Проект Полиморф

Глава 25. Шторм

Эскадра особого назначения «Белый шторм»

Какое-то время спустя

 

Во время дальних прыжков в эфире полиморфов «Белого шторма» уже несколько месяцев стояла тишина.

Никто не шутил, пуская энергию на осветительные плафоны. Никто не устраивал помех на приборных стойках. Тишину в общем канале не нарушали ни новички ТИСы, присланные на корабль взамен прошлым, ни выжившие.

Особенно хранил молчание ТИС-512, потерявший на злополучном вылете все свое предыдущее звено. Не было больше ни Вредины, ни Зануды и Ворчли. Не было ни Красавчика. Только безымянный пятьсот двенадцатый, чье молчание даже радовало МЕГа какое-то время.

Но радость у древнего полиморфа продлилась недолго. Привычный к потерям ведомых он не сожалел о погибшем звене. Тишина от надоедливого лидера ТИСов только радовала. МЕГ, он же Март, даже с облегчением расслабился, когда пятьсот двенадцатый смолчал на появление в ангаре новых полиморфов. Не было подстрекательских шуток. Не было горячих перепалок и конфликтов. Выживший лидер звена не лез на рожон и не пытался выступать за старшинство. Его просто оставили старшим в команде, а «молодняк» закрепили под его руководство как раньше.

С точки зрения людей, все в звене было как прежде.

Но для полиморфов это было уже абсолютно новое звено.

Март осознал поспешность своего спокойствия только во время очередного нового вылета. Несбалансированное звено, лишенное сговорчивости и отлаженного командного духа тащилось за ним, как балласт. А пятьсот двенадцатый едва ли дотягивал по характеристикам до самого неопытного из них. Естественно о лидерстве в таком его состоянии не было и речи.

Тогда Март начал подтягивать выжившего ТИСа насильно. Выдавал ему короткие и емкие приказы. Принуждал к действиям. Заставлял выполнять свой долг без творческого переосмысления. Март сам не мог себе признаться в том, зачем он этим занимается. Но нейролитовым мозгом он понимал, что если за пятьсот двенадцатым начнет копиться хвост «нареканий», то его спишут по причине недееспособности.

Хотя состояние ТИСа после потери звена было идеальным. Его и Марта залатали так качественно, что обе машины стали как новые. Опыт с пиратами выявил критические недочеты, которые генерал «Белого шторма» поспешил устранить в кратчайшие сроки. Кенси не поскупился на бюрократических процедурах и выпросил для выживших полиморфов обновки в виде импульсоустойчивых сенсоров и кристаллических камер. Выжившую пару машин под это дело прочистили, перебрали и устранили всё вплоть до микротрещин в обшивке.

Март ощущал себя на редкость свежо после обновлений. А вот у ТИСа починка никак не сказалась на эмоциональном состоянии. В какой-то момент Март даже забеспокоился, что может техники сломали его ведомого? Но в ответ на сканирование, полиморф маякнул знакомой сигнатурой и потом ушел  обратно в свою депрессию.

В целом такое состояние напарника Марта устраивало. Но не во время боевых вылетов. Что-то творилось в звездной системе, и сто четырнадцатый замечал, как пираты становились наглее, системы маскировки — виртуознее, а их вооружение – разрушительнее. Человеческий самопал иной раз мог с одного попадания разрушить хрупкие оболочки. И Март всерьез начинал опасаться момента, когда пиратам попадет в руки технология из лабораторий, о которой рассказывал ТИС. Та самая, которая могла воздействовать напрямую на кристалл Сердца. Потому что против нее полиморфы станут бессильны.

Незаметно для себя Март начал бояться за жизнь выжившего ТИСа. Послушное новое пополнение звена не вызывало у него никаких эмоций. Они просто были. Живые, думающие, но без приколов в кристаллических мозгах. Возможно, они общались меж собой по личным каналам. Март не отслеживал. Но когда он успел проникнуться эмоциями к пятьсот двенадцатому, он не понял.

Просто как-то раз во время очередного вылета Март однажды прикрыл ТИСа от ракеты. Тот даже не успел перепугаться. Потом прикрыл второй раз. После третьего в тишине, во время прыжка он задался вопросом, зачем он вообще это делает. Состраданием древний полиморф не отличался. Назойливый ТИС его всегда раньше бесил. А его сумасшествие и вовсе ставило Марта в тупик. Но с тех пор, как в пятьсот двенадцатом погас весь задор, и все боевые вылеты превратились в рутину «без огонька», Марта жгло изнутри беспокойство.

Были ли тому причиной слова про возможное возвращение в лаборатории, он не знал. Осознанно ли ТИС подставлялся под выстрелы или им завладела невнимательность, он не знал. Все запросы на логи показывали Марту, что система безопасности у ТИСа в норме и сигналы проходят корректно.

Выходило, что бывшему лидеру звена стало просто на все похер.

Март даже помнил высказывания ТИСа про его страх тишины. Однако теперь он сам генерировал эту тишину в эфире, отзываясь только очень редко коротко и по делу.

То, что состояние напарника стало критическим, Март понял не сразу, а лишь во время очередного прыжка, когда в эфире появились посторонние ритмичные шумы.

Сначала они показались полиморфу помехами. Потом он стал замечать в них систему. А когда, присмотревшись к ТИСу, Март заметил на его кристалле Сердца всполохи в такт, то понял, что являлось источником. Сам же пятьсот двенадцатый к себе никак специально внимания не привлекал.

Тогда Март насторожился и прислушался внимательнее. Ритмичный сигнал не был похож ни на счет и ни на общение. Как будто ТИС просто развлекал сам себя, а всполохи по Сердцу были лишь видимым излучением.

Но что-то Марту не нравилось. Бессильный в действиях и скованный в стойке, полиморф попытался дотянуться до напарника и подсесть на его канал. Благо протоколы лидера звена ему давали открытый доступ к чужим сигналам, а ТИС не очень то шифровался.

Правда, прислушавшись, Март впал в недоумение, различив в ритме нечто похожее на мелодию, исполняемую с точностью метронома. Вот только ТИС не выглядел счастливым, а все его сознание почти полностью утонуло в этой примитивной мелодии-считалке.

«ТИС-512? Ты в порядке?» — вбросил сообщение Март, поперек его считалки.

В ответ никаких изменений.

А Март не собирался сдаваться.

«512? Ты меня слышишь?»

И опять ноль эмоций. И даже параметры полиморфа на стойке напротив никак не скакнули.

Март запереживал. Рискнув, решил прибегнуть к крайнему методу. 

«Рейк? Ответь мне».

«Глаза…в глаза. Огонь… в ладонь. 

…Стоял я за тобою».

Март с недоумением замер на несколько циклов, не понимая было ли то прямое обращение к нему или случайные пойманные сигналы, брошенные ТИСом в никуда. 

«Рейк. Ты ведь меня понимаешь и слышишь. Поговори со мной».

«…Смирившись раз… Отдал приказ. …Убить здесь все живое». 

Как назло перекрывал своей считалкой сигнал Марта полиморф.

«Рейк!» — требовательно дернул за канал лидер, как если бы дал с кулака в рожу живому человеку. 

«Не называй меня так», — предупреждающе с яростью впервые осознанно отозвался ТИС. 

Но Марта такой ответ даже обрадовал. Означало, что ведомый ещё не безнадёжен. 

«А я буду, — пригрозил полиморф. — Пока ты не объяснишь, что с тобой происходит. И пока ты не перестанешь подставлять себя на заданиях. Рейк».

От ТИСа полыхнуло жгучей злобой по связи. 

«Оставь меня», — предупреждающе потребовал он. 

«Ты — часть моего звена. Я тебя не…»

«Тебе плевать! — огрызнулся ТИС. — Тебе всегда было на всех плевать! Так какого хрена ты сейчас прицепился?!»

Хлесткие слова впервые припечатали Марта так, словно он воткнулся носом в невидимую стену. И как с преградой полиморф словил весь спектр чувств от недоумения и глупости до бешенства. 

«Ты сходишь с ума от потери остальных. А новых принимать отказываешься. Ты добровольно уничтожаешь себя отторжением», — попытался достучаться до здравого смысла Март. 

«О, великий психолог! — разразился едкой тирадой ТИС. — Как я жил без твоего чудодейственного познания! — после чего мрачно переключился вновь на грубый тон. — Ты уже слышал мой ответ? Отвали». 

«Нет», — сухо и уверенно ответил старший. 

«Да пошёл ты», — будто бы выплюнул ответ полиморф. 

Март стойко набрался терпения. Останавливаться на достигнутом он не видел смысла. 

«Рейк, я сказал, что я тебя не оставлю и вытащу», — ещё одна попытка с целью нащупать то, что вызывало наибольший резонанс. 

«Отвянь». 

Убеждения на ведомого не действовали и он им не верил. Тогда Март отставил последнее, что вызывало в младшем хоть какие-то эмоции. 

«Рейк». 

«Не смей…» — прошипел ТИС, невольно стягивая энергию вокруг кристалла Сердца. 

У Марта не осталось выбора. 

«Рейк…»

Полиморф бесился, по кристаллу шли молнии разрядов. Прозвище звучало эхом в его канале, и словно каждое слово накидывало виток невидимой нити поверх Сердца.

«Рейк…?»

Когда, наконец, в лютом бешенстве, ТИС не сдержался. 

Всплеск энергии стегнул Марта по проложенному каналу, и мощный разряд спалил тонкую электронику приборной стойки. Лишь скорость реакции полиморфа позволила Марту разглядеть какими запредельными показателями мигнули светокристаллы ТИСа, прежде чем погаснуть вновь под стазисом. 

«Я же просил… — грозно шикнул полиморф, не осознавая, что только что произошло. — Не смей так меня называть. Иначе…».

«…ты мне нужен», — ответил Март раньше, чем понял, как это прозвучало в данный момент. 

А ТИСа будто окатило волной холодной воды. 

Март умел соображать очень быстро. И в этот момент его кристаллические мозги работали почти на пределе. Эффект который случайно создал ТИС не укладывался у него в голове однако, он сработал. Он имел место быть. И если бы младший взял за труд прислушаться, он бы тоже это ощутил. 

Свободу. Мимолетную вспышку свободы, которая была у него в момент всплеска. Но он был слишком увлечён своим состоянием. В то время как разум Марта оставался холоден и практичен всегда. 

И даже сейчас пока ТИС поддавался сантиментам и трогательности момента, Март думал, как использовать его случайность им обоим во благо. Чтобы когда-то освободиться. 

«Правда? — тоном побитого зверя спросил ТИС. — Я нужен тебе?»

Что-то очень несвоевременное и стертое за ненадобностью человеческое резануло Сердце Марта за собственную практичность и корыстное использование чужой слабости, но он это чувство вновь отложил прочь. 

«Да. Нужен». 

И это даже было правдой. Возможно, не совсем той, которую вообразил себе ТИС, но в свете едва не загубленного потенциала ведомого, Марта это мало волновало. 

«А зачем я тебе нужен?» — с безумными нотками начал виться в канале голос младшего. 

«Ты прекрасный напарник», — вновь не соврал Март. 

По сравнению со всеми ведомыми, какие у него были, ТИС-512 действительно отличался редкими качествами для напарника. Одно из них уже как-то спасло Марту жизнь. 

«Даже такой сумасшедший?» — вкрадчивые интонации ластились в канале, словно проникновенный голос питомца, подобранного на холодной улице. 

На долю мгновения Март даже задумался и мысленно взвесил все плюсы и минусы любого своего ответа. После чего с неохотой, но признался себе, что талант плохим не бывает. Он либо есть, либо нет.  А талантливых напарников и вовсе из списка не выбирают. По большому счету, в их среде каждый не идеален, а уникальные причуды в ином случае могут спасти мозги. Так что практичная манера вновь взяла своё и лидер звена, обдумав, согласился. 

«Даже такой». 

«Надо же. Мне никто и никогда не говорил, что я ему нужен. Забавно, не так ли?» 

«Нет», — отрезал Март.

«Действительно, — искорки чужого истеричного смеха пощекотали кристалл старшего по связи. — Что в этом забавного, мой верный старый друг. Ведь это так грустно, когда ты никому и ни за чем не нужен. Представляешь, каково это? Сдохнуть в канаве, зная, что тебя не будут искать. А потом и вовсе сожрут помойные твари. Ни долгов, ни обязалова, ни врагов толком не нажил. А нет, прости, я же всех перерезал. Меня просто некому было искать!»

«Кем ты был?» — спросил Март, уже из любопытства, терпеливо относясь к перепаду интонаций полиморфа, которые то, как бритва резали эфир, то щекотали смешинками.

«А какая разница? – грубо отрезал ТИС, а потом мгновенно подобрел. — Одиночка на кварталах Цинтерры. Мечтатель, который грезил полетом, вися вниз головой на балках. Охотник, который ловил на жратву помойных зверей. Немного псих, потому что кормил малолеток на выручку. А саму выручку получал, сдавая запчасти».

«Какие запчасти?» — с мимолетным недоумением спросил Март, составляя смешанный образ своего напарника.

Сам МЕГ-114 по-прежнему не помнил иной жизни, кроме той, которая началась  у него с полигона. Вспышки выстрелов. Цифровой поток данных. Полет. Космос. Но ему было странно, как достраивается образ городских трущоб по услышанным откровениям. Все это казалось Марту известным. Он знал определения помоек и выручки. Знал, какими бывают кварталы. Ассоциативный ряд бледными образами всплывал на все эти определения, и у Марта появилось фактическое подтверждение своему богатому опыту. Холодный разум полиморфа быстро подстроился и скорректировал свою линию поведения. Теперь он решил спрашивать как можно больше, чтобы испытывать свою память. Потому что появился ненулевой шанс, что какие-то слова и ассоциации вызовут у него более яркие образы. И тогда своя реальная, по утверждению ТИСа, память станет собираться воедино.

«Живые, — с издевательской нотой ответил ТИС. – А ну да, ты ведь не знаешь… — и вновь этот сумасшедший смех. – У меня был большой город. Самый крупный из всех! И в этом громадном и богатейшем городе, в черных вечно вонючих и промозглых кварталах, на дне ярусов под всеми небоскребами жить было крайне опасно. Никто не считал там людей. Никто не считал там таких, как я. Даже стражи порядка туда не совались. Стояли на границе, не пропуская никого наверх. Нас отрезали от мира, на нас закрывали глаза, нижних ярусов словно бы не было. Как будто там вовсе никто не жил! Но там были мы, массовка, которая не брезгует грязной работой. Которая жрет, что попало, питается с мусорки, выживает, как может, зная всё про черные делишки высших людей. Где стрип-клубы, в которых торгуют натурой. Откуда не выйти без синяков. Где нальют, отсосут, или за бабки вручат нож, чтобы кого-то с кайфом убить. Так вот, добрый мой Март, стреляющий только по воле приказа… Ты вовсе не видел зла».

Казалось, полиморф сел на свою волну, и старший не хотел его прерывать.

«Конечно, в такой помойке народ выживал, как умел! Нас никто не лечил. Выбили зуб? Радуйся, что сохранил челюсть. Сломали ребро? Так ведь дышать пока можешь! Синяки не считали. Нужна операция? Упс… — мрачно расхохотался ТИС, обжигая искрами поток. – Но были подпольные лабы, которые рисковали и брались за скальпель. У них наша братва вставляла протезы. Иногда даже свежие органы, если много заплатят. Но главный промысел этих лаб был не в лечении. Нет… эти типы всех делили на органы. Дохлых, притащенных, найденных, иногда даже связанных и тупо живых. Это было так повсеместно, что богатеи и те, кто спускался к нашим частенько по делу сливали бабло, чипируя почки. Да что там почки… Каждый зуб, бывало, клеймили. Чтоб стать негодным для лабы. Чтоб иметь еще шансы выйти живым…»

Недоумение старшего полиморфа густой тишиной заполняло эфир. Но пока все, что он слышал не вызывало у него отклика. Ни тени старых воспоминаний. Ни искры знакомого. Зато ТИС словно с каким-то мазохизмом наслаждался пересказом. И в каждом сигнале сочилась ненависть и отвращение к прошлой жизни.

«А знаешь, Март, как дорого стоит нечипированная печень? А уж если тип был еще некурящий… Ммм… Мы врагов не топили. Не сжигали и никогда не закапывали. Сдавали в лабу, получали кредитки. Ты спросишь, как же так мы еще все не сдали друг друга на деньги… А я скажу — потому что постоянных охотников свои же мочили. Скидывались, травили, ненавидели, всегда расправлялись».

«А ты?» — вспомнил Март раннюю оговорку ТИСа.

«Я? Я убил только тех, кто меня таким создал, — мрачно резанул полиморф. — Банду, для которой я стал просто вещью. Отмычкой, игрушкой, безвольным тренажером для драки. На мне ведь так быстро все заживало! А потом, представляешь, я стал сильнее! Знаешь, это бывает, когда сперва просто терпишь, а потом дожидаешься особого мига и… на средства с последнего я купил детворе конфеты! Упросил знакомую из среднячковых сгонять на свой рынок за сладким мешочком. У нас ведь там внизу этого не было. Ни леденцов, ни сладости, а тут, представь, почти настоящий шоколад! Сам себе я не оставил ни грамма. Все раздал, чтоб устроить редкий праздник другим. У меня когда-то в детстве было подобное. Заезжий старший угостил всю шпану. Мы тот день с супом и кашей весь год вспоминали… А я после мечтал быть подобным ему. Жаль через месяц, говорят, тот старший исчез».

Ненадолго ТИС замолчал, словно вспоминая редкий счастливый момент, хоть как-то скрасивший детство. Март по-прежнему молчал, перебирая свою память, но та отзывалась тишиной.

«А хочешь, расскажу, кого мы больше всех не любили? – украдкой спросил ТИС, словно шепча в личный канал. — Думаешь, охотников за телами? Нет… были типы пострашнее. Они катали на черных глайдерах без номеров. Отлавливали всех подряд, под количество и увозили. Ходили слухи, что брали на опыты, другие говорили, что тырят на батарейки. От глайдеров разбегались и прятались. Но однажды их начали убивать… Тот кто сбивал черный глайдер потом звался героем. А в одной лабе сбитым ворам улыбались. Хлопали по плечам и бодро так заявляли: сегодня, мужик, ты много кого осчастливишь. С них даже кровь цедить не зазорно. Она у них здоровая, чистая, прямо с верхов!»

«Тебя это радует?» — спросил вдруг Март.

«Конечно! Ведь это благодаря им я сюда попал! – словно бы торжественно отозвался полиморф. – Правительственная программа по отлову бездомных, — передразнил ТИС, подражая хладнокровный голос. – Нравится? А ведь меня даже одна сука узнала. Прочитал что-то в досье и соврал мне в лицо. Иронично, не так ли? Вроде я здесь случайно. А вроде и нет».

Март настороженно изучал напарника, но в хаотичном бреду сложно было поймать что-то важное.

«А ты? – мигом переключился ТИС. – Ты тут с улицы? Признавайся, древность, что ты вспомнил?»

«Ничего», — ответил сухо полиморф.

«О, так не бывает! – охотно поддержал младший. – Что-то обязательно есть. Улица, сырость, вечные дожди из помоев… А может неон, музычка, острота бухла на языке? Тоже нет? Чтож, попробуем дальше. Пухлые губки, язычок нежный по шее, капельки пота на упругой груди? Кружева, белые как свет, тугая резинка скользит по зубам?»

«Довольно».

«Я только вошел во вкус! – обиженно протянул ТИС. – Только представь это – мягкие бедрышки елозят по телу, яркий рисунок переливается на животе в темноте. А потом она стонет, запрокинув тонкую шейку, роняя искорки слез из-под многодневнего грима, а на личике ее прямо…»

Оскал. Смешанный с визгом.

Острый образ пронзил Марта, словно крашенные ногти заскрезжали по его кристаллу.

«…А потом ты поднимаешь ее как пушинку, — не унимался ТИС. — Вращаешь, словно витрину, изучаешь, кусаешь за плечико, гладишь нежно по шейке, обходя старые шрамы…»

Вот только рука хорошо помнит шею на ощупь. И то, как хрупка трахея под пальцами.

«Потом она счастлива».

Безразлична.

«Воркует о том, как ты был хорош».

Молчалива.

«…А потом она платит тебе, целует в щечку… и врет, обещая увидеться вновь», — трагично завершил полиморф.

И это не последний раз.

«Ты кого-то вспомнил, не так ли?» — чутко понял молчание ТИС.

В ответ Март, словно переключился по щелчку и тут же закрылся, как недавно сам младший.

«Не важно», — буркнул он, зря надеясь, что удастся просто так отмахнуться.

«Да брось! Кому я тут выдам? Издеваешься что ли? Или я похож на трепло?»

Ведущий не стал язвить, что именно последнее ему больше всего подходит под прозвище.

«В конце концов, что бы ты делал без моих рассказов», — добивающе кольнул ТИС, давя на честность Марта и его привычку не оставлять за собой долгов.

Будь старший человеком, он бы, услышав это, устало закатил глаза.

«Я кого-то убивал», — бросил Март утомленно.

«Ну, это не новость», — со знанием дела согласился ТИС.

«Руками», — мрачно добавил старший.

«Понимаю. Зачем далеко ходить…» — невозмутимо отозвался напарник.

«Много».

«Видать было за что».

«Я не помню».

«Ну… — задумчиво протянул ТИС, а потом с наигранной иронией добавил, — в любом случае, в нашей среде нет идеалов! А на своей новой должности, уверен, ты убил еще больше!»

Март хотел бы сумрачно фыркнуть, что поддержка сумасшедшего напарника – это сомнительный ответ на крохотные откровения. Но потом подумал и решил, что так даже лучше. Лучше, когда кто-то, независимо от ситуации, всегда стоит на твоей стороне. И даже если не нужно, пытается оказать поддержку. Лучше, когда нет старых долгов, а новая жизнь начинается с чистого файла, пусть и вспыхнувшего взрывами на полигоне. Лучше, когда нет наслоения памяти о немощной человеческой сути. Когда нет вопросов к самому себе и людям, которые сделали ему полиарконовое тело.

Сейчас, в роли боевой машины, всё было лучше. Есть либо тишина и спокойствие, либо приказ на ликвидацию. Сон или бои. Опыт, который он копит, пользуясь человеческой обслугой.

ТИС своим появлением нарушил и пошатнул этот размеренный покой. Внес хаос и сомнения в привычный порядок. Расчётливый древний полиморф раз за разом приходит к логическим ошибкам в своей системе, которая противилась всеми показателями и записывала ТИСа в статус дестабилизирующего фактора. Система самобалансировки, базирующаяся на логике, требовала заткнуть ТИСа, а лучше избавиться от него при следующем вылете. И если бы не его слова про нейрологов, лаборатории на астероиде и память, МЕГ, вероятно, так бы и поступил.

Но больше утраченного покоя полиморф не терпел логические ошибки и конфликты системы с чутьем Сердца, которое он не похоронил даже за давностью лет. Это чутье всегда делало его отличным от других и уникальным. Именно это чутье вытаскивало его поведение за границы логических протоколов. Раньше полиморф не знал природу такого чутья. Сейчас же оно обрело название: память.

Именно память дополняла его неосознанный опыт, заставляя иной раз задуматься и проверить то, что скрыто людьми. Именно память подсказывала коварство, свойственное разумным. А вслед за памятью полиморф открыл для себя такие новые, в то же время забытые определения, как «хитрость», «интуиция», «эмоции» и «верность».

Все эти четыре определения собрал в себе ТИС. С самого своего появления он был полон необъяснимых эмоций и заставлял МЕГа тоже проявлять их по отношению к себе. Даже бешенство, даже раздражение. Древний полиморф впервые за долгий срок вспомнил, каково это, пылать эмоциями в разгар холодного расчёта.

Не иначе как хитрость заставляла ТИСа добиваться внимания МЕГа, а потом говорить о лабораториях. Рассказывать сведения, ранее скрытые или затертые из памяти полиморфа. Всё, чтобы заставить его думать и сомневаться в людях. Чтобы сорвать его с позиции простого наблюдателя и вечного оружия.

К собственной недальновидности Март вынужденно признался сам себе, что в том роковом бою ни один случайный параметр не предвещал начала удара. Он оказался глух и слеп перед вспышкой, которая могла убить его. Логика и вся система с накопленным опытом молчала. В то время, как только интуиция ТИСа спасла его.

И, наконец, Март не мог найти оправдания верности, которой проникся молодой полиморф. Верности, которая вопреки логике заставляла и самого Марта раз за разом выручать слабого напарника в боях, даже жертвуя своим временем и зарядами. И это не была благодарность и отданный долг. Его система не знает таких понятий. Программный код не прописывает «честность» и «ответственность». Как лидер боевого звена  он должен был уже несколько раз игнорировать опасность, грозящую напарнику, сохраняя в приоритете только собственную безопасность и ликвидацию противника.

Но он спасал. Вопреки программе. Потому что посеянные ТИСом сомнения заставили полиморфа полностью разрушить выстроенную им картину всего мира. А раз привычный мир вокруг пошел трещинами, то и Марту нельзя оставаться таким, как прежде.

Как-то так ТИС-512 стал его ключом к новой жизни. Шифром, открывающим доступ в среду их разработчиков. И как бы Март не был доволен своей нынешней новой сутью, одно его всегда заставляло… смиряться. А именно — человеческий страх перед ним. Тот самый страх, который приписывал вооруженной самостоятельной машине замирать после каждого вылета в стойке. Тот страх, который испытывали техники перед ним, фактически признаваясь в своей беспомощности. Именно этот страх заставил людей создать протоколы, которые могут дистанционно уничтожить любую отошедшую от правил машину.

И этот страх вызывал у Марта злость. Вместе с той эмоцией, которую он давно испытывал к персоналу, отправлявшему его на смерть на полигон.

Сейчас эта эмоция, наконец, обрела свое определение.

Ненависть.

В которой Март впервые не был одинок.

«Скримрейк», — вдруг спокойно и абсолютно трезво без примеси сумасшедшей смешинки сказал ТИС.

«Что?» — даже не сразу понял Март.

«Мое имя, — пояснил полиморф.  – Для тебя Скрим. Мечтатель по имени Рейк попался врагам и погиб. Теперь вместо него в небе родилась машина».

«Скрим… — попробовал Март новое прозвище напарника взамен скупому номеру, после чего подвел жирную черту под всем своим прошлым, неотвратимо сходя с привычного пути. – Я знаю, как мы можем освободиться отсюда».

 

***

 

Кабинет командующего эскадрой особого назначения «Белый шторм»

 

Джарефу Кенси не сиделось на месте. Нервозность и чувство тревоги не отпускало старого генерала уже несколько месяцев подряд. И причиной тому были не погони эскадры за призраками разваливающегося государственного режима, а коварные мысли, которые преследовали Кенси вопреки уставу.

Не усидев в замкнутом пространстве своего кабинета, генерал раздраженно закрыл все рабочие окна на своем мониторе и, подхватив китель со спинки стула, вышел в коридор, привычно поставив дверь под кодовый пароль. После всего, что он делал, после всего, что он узнавал, Кенси не мог чувствовать себя спокойно уже нигде. Собственный флагман перестал быть гарантом защиты, как и подчиненный состав больше не ассоциировался у генерала с большой и верной семьей.

Да, они все были здесь под печатью о неразглашении и все рисковали жизнью каждый день. Но Джареф не мог гарантировать, что весь его экипаж единогласно поддержит командира во всех приказах. Не исключено, что однажды может случиться так, что о его любопытстве, стараниями команды, прознают выше. И тогда генералу грозит в лучшем случае трибунал. А в худшем…

В худшем, он пойдет в расход вместе со всей своей неблагонадежной командой, которая побоится кары и предаст его, рассчитывая на послабления свыше. Вот только послаблений для таких эскадр, как «Белый шторм» не делают. И экипажу об этом иной раз лучше напомнить.

Генерал вовремя поймал себя на пути к мостику, куда его по привычке несли ноги, и остановился. Нет, на мостик сейчас во время очередного прыжка идти не было смысла. В такие часы там только дежурный состав. Даже старпому там сейчас нет занятия, не говоря уж про самого командира.

Бывали дни, когда у Кенси не было лишних минут отдыха. Так случилось недавно, когда эскадра, изрядно пострадав, прибыла к Базе для пополнения боевого состава. Тогда флагман и малые корабли остались ждать вдалеке, а генерал со старшим командным составом отбыл на станцию. И хотя Джарев впервые за полгода ступил в просторные коридоры крупной станции, облегчения и спокойствия эта поездка ему не вернула. Скорее даже наоборот. Светлые и широкие переходы вызывали у генерала дискомфорт. Огромное количество вечно занятого народа мешало сосредоточиться. А объем дел не давал продохнуть даже во время приемов пищи.

В ту поездку Джарефа не отпускало чувство вечного преследования. Словно невидимое око следило за ним и каждым его словом. Будто каждый шаг подвергался проверке, а за действиями пытались прочитать его мысли. Только напряженная работа на станции спасала Кенси от коварной мнительности. И в те несколько вечеров, которые ему пришлось провести на Базе, Джареф просто падал без сил в выделенной ему каюте и засыпал без тревожных мыслей.

Сейчас же на своем корабле во время прыжка он был один на один со своими волнениями. Не было рядом вечно бодрого и делового старпома, который иногда, словно хотел выслужиться и занять его место. Не было вечно занятых работников станции, курсирующих по бесконечным делам. На корабле во время прыжка замирала почти вся деятельность. Даже ремонтные бригады по соображениям безопасности никогда не работали в такие часы. Корабль в прыжке становился неприкосновенным. Впрочем, как и вся другая техника, которая в нем находилась.

Поэтому большинство в экипаже любило вздремнуть во время долгих перемещений. Многие даже говорили, что сон в эти часы особо хорош. Но генерал со временем стал опасаться засыпать в перегонах. Тревога накладывалась на годы и пожилой мужчина незаметно для себя начал бояться как-то раз в прыжке не проснуться.

И пока большая часть «Белого шторма» спала, Кенси старательно занимал себя мыслями. Еще пару лет назад он бы корил себя за одну только идею задуматься о происходящем внутри звездной системы, а сейчас просто не мог себя остановить. И если пару лет назад он, не задумываясь, исполнял приказы, и готов был убрать тех, на кого укажет его непосредственное командование, то теперь он сам стал жертвой самоубийственного любопытства.

Но хуже простого любопытства были только его сомнения.

Неспешно прохаживаясь по узким коридорам корабля, подсвеченным только дежурным, энергосберегающим светом, Джареф вышел к смотровой «террасе». Таким красивым словом называли на флагмане пару небольших карманов в обшивке, где имелись настоящие иллюминаторы, а не экраны с камерами на космос. Еще на заре космических перелетов эксперты по психологической обстановке доказали конструкторскому отделу критическую важность в наличии таких зон на борту любого корабля. Иллюминаторы стоили человечеству множество тестов, сотни психологических травм, жалоб и пожеланий, а так же десятки аварий, вызванных ошибками при сборке. А в итоге в битве между комфортом и правилами безопасности победил компромисс.

Тяжелая створка шлюзовой двери щелкнула замком за спиной генерала, отрезая его на «террасе» от остального корабля. Пять квадратных метров тишины один на один с внешним миром, переливающимся за тремя небольшими круглыми иллюминаторами. Для кого-то такие карманы на корабле подобны капсуле с хрустальным полом на высоте небоскреба. А кого-то, наоборот, успокаивает наличие прозрачного окна из полимера на борту. Кто-то боится остаться запертым здесь, на границе безопасной зоны. А другие избавляются тут от чувства герметично запертой бочки.

Джареф относил себя скорее к первой категории, но в моменты, когда опасение за личные дела начинало давить на голову, мужчина предпочитал вытеснять страх более понятной тревогой. Здесь, почти один на один с космосом, Кенси вспоминал как мелочны и пусты все их человеческие конфликты. И как несущественны в глобальном отношении их мирские страхи.

Ведь что как не страх гонит людей на конфликты. Что, как не страх способен затуманить взгляд или, наоборот, заставить прозреть. Страх мотивирует, заставляет действовать, включая организм человека в боевой режим.

Почти как опасность, которая побуждает его механоидов действовать. Уходить с линии огня, открывать ответный удар на ликвидацию угрозы, принимать меры, изобретать новые тактики. Именно реальная угроза их целостности способна побудить инертную технику развиваться. Никогда никакие теоретические учения и тренировочные вылеты не показывали реальные данные механоидов. Только настоящие бои раскрывают их в полной мере. Только реальная угроза.

Почти как с людьми.

Кого-то страх убивает, а кого закаляет, делая только сильнее.

Так можно ли сказать, что машинам тоже известен страх? Не умереть, возможно, но попасться под удар. Страх перестать существовать?

Кенси не знал ответа. Но такие мысли его посещали уже не впервые, и чем больше генерал наблюдал за присылаемыми ему механоидами, тем больше ему хотелось думать, что страх гибели машинам тоже присущ.

Но за такой верой не далеко начать одушевлять сами машины.

А вот эта была черта, за которую генерал переступать не хотел. Слишком многое меняло такое отношение, и слишком опасно было разведывать природу их истинного обучения.

Ведь если окажется, что те машины, что стоят у них в стойках, не так далеки от людей, как принято считать, то какой следующий шаг им стоит ожидать от тех, кому они доверяют свою безопасность? Сложно представить, что может случиться, если когда-нибудь эти машины вдруг, по какой-то своей логике пойдут против них, своих конструкторов. И если уже МЕГ-114 не раз показывал свои отклонения в сообразительности, то значит ли это, что на свободу мысли и выбор способны остальные?

Сейчас генерал не видел в иллюминаторах космоса. Во время прыжка за прозрачным полимером всегда был лишь мрак. Густой, как краска и лишь изредка переливающийся странными всполохами. Обычно люди боялись наблюдать за пространством вне корабля во время переходов. Суеверные даже вовсе запрещали туда глазеть. Будто бы взгляд в недра мрака мог затянуть туда сознание, а то и вовсе похитить душу.

Кенси в такую чушь не верил.

Но зато он почти верил своим техникам, которые иногда клялись и признавались, что в машинах их что-то пугает.

Не корабль, а сборище суеверных… Не зря, наверное, последнее время говорят, что после десятка лет службы в космосе лучше годик отдохнуть в санатории по соседству с дуркой. Глядишь, лишние фобии помогут выбить и снять страхи вечных преследований.

Но и на этот бред Кенси еще недавно лишь усмехался.

Сейчас же, после некоторого изучения статистики, лежащей в открытом доступе, Джареф всерьез задумался о том, что так сильно повлияло на космический флот в последние полсотни лет. Случайность или нет, мода или отсутствие престижа, но именно сейчас работа в звездном флоте стала терять популярность. И если раньше в ОКФ стремились попасть почти все, начиная от водителей глайдеров и заканчивая отличниками военных училищ, то теперь в последние годы ОКФ испытывал нехватку кадров и компенсировал текучку огромными привилегиями.

В связи с этим с каждым годом платили в ОКФ все больше, социальные пакеты становились заманчивее, но народ все равно не задерживался. А в последние годы и вовсе участились запросы от рядового состава с просьбами о переводе на другие корабли.

Кенси озаботился этой статистикой после очередного недавнего случая среди своего состава. Он даже решил, что причина такого запроса на перевод заключается в нем, как в неблагонадежном командире. Но потом генерал придержал свою мнительность и стал разбираться.

О переводе за короткий срок попросили четверо техников, два пилота и, что стало неожиданностью, один оператор. Все в разное время и все ранее друг с другом не контактировали. И если после первых запросов генерал дал строгий отказ, потому что у них здесь не общий состав ОКФ, где можно прыгать от корабля на корабль, то после запроса оператора Кенси напрягся и провел с младшим офицером личную беседу.

Оператор при личной встрече уклонялся от правды как мог. Но генерал применил самую редкую, но действенную технику выжимания истины и побеседовал с офицером «по-отцовски» неформально без протокола. После второй граненой рюмки оператор немного расслабился и сознался, что попросил о переводе из-за необъяснимого и неоправданного страха. Будто сам космос начал сгущаться вокруг его головы. Словно шепот вкрадчиво проникает в его уши и коварно играет на разуме. А эмоции уже не справляются. Дают слабину перед работой. И каждый раз, надевая наушники для работы с механоидами, он слышит вновь этот шепот, который как тончайшая струнная пила медленно прорезает его разум своей ненавистью.

После того разговора Джареф отпустил оператора на пять смен беспрерывного отдыха с заходом в  медкрыло, где указал всучить парню на время отдыха успокоительного. Сам же генерал крепко задумался о происходящем, усиленно отгоняя от себя космическую суеверность.

Ситуация по итогу выхода отвратная. Мало того, что по экипажу поползло некое заразное паникерство, так оно оказывается не обходило другие корабли. Словно ОКФ медленно возвращалось в годы психологического помешательства, связанного с этими долбанными окнами в космос. Только тогда психозом страдали от клаустрофобии, теперь от какого-то «шепота».

Но Кенси не любил пренебрегать даже такой угрозой. Хуже то, что все эти тонкие душевные психологические качели накладывались и усиливались нестабильной обстановкой в родной системе. А поскольку экипаж у генерала в эскадре был сборный, то от конфликтов на почве гражданства они были не убережены.

Взывать к здравомыслию на борту становилось сложнее. А служба ОКФ все равно не делала их наемные группы единой семьей. У всех были свои связи и свой взгляд на происходящее. Что уж говорить про разный менталитет уроженцев конфликтующих планет.

Тем временем в самой Федерации политические дебаты только набирали обороты, и конфликт метрополии с колониями усугублялся. Как будто все единовременно начали сходить с ума, пораженные «космической паникой». По крайней мере, генерал Кенси только так мог объяснить себе накал возмущений за последние полгода.

Он даже не мог сказать, с чего все началось. Слишком много факторов влияли на стабильность жизни в звездной системе. Но когда-то недовольства цинтеррианскими торговыми путями слишком сильно пошатнули репутацию метрополии. А потом колонии подлили топлива в огонь и обвинили Цинтерру в спонсировании и патронаже пиратства.

Кенси перестал ежедневно читать новости где-то на вторую неделю. Шквал информации заполнял сайты, а генерал не приписывал себя к ряду профессиональных политологов и экономистов, чтобы верить в то, что он может разобраться во всем самостоятельно. Через три месяца он уже вновь слепо следовал приказам, лишь иногда раз в неделю пытаясь по новостям предсказать, к чему они движутся.

После увеличения налогов, призванных сковать колонии и переключить их внимание, репутация Цинтерры резко поползла вниз. Ожесточенные споры в Сенате заканчивались тупиковой бессмыслицей. Законы, одобренные канцлером, немного балансировали ситуацию. Но словно бы вся система, как дряхлый мотор, начинала рассыпаться по прошествии времени, и державшийся уже два столетия порядок перестал подходить современному миру.

Кенси с неохотой признавал, что когда-то все это должно было случиться. Когда-то Цинтерра оступится и совершит ошибку. Когда-то колонии захотят больше независимости. Сменятся поколения, к власти придут не смельчаки колонисты, а авантюрные политики, которые рискнут отколоться от материнского мира. И тогда Федерации как структуре настанет конец.

Генерал никогда не загадывал желания попасть на эру перемен, но сейчас понимал, что он не прочь дожить до закономерного исхода. В Джарефе начало просыпаться болезненное любопытство, которое не ограничивалось заботой о будущих поколениях и родственниках, потому как у него потомков так и не появилось.

Мысли Кенси бессвязно текли, как бумажный кораблик по волнам. Глядя на мглу за стеклом, он видел свое блеклое отражение на фоне густых черных потоков. Вот еще недавно он вспоминал свой экипаж, а теперь уже смиренно принимал одиночество и мрачно усмехался, что только таким как он место на командующих постах в эскадрах ликвидаторов.

В одном только высшее командование ошиблось на его счет. Пока другие в его должности черствели душой окончательно, Джареф все сильнее тонул в меланхолии. И сейчас, когда звездную систему расшатывали внутренние конфликты, генерал всерьез задумался о бессмысленности прожитых лет. Вот так вот, банально и бесхитростно. И осознание того, что его жизнь близится к закату, а большее, на что он может рассчитывать от Федерации, а именно омоложение на несколько десятков лет и безбедную курортную «старость» с запретом на разглашение, не придавало ему оптимизма в работе.

И как бы глупо по-подростковому Кенси не ощущал себя, он со смирением признавался себе, что желает большего. Что его жизнь зашла в тупик, как устройство всей Федерации. Что он ходил по кругу, как монорельс, не сворачивая с приказов. Как вся родная звездная система. Что он был послушен и слеп, как и миллиарды людей. И Джареф сейчас на старости лет усмехался, что как бы он не желал, он не сможет разорвать этот круг и сойти со своих «рельс».

Тогда чем же он, свободный человек с приказами, отличается от его механоидов, стоящих в стойках?

Ведь если у них действительно есть своя воля и выбор во время каждого вылета, то в чем его личный выбор? В том, чтобы следовать приказам, потому что, сойдя с пути, он автоматически повесит на себя мишень? Так может, и его машины возвращаются на корабль, потому что иначе их уничтожат.

Выбор…

У них всегда есть выбор. Только это либо привычные рельсы, либо уничтожение.

Но что будет, если он однажды выпустит своих механоидов? Если вдруг даст им больший выбор, нежели… смерть?

Сухо рассмеявшись своему отражению в стекле, Кенси опустил голову. Все-таки иногда он думал о них как о живых. Привык, возможно. Главное не обмолвиться случайно другим офицерам. А то в отпуск рядом с дуркой отправится уже он сам.

Встроенный в коммуникатор будильник тихо завибрировал на руке, напоминая генералу о скором выходе корабля из прыжка. Не тратя лишнего времени, Кенси коснулся ладонью стекла, словно прощаясь со мраком, после чего покинул смотровую террасу. Даже несуеверный генерал старался не смотреть на мрак, когда тот стекает с корабля, открывая недра космоса.

На мостик Джареф прибыл за восемь с половиной минут, три из которых экипаж очередной раз жадно поглощал пропущенные за время полета новости. Генерал не одобрял такое своеволие во время смены, но полностью отключить доступ от сети всему экипажу не представлялось возможным. У кого-то всегда были минуты свободного времени. И новости Федерации просачивались в «Белый шторм» с первым блеском звезд после прыжка.

Однако, стоило Кенси переступить порог, как даже привычный выклик ближайшего офицера не прервал хаос в свободной зоне. В ядовитый оскал и шуточку одного оператора под привычные слова «Командир на мостике!» прилетел мощный кулак его коллеги по смене.

Тут же новая волна суеты захлестнула помещение. Ближайшие люди кинулись к обоим дебоширам, удерживая их за плечи. Злобный рык оскорбленного парня заглушил выкрики остальных.

— Да как ты посмел!…

— Давай, еще поговори!

— Прекратите! Заткнитесь немедленно!

— Эрон, Грик! Остановитесь, это приказ!

Хор голосов слился в однородный гвалт, пока Кенси с недоумением уставился на происходящее. Безобразие ошеломило его. А неожиданная кровавая размазня под разбитым носом офицера и вовсе отпечаталась в голове каким-то сюрреалистичным образом. Эта была первая кровь за пару десятков последних лет. Такая уж у них профессия, что раненных в космическом флоте почти не бывает.

— Грик! Эрон! – обоих офицеров все-таки грубо встряхнули, а потом развернули к двери. – Командующий?

Джареф запоздало сморгнул, отходя от изумления. Наверное, случись все это в его ранние годы на посту, он бы среагировал незамедлительно, перекрыв общий ор своим командным голосом. Но годы уже были не те.

Сейчас под хмурым и негодующим взглядом Кенси офицеры усмирялись сами. Зачинщики неохотно выдернулись из рук остальных и вытянулись по стойке смирно. Другие с подозрением косились то на них, то на генерала, ожидая немедленной кары всем.

— Слушать сейчас не хочу, что это было, — сумрачно сказал Кенси, вернув своему голосу командную сталь. – По три наряда обоим. В столовой! На мойке!

И после короткой паузы, дождавшись осознания в глазах избалованных электроникой офицеров рявкнул:

— Приступить!

Оба вздрогнули, а потом смиренно направились к выходу. Кенси грозно покосился на своего старпома, не понимая, как он позволил такому случиться. Тот в свою очередь тихо шикнул бойцам по корабельной связи сопроводить дебоширов. А потом и вовсе занялся вызовом замены операторов со свободной смены.

Кенси эта рутина уже не интересовала, и внимание генерала до сих пор возвращалось к разбитому носу. Каких-то двадцать лет он видел кровь только при регулярном медосмотре. И отчего-то сейчас его это резко выбило из колеи.

Было еще свободное время, пока корабль на двигателях выходил с эскадрой в сектор ожидания. Генерал грузно рухнул на свое рабочее место и какое-то время тупо глазел в свой экран. Старший помощник где-то в фоновом режиме суетливо и резко наводил порядок. Отдавал положенные распоряжения. Перераспределял задачи. Но Кенси его не слушал. Да и пока не слышал.

Повинуясь скорее любопытству, чем долгу, Джареф вскоре заставил себя собраться и, пользуясь своим правом, вызвал на экран последние вещи, просмотренные обоими офицерами. Ими вновь оказались новостные ленты. Кенси пролистал статьи, не особо задерживаясь на содержании, а потом вышел к списку заголовков.

«Планетарные власти Флайтона и Роккона собрались на закрытое заседание с целью решения вопроса взаимной звездной торговли».

«Монополисты Флайтона отрицают свое участие в «сером» бизнесе».

«Цинтерра продолжает поднимать налоги на космические грузоперевозки по маршрутам Роккона и Флайтона».

«Звездный суд оштрафовал крупнейшие монополии Флайтона на триллионы…»

«Граждане Флайтона обеспокоены резким ростом цен на…»

Генерал не стал вчитываться в подробности, а переключился на первое попавшееся видео, где на фоне чистого голубого флайтонского неба простирались растянутые аляпистые баннеры с лозунгами. Люди собирались на широких и аккуратных улицах, скандировали свои требования, растягивали плакаты меж кустистыми деревьями и с верой, упорно доносили свои слова.

Кенси нахмурился, вчитавшись в плакаты. По всему выходило, что налоги на грузоперевозки сильно ударили по всей экономике планеты, и жители Флайтона ощутили не только резкий дефицит некоторых товаров, но и лавинообразный скачок цен.

Джареф какое-то время не мог отвести взгляда от картины на мониторе, но смотрел генерал вовсе не на протестующих людей, а, к своему удивлению, на яркий и сочный фоновый пейзаж. Привычный к серому небу Цинтерры, мужчина вдруг резко осознал тоску по курортному солнцу и голубым чистым небесам. А уж зелень и вовсе сейчас после космической хилой травы в кадках казалась чем-то фантастическим. Генерал всмотрелся в лица людей, в их пыл и жажду доказать что-то всей звездной системе и увидел то, что, пожалуй, никогда не видел в народе своей родной Цинтерры. А именно, он увидел их любовь к своей планете. Обожание родного дома. И ярое желание оберегать и защищать его. Он увидел их единение. Братство. То… что уже невозможно застать в метрополии.

И вернувшись мысленно к конфликту, который он застал в мгновения своего прихода на мостик, Джареф неожиданно для себя осознал, что подстегнуло его офицера, нарушая порядок, врезать сослуживцу. Именно это самое братство… То, что не понять цинтеррианским уроженцам. И то, что может оказаться большой угрозой всему миропорядку, державшемуся столетия.

Генерал свернул все лишние окна на экране, но его мысли пока еще были далеко от работы. Кенси чувствовал, как его сердце сжимается, предчувствуя бурю. И сейчас он как никогда отчетливо осознал, что их работа лишь заплатка в системе. Погони за одиночными космическими целями лишь бессмысленная трата ресурсов. Тогда как настоящая волна информационного шторма, способная расколоть древний реликт Федерации, растет на планетах изнутри. И они, сборные силы флота, будут не в состоянии ее подавить.

проект полиморф проект полиморф - глава 25      проект полиморф проект полиморф - глава 25      проект полиморф проект полиморф - глава 25

© Copyright - Tallary clan