Моя! Моя Искра!

 Семь лет спустя

2014 год

.

–   Куда собрался? – ласково промурлыкала я, подкрадываясь к отступающему от меня мелкому пакостнику.

Пакостник бочком пытался сбежать со стола и сейчас отступал, топорща металлические пластины и беспомощно поводя форсункой для молока: знает же, что на меня нападать чревато.

–   Я тебя спрашиваю, ГДЕ МОЙ КОФЕ, сволочь ты мелкая?

Обнаглевший и уже давно освоившийся тостер, посверкивая красными раскосыми хитрыми глазками, медленно подкрадывался к перепуганному собрату, аккуратно переставляя растопыренные лапки: этот паразит свое дело сделал и тосты мне приготовил, так что мог спокойно отравлять жизнь сородичам. Вставший на цыпочки пылесос вцепился тонкими сегментными пальцами в край стола и забавно шевелил хоботом шланга. За всем этим с потолка наблюдали сбежавший поутру будильник и флегматичный вентилятор, упорно продолжающий выполнять свою работу. Пока полетать не приспичит.

–   Кофе! Немедленно!

Я поставила на стол чашку и толкнула к перепуганной кофемашине, по моему недосмотру обретшей жизнь. Эта паскуда взъерошилась, формируя пушки, но стоило между моими пальцами проскочить крохотной синей молнии, как мелочь сдулась и послушно нацедила кофе. С молоком. После чего осторожно отодвинул от себя парующую чашку.

Вот, совсем другое дело! А говорят, дисептиконы не поддаются дрессировке. Еще и как поддаются, если нужный кнут подобрать!

–   Умница. – я подхватила чашку, принюхалась, отхлебнула… не, без подстав, все, как и положено: кофе-латте с сахаром. – И надо было тебе так сперва выеживаться, а потом – паниковать?

Протянув руку, потрепала впавшего в уныние паразита по взъерошенной головенке. Мелкий дисептикончик моего же производства понуро потопал к другому краю стола и демонстративно трансформировался в свою изначальную форму: бошевскую кофемашину.

–   Вот только не надо вставать в позу обиженного!

Кофемашина меня проигнорировала, обижено помигивая красным индикатором.

–   Будешь обижаться, не дам вкусняшки!

Этот аргумент подействовал безотказно: дисептикончик перестал изображать невинно пострадавшего и тут же трансформировался обратно, преданно заглядывая мне в глаза. А тостер, подлиза, даже тарелку с тостами притащил. И пожарил так, как я люблю: равномерно, с корочкой.

–   Вкусняшка будет через три дня!

Мелкие понурились, но долго пребывать в унынии они не могли просто физически, и вскоре тостер снова подрался с кофемашиной, припечатав его раскаленной лапкой. Кофф заверещал, плюнул в Тоса струйкой молока и, спрятавшись за толстенькой зеленой тушкой бывшего пылесоса, принялся жаловаться Пылю на беспредельщика, медленно, но уверенно захватывающего власть в среде своих мелких сородичей.

Кухонный комбайн Няшка в это время лазил по невозмутимой громадной плите, сбежавшей вслед за мной с моего прошлого места работы, и заглядывал в пустые кастрюли, проверяя их на наличие «вкусняшки». Ее, закономерно, не находилось, и мелочь каждый облом характеризовал словом «нету», сердито разбрасывая крышки. Плите это не понравилось, и буквально через пару секунд вредитель с верещанием подскочил, посверкивая обожженными лапками. Уже на полу он, захлебываясь скрипучей руганью, высказывал индифферентно его слушающей Лити свое недовольство. Ругательства были совершенно детские, но очень эмоциональные и экспрессивные.

Впрочем… все они и были обычными детьми. Даже старый трейлер, в котором мы обитали. Хотя нет. Трейлер больше походил на ленивого подростка. Он тоже… того, ожил. Но нас не гонял, трансформировался редко, предпочитая сохранять форму машины и не светиться без надобности. А его покладистость объяснялась просто: он копил энергию на третью альт-форму. Хотел машиной гоночной стать, а я обещала лично для него «вкусняшку» сделать, столь нужную для набора силы, если он будет моим домом. Так что со спокойным и уравновешенным Треллом у нас полное взаимопонимание.

Кто-то постучал в дверь. Среди расслабившихся дисептикончиков началась паника: мелочь живо разбегалась по своим местам и принимала естественную альт-форму, возвращаясь к облику бытовой техники, из которой они и произошли. Недовольная плита задернула занавеску когтистой лапкой.

–   Нана, ты там?

Громкий голос Марка Дайкса раздался под дверью. Злыдя зашипел, но, встретив мой взгляд, вернулся в облик чайника и затих. Вот до чего же злобная пакость! Стоит и закипает, подсвечиваясь красными диодами.

–   Мистер Дайкс, я сейчас!

Поправив одежду я открыла дверь и спрыгнула на песчаную, утоптанную до плотности камня почву.

–   Нана, через неделю начнется сезон отпусков и потянутся люди с машинами. Мне придется попросить тебя освободить место на стоянке. – несколько виновато произнес добродушный мужик. – Я надеюсь, твою машину скоро починят.

Я развела руками.

–   Машина старая. Запчастей найти не могут. А то, что есть – очень дорогое.

–   Посмотри на свалке. Она в трех милях от меня. Вроде бы у них были машины на ходу. – Марк указал куда-то на запад. – Съезди. Я тебе велик дам. Может, подберешь что-то.

–   Спасибо. Я прогуляюсь, я умею ходить. Погода сегодня хорошая. Солнечная.

Шутка о хорошей солнечной погоде в Неваде была дежурной.

Марк рассмеялся и ушел, а я стала думать, где взять эту мифическую машину, которой у меня не было. Конечно, Трелл мог трансформироваться в пикап, была у него такая форма, но как я буду объяснять внезапное исчезновение крупного фургона?

Вздохнув, я вернулась в трейлер, а на меня уже со всех сторон выжидательно пялились красные светящиеся глазенки, только чайник злобно шипел и плевался кипятком в сторону двери: Марка он невзлюбил после того, как тот бесцеремонно его схватил, чтобы чаю себе налить.

–   Ну что, мелочь. Скоро нам придется отсюда сваливать. – я потерла лицо. – Трелл, пока меня не будет, проследи, чтобы эта стая безобразников не разбежалась.

На стене появились четыре красных глаза и подмигнули. Ему нравится эту мелкую стаю третировать: без его разрешения, они тут хоть обплюются, но на улицу не выберутся: Трелл больше и сильнее.

.

Поход на свалку я откладывать не стала: время еще раннее и я могу успеть смотаться до наступления жары. А машину может и правда найду: даже если она не ездящая, это – не важно. У меня – поедет… после того, как оживет. Главное, чтобы при этом вся свалка не ожила и не попыталась меня грохнуть.

Хотя… Вроде еще ни один оживленный дисептикон на меня лапы не поднял. Пакости-то они, конечно, делали, но не со зла, не желая навредить. Природа у них такая: воинственная и агрессивная. И эту свою агрессию они выплескивают в постоянных стычках и охоте друг на друга. Вполне понятное и привычное времяпровождение для боевых кибернетических созданий. Пусть и крохотных.

Или это я уже к ним привыкла? К постоянной возне, охоте, вспышкам агрессии и злости, бесконечной ругани и дрязгам, которые мгновенно прекращаются, стоит только появиться реальной опасности. Инстинкты воинственного существа не зависят от его размера: мелкие дисептиконы жаждут боя, выплескивая свою агрессию друг на друга, устраивая своеобразные подвижные игры с боевым уклоном.

Налетел горячий ветерок, подняв мелкую, словно пудра, пыль. Ярко светило солнце с прозрачно-голубого неба, не тронутого даже легкими облачками. Будет жарко. А ночью – как всегда холодно. Надвинув широкополую соломенную шляпу пониже, чтобы тень прикрывала лицо, и поправив самодельное пончо, сделанное из старого хлопчатобумажного парео, я потопала дальше, уже привычно закинув в рот небольшую пластиковую пуговицу.

Три мили – не такое большое расстояние. Привыкла уже к пешим переходам по пустыне. Научилась по ней ходить так, чтобы не получить тепловой или солнечный удар и не доиграться до обезвоживания, выработав несколько несложных правил, которые помогают нормально жить на этой территории.

Пить в пустыне надо правильно. Особенно, в походах. Четко соблюдая норму воды, следуя несложным правилам ее потребления и используя простые методы контроля жажды. Такие, как обычная пуговица, сунутая в рот: посторонний предмет стимулирует слюновыделение и замедляет возникновение жажды. А еще надо уметь одеваться. Особенно – одеваться и правильно ходить. Я – научилась. И по той же причине контроля расхода влаги в организме, я отказалась от предложенного Марком велосипеда. Привычный размеренный шаг менее вреден. Дойду легко и без ненужных в пустыне нагрузок на организм.

Как так получилось, что я из большого мегаполиса перебралась в эту пустынную дыру? Пришлось… Вилли, мудила такая, с работы в кафе меня попер и денег не выплатил, списав на оплату ущерба. Самое смешное, что вслед за мной неожиданно для всех сбежала его дорогущая плита, вместе с кастрюлями и кассовым аппаратом.

Да, Касси… Это жадное до изумления создание осталось в трейлере медитировать над разноцветными фантиками и крышками от бутылок, тщательно их пересчитывая и аккуратно складируя в ячейки в животе. Прямо воплощение ЖАДНОСТИ в удивительно склочном и мелочном дисептиконе: тащит все, что блестит и красиво выглядит, и отобрать у него хоть один фантик – очень сложно. Приходилось однажды у него отбирать ЖИЗНЬ.

Эта экзекуция впечатлила всех, и после этого моя мелочь стала поразительно покладистой, безоговорочно признав мое право ими командовать. Включая вновь оживленную жадину. Он мне даже выдал где-то стащенный стольник.

Вновь всплыла мысль, что надо бы Касси купить пару колод карт и пусть медитирует. Ему понравится.

Размеренно топая по обочине дороги, я вспоминала свою жизнь, резко изменившуюся с того знаменательного дня, когда Серебристый окатил меня своей кровью. Умом я понимала, что дело не только в фиолетовой жидкости, было что-то еще. Но что? Я не знала. Даже предположений не было ввиду отсутствия знаний, а сумбурные картинки, уже не первый год составляющие мои сны, пока особого понимания не приносили… разве что я внезапно обнаружила, что скрипы и лающая ругань моих паскудников обрела смысл связной речи. А вот те образы, которые скользили по сознанию… Видимо, не доросла я пока до их осознания и понимания.

В общем, где-то примерно через месяц, когда прошли сильные фантомные боли и с кожи поисчезала инопланетная раскраска, я обнаружила первого дисептикончика в своей квартире. Им оказался мой мобильник. Нокий. Склочный и вредный, как и все дисептиконы. Он был первым, кого я по незнанию тогда оживила, но далеко не последним.

Время показало, что я могу превращать в трансформеров любую технику даже просто проходя мимо… если не держу себя в руках. И сейчас большая часть этой пакости моего производства носится где-то по пустыне, отмигрировав вместе со мной из большого города. От меня они далеко не отходят, кроме тех, кто по какой-то причине сразу свалил в неизвестные дали. Учитывая крайне паскудный характер всех дисептиконов, а у меня получались ТОЛЬКО они, жизнь моя была… не скучной: как у воспитателя злобненького детсадика мелких демонят, каждый из которых был хоть как-то, но вооружен БОЕВЫМ оружием. Пусть и мелким, типа метателя иголок или гвоздей. Но убивать они могли ВСЕ! А, была еще непонятно откуда взявшаяся электродрель, выползавшая только на кормежку.

Самым милым оказался Тос, который по-своему обо мне заботился: каждое утро меня ждали тосты, даже если не было ни хлеба, ни денег. Объяснить это не мог даже сам Тос, хотя пытался. Флегматичный молчаливый Пыля вообще старался от Трелла далеко не отходить, аккуратно убирая результаты разгрома внутри трейлера, как и Лити, наша плита, негласно следившая за порядком: даму мелкие гопники старались не раздражать.

После всех этих заварушек последних лет и разборок между трансформерами, нам стало в городах очень неуютно. На меня пару раз даже датчики энергона срабатывали. НА МЕНЯ!!! Не на моих засранцев, а на меня! Или датчики реагировали на тот энергон, которым меня окатил умирающий Серебристый?

Я вздохнула. Да кому я вру… С тех пор со мной что-то происходит. Я вроде как человек: мне надо есть, пить, спать, но…

–   Тута! – неожиданно раздалось у меня под ногами, сбивая с мыслей.

Я чуть не подскочила! Вокруг моих ног катался Тос в частичной трансформации во второй альт-форме большой игрушечной машинки и держал в цепких лапках извивающуюся гремучку.

–   Тос, ну сколько раз говорить, она ядовитая!

Тостер тут же свернул животинке шею и попытался умостить в себя. Вздохнув, я свернула змею компактнее, потрясла хвостом и уложила в кузов. Тос довольно зашипел и затрещал, имитируя звук трещотки, осмотрел меня и умотал обратно к Треллу: мясо тут портилось быстро, а холодильник был частью фургона.

Вернулся он через час вместе со счастливым блендером верхом на чьем-то скейте, когда я уже подходила к свалке.

–   Где спёрли? – прямо спросила я, зная, что устыдить их не получится.

Раз сперли, значит, они сильнее и хитрее, и скейт – их законная добыча. Вот и вся логика.

–   Тама! – довольно прошипел дисептикончик и потряс оторванной у змеи трещоткой.

Вот же изобретательные!

–   Что, еще кто-то приехал?

–   Дааа. – мелкий вредитель катался по дороге и получал массу удовольствия от этого незамысловатого процесса.

Можно подумать, он на своих колесах не может так же кататься! Может! Но на ворованном скейте это делать куда интереснее.

И пусть кто-то мне докажет, что эти паршивцы не живые и не ощущают эмоций! Вон, счастливы, аж светятся! Правда, их счастье обычно вылезает кому-то боком: или напугают проезжих, или зверье какое-то доведут до кондрашки… Ну, хоть мясо иногда притаскивают. Или то, что стащить смогут.

Смартфон, окопавшийся в моем нагрудном кармане, переключил музыку и прикрылся клапаном: он не любил яркое солнце и сейчас что-то недовольно бурчал. Что? А, покрытие сети не устраивало! Сигнал слабый и сбоит.

–   И зачем тебе сигнал? – подозрительно спросила я.

–   Нада! – злобно скрипнул карман.

Музыка закончилась… Меломан доморощенный.

Вот в таком сопровождении я дотопала до свалки. Тос и Дер тут же всосались в высокую сухую траву, утащив за собой скейт и переругиваясь: собирались ловить змей, но скейт мешал, а бросить добычу природная жадность не позволяла. Я же пошла знакомиться с работниками свалки и ее владельцем. Может, разрешат забрать машину. Может даже бесплатно. Особенно, если она старая и по какой-то причине не слишком удобна для распила и утилизации.

.

Владельцем свалки оказался худющий долговязый мужик по кличке Гвоздь. Так и представился. На вопрос о дешевой машине – флегматично махнул рукой, предлагая пройтись по его вотчине в поисках сокровища. Как оказалось, некоторые экспонаты тут стоят уже годами, может, что и найду… если до меня не растащили на запчасти. Но я искала именно МАШИНУ, которая потом уедет своим ходом. К сожалению, исправные автомобили мне не подходили: денег на их покупку не было.

Свалка меня не порадовала: то, что стояло на общей площадке, едва ли способно ожить даже в моих руках. В большинстве случаев от машин остались только начисто ободранные остовы разной степени проржавелости, сложенные один на другой. Некоторые уже были спрессованы и возвышались неровными гротескными стопками, которые поддерживались мощными металлическими балками, вкопанными в выжженную солнцем землю. Часть машин еще сохранила внутреннюю обшивку и какие-то элементы салона, у некоторых даже кресла остались, но двигатели и все более-менее полезные запчасти уже давно сняты.

 Из-за погнутого и прессованного корпуса пикапа выбрались Тос и Дер. Обступив меня, мелкие затараторили, подскакивали от обуревающих их чувств, указывая куда-то вглубь свалки. Что-то нашли. Что-то настолько важное, что от распирающих их эмоций едва могли связно описать находку.

–   Тама!!! – захлебываясь непонятным мне восторгом верещал Тос. – ТАМА!!!

Дер активно кивал и нетерпеливо подскакивал на коротких лапках, жужжа и посвистывая. Ладно, посмотрим, что эти паразиты нашли: обычно, мелкие дисептикончики не ошибаются в оценке техники.

Быстро к этому «тама» добраться не удалось, поскольку пролезть там, где просачивались мелкие вредители, я не могла, приходилось обходить. Но вот, наконец, я увидела брошенный перевернутый скейтборд, кучи разрезанных и прессованных в блины машин, и стоящий почти у самого пресса здоровенный бронированный военный тягач, который уже пустили на распил.

Старый. Проржавевший почти насквозь, со смятой, покореженной задней частью и кабиной, словно его перед тем, как поставить на распилку, как следует помяли и попинали трансформеры. Рядом валялся брошенный сварочный аппарат, который уже потащили ко мне два паразита.

–   А ну положите! Еще не хватало мне оплачивать испорченный вами аппарат!

Мелочь переглянулась, живо развернула аппарат и оттащила подальше, после чего вернулась к огромной военной машине.

–   Тута! – бывший тостер скакал возле огромного спущенного колеса.

–   И что «тута»? – проворчала я, разглядывая мощный и однозначно мертвый тягач.

Произошло нечто странное: Дер почтительно огладил колесо и застрекотал от восторга.

Странно. Так они не реагировали даже на новенькую технику.

–   Эта рухлядь? – скептически уточнила я.

Мелочь от такого пренебрежения аж зашлась в негодовании, подскакивая на месте, поглаживая ошметки покрышки, словно извиняясь перед безмолвным гигантом за мои слова.

Действительно странная реакция. Такое искреннее обожание и восхищение, прямо-таки благоговение перед убитым тягачом. Я обошла ржавеющего монстра, выброшенного загибаться на свалку, уже морально готовясь к тому, что придется уламывать Гвоздя отдать мне этот ржавый хлам.

–   Ладно-ладно, не психуйте. – буркнула я.

Выглядел военный тягач… ужасающе. Порванные покрышки, разбитые, частично вырванные фары, выбитые стекла смятой каким-то титаническим ударом кабины, уже срезанные двери, валяющиеся неподалеку, проржавевший, облезлый, частично раскуроченный корпус… Печальное зрелище.

–   Тута! – снова тоскливо протянул мелкий дисептикончик, умудрившийся залезть на капот и бережно облапывающий искореженный металл.

–   Да вижу я. Тута… полный ахтунг.

Мелкие запрыгали на месте, а потом, внезапно, резко сдриснули, успев утащить за собой скейт: из-за кучи лома вырулил хозяин свалки с двумя рабочими.

–   О, нашла наш главный экспонат. – хмыкнул Гвоздь, подходя к тягачу.

–   Его сложно не заметить: колоритная машина. – нейтрально ответила я.

–   Колоритная. – покивал Гвоздь. – Но рухлядь. Даже двигатель ржа сожрала: под капотом каша.

–   А как вы его получили?

–   Да нашли в пустыне. Замучались эту махину тащить. Думали, найдем что-то ценное, а тут… — он покачал головой. – Когда вскрыли капот, нашли внутри только проржавевшую мешанину.

–   Разбирать тяжело, сдвинуть с места без тягача невозможно. – один из механиков – рыжий детина, раздраженно сплюнул. – Пока двери срезали, обматерились.

Мужчина покачал головой.

–   Зря тащили. Только топливо спалили.

Если они так разочарованы машиной, может, мне отдадут этот тягач? Он же все равно им мешает!

–   А он вам нужен? – осторожно спросила я.

Мужики заржали.

–   Детка, этот хлам я бы выбросил, только место занимает.

–   Что, совсем хлам? – уныло спросила я.

Рыжий закивал, Гвоздь сплюнул и подтвердил:

–   Полный.

Я вздохнула. Из-под расплющенных машин на меня умоляюще таращились красные глазенки. Мелкие мне не простят, если я оставлю этот тягач на свалке.

–   А если двигатель поменять?

–   Смысла нет: у него мост переломлен. Все равно не поедет, а отремонтировать его… — Гвоздь развел руками. – Проще и дешевле новый купить. Побило знатно: только форму держит, внутри все разбито.

Вот же, вот же! Ну а если…

Мне очень хотелось заполучить этот тягач! Прямо до дрожи в руках! Это желание возникло подспудно, незаметно, быстро набирая силу и жесткую уверенность: это оно. Именно то, что я искала. Мне НУЖЕН этот тягач! Было в нем что-то… что-то такое, от чего по телу дрожь шла. Какая-то смутно-знакомая скрытая мощь, ощущение чего-то такого… даже не знаю, как и назвать. Узнавания, что ли? Этот разбитый тягач выделялся для моего восприятия, словно на нем сфокусировался ослепительно-яркий луч. От одной мысли, что я могу его НЕ ПОЛУЧИТЬ, в душе что-то недовольно ворочалось. И чем дольше я находилась возле тягача, тем четче проявлялось это чувство, буквально кричащее: «МОЁ!».

Гвоздь мои метания заметил: я настолько поддалась этому странному Зову, что утратила над собой контроль, с вожделением таращась на убитую в хлам машину, словно это самая большая ценность во вселенной. Притом ценность однозначно МОЯ!

–   Забудь ты про эту машину, детка. Жаль ее, не спорю, но… — он развел руками. – Его ж только на распил.

–   А если… — я запнулась. – А если… Ну…

Механик хмыкнул.

–   Хочешь – забирай. – милостиво махнул хозяин свалки. – Его распиливать дороже чем просто выкинуть: слишком крепкий, зараза. Возни больше чем прибыли. Могу даже вытащить в пустыню. Тут нечасто ездят, так что пара деньков у тебя будет, чтобы привезти тягач и увезти его. Но тогда тебе придется оплатить нам топливо.

Мой стольник…

–   А, давай. – я достала купюру, без сожаления отдавая последние деньги в руки Гвоздя. – Докуда дотащишь?

Он задумался, автоматически сложив стольник и засунув в карман.

–   Тут неподалеку есть старая заправка. – наконец, произнес он. – Ее бросили уже лет десять как, но навес есть, так что машину поставить можно. Хочешь, можем туда оттащить. И от трейлерной стоянки недалеко: пешком за пол дня дойти можно, если что случится.

Я чуть не запрыгала от радости.

–   Хочу! А мой трейлер туда подвезете? А то мой фордик еще в ремонте, а постоянно туда-сюда бегать… Он на стоянке трейлеров в трех милях отсюда.

–   Подвезем, отчего бы и нет.

Видя мое нетерпение, Гвоздь удивился:

–   Сейчас?

–   Ну пожалуйста! – заныла я, состроив жалобную мордашку.

Мужик хмыкнул, но… возражать не стал. Пока его рабочие заводили свой тягач, он махнул мне рукой, приглашая следовать за собой.

–   Пока они притащат эту рухлядь на заправку, поехали, подкину твой трейлер.

Я поскакала за Гвоздем, и, вскоре, уже мы катили на стареньком пикапе к стоянке, где, попрощавшись с добродушным Марком, мы подцепили Трелла и покатили по шоссе к далекой заброшенной заправке.

Как только тягач исчез из виду, мои мозги включились и заработали нормально, а я чуть не укусила себя за локоть и задницу одновременно, когда до меня дошло, что я сделала. Я купила вусмерть раздолбанный военный тягач за последние деньги! Тягач, который с большой вероятностью никогда не оживет! И все из-за того, что меня непонятно по какой причине перемкнуло, как Касси над цветастым фантиком!

Отыгрывать назад я не стала. Купила и купила. Чутью доверять я привыкла: слишком часто оно меня спасало, вытаскивая из-под облав Могильщиков, чтобы из-за каких-то ста баксов пойти наперекор столь мощному всплеску. Если меня так ни с того, ни с сего перекосило, значит, на то должна быть причина!

.

Надо сказать, что я немного нервничала: все же, Гвоздя и его механиков я не знала, а с доверием в последние годы у меня как-то не слишком сложилось. Но переживала я зря: мужик и правда привез меня к заброшенной стоянке и даже подождал со мной, пока не показался старый тягач, с трудом тащащий мое сомнительно приобретение.

Военный тягач закатили под полуразрушенный навес, отцепили буксировочный трос. Гвоздь, уже садясь в машину, произнес:

–   Ну, бывай, детка. Если что – обращайся. Только смотри, аккуратнее тут: место-то заброшенное, мало ли что.

–   Спасибо. – искренне поблагодарила я.

Мужики со мной сердечно попрощались и укатили, поднимая столбы пыли, а я побежала к своей будущей машине, возле которой уже с диким ажиотажем скакали бывший тостер и блендер.

И не важно, что тягач ржавый и битый! Это МОЙ тягач!

А уж как его оживить, я придумаю!

–   Тута! – Тос ловко вскарабкался в кабину, приглашающе махая лапками.

Коротколапый Дер попискивал, стоя внизу: он был слишком неуклюжим, и самостоятельно забраться в машину не мог.

Вот что они так настойчиво пытаются мне показать?

Подсадив бывший блендер, я залезла в просторную, но очень грязную кабину, давно расставшуюся со своими сидениями… ну и всем, что можно было снять. Даже места крепления пропали вместе с вывороченным металлом пола, словно эти сидения вырывали с мясом. А вот руль остался целеньким: на нем висел возбужденный Тос и поглаживал… эмблему с хищной угловатой рожицей, проявившейся на поцарапанном металле после прикосновения мелкого паршивца.

Я замерла, словно оцепенела, во все глаза глядя на эту четкую, насыщенно-фиолетовую эмблему. Знакомую эмблему. До боли, до слез, до мельчайшего наклона жестких хищных прямых линий…

Огромный, убитый вусмерть военный тягач оказался дисептиконом.

Окончательно и бесповоротно… мертвым.