мне не важна его история, его таланты, опыт, характер. Я не знаю, каким он был и не хочу это знать. Кразар выдал мне цель. Эрхаз подтвердил приговор устранения. Неважно кому его исполнять.

Когда-то давно в прошлой жизни мой командир разведгруппы группы говорил нам – не концентрируйтесь на цели. Не пытайтесь ее понять. Не думайте, кто это и тем более не судите. Как только вы начинаете думать о личности за вашим прицелом – вы становитесь предвзяты. А предвзятость – подводит вашу руку и сердце.

Ровный, тихий и четкий голос помощника. Я вношу поправки, отщелкивая барабанчики регулировки на прицеле. С его комментариями я соглашаюсь и доверяю. Иначе быть не может.

А все остальное зависит уже от меня. Мне выбирать момент выстрела. Мне подбирать удачное дуновение ветра. Когда-то тренируясь на своих холмах вдали от кибиток, я невольно восстанавливал старый навык, выявляя закономерности полета пуль. Ветер – не единственный фактор, влияющий на точность. Помимо него важен баланс самой пули, направление нареза ствола, принцип работы самой винтовки, даже ее баланс и высота между стволом и оптикой прицела, не говоря уже о манере стрелка.

Глядя в окуляр, я не фокусировался на цели. Я следил за ней, провожал по направлению движения, но не смотрел только в нее. Волосы его собеседника всколыхнулись под порывом нового ветра. Подхватились тонкие ленты на шторах в окне позади. Моей головы коснулся ласковый прохладный поток, трава на земле перед крепостью поддалась сложной и перетекающей волне.

Я спокоен для работы. Память подсказывает все сама. Нет лишних мыслей. Нет тревог и забот. Сейчас нет ничего кроме меня, моей цели и ветра. Нет разделения меня и винтовки. Нет жесткого коврика подо мной. Нет внимательных бойцов позади, которых я увидел впервые десять минут назад.

Сердце стучит ровно. Дыхание свободно и неспешно.

Цель разворачивается к собеседникам, машет рукой в направлении купола, бравирует. Сперва цель выскажется. Потом замрет, чтобы выслушать ответ. Собеседник вновь поправляет волосы за ухо. Ленты на шторах чуть припадают.

Вдох.

Цель еще говорит. Но его перебивают. Он навязчиво настаивает.

Выдох.

Кто-то окликает его со стороны. Листья на дереве переливаются слабой мелкой рябью.

Удары сердца становятся реже. Пульс замедляется до состояния покоя.

Вдох.

Цель удивлена и тут же подавлена. Бравада исчезает, сменяясь пришибленностью. Кто-то подходит со стороны. Остальные замирают. Новое действующее лицо – явно старший игрок.

Выдох…

Чужое мнение слушают все. Цель старается не шевелиться. Идеальный момент. Идеальный ветер.

Вдох…

Пауза. Цель оправдывается перед пришедшим. Размахивает руками, указывает на стену, на осаду, на планшет. Пришедший его не слушает. Брезгливо отмахивается. Ветер временно унимается от резких порывов. Цель вновь пытается вставить слово, но вдруг старший вскидывает руку в удушающем жесте, а цель застывает, хватаясь за горло…

Выдох…

Пора.

Я делаю выбор и нажимаю на спуск.

Тихий хлопок выстрела гаснет на широкой равнине…

 

 

Помощник отдернул бинокль от глаз и в растерянности, побледневший, уставился на меня.

— Это не тот, — тихо вымолвил он со сковывающим волнением. – Ты…

— Ждите, — спокойно сказал я, глядя в оптику на разворачивающееся в колоннаде действо.

— Но ведь… — боец заставил себя снова прилипнуть к биноклю.

— Жди.

Смотреть было на что.

Моя цель всполошился. В ужасе расслабился, продышался и уставился на пол, куда ссыпался его старший. Все остальные бросились врассыпную и вжались в колонны, надеясь, что их не видят. Но цель… ему хватило нескольких секунд, чтобы все осознать. Он бесполезно заметался взглядом вокруг, снова уставился на тело, его дыхание стало сбиваться на судорожные всхлипы от страха, а потом…

— Щит падает! – воскликнул боец позади меня.

— Сигнал. Белый луч. Они сдаются! – был второй голос.

— Командующий в курсе. Он докладывает наверх.

— Заместитель? Сорин, — ко мне обратился мой помощник по стрельбе. – А что прикажете вы?

Я улыбался, отстраняясь от прицела. Спокойно, почти флегматично, и умиротворенно. Что командир группы, что Сэнхас всегда говорили – не пытайся понять жертву. Не думай над мотивацией жертвы и не пытайся примерить ее шкуру на себя. А я все равно это делал. Почти каждый раз, оценивая и давая себе повод сомневаться. И почти каждый раз Сэнхас  и тот командир хвалили за внимательность и оставались довольны. Словно каждая цель и осознанный выбор был мне проверкой, которую я раз за разом проходил.

Поднимаясь с земли и легким жестом возвращая обратно себе свою пулю, я смотрел за белым лучом и полностью отключенным щитом над крепостью и ощущал победу большую, чем от простого убийства цели.

Словно где-то в душе я стал чуточку чище, а жажда бессмысленной крови вновь отступает, не давая мне скатиться в череду обыкновенной бойни.

— Займите Крепость. Сдавшихся не убивать. Игроков вежливо передать для допроса и суда.

— Принято, — кивнул помощник и по связи передал мой приказ командующему.

Казалось, что может быть проще, чем прийти и просто выполнить работу. Но даже сейчас  меня не отпускали сомнения и внимательность. Может, в этом и смысл? Может, пора пересмотреть всё вокруг, чтобы трезво взглянуть на ситуацию?

Что если я до сих пор «держу на прицеле неверную цель».

во имя свободы во имя свободы - глава 27     во имя свободы во имя свободы - глава 27    во имя свободы во имя свободы - глава 27

© Copyright - Tallary clan