Перерождение Эффект Массы.
Под тенью Властелина
Глава 66: Цитадель Памяти
Время в космосе для разума течет странно, то ускоряясь, полное событий, то растягиваясь бесконечным полотном, когда час следует за часом, сливаясь в единый поток, разделяемый бортовым компьютером на сутки. Но если отключить это деление, если убрать имитацию суток… разум перестает замечать смены дня и ночи, выстраивая какую-то свою систему сна и бодрствования, удобную ему и комфортную. Иногда странную, непостоянную, зависящую от событий и накала эмоций.
Едва слышный шелест системы вентиляции вплетался в разум мягким ровным звуком, задавая настрой. Чуть флегматичный, спокойный, умиротворенный. Такой, в каком удобно смотреть вглубь себя, не отвлекаясь на шумы, переливы музыки или чужой голос. Удобный для работы с собой… В каюте я одна: никто сюда не войдет, не потревожит и не тронет меня даже если корабль попадет в бой. Найлус обещал, отключив в каюте автоматическое оповещение от ВИ, убрав гашение света с наступлением корабельной ночи, заглушив все аварийные сигналки и сделав все то, что делать не стоит. Все ради тишины и покоя. Моего.
Я это ценю.
Давно прошло время ухода в ретранслятор у Цитадели. Мы пролетели оживленные трассы и ушли от Цитадели по другую сторону от Новерии. Дорога удлинялась, но проходила дальше от оживленных и подконтрольных маршрутов. Три часа назад мы ушли в первый перегон в направлении Систем Терминуса. Один из самых долгих перегонов. Почти пятеро суток непрерывного полета. Безопасность и тишина без случайных встреч и накладок.
Я легла на койку, устроилась удобнее, чуть запрокинув голову, закрыла глаза. Мне не на что здесь смотреть. Важно лишь то, что в моей голове.
В самом начале, когда я только проснулась в этом мире, я предпочитала использовать для работы образную визуализацию. Разум и воображение раскрашивали для меня чужой разум красивыми потоками, структурируя информацию по единому алгоритму и отображая разными по форме нитями, узлами, сплетениями и прочим. Но когда работаю со своей головой, выглядит это совсем иначе.
Свой разум я вижу как пейзаж.
Почему именно так? Не знаю. Это казалось правильным и привычным, даже тогда, когда я заглянула в свою голову впервые. Но почему именно так? По какой-то странной причине, я не задавалась таким вопросом ранее, но сейчас, стоя на иллюзорной каменистой равнине и глядя на вздымающуюся передо мною призрачную громаду Цитадели Памяти, я впервые задала себе этот вопрос.
Почему? Образность названия? Возможно. А может и нет.
Краткое привычное усилие перенесло меня к огромным вратам из темного камня, покрытого сложным барельефом, между фигурами которого вился призрачный зеленовато-лазурный дымок, скрадывающий вырезанные фигуры так, что их невозможно рассмотреть. Этот странный стылый дымок собирался клубами тумана у подножия Цитадели, полностью скрывая ее фундамент, он тек дальше, огибая колоссальные стены и уходя ввысь призрачных небес.
Почему раньше я не замечала, как это место напоминает мир мертвых? В том виде, в котором его представляют. Голые каменные скалы, на которых ничего не растет, и только странные деревья виднеются вдали, покрытые ковром призрачно-льдистых острых листьев. Я всегда появляюсь на дороге. Ровная плоская брусчатка из камней чуть неправильной прямоугольной формы со скругленными углами. Камни черные как нефть, такие же маслянистые, но словно припорошенные сизоватой пылью. Легкой. Невесомой, как пепел. Как… прах осыпавшегося под ударом боевого мага Смерти тела.
Странные ассоциации, странное место, уже утратившее в моем восприятии величественность и таинственность, но стремительно приобретающее сумрачную тревогу и… опасность. Цитадель уже не кажется моей. Не воспринимается безопасной и… нормальной.
Ее ставила не я.
Осознание прозвенело чистотой просветления и озарения.
Цитадель Памяти – не моя работа. Я так не делаю. Слишком… помпезно. Слишком пафосно. Слишком… чуждо, ведь я помню, как выглядел этот роскошный белокаменный дворец-цитадель в моих глазах еще неделю назад. То, что я вижу сейчас – изменение моего подсознание и новый образный взгляд на чуждую структуру. Вроде все то же самое: те же стены, тот же барельеф, те же абрисы форм, но… чуть иначе сместилось восприятие, и я уже вижу это место иным. Словно предупреждение для меня от моего же подсознания и интуиции.
Здесь царство смерти.
Чьей?
Моей.
Цитадель Памяти… как могильник на том, что я должна помнить, но что… похоронено где-то там, в глубине.
Я хочу знать, что там сокрыто.
Руки легли на холодящий кожу камень ворот. Льдисто-стылый, гладкий, чуть влажноватый. Привычный нажим, и ворота покорно отворились. Наружу.
А если бы не отворились? Что тогда?
Сомнения отразились в образной реальности: колоссальные створки начали замедляться. Когда остановятся – начнут закрываться.
Так не пойдет.
Я проскользнула в щель, ощущая, как вновь пришли в движение каменные монолиты, смыкаясь за моей спиной с тягучим щелчком сработавшей ловушки.
.
Изменения коснулись и внутренней части Цитадели: я не попала сразу в Библиотеку. Меня ждал коридор, тускло освещенный неяркими сизыми светильниками. Простые горящие призрачным светом шары, зависшие в воздухе над острыми клиньями факелов.
Хорошо это или плохо?
Хорошо. Я вижу больше. Кладку стен, покрытую меленькими символами давно мертвого языка. Бесконечная вязь, оплетающая резкие глифы смутно мне знакомой клинописи. А вверху – клубящийся Мрак. Высоко-высоко, в десятках метров над головой. Там, словно прибежище всех монстров моей головы. Но в моей голове может жить лишь один-единственный монстр.
Я.
Ничто иное не сравнится с монстром, спящим где-то в недрах упокоившей его Цитадели. И этот монстр – я настоящая. Или настоящий? Может – настоящее?
Есть ли разница? Для меня – изменчивого по своей сути существа?
И правда ли та ловушка лишь вскрыла то, что было когда-то кем-то опечатано? А память о моем решении себя стереть – не более, чем оправдание для нежелающего искать правду разума?
.
Пол коридора ложился под ноги покорной Тропой, ведя меня вдоль письма ловушки моей головы, начертанного на стенах. Дальше, глубже. Туда, где стояли черные полки с бесконечными томами одинаковых на вид книг.
В Библиотеку Памяти. В место, бесценное для меня.
Вроде бы.
Или нет?
Информация там хранится полезная, бесспорно. Но сколько сокрыто за стеллажами? Ведь даже в обычных библиотеках самое ценное и опасное хранят вдали от неискушенных глаз.
Точность аналогий убивала осознанием собственной недальновидности и нежелания думать. Да, я проснулась не самой… отягощенной разумом особой. Зато я сохранила способность делать анализ мира и интуитивное понимание важности выбора.
Хоть что-то радует.
Не радуют только недавние воспоминания о том, какой блаженной и доверчивой я была.
А какой я становлюсь?
Замкнутым социопатом с отчетливыми проблемами в психике?
Хорошее же я существо…
Хмыкнув, я остановилась перед новыми дверьми. Знакомыми. Я их видела изнутри нужного мне зала. Открыть их можно… Можно!
Ручка появилась по моей Воле. Она Должна быть на двери: массивная, из серебристого металла, скрашеная растительным орнаментом и с самоцветом, прозрачным как слеза единорога. Ограненный кристалл блеснул искрами преломленного света, ладонь легла на дверную ручку, которой еще минуту назад не было. Легкое нажатие, и дверь… отворилась вовнутрь.
Этой мой разум. Правила в нем задаю я. Даже если кто-то внес свои переменные и сформировал среду.
Библиотека не изменилась. Вообще. Всё то же светлое помещение с рядами книжных стеллажей из черного полированного дерева без видимой фактуры. Книги также присутствовали на местах: массивные тома в темных кожаных обложках, отличающихся лишь надписями на толстых корешках. Каждый стеллаж – отдельный мир. Каждая книга – история, созданная в этом мире. Одна или серия из книг, объединенная единым глифом на верху корешка как указание конкретной серии.
Четко, структурированно, вылизано. Как каталожная база, красиво оформленная под довольно… неинтересное место. Скучно-помпезное, даже пафосное, с намеком на техногенность в виде световых панелей потолка. Но почему тогда нет витражей? В таком месте должны быть витражи: что может быть волшебнее света, окрашенного радугой цветного стекла? Но тут не было ни витражей, ни какого-либо запоминающегося декора кроме отвратительной пышной белой растительной лепнины у потолка пошло-дворцового разлива.
Я шла вдоль стеллажей, и у меня возникали вопросы. Много вопросов. Почему стеллажи не подписаны и без информации о мире-прародителе? Почему книги без цветных обложек? Что стоило поместить образную картинку на корешок для облегчения поисков? Я бы так сделала…
Остановившись у ближайшего стеллажа я сняла книгу. Толстую, увесистую. Раскрыла на середине и вчиталась в понятный мне текст: автоперевод сработал без осечек.
Неожиданно для себя я зачиталась. История оказалась увлекательной и… совершенно мне неизвестной! Я словно вообще впервые ее увидела. Никаких воспоминаний! Никаких ассоциаций, никакого образного всплеска.
Что за ерунда?
Поставив книгу на место, я пошла искать стеллаж историй Земли. Хочу кое-что проверить.
Стеллаж нашелся быстро: он чуть мерцал, привлекая внимание. Даже книга по вселенной, в которой я оказалась, была подсвечена. Чтобы я сразу нашла… и не искала долго так нужную мне информацию. Вроде бы удобная система, но что-то не давало мне покоя. Что-то во всем этом… неправильно.
Сняв книгу с полки, я открыла ее ближе к концу, вчиталась в красивый художественный текст.
Текст.
Почему текст, если это – игра? Да, книги по этой вселенной есть, но основная информация – визуальный ряд! Не книга! Так я даже не могу вспомнить, что было, когда я…
Мысль споткнулась.
Я замерла с книгой в руках.
Не могу вспомнить, что было, когда я играла в эту игру.
Простая мысль. Неопасная, вроде бы нормальная и очевидная: нельзя помнить всё.
Помнить – нельзя. Но ассоциативно-образные связи – это основа бытия разума! Любого разума любого существа! Вся наша память – это цепочки ассоциативных связей, где одно цепляется за другое, восстанавливая историю жизни по образам и коротким ярким моментам, отпечатанным в памяти как ключевые вехи.
Но не в этом случае.
Я смотрела на книгу, на описываемые события, а в ответ – тишина. Никакого отклика. Ни единого проблеска памяти. Я не помню управление. Я не помню, какая у меня была клавиатура и какого размера экран: квадратный, прямоугольный, вытянутый или любой другой формы. Я не помню ощущения клавиатуры под пальцами. Я не помню, сложной была игра или нет. Как я проходила миссии: одну за другой, произвольно или нет. Один раз или переигрывала снова и снова. Отрывалась я от игры во время миссий, чтобы хотя бы на кухню сходить или нет. Что я ощущала, какие были мысли и эмоции, что чувствовала и что было вокруг.
Я ничего не помню!
Ничего! Словно этого со мной не было!
Зато я помню игру. Помню, что «Мако» неустойчивый и прыгает как горный козел по склонам. Но я не помню своих эмоций, когда я впервые столкнулась со строптивостью игровой модели, хотя логично предположить, что подобное могло выбесить, расстроить или повеселить. Зависит от ситуации. Но…
Пусто. Вообще. Только игра, словно весь мой мир ограничен призрачным монитором.
Нельзя так зачистить память, чтобы не осталось подсознательных реакций на духе или в верхних слоях души. Если память сохранилась, если удержался такой конструкт как Цитадель, то должен сохраниться дух. Хоть как-то!
Поставив книгу на полку, я вытащила другую. Толстенную, массивную с простым названием «Дум». Раскрыла произвольно. Вчиталась в историю… в интересную и жестокую историю. Но что это? Книга? Кино? Игра? Легенды? Или все вместе?
В книге не было даже картинок, чтобы дать образ и визуальный ряд, а информация не ложилась на разум, словно она мне… не нужна. Словно это лишнее. Не надо сейчас. Когда-нибудь потом. Может быть. Слова соскальзывали и не закреплялись, не будя воображение и не порождая образность в голове в ответ на текст и на описание происходящего.
Так не бывает.
Любой читаемый текст всегда дает пищу разуму, всегда порождает образы, ведь любое мышление – образное. Любой текст перекладывается на образы. У кого-то более яркие и детальные, а у кого-то бледные, но даже слово «оружие» будит яркую картинку подходящего устройства будь то огнестрельная винтовка или силовое орудие, работающее на самой энергии мира. Без разницы: образы всегда есть. Но не у меня.
Книга была возвращена на полку, а я как-то отстраненно наблюдала, как в памяти блекнет прочитанная история, красиво распадающаяся на пустые символы чужого мне языка. Хорошая работа. Чистая. Ничего не зацепило, не вызвало срабатывания естественных протоколов защиты, словно их у меня и не осталось.
Тихий смешок прозвучал пугающе в тишине зала.
Отступив от стеллажа, я обвела взглядом Библиотеку. Верное название. Это – библиотека с книгами, написанными по историям кем-то другим. Не мной. Вольный и точный пересказ событий, но не запись моей памяти. Здесь не хранится память. Здесь хранится информация!
Но где тогда память?
Перерождения я помню. Я знаю, что был какой-то грандиозный коллапс. Я помню пещеру, в которой я-метаморф родился. Я это помню очень отчетливо. Но где остальное? И так ли Я устала от жизни, чтобы убить саму себя, стерев память под ноль, как я в это верила? Или это лишь еще одна красивая ложь, вложенная мне в голову? Вложенная настолько аккуратно, что я сама не подумала, насколько эта… идея неверная даже с точки зрения науки, с помощью которой она вроде как была приведена в исполнение.
Я же менталист! Я же должна помнить, что… память нельзя стереть полностью! Даже при обнулении физического носителя, даже при зачистке духа, все равно что-то остается. Пропечатывается на душе как клеймо.
Как… травки. Навыки работы с травами, которых у меня никогда не было!
Я считала, что я и травничество – несовместимы. Особенно, несовместимы я с алхимией. Но я это помнила! Как выбирать травы. Как их оценивать. Как интуитивно понимать, что можно смешать между собой, а что в сочетании даст ужасающую дрянь.
Это – память. Моя настоящая память! Руки помнят то, чего не было. Перед глазами картинки: триггер дал эффект, на мгновение открыв бледный образ моей работы. Значит, что-то сохранилось. Где-то там, под массивом Цитадели Памяти.
Цитадели…
Место, где царит… память. Но именно памяти здесь нет.
Или есть?
Должна быть! Но как до нее достучаться? Изнутри? Из Библиотеки я ни до чего не достучусь. Тут защита на целостность такая, что даже этот похабный лепной декор выглядит монолитно-нерушимым.
Ладно. Попробую обойти…
Приказ на пробуждение сработал без осечек, выкидывая меня в реальность, но за мгновение до пробуждения я заметила что-то странное. Какую-то едва уловимую заминку, задержку разворачивающейся сети. Что-то я сделала не так, запустив, походу, какой-то защитный протокол у того, что оседлало мой разум. Пришло однозначное понимание: мне нельзя заходить в Цитадель без готовности завершить работу. А еще этого нельзя делать на корабле. И мне нельзя теперь спать: во сне разум беззащитен.
Бросив взгляд на хронометр, с удивлением обнаружила, что прошло почти четверо суток! Почему так много? Я же ничего толком не сделала! Что за…
Так не пойдет. Если отключки будут настолько длительными, я не успею за перелет. Ладно, это некритично: парни подождут столько, сколько надо, но мне бы не хотелось впасть в кататонию в темнице разума. Это реально. Были прецеденты. А прорываться из тюрьмы Цитадели на корабле… Рвано выдохнув, я встала, прогребла растрепавшиеся волосы и пошла искать Найлуса.
.
Турианец нашелся в кают-кампании вместе с асуром: время было позднее и по корабельным часам как раз прошел запоздалый ужин. Гаррус что-то делал на камбузе, но, услышав мое приветствие, вышел, вытирая руки полотенцем. Только Кира уже спала: Аэтера занимал ее тренировками, и к вечеру пробуждающаяся асура уставала так, что едва ее хватало поесть и после душа отрубиться спать.
– Отвратительно. – коротко ответила я на вопросительные взгляды. – То, что я называю Цитаделью Памяти – не моя работа.
Мужчины молчали, ожидая моих слов.
– Мне нужно спокойное место на планете. – наконец, произнесла я. – Вероятно, мне придется взламывать Цитадель. Возможно и скорее всего будут всплески энергии. Какой силы? Не знаю. Но я не рискну заниматься подобным на борту космического корабля, тем более – настолько хрупкого.
– Мы выходим из перегона через шестнадцать часов. – негромко произнес Найлус. – Перевалочная станция у аграрной планеты, чья колонизация считается условно-успешной: население есть, но фермерство нерентабельно из-за агрессивной среды. Я смогу подобрать спокойное безлюдное место.
– Остров посреди океана вполне подойдет. Высадите меня и улетайте подальше. Можете вообще на орбиту подняться и оставить только дозорный бот в атмосфере. – я взяла кружку с напитком, поданную мне Гаррусом. – Спасибо.
На благодарность он лишь склонил голову, но в голубых глазах тревога набирала силу.
– Какие могут быть последствия? – спросил Аэтера.
– Любые от смерти, обнуления личности, кататонии и сумасшествия. – честно призналась я. – Зависит от мощи воздействия и качественности работы менталиста, который мне всё это поставил, и от того, смогу ли я отработать без ошибок, хватит ли мне силы передавить влияние и еще от множества факторов.
– Что будет, если не вмешиваться?
Ответила я не сразу. Вопрос сложный и многогранный, да и вариантов может быть много. Но самый распространенный, самый надежный и простой…
– Полагаю, перезапись личности по шаблону на момент моего пробуждения. – пожав плечами, сказала я. – Но с этим можно работать: я сделаю дамп памяти и записи из Библиотеки. Неизвестно, сохранится она или нет. Неважно, кто и как ее сделал, но информация там полезная и я хочу ее сохранить.
Гаррус вновь ушел на кухню, но вскоре вернулся, неся тарелку с вкусно пахнущей едой. Лапша с мясом и овощами в подливе. Желудок, учуяв еду, жалобно квакнул: только сейчас я осознала, как сильно хочется есть.
Ела я в молчании, обдумывая предстоящую работу. С такими конструктами приходится иметь дело только изнутри. Со стороны эту дрянь может увидеть кто-то другой, но не жертва развертки Цитадели: она создана для того, чтобы перехватывать сознание хозяина и перенаправлять внутрь себя. Это я знаю отчетливо, но этому меня не учили в академии на Эгросе. Эта информация откуда-то из другого источника. Возможно, от Эстуса. С ним я встретилась после той жизни на Эгросе. Он многому меня учил, порой – странным вещам и говорил он… интересно. Знал ли он? Вероятно. Цитадель тогда уже была, он это видел и немало рассказал про подобные структуры. Но он никогда не пытался пошатнуть мою уверенность в том, что моя Цитадель была сделана мною. Он не спорил, но и не подтверждал, а я тогда мало обращала внимания на нюансы формулировок.
Еда закончилась как-то слишком быстро, и я еще долго сидела над пустой тарелкой под встревоженными взглядами мужчин.
– Одно хорошо: я знаю, что такое Цитадель и умею работать с такими структурами. – мой голос звучал ровно и довольно сухо: эмоциональная сфера сейчас была искусственно подавлена. Мне не нужны реакции защитных протоколов Цитадели на всплески эмоций и яркие чувства. – Не исключаю, что после завершения работы с ней я начну сильно меняться. В лучшую сторону или нет – не могу предсказать. Как не могу дать гарантии, что я-настоящая вам понравится. Возможно, я стану… чудовищем. Это… вероятно. Были у меня мгновения рецидивов, когда мои же мысли мне же самой казались… недопустимыми, но такими естественными…
– Как ночью? – тихо произнес Найлус, облокачиваясь на стол и склоняясь ко мне. – Когда ты меняла жителей нашего дома.
– Да, как тогда. – я согласно прикрыла глаза. – Во мне не было жалости к тем, кого я не считала достойным звания «разумное существо». Я считала себя в праве вносить такие корректировки просто потому, что это было в моих силах.
Взгляд Гарруса заострился, голубые глаза опасно сузились, но мое сокровище… молчал, слушая и понимая сказанное по-своему и, порой, на свой счет. А ведь он тоже склонен к вершить правосудие и понимает справедливость довольно… занятно. Не зря его отец так боялся за сына.
– Прав тот, у кого больше прав. Непреложный закон Мультиверсума, не нарушаемый никогда на моей памяти. Вот только «больше прав» — размытое определение, и, чаще всего, оно идентично «больше силы». А те, у кого больше силы, часто… неправы в своем эгоизме и в понимании справедливости. – я качнула головой, вновь встретив острый взгляд пронзительно-голубых глаз. – Ведь справедливость эгоистична и субъективна, она зависит от точки зрения и может радикально меняться от поворота угла зрения. Всегда кто-то останется обижен, всегда для кого-то чье-то действие будет несправедливо. Всегда кто-то кого-то обидит. Как кто-то обидел меня, поставив мне в голову Цитадель. Но было ли это решение справедливо? Было ли это наказание и желание избавить Мультиверсум от монстра в виде меня?
– Абстрактной справедливости не существует.
Тихий голос Аэтеры вкрался мягким бархатным баритоном в мой разум, фигурно ложась на мои мысли и настроение.
– Справедливы ли приговоры Старших, которые они выносят младшим видам? – спросила я, глядя в фиолетовые глаза монстра.
– Они не выносят приговор без причины. – спокойный уверенный ответ того, кто знает, о чем говорит.
– Но со стороны тех, кого уничтожают, это – несправедливо. – возразила я. – Особенно со стороны так называемых мирных жителей, сидящих по своим уютным гнездышкам и живущих тихой сонной жизнью. Они же ни в чем не согрешили, так считают они… Но их прилетают убивать. Вопрос «За что?!», полагаю, звучал чаще иных во времена Жатв.
– В каждом случае есть причины. Нет их, порой, у нас, если кто-то пробуждает нас ото сна на наших же кораблях.
– А разве сам факт того, что к вам полезли – не причина? – иронично спросила я.
Асур улыбнулся и согласно склонил голову.
– Всегда есть причина. Для любого действия или события. – я откинулась на спинку стула. – Я хочу знать причину, по которой на меня надели короткий поводок с намордником, уродуя личность и психику. Чем и кем я была, раз кто-то пошел на такие меры? Возможно, я пожалею об этом знании. Возможно – нет.
Знания опасны – бесспорно. Не зря говорят «блаженны неведающие», но я не желаю быть блаженной. Достаточно того, что у меня и так с головой проблемы.
– При любых раскладах чужеродные конструкты в голове не идут на пользу, даже если они сделали меня адекватнее и социально-приятнее. Я то, что я есть. И глупо прятать голову в песок в надежде, что все будет хорошо. – циничный смешок сорвался сам собой. – Как говорил мне один из знакомых: «Чем ниже голова, тем выше жопа».
Дальнейшие его слова были похабными, но правильными и резонными: «Не задирай жопу выше головы – возьмут насухо. Или на горло наступят».
– Что мы можем для тебя сделать? – мягко спросил Найлус. – Помимо доставки до острова и присмотра.
– Займите мои шестнадцать часов до выхода из перегона.
Он встал, подал мне руку в простом и понятном жесте, а я с легким сердцем вложила руку в его ладонь.
.
* * *
.
Прозрачный сумрак тактического зала подсвечивали широко развернутые экраны с подробной информацией об одном-единственном разумном. Официальная информация, слухи, сплетни, неуточненные данные, полученные из архивов досье и отчеты, — всё, что удалось достать, купить, украсть или подслушать. Где-то был лишь сухой официальный текст, где-то – полуматерные описания очевидцев, а где-то – записи камер наблюдения и видеоархивы, полученные банальным взломом или покупкой у информационных дилеров, на которых удалось получить выход. Но в центре, на основном экране воцарилась сложная паутина причинно-следственных связей и событий, выстроенная в хронологической последовательности. Схема дополнялась событиями, комментариями и подписями по мере получения сведений.
Новое сообщение всплыло мерцающим окном на левом боковом экране: пришла информация от Теневого Посредника, купленная одним из бойцов за колоссальные деньги. Тонкие изящные пальчики коснулись экрана, разворачивая сообщение. Инцидент восемнадцатилетней давности на Сидоне. Асура вчиталась в скупые строчки, глаза скользили по снимкам, иногда замирая на видеозаписях. Она читала и… хмурилась, поджимая губы. Информация вызывала вопросы. С каждым новым сообщением, присланным разведкой, картинка перестраивалась и дополнялась, подходя к однозначному выводу.
Айкарра развернула вложенные данные: последствия, политические резонансы, некрологи участников событий, убийства ученых, деятельность Спектра Совета и навязанного человека. Записи с камер наблюдения о Мастере Войны, выпрыгивающего в окно. Скользящее упоминание о дочери контр-адмирала, героя войны Первого Контакта, и рядом с именем – ссылка на заполненную базу данных про Кали Сандерс, Девида Андерсона, Шу Чиань и прочих участников описанных в отчете событий. Общая сводная схема расцвета новыми пометками с веерами вложенных данных, но вместе с ними добавлялись мерцающие вопросы и оборванные связи, которые должны быть восстановлены без искажений.
– Арэса.
Тихий мелодичный голос был услышан: бессменный зам выступил из тени.
– Лидер?
– Отправьте менталиста на Цитадель. – женщина бросила короткий взгляд на полотно событий, описывающих историю жизни нужного им разумного. – Мне нужна информация от капитана Дэвида Андерсона и посла Удины обо всех событиях, связанных со Спектром Сареном Артериусом. Подготовьте все необходимое для работы групп на Цитадели и в Гриссомской Академии.
– Срок работы?
– До отзыва.
Арэса коротко кивнул, но не сдвинулся с места: задумчивость Лидера предполагала незавершенность приказов. Но женщина молчала, глядя в экраны. Мгновения текли одно за другим, пока, наконец, не прозвучали завершающие слова:
– Завершайте работу по добыче ресурсов. Мы вылетаем через двое суток.
– Цель?
На экране развернулась схема пока еще далекой звездной системы. Лидер тронула одну из планет, приближая ее, огладила сияющий край и мурлыкнула:
– Вермайр.
.
* * *
.
Закатное солнце заливало море расплавленным золотом и кровью умирающего дня, подсвечивало мелкий кварцевый песок искорками света и играло бликами на спокойной глади океана. Ни ветерка, ни шелеста листвы: штиль царил над крохотным каменистым островком, затерянной скалой на просторах водной глади. Хорошее место для работы: здесь ничего нет. Ни лишней растительности, ни буйства жизни коралловых рифов, лишь огоньки редких морских обитателей, пытающихся выживать на давно мертвом вулкане.
– Когда нам вернуться?
Тихий голос Найлуса вибрировал тревогой. Рослый турианец смотрел на меня пристально и тяжело, всматриваясь в глаза в поисках чего-то знакомого, но… Я знаю, насколько сейчас мой взгляд спокоен и отстранен до равнодушной холодности: я предупреждала их, что эмоции – не то, что должно сейчас меня сопровождать. Они будут мешать, отвлекать, могут стать причиной фатальной ошибки, но они всегда рядом за пленкой наведенного спокойствия, которое так сильно их ранит, несмотря на все предупреждения.
– Когда пройдет силовой всплеск. – тихо ответила я. – Вы увидите его.
Найлус медленно кивнул.
– Не надо переживать. – пальцы скользнули по его щеке, ласково и легко. – Не стоит за меня тревожиться: что будет, то будет. Я сделаю то, что смогу сделать, и никто мне не в силах с этой работой помочь. Но вы… вы то, ради чего я вернусь из собственного разума.
Мандибулы крепче поджались к щекам, Найлус рвано выдохнул, огладил меня по плечу, подтянул, крепко обнял, привычно зарывшись носом в мои волосы. Какое-то время мы стояли без движения: он, обхватив меня за плечи, и я – прижимаясь к нему всем телом и гладя по спине. Но вот он отстранился, скользнул кончиками когтей по моей щеке и без слов повернулся, уходя к кораблю.
Незачем лишние слова.
Я провожала взглядом бот, пока он не скрылся в небесной толще. Странные чувства царили в душе. Грусть и тоска, какая-то странная безнадежность и сосущая тревога. Было ли мне страшно? Да. Мне страшно. Я не знаю, что проснется на этом куске камня, когда все изменения в моей голове завершаться. Что во мне останется от меня? Какая я стану?
Рвано выдохнув, я тряхнула головой, словно этот жест мог высыпать лишние мысли. Всё! Хорош страдать! Пора работать!
Место для себя я уже присмотрела: небольшая выемка в скале, достаточная для одно небольшого человека, чуть прикрывающая от солнца, вероятного дождя или непогоды. Не знаю, будет ли тут дождь, вызовет ли моя работа климатический дисбаланс – это возможно, и если я стану причиной сдвига климатической системы, ее придется приводить к норме. Ради этого я сделала соответствующие замеры и запись полученных результатов состояния среды планеты, чтобы в случае каких-либо накладок вернуть все к норме. На мне ничего лишнего не было: техника, оружие, лишняя одежда и даже обувь – все осталось на корабле. На мне – простой сарафанчик до середины икры. Большего не надо.
Последнюю проверку местности, среды и прочего я проводила уже лежа на холодящем спину камне. Данные сканера пришли без изменений: чисто. Никого разумного. Жизни мало.
Хорошо.
Закрыв глаза, я привычно очистила рассудок от мельтешащих побочных мыслей и… провалилась вглубь себя. На ту самую мощеную брусчаткой дорогу, ведущую в Цитадель Памяти.
Впервые я обернулась и посмотрела назад. В стелящийся туман, сливающийся с серыми небесами где-то там, далеко от места моего привычного появления. Дорога исчезала в молочном мареве не сразу: какое-то расстояние угадывалось в просветах между очень густым, сочным и словно живым туманом. Взгляд не мог найти в нем неестественность и чуждость: он воспринимался правильным. Таким, каким и должен быть такой туман.
Такой – это какой?
Что в нем такого, что я так не хочу к нему приближаться?
Что это такое?
Где и когда я его видела?
Я не помню.
Взгляд скользил по округе, замечая множество мелочей, на которых раньше не останавливался взгляд. Странность каменной породы, искрящейся слюдяными вкраплениями. Масляную черноту камней под ногами. Отсутствие травы на сероватом кристаллическом песке, заполняющим все вокруг между скалами, камнями и брусчаткой. Бездонное серое небо. Не такое, какое бывает от плотного облачного покрова. Оно просто серое, словно обесцвеченное. Но оно… правильное и понятное. Под таким небом мне спокойно. Как и под стенами Цитадели, взметающейся монолитной стеной, настолько огромной, что камень сливается с серостью небес. Я ЗНАЮ, что на стенах есть орнамент и узоры, невидимые из-за масштабов строения. Но я не помню, что это за цитадель.
Пока не помню, потому как всё, что меня здесь окружает, – взято из моей памяти. Из моей настоящей, сокрытой от меня памяти. Каждый образ. Каждое изображение. Даже ощущения. Всё это – моё. Иначе быть не может. Иначе разум заметит неестественность и чуждость. Никакой искусственной структуры: как бы ни был хорош разработчик, но разум всегда найдет неестественность и неправильность.
Нельзя предусмотреть все, но можно достать нужный образ, хранящий все нужные детали и нюансы. Как с тем же туманом. Я его когда-то видела, я знаю, что он такое, как возник и что предвещает, и на уровне инстинктов я НЕ хочу в него входить. Как на уровне тех же инстинктов, основанных на сокрытой памяти, я не хочу подходить близко к странным деревьям с прозрачными листиками. Но Цитадель меня притягивает безопасностью, надежностью. Мне кажется правильным, что именно в ней хранятся мои тайны, секреты и самое сокровенное, что у меня есть – я сама.
А еще я никогда не подниму руки на эту цитадель. Даже в мыслях. Даже в своей голове я не смогу заставить себя разрушить Ее.
Вот только вокруг Нее не должно быть скал со стороны ворот. За ней – да. Изломанная мешанина скал, словно их некто огромный перемешал в ярости, изломал горный массив, куда меньший, чем высота стен огромной твердыни, возвышающейся над затянутой туманом и стылой дымкой равниной в преддверии бури. И выжить в этой буре, укрыться от губительного тумана можно лишь за надежными стенами колоссальной Цитадели.
Казалось, стылый холодок от тумана начал отдаваться льдистым касанием по спине, хотя я тут – лишь образ. Но память… сокрытая память подгоняла меня, создавая неиллюзорную опасность. Пришло понимание: если меня накроет туман, на той скале уже никто не очнется.
До резных ворот я дошла быстрым шагом, унимая позорное желание сорваться на бег. За спиной туман накатывал явнее, небо начало темнеть, словно и правда начиналась буря, а стылый холодок, текущий по воротам Цитадели, засиял ярче. Накатывал страх. Сильный, яркий, туманя рассудок и забивая восприятие. Появились шепотки: дрожащий как тень от свечи безумный голос шептал мне, напевал, умолял обернуться и всмотреться в ярость неумолимого Рока, просил принять свою Судьбу, убеждал не противиться ему и принять Его. Довериться. Пустить. Да. Пустить. Окунуться в стылое касание. В нежность и милосердие Его и его Госпожи.
Руки легли на камень ворот, утопая в сияющей зеленовато-лазурной призрачной дымке свечения, выбелившего мне пальцы до бледности нежити. Проявившиеся черные коготки с силой стиснули крыло роскошной фигуры воина, смотрящего мне, казалось, в самую глубину души. Шестикрылого воина. Вечного Стража моей души…
Почему на воротах Серафим? Почему я его увидела только сейчас? Ангела с прямым двуручным мечом в руке, широко раскрывшего шесть огромных крыльев.
Мысль мелькнула и распалась в холоде, от которого уже немела спина. Туман близко! Я уже видела дымные плети, подтягивающиеся к моим ногам. Еще немного и будет поздно, а ворота не открываются! Почему не открываются ворота!
Паника ударила в голову как-то разум, сбрасывая самоконтроль и окуная рассудок в страхи. Скрежет створок утоп в торжествующем шелесте чужого голоса и в мелодичном мужском напеве, впервые услышанным мною в этом месте. Мягкая мелодичная песнь-колыбельная, воркующая и завораживая до дрожи и онемения в ногах…
.
Очнулась я уже внутри, прижимаясь спиной к таким надежным створкам. Паника угасла как по команде, стоило прозвучать торжествующему щелчку сомкнувшихся ворот, разум включился, а я тупо смотрела во мрак бесконечного высоченного коридора.
– Какого…
Шепот сорвался сам собой.
Что это только что было? Откуда такой страх и паника? Что за наваждение, буквально загнавшее меня внутрь Цитадели как паникующее животное?! Защитный протокол? Похоже на то. Но тут два вопроса: что именно защищает этот протокол, и что из себя представляет этот туман. Нет. Что было бы, останься я там, за воротами?
Может, стоило бы?
Досада накатывала как тот туман. Я же, вроде как, умная. Я же, демоны меня дери, менталист! А позволила развести себя на срабатывании защитных закладок как последняя идиотка, впервые сунувшаяся в собственные куцые мозги!
Как тупо…
Ворота уже не открыть: из Цитадели нет выхода. Войдя внутрь, ее не покинуть. Это я знаю: нормальный механизм подобной системы, поскольку не предполагается, что разум, пришедший в собственное хранилище знаний, вдруг передумает и решит вернуться в приемный буфер. Но мне сейчас почему-то резко захотелось вернуться.
Как я могла…
В душе разгоралась злость. На себя. Некого тут винить! Сама допустила! Сама поддалась страхам и позволила отработать точечному воздействию на застарелые страхи о которых я даже не помню!
Зло рыкнув, я глянула во мрак коридора, где мне призывно мерцала металлическая ручка на двери в Библиотеку.
Ладно.
Раз позволила затуманить себе разум и загнать себя внутрь, буду работать изнутри. Но в Библиотеку попадать мне нельзя. Из нее я уже никуда не выйду: вот уж точно, карцер одиночного содержания. Но мне и не надо работать из Библиотеки! Я могу это сделать из коридора! Помнится, в прошлое мое посещение этого занимательного места, я видела глифы на стенах…
Наверное, злость и раздражение на меня работают лучше увещеваний и попыток логично заставить себя думать. Разум сразу прояснился, а шепотки, так привычно зазвучавшие в голове, затаились, но не покинули меня, бодря и вынуждая действовать. От них мне нет вреда: это лишь отголоски.
Пара шагов перенесли меня на центр коридора, в то единственно-верное и нужное мне место. Именно здесь центр всей системы. В коридоре, на стене, в ровной вязи незнакомых мне символов. Неправильных символов.
Черный коготь коснулся стены. Гладкой, темной, мерцающей письменами и слюдяными искорками в недрах самоцветной облицовки. Такую портить – кощунство.
Коготь пошел вниз, оставляя четкую жирную царапину-прорез, из которой тут же начала сочиться Тьма. Маслянистая черная жидкость, от одного вида которой по спине дернуло странным холодком. Знакомая черная жидкость…
В моей голове не может быть никаких проявлений ни Первооснов, ни Стихий, ни чего-то более глубинного! В моей голове – лишь иллюзии их. Косая черта ушла вниз ровной прямой.
Жидкость сочилась как кровь, я чувствовала боль этого места. Как я могу! Как я могу причинять боль Ей! Цитадели под серыми небесами! Как я посмела…
Это – не Она. Это место – лишь ее бледная тень! Это – лишь образ, которым прикрывается моя темница в моей же голове!
Дуга, ровная и точная, как по циркулю, пересекла прямую черту там, где должна ее пересечь.
Здесь. В моей голове. Нет ничего материального.
Еще одна косая черта прорезала стену.
Здесь – только образы. Здесь нет монстров страшнее меня. Здесь нет мощи кошмарнее знаний, сокрытых запретами! Здесь нет информации ценнее моей памяти и того, что я изучала ранее!
Печать негатора проявлялась линия за линией. Разовый негатор, задача которого отработать один-единственный раз и разрушить все магические конструкты, какие есть. Без выборки. Без исключения. Печать реального негатора как триггер для негатора в голове, ведь я ЗНАЮ, как именно отработает и каков именно будет результат: разрушение. Всего, что есть в моей голове. Всё будет разрушено. Без выборок и исключений, как и положено при срабатывании этого… чертежа.
У негаторов не бывает осечек. Негаторы не делают исключений. Они просто рушат всё, что создано на магии, равномерно распределяя энергию. Ломают все конструкты. А негатор в голове как команда на самые глубины подсознания и инстинктов, на которые невозможно воздействовать без влияния на само ядро души.
Рискованно?
Да!
Каковы шансы сохранить рассудок, силу и знания?
Пятьдесят на пятьдесят. Или сохраню, или нет. Не бывает других шансов: статистика – ложь. Всегда – да или нет. И никак иначе.
А если не сработает… Значит тот, кто это со мной сделал, настолько мощнее меня, что…
Что я пойду другим путем и буду доламывать Цитадель исподволь. Ведь все можно сломать. Всё! Без исключений. Если найти, как это сделать.
Давление на разум нарастало как лавина. Казалось, на меня сейчас рухнет потолок. С каждой линией, с каждой царапиной и дугой, с каждым угловатым глифом это давление увеличивалось. Но я завершала работу, пока чертеж не замерцал черной жижей, словно липкая дрянь на самоцветной стене. О да, это та еще дрянь! Но это лишь образ! Триггер для моей головы!
Короткий силовой импульс на чертеж я кинула, когда начало темнеть перед глазами, и последнее, что я увидела перед накатывающей Тьмой – трещина на самоцветной стене, раскалывающая ее на куски.
А потом я перестала быть, упав во Тьму.
.
Туман вкрался во Тьму ненавязчиво. Крадучись, стелясь и окутывая как живой. Молочно-белое марево. Прохладное как шелк, стылое, как касание Бледной Госпожи, но ласковое, как утренний прохладный ветерок, разгоняющий сон разума. Следом пришли шепотки. Голоса. Мужские, женские, не те и не другие. Мои голоса, несущие с собой слова речи прошлых жизней. Певучие и мелодичные, резкие и рваные, рычащие и свистящие. Человеческие и такие, какие не могло издать горло человека. Это всё – я. Мой голос. Мои слова. Мои мысли.
Туман развеивался по мере осознания самой себя. Кто я?
Существо без прошлого, живущее благодаря одному из механизмов перерождения, сохраняющего поврежденную душу, неспособную пережить рождение естественным образом, но выживающую благодаря переселению в чужое, уже взрослое тело.
Кем я была?
Не помню.
Кто я сейчас?
Имрир Шепард, Спектр Совета. Та, кем живу. Та, кем я себя осознала. Все остальное – моя память. Кем я была ранее. Но именно сейчас я – это я, и имя мне Имрир Шепард. Здесь и сейчас. Изменится ли это имя в будущем? Возможно. Когда придет время Имрир умереть или на время забыть это имя в череде других.
Но изменюсь ли я?
Базис личности неизменен и проявляется всегда и везде по мере осознания себя. Даже если на первый взгляд кажется, что личность изменилась безвозвратно, это не так. Как только пройдет осознание и стабилизация, я приду к своему привычному эталону.
Я снова стану собой.
Туман исчез, открывая мне мой же разум. Искры точек воспоминания, миллионы оборванных связей и нарушенных причинно-следственных цепочек, потерянные ассоциации на то, что не имеет сейчас прямых аналогов. Бессистемная каша, в которой едва ли возможно найти хоть что-то полезное.
Хаос моей свободы…
Ужасающее зрелище после величия забытой Цитадели…
Пройдет время, и хаос структурируется естественным путем. Ассоциативные связи восстановятся, собираясь в единые и правильные причинно-следственные цепи и воссоздавая воспоминания, укрытые в них. А с ними я буду вспоминать себя. Свои жизни. Знания, накопленные в них. Я вспомню потери. Неудачи. Возможно – успехи и потерянное счастье. Но это буду я-настоящая.
.
Из разума я вышла легко и без каких-либо сложностей. Голова закономерно болела, судя по липкой дряни на лице – носом шла кровь. Не страшно – умоюсь. Хуже, что я едва могу открыть глаза – так сильно по телу дал слом всей дряни в голове. Остались ли при мне мои свойства метаморфа? Не знаю, надо проверять. Возможно, придется заново проходить весь путь вхождения в силу и восстановления энергосистемы. Прислушалась к себе… Тело здорово. Так, мелкие кровоизлияния были. Скосила глаза… Поверхностные капилляры полопали из-за чего вся кожа в неравномерную красную крапку, словно меня краснухой побило. Даже на руках видно.
Жутенькое зрелище, если честно…
Ватная слабость проходила медленно. Я лежала, смотрела в потолок пещеры, с каким-то странным садистским интересом наблюдая, как возвращается острота зрения. А еще вернулся слух: восстановилась барабанная перепонка. Хорошо, регенерация сохранилась. Вместе с шумом прибоя я услышала нервные шаги где-то неподалеку.
– Дайте воды…
Голос… это прямо песня хрипа и сипения. Но меня услышали. Шаги замерли, а потом редко приблизились, и я увидела встревоженное лицо Гарруса. Короткая возня, он помог мне приподняться, усадил, опирая себе на руку, губ коснулось прохладное горлышко фляжки. Простая вода показалась мне вкуснее амброзии.
– Спасибо. – голос почти не хрипел, но модуляции сильно шалили. – Сколько я так?
Моя прелесть убрал фляжку: я слышала шелест завинчивающейся крышки, и только после этого тихо-тихо ответил:
– Почти восемь суток.
– Сколько?!! – от изумления мне даже удалось выпрямиться и сесть без поддержки. – Восемь суток?!!
Гаррус коротко кивнул, шмыгнул носом. А глаза… сколько в них тревоги и того, что они вместе успели надумать, присматривая за моим телом.
– Всплеск был?
Короткий уверенный кивок.
– Сколько дней назад?
– Шесть. Сейчас утро седьмых суток.
Вот оно что… Сломала я Цитадель быстро. За сутки. А потом… В принципе, после такого требуется время на восстановление способности соображать, на пересборку самосознания и личности. Но шесть суток…
– Не подумала, что восстановление займет так много времени… — растерянно посмотрела в яркие голубые глаза сидящего напротив парня. – Мне надо было это предусмотреть и предупредить…
Сильная рука, взлетевшая в молчаливой просьбе не продолжать, прервала мой поток мыслей. Гаррус ласково погладил меня по щеке, рвано выдохнул и крепко обнял, уткнувшись носом в волосы.
– Мы можем возвращаться? – тихо-тихо спросил он.
– Да.
До бота он донес меня на руках, идя быстрым, немного дерганым шагом. Жаль, что именно сейчас я не могу ощутить его эмоции. Или это к лучшему? Меньше будет чувство вины перед ним… ними за то, что я заставила их так сильно переживать и так долго ждать.
.
Перелет до корабля для меня прошел как поездка в такси: бот у Найлуса нестандартный и очень мелкий, в рубку влезает только пилот. Пассажиры – сзади, а там нет обзора. Я не видела полета, да и не интересовал он меня. Я пыталась понять, как сильно по мне ударило разрушение Цитадели. Насколько всё плохо. За работой с собой я пропустила стыковку и прибытие, но когда Гаррус вышел ко мне – свернула работу и вернулась к реальности: нечего его еще больше напрягать отсутствующим взглядом и молчанием. И без того встревоженный.
– Уже знают? – тихо спросила я.
Гаррус кивнул.
– У вас ментальная связь уцелела?
Еще один кивок. Взгляд настороженный и внимательный.
Он вновь поднял меня на руки и понес к выходу. Забота радовала, а я не стремлюсь проявлять самостоятельность там, где она ни к чему: тело слушалось плохо, ноги вообще не держали и, полагаю, какое-то время я буду малоподвижной и слабой. Лишь бы эта слабость не затянулась надолго.
– Тебе нужен отдых? – Гаррус замер на развилке коридоров.
– Пока нет.
Парень повернул в сторону столовой зоны, быстро пересек короткий коридор и внес меня в кают-кампанию «Драгора». В просторном светлом помещении, сочетающем в себе функции зоны отдыха и столовой, собрались все обитатели корабля. Даже Кира присутствовала, нервно расхаживая у панорамного экрана на стене, показывающего сейчас планету под нами.
Встретили меня тихо. Не было лишних слов про тревогу, скучание и прочее, не было и вопросов лишних. Найлус привычно – воплощение спокойствия, которого в нем не было: слишком крепко прижаты мандибулы к щекам, глаза чуть сужены и потемнели, осанка излишне идеальная. Психует, но хорошо держит лицо. Аэтера мне приветливо улыбнулся, осмотрел мою крапчатую рожу, улыбнулся шире и… ушел на кухню. Вернулся быстро и принес еду: наваристый мясной суп с овощами и мелко поломанной лапшой, еще теплую лепешку и какую-то кашу с мясом. Есть хотелось до помрачнения. До пробуждения организм пребывал в шоковой спячке, но за время полета я немного пришла в себя, а тело вспомнило, что оно уже неделю не евши.
– Спасибо…
Асур улыбнулся, протянул мне приборы.
– Проблемы были? – спросила я, вылавливая из супа кусок мяса.
– Нет.
Ответил мне Найлус. Рослый турианец подошел и подсел рядом на невысокий пуфик, сравнявшись со мной в росте.
– На связь никто не выходил?
Гаррус коротко отрицательно качнул головой.
– Даже запроса от диспетчера не было.
– Ну и ладно. Меньше связи – проще жизнь.
Найлус усмехнулся. Медленно он начинал расслабляться. Чуть свободнее стала поза, мягче и плавнее движения, на лице – богаче мимика, пропала скованная выверенность движений. Не могу сказать, что они успокоились, но хотя бы откровенно психовать перестали.
Пока я ела, в кают-кампании царила тишина. Меня не дергали вопросами. Когда я доела Аэтера унес посуду, и когда он вернулся, устроился на диванчике напротив, Найлус задал вопрос, который не давал им покоя:
– Как ты?
Простой абстрактный вопрос. Задай его мне кто-то иной, и ответ был бы настолько же неинформативным и неинтересным, как и сам вопрос.
– Пока не знаю. – честно ответила я, сыто обмякая в удобном кресте. – Цитадель Памяти убрать получилось, но вместе с ней я сломала всё, что было в моей голове. Все конструкты, связи, установки и прочее. Всё! Сейчас у меня такая каша…
– Но разум не пострадал. – тихо произнес Гаррус.
Не знаю, чего в его словах больше: уверенности или веры.
– Если бы разум не пострадал, я бы очнулась в тот же день. – мягко сказала я, легонько погладив его по пальцам лежащей на подлокотнике моего кресла руки.
Голубые глаза чуть расширились.
– Разум рухнул вместе со всем остальным. Полагаю, как и личность. – я качнула головой. – При таком ударе разваливается вообще всё. Я использовала довольно радикальный метод, фактически форматирующий мне мозги. Разум восстанавливается за счет того, что хранится глубже на духе. И за счет накопленной ноосферы.
– Мог не восстановиться?
– Разум в любом случае восстановится, как и личность, но вот какие они будут… — я развела руками. – Пока я не наблюдаю в себе различий, но пока и не восстановились ассоциативные и причинно-следственные связи в зоне памяти, которые могут спровоцировать изменения.
Мужчины молчали, слушая, а Кира замерла, судорожно всматриваясь в мое лицо. Что она искала? Что желала увидеть? Не знаю.
– Базис личности неизменен, но изменения в личности и психике – это норма развития разума. Даже за время жизни такие изменения происходят благодаря жизненному опыту, накапливаемым знаниям, окружающему социуму и множеству других факторов. Даже прочитанная книга, удачно легшая в нужный момент на правильное настроение, может радикально изменить разумного. – качнув головой, я потерла переносицу. – В моем случае может начаться подгрузка огромного массива информации. Как она начнет ко мне приходить? Непонятно. Какие именно события начнут всплывать – не знаю. Интерпретировать их будет сложно и мне нельзя делать однозначных выводов, пока я не получу всю картину прошлого, потому как кусочная информация может сильно исказить восприятие и понимание событий.
– Помощь понадобится? – тихо спросил Аэтера.
Пожалуй, асур, прошедший через пробуждение памяти, лучше всего меня понимает и осознает сказанное на личном примере.
– Не исключаю. Возможно, понадобится мозговой штурм для осмысления бессвязных образов или для отработки событийных цепочек. Не знаю. Рано пока об этом говорить. – сделав паузу, я добавила: — Но могу сказать точно: моя мораль, мое понимание правильного и допустимого, мои методы и в общем взгляд на мир могут сильно измениться. Будьте к этому готовы.
Найлус качнул головой, неопределенно взмахнул рукой, словно не нашел подходящего жеста.
– Ты менялась весь полет. Знаешь, кого я увидел на «Нормандии»?
Теперь знаю…
– Идеалиста.
– …уверенного в своих силах и полноте знаний. – мягко добавил он.
Турианец улыбался кривоватой улыбкой, но яркие зеленые глаза были полны грусти.
– За время полета я видел, как ты менялась. Сперва неявно. Но потом… — он качнул головой, нервно дернул мандибулами. – За идеалистом проступала другая личность. Менее терпимая, более злая и резкая. Уставшая от грязи жизни, но привыкшая к ней. Умеющая управлять желаниями и идеалами других. Циничная. Беспощадная. Зрелая.
– Нет монстра страшнее, чем тот, что спит в недрах разума… — прошептала я. – Поразительно, что ты дал шанс мне. Бодрому и наглому идеалисту, каких ты видел сотни.
Найлус хмыкнул.
– Время, когда я мог бы отказаться от идеалиста, я провел в лазарете твоего корабля, который не мог покинуть. – ирония промелькнула в вибрирующем голосе острым ядом. – Новерия расставила всё по местам и закрыла последние… сомнения.
– Но пустил ты меня в свой близкий круг раньше…
– К тому времени сомнений стало больше уверенности. – еще одна клыкастая усмешка при спокойном расчётливом взгляде. – Дать шанс и разочароваться лучше, чем упустить единственный шанс и верное время.
– Как сейчас?
– Как сейчас.
Расчётливая циничная сволочь с проницательным взглядом вивисектора. Но моя сволочь, которая меня осознанно любит. Моя обожаемая сволочь.
– А что если изменения тебе не понравятся? – вкрадчиво спросила я.
– Мне изменения не понравятся, если я снова увижу наивного идеалиста.
Какой у него был тон! Вкрадчивый, нежный как шелк удавки, сладкий как яд и столь же опасный.
– Уже не увидишь…
– Шанс был?
– Риск был. – поправила я. – Если бы я допустила срабатывания защитного протокола Цитадели Памяти или… не нашла способ ее разрушить.
Вот теперь в зеленых глазах ярко проступил… запоздалый страх, порадовавший меня более любых его слов. Все же, он боится моего отката к прошлому состоянию. Все же, ему нравится монстр во мне, а не блаженная наивная идиотка с идеями о спасении мира.
Хорошо.
Но плохо, что Гаррус столь задумчив и молчалив… Но он не будет говорить. Особенно сейчас. Позже, ночью, в тишине и покое, можно будет задать ему прямой вопрос с надеждой получить прямой ответ. Но не сейчас.
– Есть еще последствия.
Найлус подобрался, Гаррус вышел из своих мыслей.
– Всё, чего я достигла в работе с собой, тоже развалилось.
Они даже не сразу поняли, что я имею ввиду!
– Магия. Метаморфозы. Менталистика. Все это мне сейчас недоступно.
Вот теперь проняло! По глазам вижу.
– Надолго?
– Непонятно. Энергосистема напрямую зависит от души и тела. Тело практически не пострадало, но оно из-за специфики мира полностью зависит от энергопотенциала души, а с ней есть проблемы.
Мой голос не дрожал только потому, что я себе этого не позволяла, как не позволяла откровенно нервничать или, что хуже, паниковать.
– Она расколота… — мягко произнесла я. – Ранее расколы перекрывала Цитадель и не давала их обнаружить. Я верила, что со мной все нормально. Да, травмы есть, но вроде как некритические.
– Но?
Я развела руками.
– С падением Цитадели я узнала занятный факт: перерождаются таким образом только те, кто не переживет естественного развития. Такие жизни, взятые взаймы в несуществующем еще мире, — шанс на исцеление. Но из-за присутствия Цитадели душа не заживала: она стояла на этих расколах насмерть. Теперь ее нет. Но нет и того, что держит все в куче.
Мои слова — правдивая ложь. Физически нет ничего, что могло бы удержать мою душу от распада, но выживают и с большими травмами, если… находят Якоря. То, что поможет удержаться, не развалиться. Цель. Близкие разумные, благодаря которым можно найти силы и Силу, чтобы восстановиться в их тепле и заботе. Раны на душе лечит только чужое тепло. Или огромное время и покой. Покоя мне не видать, но я практически сразу зацепилась за тех, кто для меня стали Якорями. Те, к кому я испытываю очень яркие чувства сродни со влюбленностью и любовью. Любовь возникает со временем. Осознанно, с понимаем партнера, с осознанием его недостатков и достоинств. Сразу возникает лишь желание обладать и потребность. А потребность у меня есть. Как было желание обладать голубоглазым сокровищем, способным подарить то, что не получишь ни за какие деньги, знания и власть.
Стала ли я их ценить и обожать меньше от осознания этих фактов? Нет. Зато у меня пропали иллюзии и появилось понимание произошедших странностей, которые я не могла объяснить: как я, менталист, могла допустить развитие столь сильной привязанности.
Оказалось, все куда проще… Не было никакой привязанности. Было обретение Якоря, повлекшее за собой и привязанность, и зависимость, и обожание и, как следствие – осознанную любовь.
– Могут быть… осложнения? – тихо спросил Гаррус.
Сколько же тревоги в его глазах…
– Нет. Если вы будете рядом.
Тревога дополнилась непониманием и растерянностью, облаченные в слова простой просьбы Найлуса:
– Поясни.
– Якоря.
Простое и четкое слово.
– Вы – мои Якоря. Те, кто удерживают меня в стабильном состоянии и даете возможность залечить травмы. – голос даже не дрогнул. – Всё как у Аэтеры. Ему Сарен держит стабильной психику, вы мне – разум и душу. У него – импринтинг, у меня – привязанность сродни зависимости. Итог примерно один, но проявляться может по-разному.
Найлус понял сразу: взгляд у него изменился. А вот как он на это отреагировал: узнаю потом. Гаррус же осознал подтекст не сразу. Но когда понял… лишь его пальцы крепче сжали мне ладонь с немой поддержкой и защитой.
Вот уж точно – сокровище…
– Но, не будем о грустном. – я улыбнулась. – Раз мозги не развалились сразу, значит, придут в норму и в стабильную адекватность. Меня больше беспокоит потеря магии и свободной метаморфозы. Но это вопрос времени. Насколько большого – покажут ближайшие дни. Когда сойдет стресс и начнется перераспределение энергетики по телу, тогда и посмотрю, что там у меня на самом деле с ядром и организмом. Панику наводить не надо, но помощь мне не помешает.
– Какая? – тихо спросил Гаррус.
– Вечером расскажу. – мягко ответила я.
Тупил он недолго: голубые глаза расширились в осознании, а потом парень смущенно отвел взгляд.
– Сколько тебе надо времени? Примерно. – голос Найлуса вновь стал спокойным, окрашенным едва уловимой задумчивостью: что-то обдумывал.
– Как минимум дней десять. Там посмотрим.
Найлус постукивал когтем по подлокотнику, но звука не было: коготь вяз в обивке и не причинял вреда мебели.
– Сделаем два перегона. Есть небольшая курортная планета. Не особо популярная, для среднего класса, но достаточно посещаемая, чтобы можно было там остановиться на большой срок и затеряться в толпе туристов и отдыхающих.
– Спасибо…
Найлус улыбнулся. В зеленых глазах тревога уступала место уверенности: у него появились ответы на его вопросы и пропала неопределенность.
– За что? – ирония искрилась весельем, но не ядом.
– За то, что терпишь рядом двух… — я глянула на затаившуюся Киру, — трех неуравновешенных особей.
Он хмыкнул.
– Тогда стоит поблагодарить Гарруса за то, что он как-то терпит нас всех…
Парень на такое растерянно моргнул, забавно шевельнул носом, а мы… рассмеялись. С облегчением. Точка накала пройдена, неприглядная правда вывалена, вопросы заданы, ответы дадены, но… между нами ничего не поменялось. И это хорошо.
– Ладно. Пошутили и хорош. – я непроизвольно зевнула: организм наелся и теперь хотел отдыхать и чинить последствия моего рукоделия. – Уводи нас отсюда, а я, все же, пойду отдыхать и приводить себя в порядок. Не обещаю проснуться быстро, но тут как организм позволит.
Найлус медленно кивнул, встал.
– Отдыхай. Когда прибудем на место – сообщу.
– Сколько займет времени перелет?
– Трое и двое суток.
Хорошо… Как раз штормить перестанет, организм залечится, отлежится и начнет восстанавливать энергосистему, но ядро еще не успеет выйти на полную мощность и, тем более, не дойдет время вступления в силу и нам не придется опять спешно искать какой-то удобный остров в океане.
Уже в каюте, лежа в постели, я задумчиво смотрела в потолок. Сонливость накатывала неспешно, тело расслабилось и уже отдыхает, а мозги еще работают. Самое время поразмышлять о занятных поворотах событий. О том, как, порой, радикально и неожиданно меняются все планы и вроде бы предопределенный и распланированный порядок дел. Еще месяц назад я была свято уверена, что мое развитие завершилось, я вошла в силу, и все будет хорошо. А что теперь?
Тихий смешок вырвался сам собой, жутенький в тишине каюты.
А теперь я снова слабая как восстанавливающийся после травм человек. Я снова лишена магии. Я не могу меняться. Но… это не так критично, если подумать: я могу всё, что мне надо сделать чужими руками и с помощью того, что я помню. А память о будущем этого мира меня не оставила. Мне удалось сохранить знания из Цитадель, но они пока недоступны. Только то, что уже подгрузилось в мозг и во временную ноосферу разумного: знания про мир, в котором я нахожусь.
Этого достаточно. Остальное я добуду сама.
Ватная сонливость притупляла мысли, и я перестала ей противиться. Пора спать. А завтра… Завтра буду смотреть, что у меня осталось от меня.