Кровавый дракон

Его всегда восхищали мои алые волосы.

Он называл их цветом закатного солнца, бросающего багрянец на вечерние облака. Он считал, что нет ничего прекраснее в его свете, чем мои жгуче-красные пряди, сплетающиеся локонами на белоснежном мраморном полу. Утопленные в луже моей крови, витками и узорами перетекающие в алые разводы, словно кисти, оставившие живой рисунок на светлом полотне.

Он считал себя эстетом. Художником по моей плоти. Ценителем редчайшей красоты, которому довелось получить в свое личное пользование такой материал. Каждый раз он писал мною все новые картины. И каждый раз он наслаждался видом моего бледного тела на светлом мраморном полу, в окружении свежих кровавых разводов в ореоле алых волос.

–    Ты прекрасен, мой хороший, — слова ласкали мой слух, пока он стирал уголком свежего платка случайные капли на моих плечах. Ему не нравились лишние грязные разводы, на моем теле. Он любовался только синяками.

Чужой голос пробивался даже сквозь мое сиплое дыхание, ведь он шептал мне прямо на ухо. Ошейник сковывал горло и всегда натирал грубым камнем. Дышать полной грудью нельзя – переломанные ребра могут пробить легкие. Нужно ждать, пока регенерация восстановит кости.

–    Отдыхай, мой красавец.  Я зайду еще завтра.

Боль была настолько привычна, что я ее уже игнорировал. Холод мрамора обжигал оголенную плоть. Пальцы с выдранными когтями переставали болеть обычно на вторые сутки, но сегодня на них наступали сапогом. Ему нужно было больше крови. А руки, как правило, не жалко.

Щеку огладило теплой ладонью, а у меня не было сил даже дернуться. Нет сил смотреть. Можно только лежать. Бороться за жизнь. Сконцентрироваться на правильном дыхании, чтобы не повредить внутренности. Нужно время на восстановление. Примерно полдня. На голодовке около суток. А больше, чем он дал отсосать, мне сегодня не достанется.

Щелкнул затвор на двери подземелья. Ушел. Можно переключить все внимание на себя. Сделать упор на восстановление ребер. До «завтра» все должно стать целым. В противном случае тело сложнее контролировать. Где-то через час в мою конуру зайдет слуга, чтобы вымыть полы от моей крови и испражнений. Он же снимет распорку с челюсти. И я смогу уснуть…

…чтобы быстрее настало «завтра».

***

Нас ненавидели на Сантеке. Боялись и мечтали уничтожить. Но никто не рисковал лично пролить кровь последнего алого даэйра. Все боялись посмертных проклятий, щедро созданных в нашем роду.

Я не знал свою мать. Отец рассказывал, что она была редкой золотой масти. Род правителей, командиров, властителей мирного времени. Мне рассказывали, как чистым золотом мерцала ее золотая чешуя, когда она любила летать на крыльях в лучах утреннего солнца. Она называла это танцами над океаном. Отец любил ее и всегда отзывался с нежностью. Я помню от нее только легкий запах и теплое дыхание. А потом, кажется, на третий день моей жизни, ее не стало. Свидетели-даэйры заявили, что ее сбили охотники во время очередного полета над водой. Да только ни один корабль людей никогда не заплывал к берегам Сантеки без ведома Старейшин. А значит, что те «охотники» были приглашены.

Из-за чахлого источника на родном острове даэйры размножались крайне редко. Самки не могли зачать больше одного детеныша, а те, кто вынашивал, были вынуждены жертвовать личной силой, подкармливая потомка. Из-за этого к концу срока они чахли. Становились слабыми и нуждались в долгом восстановлении. Отцы брали на себя воспитание и прокорм малолетних потомков. Удивительно, что моя мать вообще смогла на второй день после родов подняться в небо, но… зря.

Всю жизнь меня растил отец. С первых дней, пока я еще ползал на лапах, он не доверял меня никому. При нем у меня сменилась первая младенческая чешуя. Он же учил меня двуногому обороту. Он хотел, чтобы я быстрее стал походить на человека, утверждая, что так меня легче спрятать. Тогда я встал на ноги раньше других. Молодняк, гуляющий по улицам Сантеки, не принимал меня в свои группы. Они называли меня малолеткой. Бескрылым юнцом, не способным даже взлететь, играя в их воздушные игры. Я обижался поначалу, расстраивался. Но отец не приветствовал мою дружбу с ними, считая, что у последних из рода не может появиться друзей. Особенно во времена, когда нас хотят убить.

Алая чешуя – не цветовой разброс общего генома. Не яркость, не повод для гордости. Мой отец и я принадлежали иному роду даэйров, и как сильные магические семьи – не давали смесков. Наш род не мог выродиться и смешаться с синим или зеленым. Потомки не становились полукровками и пестрыми даэйрами. В нашем роду, в одном из немногих, были качества, не передающиеся другим семьям. И за эти качества большинство пыталось изжить нас из мира.

Портал с нашим родным миром был выведен из строя много веков назад. Даэйры на Сантеке давно существовали обособлено. Эти годы стали расцветом слабых ветвей. Синие, зеленые, бурые рода взяли власть численностью, считая себя в праве поддерживать порядок и руководить большинством. В мое время лишь единицы помнили старые правила, но и они в случае отказа от лояльности, могли быть признаны врагами вида.

Мы с отцом пытались быть лояльными, но потом его просто убили.

***

–    Мой красавец. Мое чудо. Позволь тебя обезопасить…

Большие грубые тиски крепко впивались в мои когти и медленно сдирали с нежной, неокрепшей кожи. От боли всегда белело перед глазами. Но лучше так, чем сдирать просто шкуру и наслаждаться, как та, после снятия пластом, оборачивается в чешую. Лучше когти. Они отрастут новые. А на шкуру идет больше сил. Зубы растут медленней, и сегодня их черед еще не пришел.

–    Ты же знаешь, я не хочу, чтобы ты себя поранил.

Он говорил, что другие пытались отрывать себе конечности, чтобы снять кандалы. Мои предшественники отгрызали себе руки. Выцарапывали кости. Только чтобы сбежать. Подальше. Прочь. Уйти от человека, который был изобретательнее любого даэйра.

Новая порция боли затмила глаза. Жгучая кровь стекала по пальцам на запястья, оттуда уходила на локти и обжигала голое тело. Одно хорошо, из задранных задолго рук выливается мало крови. Но даже ее хватает, чтобы иной раз потерять сознание. Сегодня я голоден. Сильно. Могу сожрать что угодно. Хоть кончу, хоть перемолотый камень. Какой по счету день? Обычно на третий дают порцию сладкого фарша. Его можно слизывать, не боясь повредить свежие раны на деснах.

–    Жаль иногда, что с вашим ошейником нельзя проявить вам хвост. Интересно, каков он у тебя. Прямой? Длинный? С волной гребня?

Меня огладили любовно по бедрам, заходя лаской на копчик и соскальзывая вглубь в сжатый канал.

–    Или, может, твой хвост был бы острым, с шипом на конце? – влажные губы шептали мне в ухо, пока пальцы пробирались глубже.

Или любовь, или когти… хозяин. Тисками поди не удобно работать одной рукой.

–    Скажи, какой у тебя хвост?

Зная твою фантазию, — не дождешься.

–    Скажи, красавчик, — тиски медленно потянули за коготь, а пальцы…

Однако, ему оказалось удобно.

–    Прошу… Пожалуйста… Не надо… – сипло шепчу я в стену и отворачиваюсь, насколько хватает цепи на шее.

Знаю как его это заводит.

–    Не надо — что? – горячее дыхание слышно почти по самой шее.

Тут главное промолчать. Не давать выбора. Простонать. Жалобнее. Или одно – или другое. Мудила.

Я болезненно и в страхе затрепетал под руками, и вскоре услышал, как тяжелые тиски, отброшенные, ударились об мраморный пол. Сойдет.

В остатках самообладания он дернул за рычаг, натягивая мои цепи, чтобы я не посмел повернуться. Неплохо. Терпимо. Главное жив. Я ведь нужен тебе живым.

Или одно – или другое… красавчик.

***

Я понял, что отца убили, когда груз последнего из рода упал на меня. Лопнула связка, я ощутил пустоту, другие даэйры смеялись, шутили, что я поскользнулся в грязи на ровном месте.

Пришлось подниматься с трудом. На рожу налипла глина, локти разбил до крови. Я помню их смех, и то, как быстро обернувшись, они слетали за свежим птичьим пометом и попытались швырнуть им в меня.

Тогда я не отбился вообще. Боль от оборванной связки обернулась глухотой. Я был уже взрослым тогда, прошел вторую линьку, но пока оставался слишком тощим, слабым и пока не летучим. Меня схватили на улице старшие. Я думал, спешили помочь, но нет. Ошибка моей юности была в том, что я на мгновение поверил в их помощь. Короткого замешательства хватило, чтобы я поддался. Правда, сопротивления были бесполезны. Уже через несколько минут мне на шее сомкнули каменный ошейник, заблокировав в человеческом обороте. Увы, в таком виде я даже не мог отбиваться.

Помню стихающий вдалеке смех ровесников. И то, как меня покачивало в лапах у старшего, пока тащили по воздуху. Куда? Я не знал. Когда сознание оклемалось после гибели отца, я был уже далеко от дома. Все еще на Сантеке, но где-то… среди врагов. Ладно. С того момента все вокруг для меня стали врагами.

Больше золотых даэйры ненавидят алых. Наш род считался воинственным. Злым. Кровавым. Как только его не называли, пряча за красивыми словами одну простую суть. Если золотые издавна правили нашим видом, считались носителями традиций и истории, то мы были их орудием жатвы и правосудия. Убийцы среди хищников. Природные охотники и монстры, с которыми не дано справиться ни одному другому даэйру. Тем более даэйру-полукровке. Пестрые птенчики, лишенные даже половины той силы и магии рода, на которую могли бы претендовать ни шли ни в какое сравнение с моноцветными представителями. С теми, в чьих жилах пробуждалась древняя изначальная кровь. Алый род никогда не смешивался полноценно и не давал полукровок из-за простых особенностей строения и костяка. Цвет – это всего лишь маркировка. Предупреждение тем, кто не в состоянии познать различия издалека. Мы были другими. Легче. Проворнее. Маневренней в воздухе. Наши когти были сильнее. Наши крылья имели иную форму. Нас боялись за это. Ненавидели.

Нам не было конкурентов в небе.

Кроме… черных.

***

–    Здравствуй, мой красавец, сегодня я принес тебе поесть.

Скрипнул замок двери, и мягкие шаги зашуршали по мрамору. Еда… еда. В моей камере еда.

Но еду, обычно, надо добыть. Постараться. Приложить усилие. Что за усилия сегодня?

Мясо. Сочное. Чистое. Только что из душа.

–    Ты же споешь мне, алая прелесть? Споешь – а я дам тебе потом поесть.

Ласковое, тихое, нежно говорящее…

Спеть? Как мала просьба, но как велика цена. Самое отвратительное и болезненное из всего, что ему удавалось придумать. Именно в эти моменты я иногда поддаюсь слабости и жалею, что регенерация не дает мне сдохнуть.

Ненавижу «петь».

–    Давай я помогу тебе…

Мне натягивают цепи, так что приходится встать. Прилипшая корка крови на коленях лопается и заново сдирает подранную шкуру. Не хочу. Ненавижу.

Холодный скальпель касается хребта и оглаживает тупым концом по коже. Не надо…

–    Спой красиво. Тогда принесу десерт.

Знаю, что скальпель обернут алой ребристой полоской кожи. Знаю, что он носит алые пояса. Ненавижу. Всех.

Острая боль даже не сразу доходит резью до сознания, а туша сама непроизвольно дергается от лезвия. Мой хриплый сухой вопль раздается в камере, а хозяин лишь блаженно готов режиссировать скальпелем по моей коже.

***

 Черные дайэры стали легендой. Минули тысячелетия с момента гибели последнего известного черного представителя нашего вида. Антрацитово-черная шкура. Мощное бронированное тело. Убийца среди ликвидаторов. Его имя шло наравне со Смертью, и облик долгое время символизировал вечную стихию.

Он был величайшим дайэром. Непобедимым, несокрушимым, таким, что ни один род не смел его тронуть. Магия Смерти лишь дополнила его силу, слилась с родовыми дарами и сделала его поистине легендарной личностью. Говорят, тогда даже мир был иным. Даэйры не жались на одном острове, власть принадлежала золотым. Стихии мира еще не истощились, и их потоки удерживали по праву сильнейшие жители скромного планетного шарика.

Антрацитовый даэйр жил несколько тысячелетий, затмив собой всех предыдущих Хранителей стихии. Его слово было законом наравне с тогда еще молодым Хранителем Времени, ныне Старейшиной вида. Черный не угрожал зазря. Достаточно было его присутствия, чтобы разрешился любой наш конфликт. Смерть беспощадна и перед ней все равны. Говорят, ему ничего не стоило забрать жизнь любого из нас. Но только… его время давно прошло. А его собственную жизнь забрали вовсе не даэйры, а техногенная раса, сошедшая войной на старый мир.

С тех пор стихия Смерти не выбирала иного Хранителя.

Отец говорил, будто Смерть опечалилась, потеряв своего преданного помощника, и теперь тоскует в безрезультатных поисках замены. Шептали, что наш алый род может перенять древнюю привилегию. Но только для стихии постарались не оставить выбора. Мы проливали кровь, но не воплощали смерть. Мы убивали, но не  забирали жизни. Мы приносили возмездие, но не вершили правосудие.

Пестрые рода торжествовали, когда в мире не осталось черных даэйров, и когда я, последний из алого рода, беспомощный попал им в лапы. Я знал, что меня не убьют – побоятся посмертных проклятий. Они всегда убивали чужими руками. Я понимал, что не стану исключением, но… слова мне не давали.

Как животное я был передан своими старшими сородичами в руки опытного даэйра. «Курьера». Тот должен был подготовить меня ко встречи с «заказчиком». Несколько месяцев меня морили голодом в каменной затхлой конуре. Оттуда не пробивал ни один зов о помощи. Ментальная связь блокировалась помехами. А любой вой был попросту бесполезен, и вдобавок, я получал порку.

Бурый даэйр пытался меня долго ломать. Я был не прав, и сперва отбивался. Начальная гордость еще прорывалась наружу, за что с меня начали драть первую шкуру. Первый раз я мечтал сдохнуть. Второй – обещал его убить. На третий… я стал умнее и затих.

Нет лучше обмана, чем почти честная правда. Нет лучше маскировки, чем то, что от тебя ожидают увидеть. В его подземельях я ломался долго, но не дольше того, что он ожидал от меня. Слабость была естественна, смирение прикрывало ожидание. Покорностью стало осознанное послушание. А сломленным рассудком – привычка к тишине разума.

Я не мог выбраться от опытного старшего сородича. Я просчитал это. Надежда оставалась на клиента.

***

–    Просыпайся, моя роскошь, я принес тебе воды.

Воды? Вода… вода – это хорошо. Это жидкость. Это силы. Это влажная пасть и горячий член.

А член – это еда. Но кроме еды – слабый рассудок.

А насколько слаб твой рассудок?

Жадно припадаю иссушенными губами к кружке и напиваюсь впрок.

Мой рассудок трезв.

–    Как насчет поиграть?

Я тихо проскулил, пряча глаза и отворачиваясь. Теплые руки огладили меня по голове.

–    …Или… сегодня ты хочешь петь?

–    …только не петь… нет… не надо… только не петь…

Или одно, красавец, или другое. Ты ведь не слушаешься этого правила, не так ли?

–    Ну что ты, громко не надо. Только чуть-чуть. Самую малость.

Я смотрю на него полным ужаса взглядом. Отворачиваюсь, чтобы не видеть, но меня грубо хватают за подбородок и заставляют смотреть в лицо.

–    Ты будешь петь, — требовательно просит хозяин, а потом вновь шепчет ласково. – А еще станцуешь для меня.

–    …пожалуйста…

–    Да?

–    …не…

–    Я слушаю, красавец.

–    …не надо…

–    Ты сделаешь.

Он заставляет меня на себя смотреть. Заставляет не отводить глаз. Свободная рука держит за пах, а я вижу, как от меня мутнеет его взгляд. Ты же хочешь, верно? Хочешь, чтобы я тебе спел? Я буду. Но за это ты не заклинишь мне пасть.

Ладонь больно сжимается, и вой сам вырывается из груди.

А как долго ты останешься трезв?

–    Умница, пой громче…

И снова вопль. Хорошо орется на промоченную пасть.

Рука хозяина гладит по груди и еще не зажившим шрамам. Я извиваюсь под пальцами, стараюсь отстраниться от жеста, слиться со стеной. Но его это злит. Мешает возбудиться. Мешает наслаждаться зрелищем.

Сильные руки сытого человека придавливают к стене.

–    Рано танцуешь.

Затихаю. Сердце колотится как бешенное. Волнуюсь. Боюсь. Это правда. Но… не та, что он ждет.

Смотрю, как он развязывает свой халат. Вижу алчность и похоть в блеклых серых глазах. Его руки путаются, ремень не поддается. Ну что же ты… спокойнее. Я ведь здесь. Никуда не уйду.

Начинаю извиваться под его взглядом и слышу только его злое рычание. После чего последовал треск порванной ткани, а потом меня обдало жаром его ненасытного тела.

Отвратительно. Мерзко. Его запах духов меня отвращал.

–    Красавец. Чего отворачиваешься? Я ведь согрею.

Бесспорно. Тело – это энергия. Чужое тело в себе – это чужая энергия в себе. Лучше энергия, чем мертвый холодный камень стены.

–    Не смей отворачиваться, — грубая рука за шею вернула меня обратно.

Как скажешь…

–    Так-то лучше. А теперь, давай играть.

Неудобно для игры, не находишь? Хотя, как я мог забыть, что ты любишь сперва поиграть в меня. Да так, чтобы я начал стонать под руками и извиваться в смеси мазохистского удовольствия и боли. Ты знаешь, как сделать приятно. И так же знаешь, как доставить боль. Ты любишь, когда жалобный стон мешается с возбужденным дыханием. Любишь слушать и наслаждаться. Для тебя это песня. Ты будешь слушать как я скулю от боли и недоданного кайфа, пока первым не кончишь сам. А потом… потом я буду умолять тебя прекратить, а ты продолжишь, подойдя ближе.

–    …я… прошу… не…

–    Да, мой хороший. Проси.

–    …не надо…

–    Не надо что? – дыхание щекочет щеку, пока рука не дает мне расслабиться.

–    …пре-…

–    Прекращать? – движения ускоряются, но пальцы сжимают головку на самом пике, сбивая болью.

–    …да.

–    Ты хочешь, чтобы я продолжил?

–    …да.

–    Ты хочешь?

–    …да.

–    Меня?

–    …да.

–    Скажи это.

–    …я хочу тебя…

А насколько крепок твой рассудок?

Жадные руки отпускают мой член и вздергивают за бедра. Глухой нечленораздельный рык разносится над ухом, когда в меня грубо и быстро входят. Я вижу тень над собой. Не свет. Не кристаллы ламп. Тень. Ускоряющуюся. Ходящую ходуном. Долбящую мой затылок о каменную стену.

Ближе…

Я стону от боли, приподнимаясь на наручных цепях, а моя жертва, мой красавец, млеет от звуков, горячея с каждым мгновением.

Я слышу его кровь. Вижу, как бьется пухлая вена. А лучше артерия. Под кожей. Смоченной мерзкими душистыми духами.

Когда он закатил глаза, я впился беззубыми деснами ему прямо в кадык. Единственная попытка. Первая и последняя.

Он даже сразу не понял.

Кровь.

Дай. Мне. Свою. Кровь.

Через миг он замер, осознал, хотел вырваться. Добыча хотела вырваться.

Что-то хрустнуло под деснами. А от давления хватки порвало незажившие раны. Запах собственной крови ударил в нос. Смешался с духами и потом. На мгновения я утратил рассудок, впиваясь молодыми, еще не прорезавшимися зубами в дичь. Мясо пыталось орать. Мясо хотело вырваться. А кожа людей так тонка, если резать ее мелкими клыками.

Всего два рывка руками – два перелома в больших пальцах. Мне не нужны сейчас пальцы, чтобы держать добычу. Достаточно придушить. Поймать голову. И жрать. Прямо с открытой раны.

Его вопль тонул в булькающей крови. Изо рта, из раны, она щедро лила мне в лицо. Я не смел разжать челюсти, пока добыча брыкалась. Никогда нельзя отпускать еще шевелящееся мясо… Опасно. Нельзя. Ждать.

Я обнимал его локтями за шею и плечи, как любовника. Прижимал, как дорогую добычу. Мое тело пробрало от кайфа, когда горячая кровь из его шеи потекла вниз по моему животу. Не было момента прекраснее, чем его предсмертная агония в момент наивысшего возбуждения. Не было добычи слаще, чем плоть, что я оторвал у него от шеи, когда он затих. Чужое тело – это энергия. А энергия должна быть поглощена.

Я жрал его, не отпуская. Быстро. Спешно. Отрывая все, что попадалось под прорезавшиеся клыки. Неудобно. Легче было напиться сперва крови.

Помню, протрезвел я не сразу. Энергетический дурман срубил меня на непозволительные минуты. Нет, я не терял сознания. Я даже уложил свою добычу на пол, и, не снимая с ног кандалы, продолжал тупо жрать. Не было когтей. Не было отросших зубов. Приходилось отрывать кусками, чтобы было чем насытить желудок. Не побрезговал и членом – сожрал и его. Когда кончилось все, что можно легко оторвать, осознанность вернулась, я начал думать. Переваривать. Усваивать энергию. И думать.

Снять ошейник важно, но не критично. Важнее снять кандалы. Имея рядом много мяса и крови, регенерацию можно провести быстро. Еще два перелома ничто по сравнению с тем, когда сдирают живьем шкуру. Сломать кость — не проблема. Сложнее пропихнуть  пятку, пока та мнется единой массой.

Потом – снова ждать.

Я порылся в карманах халата. Вспомнил, что он всегда носил скальпель. Сегодня он не изменил привычке – тонкое лезвие в алом чехле из моей кожи было снова при нем. На время – он послужил мне вместо зубов.

Резать тушу ломтями оказалось удобно.

Время было моим врагом. Человека должны скоро хватиться слуги. Когда сюда зайдут – я должен быть уже на ногах. Чтобы залечить переломы – надо жрать. Но болит желудок – жрать надо еще больше. Еда вылечит. Энергия вылечит. А правильная энергия вылечит еще быстрее.

К моменту моего относительного восстановления на полу осталась фигурно выжранная туша. Печень, сердце, спинной мозг и много крови едва не надорвали мой собственный желудок, но этого хватило для побега. Я восстановил кости, немного отрастил зубы, укрепил пальцы… но всех попадавших на пути слуг, все же, убивал скальпелем. Хорошее вышло оружие. Удобное.  Даром что ли я жертвовал на него свою кожу.

С ошейником, правда, пришлось повозиться. Они всегда устроены так, что их невозможно содрать самостоятельно. Такая чаровка. Не своими руками. Но… даэйры сильные твари. Достаточно сильные, чтобы под пальцами мог треснуть камень. Мне нужны были только сильные руки. Большие руки. Чужие. Подошли как раз руки последних стражников поместья. Другим я выдергивал сердца и жрал на глазах остальных. Они были уже не пригодными и дохлыми.

–    Дернетесь – сожру, — тихо пригрозил я последним, держа их за запястья.

Даже в ошейнике даэйр всегда физически сильнее человека. Сломать им кости легко, заставить стоять спокойно – проблематичнее.

Мужчины зло сопели, молчали, жевали кисти предыдущих кандидатов. В глазах сверкало бешенство пополам с ужасом.

–    Не шевелитесь, — приказал я, складывая их руки на два конца ошейника.

Поверх их, я положил свои. Знаю, что будут сейчас орать, потому постарался заткнуть заранее.

Надавил на чужие руки, потянул. Чуткий слух прорезало гортанными воплями от хрустнувших костей в пальцах. Снять ошейник можно только не своей рукой. Но чужой. Живой. Добровольно. А они хотели мне помочь выбраться. Добровольно.

Треснул камень, и я ощутил прилив сил. Додавил, растянул. Чужие кисти под пальцами превратились в мятую жидкую кашу под кожей. Что ж.

Когда осколки ошейника обсыпались на пол, первое, что я услышал и почувствовал – это был ветер. Мой спасительный ветер.

Стражники попытались выдернуть руки. Я отпустил их, а потом, не давая расслабиться, выдернул оба сердца. Они дернулись — я их сожрал. Все честно…

Ветер… как давно я не слышал ветер.

Естественный вид вернулся легко, словно о нем мне напомнило само небо. Я вышел на балкон поместья, вдыхая запах мира, и подставляя обгаженное тело под бархат утреннего ветра. Впереди меня звал шелестом лес. Высокие горы гулко и тихо рокотали свою песнь. Я подставил руки, позволил миру коснуться себя, а потом чужая алая кровь на моем теле потерялась на фоне алой чешуи. Удлинилась шея. Вытянулась голова. Я оперся о парапет, возвращая к форме свои лапы. Последними впервые проявились крылья.

Летать придется учиться на практике.

Не было восторга от первого полета. Его перебили запахи и звуки мира. А так же здравое чувство предупреждения, что в поместье может вернуться тот самый бурый «курьер». Я забрал с собой в лапах не мало. Одежду, вещи, оружие, комплект для выживания в лесу. Скальпель. Удобное лезвие для снятия шкур. Я оценил…

Из поместья я улетал не оглядываясь. Свободным. Но всего лишь начавшим свой путь.

***

Сантека прогнила еще до моего рождения.

Пестрая, смешанная, запутавшаяся в законах каждого нового Совета старейшин. Зеленые и Синие столетиями не могли поделить власть. Разноцветные полукровки потакали их дрязгам. Где-то во всех иносказаниях прошла классовая дележка власти, и на моем веку Сантека, наконец-то, определилась с внутренними кастами.

Не стало больше пестрых полукровок – отныне они назывались привилегированной рабочей массой. «Полосатость» вошла в норму, потом стала эталоном красоты. В конце концов, яркие смеси самых невероятных окрасов стали поводом для гордости и признаком отличия нового рода от «изначальных» даэйров.

Для меня это звучало смешно.

Я не посещал Сантеку с момента побега. Много лет потребовалось на то, чтобы восстановить нормальные для себя силы и нарастить массу. Годы усердных тренировок. Десятки лет в бегах. Я знал, что на меня открыли охоту, когда не нашли труп в мертвом поместье. Но, судя по слухам, даэйры не сильно переживали на сей счет. Они рассчитывали, что я засвечусь в мире. Или стану легкой добычей человеческих разбойников. Глупцы. Не способные к фантазии и выживанию алчные цивилизованные твари. Я знал, что мне нужно выждать время, прежде чем заняться главным делом, и я провел его с пользой.

Прибиться к людям оказалось не сложно. Ровно как закупиться в ближайшем крупном городке. Из поместья я украл достаточно денег, чтобы снять комнату в хорошем трактире и заказать туда горячую бадью с мылом. Основную грязь и кровь мне той же ночью удалось смыть с себя в чахлом лесном ручье. Косынкой перевязать волосы. Перед походом в трактир, я явился в загибающуюся бедную лавку травника и купил впрок красителя для волос. Никто не заподозрил в высоком юноше, одетым по человеческой моде, даэйра. Никто не смотрел вслед. Я не брезговал пользоваться услугами извозчиков на тракте, и во время пути разговорить конюха о последних новостях.

На утро из трактира я вышел уже обычным человеком. Темный краситель густо въелся в волосы, окрасив меня в нормальный каштановый цвет. Одежда была затянута в пору, в кошельке приятно звенели монеты, а на поясе предупредительно висел скромный клинок. В этот век подозрение, наоборот, вызывал каждый проходимец без ножа, чем бандит, вооруженный по самые зубы.

У жителей я разузнал про город, а потом отправился записываться в гильдию наемников. Мне нужна была стабильность, заработок, работа и обширные связи. Я знал, что мой вид удивит местного главаря гильдии, и потому не скупился на правду.

–    Откуда такой красивый? – был первый его вопрос, когда меня провели к нему в кабинет.

Не сильно богатый, но живущий в достатке. С добротной коллекцией оружия на стенде, сам одетый в меха. Главарь был мужик бывалый, сейчас по возрасту уже отходящий от дел. Такие примечают проблему для гильдии сразу и откажут в малейшем сомнительном случае. Богатенькие беглые сынки аристократов ему не нужны. Как не нужны неуправляемые маньяки, за которыми придется много прибирать.

–    На дом мой напали. Семью убили. А я просто сбежал, — честно врал я как потерявшая воспитание шпана. – К разбойникам не хочу – бесят. До пиратов далеко и не факт, что не укачает. Работать на ремесло – руки не стоят. А так в лесу повезло, ограбил одного богатея, оделся, обзавелся шмотьем и до вас дошел. Родни нет, чтоб искать. Дома нет, чтоб уходить. Готов работать, учиться и крови вроде как не боюсь.

Меня слушали, насмехаясь, проверяли. Такие вранье чуют не хуже даэйров.

–    А че тощий такой? – спросил татуированный главарь, сложив руки на груди.

–    Так полгода уже нормально не жрал, — ответил я, пожимая плечами.

–    А добирался сюда откуда?

–    Издалека.

–    А как?

–    Своим ходом.

Он улыбался, щурился, довольный, что знал, на чем подловить. А я изучал его взгляд, решая, стоит ли мне делать на него ставку или нет.

–    Здорово брешешь, — сказал вдруг мужик.

–    Батя учил.

–    А кем был твой батя?

–    Выживающим одиночкой.

Мне нравился этот главарь. Я не мешал ему думать. Слухи о гибели помещика дойдут сюда еще не скоро, все-таки ночь перелета на крыльях не сравнится с месяцем неспешного пути.

–    И чему еще учил тебя батя? – спросил мужик, поглаживая пышные усы.

–    Тому, что гильдия наемников своих не бросает.

Я смотрел и ждал. Рискнет или не рискнет? Нужен ли ему такой сомнительный подарок, как я, или побоится иметь дело?  Если не он, то я пойду к следующему региону. И потом еще дальше. И еще… рано или поздно кто-то из наемников согласится на хорошего бойца.

–    А если придут заказы на кого-то посильнее людей? – задал главный вопрос главарь.

Рискну ли? Справлюсь? Сознаюсь?

–    Так и я не человек, — тихо сказал я.

Мужик просчитал верно. Слова не удивили его, лишь подтвердили догадки. Слухи о терках даэйров долетали до гильдий, и зачастую им приходилось браться за сложную работу. Только вот наемники могли иногда отказать, посчитав дело сложным, а охотники, как особый класс гильдии, брались только за убийства нелюдей. К ним мне пока рано. Слишком броско. Слишком очевидно.

–    Не рано ли сознался? – спросил он, проверяя на тупость.

–    Первые годы, если не первые миссии расставят все по местам.

–    А почему я не захочу тебя сдать?

–    Потому что наемникам нужны успешные долгоживущие кадры. Больше заказов, больше денег, лучше репутация. Люди будут платить всегда и долго. А Совет даэйров скуп и заплатят единожды.  Куда больше можно получить на их ингредиентах.

Мужик хмыкнул, а потом и вовсе заржал. Весело, протяжно. Я косо улыбнулся следом за ним.

–    Неужто черный? – спросил он в упор.

–    К сожалению, нет, — я качнул головой, глядя в пол, а потом на мгновение поднял на него свои природные алые глаза. Он увидел, конечно же, замер,  бросив все шутки.

–    Вся суть в цвете? – серьезно спросил он.

Я кивнул, возвращая карий окрас. Моя ставка сделана. Осталось выждать ответ.

Мужчина думал не долго, потянулся в карман, а потом хлопнул ладонью по столу, открывая меж пальцев гильдейский значок. Значит, все-таки, наемники своих не бросают?

С противным скрипом по столу он двинул значок в мою сторону, а я принял его, молча соглашаясь играть в их условия. С тех пор, и на много лет вперед, я обязался быть частью некрупной гильдии, а мне за это предоставили кров. Равноценный обмен, в моем случае.

–    Как представить остальным? – спросил глава, убирая ладонь со значка.

–    Харен, — ответил я, обрезая все лишнее от родовых имен.

А значок из перекрещенных загнутых клинков мне пришелся к лицу.

***

Забавно, как меняется время.

Еще веселей его менять самому.

Только не было в моей работе шуток, а первый глум кончился, стоило мне самостоятельно выследить свою первую жертву.

«Курьер».

Я следил за ним. Тихо узнавал слухи, покупал информацию, ждал, выслеживал чужими глазами. Понадобилось несколько лет, чтобы я окреп на сытой жизни в гильдии и окончательно слился с людьми. Я научился думать, как они, понимать ценности, как они. Я жил, как они. Лишь по ночам рискуя расправлять крылья и загонять крупную лесную дичь. Сельскую скотину хватятся всегда, потому я выбирал зверя крупнее, опаснее и такого, что не найти в ближайшей городской округе. Я был осторожен и эта привычка меня не подводила.

Даже когда я узнал про объявившегося в городе «курьера», я не бросился его убивать. Это было слишком легко. Гадить на своей территории и в своем городе я не собирался. Наоборот, дождался, пока он съедет, далеко отбудет от моей зоны ответственности и зайдет в другой крупный город.

Я отработал с ним чисто. Даэйр не ожидал нападения в человеческом городе и человеческом обороте. Более того, он не ждал, что на него нападут днем, почти на улице! Внутри тихого магазинчика сладостей.

Дурман сочных специй порой так обманчив. Щепотка раздобытых мною трав подействовала как желанный наркотик. Он зашел в магазин, на время забылся с контролем, но за буйством ароматов не слышно чужого запаха. Я подкрался незаметно и первым же жестом накинул ему блокировочный ошейник. Наверное, самое дорогое, на что я расщедрился в свое время у торгашей. После этого жертву я без труда вырубил, и в суматохе и панике выволок «поплохевшего» посетителя прочь. Сложнее оказалось дождаться ночи и вывести болезное тело загород к ближайшему лесу. Сонную траву пришлось подновлять трижды – жертва оказалась древней.

В лесу дурман окончательно спал, но мне это было в самую пору. Я хотел, чтобы он видел, как я буду разделывать его на ингредиенты. Знал, кто осмелился так поступить. Потому что наказание должно быть заслуженное.

–    …сколько еще ты продал даэйров? Кому? – спрашивал я уже в лесу, прибив кольями его конечности к камню и срезая пласты шкуры, пока он вопил. Без контакта с телом они тут же обретали естественный окрас.

Продам на пояса.

–    Нисколько!! Ты последний!!

–    Правда? А если вспомнить лучше?

Я сдирал с него шкуру целыми лентами, зная, где для продажи пойдет самая нежная чешуя. Простолюдины не отличат болотную тварь от цвета кожи этого даэйра, но ведь и я не с сельчанами собираюсь торговать. Чуть позже в ход пойдут железы, внутренности, особые кости. Я знаю, что ценится современными алхимиками и врачевателями.

Моя жертва орала и извивалась, все еще надеясь, что я его отпущу. Мне не хотелось его ломать. Это глупо! Злость была, но какая-то тихая, приглушенная. Важнее для меня была информация, которую я выдавил через его жалкую пасть.

На Сантеке шел очередной переворот власти. Островные старшие даэйры ударились во все тяжкие с пропажей последних представителей моноцветных родов. Многие посещали континент, трахали все, что хоть немного привлекательно пахло. За последние годы прирост молодняка резко увеличился, но пестрая Сантекская власть не одобряла сторонние связи.

Малолеток, рожденных от человечек, принимали не всех. Только тех, которых родитель выхаживал с самого рождения. Изволил забрать на остров после родов – возможно, потомку дадут подсос от Источника. И то, если сам рожей приторговать успел и мастью вышел удачной.

Новости огорчали. Старейшина Агат все сильнее уходил в тень и становился заложником младших родов. Старшие вида меняли законы и все чаще отрекались от выкормышей со стороны. С чего бы?

–    Кого они убивают? – спрашивал я, отрезая ленты с хребта.

–    Полукровок!

–    Которых?

–    Одноцветных!

Ах, вот оно что. Природа берет свое, не так ли? Сильные у власти решили изжить последние проблески крови, способные потеснить их у Источника. Как тупо и мерзко. Хотя… чего еще ожидать от вида.

Когда я узнал от жертвы достаточно, то снял с него ошейник и ментальным рывком сорвал в принудительный оборот. Ошкуренный, лысый бурый даэйр вывалился поверх деревьев, пробивая ветками нежное мясо. От ужаса и боли он не успел подать зов о помощи, а я вгрызся в его нутро, вырывая острой клыкастой пастью сочное сердце. Моя законная добыча. Моя сила. А десертом на закуску пошла вкусная печень.

Не знал, что сородичи вкуснее людей. Теперь буду иметь в виду, и баловать себя по случаю очередной охоты.

Железы, когти и клыки я вырезал в его естественном виде. Пусть объемные. Пусть их много, но мне и так возвращаться в родной город своим ходом. Остатки туши пожадничал и не стал оставлять на съедение зверью. Поджег дыханием, подождал, пока кости осядут пеплом.

В гильдию я вернулся на утро и щедро вывалил своему главарю всю ценную партию даэйрских клыков, не оставив себе ничего. Зачем? Для коллекции? Мне без надобности лишнее барахло. А на внутреннем рынке каждый клык дороже лучшего клинка. Тогда мы обогатились, а главарь окончательно уверовал, что я его ценнейший кадр.

Так началась моя охота, продлившаяся на столетия.

Поняла ли Сантека, кто ведет их постепенную ликвидацию? Не сразу. Грешили на охотников, наемников, ссылались даже на местных пернатых аборигенов. Но про меня слух пошел крайне не скоро.

Успел смениться глава гильдии, когда я стал главным бичом сантекского народа. Сперва я убивал тех, кого лично помнил в лицо и на запах. Осмелевшие, они прилетали на континент за новыми впечатлениями и, порой, по личным приглашениям. Удивительно, что новости об убийствах удерживали на Сантеке до последнего. Погибшим вешали в вину связи с охотниками. Но основная волна паники прокатилась по острову, когда молодняк наткнулся на вещи из знакомых шкур древней родни.

Я наслаждался их истерией. Каждая следующая охота бодрила все больше. Не всегда приходилось убивать в человеческом виде. Зачастую я добывал их в небесах по ночам. Не только я пользуюсь тьмой, чтобы спокойно преодолевать континенты. Другие сородичи наивно полагали, что так они останутся незаметны. Но только не от меня.

Я догонял их, сбивал с полета, отгрызал хребет и ломал крылья. Терзания и их боль становились для меня наградой. Ингредиенты – лишь моей циничной платой миру за порочных и порченных особей. Я ненавидел их. Почти каждого представителя своего вида. Каждого, кто обитал на Сантеке и смеялся мне в спину, когда меня почти бесчувственного забирали в когтях. Я выслеживал их лучше любого охотника. Знал любимые места лежки, не скупился на деньги и отраву у местных алхимиков. В ход шли любые подручные средства, а я… со временем понял, что в простых наемниках сильно засиделся.

Тогда я рискнул создать собственную гильдию. Без имени, статуса, и единого центра. Я обратил свой взгляд на пиратов, поколениями бороздящих обширные океаны, и отправился покупать свой маленький флот.

Мы начинали с одного корабля. Достаточно было спасти тонущий экипаж разбитого судна от играющих клыкастых малолеток, насмехающихся над их уставшими телами. Сбежавших я не оставлял никогда. Силы и скорости крыльев всегда хватало, чтобы догнать даже самого шустрого юнца и утопить, предварительно поджарив в их пятнистой шкуре. В те времена я уже окончательно заматерел, достигнув взрослого роста, и конкуренты в моем виде, наконец-то, кончились.

Тех тонущих пиратов я потом спас, просто вынеся на своем горбу. Это другие ломаются от гордости, катая на загривке «низших» людишек, а мне нужен был экипаж. Верный. Преданный только мне. Пускай и не самый лучший. Потому что амуницию и оснастку для корабля я могу им купить, и сделать из них этих «лучших». А вот верность не покупается ничем.

Ненависть к крылатому виду сплотила нас лучше семьи. Новое судно, построенное на мои деньги, стало нашим передвижным домом. Но начали мы вовсе не с охоты на даэйров, как можно подумать, а начали мы с охотников на них. Мне нужен был опыт. Моим пиратам нужна была практика. А где в океане найти лучшую практику, как не на биче всей свободной воды?

То, как мы грабили и разоряли охотничьи корабли, наверное, достойно отдельной истории. Я не сильно полагался на свои силы – все же, их сети и гарпуны были настроены против таких, как я. Зато редко какое охотничье судно ожидало простого абордажа от банды пиратов. Разный класс, разная специализация. Охотники – быстрые маги и точные стрелки, но, зачастую, профаны в мастерстве ближнего боя. Ведь даэйры, обычно, нападают с небес. Какой идиот, кроме меня, рискнет резать клинками охотников на их же судне?

Вот и я так решил, и методично, вместе со своим экипажем, топил один корабль за другим. По возможности мы снимали с бортов все ценное, как, например, гарпуны, пушки и серебристые сети. Большинство таких снарядов и оснастки существовали в мире в единственном экземпляре. Негоже давать им пропадать. Но когда наша добыча стала нам непосильна, мы начали расширять свой флот.

Через годы я подмял под себя всех охотников. Мои люди династиями подменяли старые корабли. Курьеры и посредники брали все полагающиеся нам заказы. Даэйры ненавидели мой флот, но не могли вычислить ни один профильный корабль. Позднее мы купили торговцев, извозчиков, даже гильдию купцов. Иногда ради заказа прибывали под белыми торговыми парусами к Сантеке. В те годы популяция старейшин сильно истощилась: я со своими людьми постарался на славу.

Иссякли древние рода, когда старейшины, что помнили алый род и истинных полукровок, были съедены или распроданы ингредиентами по миру. Малолетки, все, кто моложе меня, истово верили в новый мир и закон, забыв про особенности вида. Одноцветность ушла из мира, оставив лишь единицы старых даэйров. Тех, кто по каким-либо причинам убеждал в лояльности новых старейшин.

Когда за мной появился клан из личных пиратов и охотников, я смог уверенно вытаскивать из-под клыков сородичей рожденных от людей малолеток. Признаюсь, выбирал не всех. Я позволял себе вести выбраковку. Слабаков, не способных даже к чешуйчатому обороту иной раз было милосерднее убить, чем оставить пресмыкаться перед людьми вроде моего хозяина. У таких малолеток не было ни энергии, чтобы вырасти, ни силы, чтобы сохранить рассудок.

С ростом развратности моих сородичей и выбросом «полукровок» на континент у людей возросла особая мания на наш вид. Нас ценили за красоту, выносливость и стойкость. Везло мелочи, которая попадалась в руки бойцов и наемников. Даже лишенные крыльев, они потом вырастали  в прекрасных воинов. Я встречался с такими. Мы опознавали друг друга. Но, по возможности, я всегда утаивал свой истинный цвет и способности вида. Что говорить, если все, выросшие на континенте, не могли набрать сил на простое огненное дыхание.

На Сантеке Совет отказывался признавать таких «полукровок» даэйрами. У них даже появилось для них особое название: дар-реи. Или чуть иначе в других акцентах. Быблядки. Полукровки. Половинчатые недоноски. Люди с чешуей по хребту и когтями, которых они не достойны. Совет брезговал ими, не мог дотянуться и уничтожить их всех, зато отвергал, если родитель приводил свое чадо.

Все верно. В тот век сантекские даэйры признавали только чистокровных особей, без каких-либо иных исключений.

                                                                ***

Мой торговый корабль причалил к побережью мелкого купеческого островка и нам навстречу вышел очередной даэйрский посол. Желто-лиловый, под цвет местных пушистых цветов. Красивый, модный, весь в дорогих шелках.  Мой корабль должен был доставить континентальное продовольствие богатым и зажиточным крылатым.

Так уж было заведено в народе. Даэйры не производили у себя почти ничего. Ни тканей, ни сельских культур, ни мебели, ни новых машин. Редкие бескрылые даэйры, принятые ранее в общий род, занимались для старших крылатых сородичей выращиванием зелени и разведением скота. Еще меньшее число выблядков пользовались хорошим климатом и растили редкие для мира травы и сорта орехов. Смешно, но эти орехи и шоколад иной раз стоили дороже сантекского золота. У людей считалось, что часть этих товаров способны лечить тяжелые болезни. Даэйры пользовались чужой бедой и слухами, и пополняли бездонную казну…. Зачем? Ради чего?

Всего лишь из природной жадности.

Прошли времена, когда наши особи нуждались в золоте, как в природном изоляторе. Нет на планете столько запасов, чтобы утолить жажду наживы каждого. Для нас это чушь. Бред. Остатки алчности, въевшиеся кому-то в инстинкт, и страх потерять уверенность в мире, в котором живут. Ведь если отнять их золото, чем еще даэйрам останется торговать с людьми?

Своего желтого гада я выслеживал уже третий месяц. Он долго метался, не желал выходить на контакт. Мы рисковали подплывать на корабле так близко к Сантеке, все же, на остров могут быстро пригнать подкрепление. Но желтый был мне нужен. Почти ровесник. Окрепший торгаш, обирающий мои побережья и нанимающий сторонние гильдии ради охоты на меня. Он помнит меня в детских дворах. Должно быть боится. Все его знакомые тех лет погибли от моих клыков. Только его желтой шкуры не было еще в продаже на континенте. А я ее пообещал ремесленникам еще несколько месяцев назад.

Во время подобных рейдов я играл юнгу на своем корабле. Рожа и тело были самые подходящие для такой должности. Да и важность относительная – без меня экипаж всегда справится сам.

Когда желтый даэйр вышел для сделки я приметил его первым и подал сигнал остальным. Работа по разгрузке товара продолжилась, а я выжидал момента. Грязная обычная шпана, тягающая мелкую тару из рук в руки. Желтый, сама подозрительность, обсуждал дела с моим капитаном, когда вдруг не повезло, и ветер сорвал с моей головы повязку. Тряпье улетело в воду, открыв мои алые волосы, а даэйр узрел в них словно маяк.

Секунды не прошло, как он бросил разговор и с места взмыл желтой свечкой в небо. Узнал. Понял. Я кинул груз и взмахнул крыльями, входя в стремительный оборот следом за ним. Моя команда, как по сигналу, кинулась к орудиям. Из-под навесов оголились гарпуны, через палубу выехала вверх катапульта сетей. Но даэйр улетал слишком быстро, чтобы его догнали снаряды. Мелкий, шустрый, так сладко паникующий… я вгрызся ему в нежную перепонку крыла, не растрачиваясь на церемониальные дуэли. Со мной у них никогда не будет дуэлей и честных правил.

Сородич кубарем повалился вниз. Живой, но в дикой панике. Я пропустил его ниже, не стал ловить, а, наоборот, увеличил дистанцию. Помню, как он взглянул на меня, падая и недоумевая. Следом за этим его тушу словили сетями.

Я смотрел на него с неба, зависнув в воздухе. Над вооруженным кораблем, созданным, чтобы ловить таких, как я. Это была вершина доверия к моим людям… ведь моя голова стоила дороже всего населения Сантеки. Мои люди знали это. И они ценили мое доверие. В то время, как Сантека презирала двуногий слабый вид. И страдала от созданных нами сетей.

Конечно, этот даэйр не понимал, зачем я все это делаю, но ему и не дано понять. А ведь все предельно просто. Между нами нет больших отличий, кроме тех, что мы сами воздвигли в своей голове. Только выйдя за пределы их социума я оценил их моральную гниль. И теперь, просто убиваю позор своего вида.

                                                                ***

В те годы слухи обо мне устрашали всю Сантеку.

Никто не знал точного имени и места проживания. Я старался не оставлять свидетелей. Все слухи распускал я сам, дозировав информацию и бережно сохраняя старую байку про алых карателей среди естественных хищников.

Среди людей репутация у меня была не лучше. С той лишь разницей, что на континенте слухами я уже почти не управлял. Где-то меня знали как хорошего наемника темно-каштановой масти. Где-то я числился богатым извозчиком. Иные на побережье знали, что я прикормил где-то в океане своих личных пиратов и держал персональную гильдию убийц. Позднее мы, и правда, расширили свой профиль занятий, устраивая точечные профилактические набеги на соседей через воду.

Мало кто знал меня, как даэйра. Я рассказывал этот факт лишь особым доверенным людям. Я никогда не имел дела с правителями – мне не нужна была лишняя слава. Все эти дворцы, замки, приходы на собрания – тупая лесть и демонстрация своей власти, нежели просто разговоры о деле. Я презирал всех человеческих правителей. За напускное равенство, которое у них со мной никогда не будет.

Но однажды, ко мне зашел главный из них.

Мой корабль стоял в порту, в ожидании погрузки припасов, когда в мою каюту постучались без приглашения. Иронично, что именно тогда я тщательно полировал свои парные клинки.

— Так полагаю, имею честь говорить с Хареном? – спросил рослый беловолосый мужчина, вошедший следом за стуком.

Я оценил его внимательным взглядом. Одет как одиночка, привыкший к долгому пути. На лице не отпечатался возраст. Волосы собраны в длинную свободную косу, кончики ушей едва заострены. Глаза золотые, походка текучая. Каждая деталь выдавала в нем нелюдя. Смешно было изучать его столь близко и столь придирчиво, с тем, что признать его я мог бы даже в толпе. Начиная от запаха, заканчивая цветом когтей. Я видел его раньше. Покупал информацию. По миру он шастает такой только один.

–    Так полагаю… — задумчиво протяжно ответил я в тон, — имею честь говорить с Кхайнэ?

Дождался я, значит…

Точильный камень медленно чиркнул по всему лезвию клинка.

–    Верно, — добродушно и радостно ответил мужчина, и без приглашения по-хозяйски прошел глубже в каюту, где устроился напротив в свободное полукруглое кресло.

–    А где знаменитый меч? – спросил я, продолжая точить клинок.

–    Дома на полке оставил, — в голосе гостя как искра чиркнула ирония. – Я пришел поговорить.

–    И о чем же желает со мной поговорить Великий Хранитель Равновесия? – ядовито спросил я, переключив все внимание на больше интересующее меня оружие.

Был в нашем мире такой старый юмор с привязкой магов на определенные стихии. Когда это случилось – никто не помнит. Когда в мире поднялись Колонны сил – никто не знает. Даже даэйры не знают, прибывшие в мир, когда вся эта странность на планете уже была. С первого взгляда уникальная многофункциональная настройка мира. Но с последующего взгляда… открытая рана на планете, куда ссут своим личным ментальным дерьмом все Хранители подряд. Это только на словах они берегут мир и контролируют источники стихий. А по факту, зависимые от магии, они не имеют права на провалы в психике. Любая блажь, любой чих Хранителя тут же идет эхом по всему миру, шатая это сраное равновесие и перетягивая стихии в дисбаланс.

Моя бы воля – перебил бы всех Хранителей, чтобы мир, наконец, прекратило шатать. Но книги говорят, что Колонны с годами выбирают новых.

–    Я хочу спросить, — мягко, клыкасто улыбаясь, начал Кхайнэ, но потом его голос сорвался на рык, — какого хрена тут происходит?!

Ух ты. А это уже любопытно. Продолжай.

Я вскинул одну бровь и удивленно посмотрел на него поверх клинка.

–    К твоему сведению, я точу клинки. Это ты вломился ко мне без приглашения.

–    Я не об этом, — шикнул гость.

–    Тогда говори точнее.

–    Твое происхождение для меня не секрет. Я понимаю твой вид, — продолжил Хранитель возмущенно. — Но я не понимаю твоих действий. Ты одиночка. Сильный. При власти. Ты мог бы купить войско. Мог бы осесть на соседнем континенте. Развить цивилизацию. Пойти войной на Сантеку. Но почему?! Почему ты еще здесь?!

Я отложил клинок. Забавный кошак. Наивный и глупый. Пускай древний, судя по запаху. Древнее, чем я. Но мозгов по словам, как у пернатого малолетки. Хранитель… Я полагал, он умнее.

–    Почему я убиваю даэйров тут поодиночке? – спросил я, облокотившись на стол.

Нет смысла таить то, что мы и так знали давно друг о друге. Я видел рядом с Кхайнэ его странного спутника, прикидывающегося собакой. Крылатый. Один из нас. Айфирь. Личная шавка и прислужник главного Старейшины и Хранителя Времени. Тот даэйр считается советником. По сути Старейшина приставил его к Кхайнэ для лучшей сохранности его белой башки.

Айфирь мог позднее узнать про меня и собрать все слухи своему дружбану. Кхайнэ мужиком считался простым, какой вопрос встал на очередь – с тем и пошел разбираться. Видать, теперь мой черед. По слухам вычислили вид и возраст. Сам Кхайнэ навел справки по правителям и разузнал место обычного причаливания. Все это, конечно же, могли сделать сантекские, если бы взяли за труд поговорить с низшим видом.

–    Почему ты их вообще убиваешь? – тихо рыкнул Кхайнэ, опираясь на колени локтями.

–    Резон у меня такой, — грубо ответил я.

–    А почему всех разом не накроешь?

–    А чё, так мешают? – язвительно ответил я, оголив в улыбке клыки.

–    Мешают!

–    А чё сам тогда не накроешь?

Я улыбался, а Кхайнэ, в лучшем стиле нелюдя тихо и утробно рычал. Говорят, в мире стали появляться еще обращенные, подобно ему. Любопытная новость. Особенно с тем, что истинный секрет обращения кого-то в представителя своего вида хранили именно даэйры.

–    …Или так неподъемны сокровища моего вида, что один главный Хранитель не в состоянии утопить ради них один остров? – тихо и желчно спросил я.

Вот теперь он по-настоящему взбесился. Давай. Рычи. Злись. Но если ты уже пришел – значит, я тебе зачем-то нужен. Можешь шипеть, угрожать, чем захочешь, твой меч, может, и спасет тебя от моего удара клинка. Но проклятья, что лягут на твой род с моей гибелью… ты не выдержишь.

Хотя, конечно, планов сдыхать так рано у меня нет.

–    Я хочу предложить тебе сделку, — старательно успокоившись, сдержанно сказал Кхайнэ.

–    Сделку?

–    Да. Работать сообща.

Я не сдержался и посмотрел на него, как на блаженного.

–    Ради чего?

–    Ради приведения мира в порядок, — ответил он.

–    Я уже работаю! – всплеснул я руками и косо улыбнулся. — Зачем мне больше!

–    Всегда есть куда больше. Я собираю людей…

–    Прекрасно. Я уже собрал.

–    Я подбираю твоих сородичей…

–    Молодец. Будет кому кормить тех, кого я упустил.

–    Я организую империю.

–    Зайду на досуге в гости.

Он снова покраснел от тихого гнева. Я ему не нравился. Но у нас это было взаимно. Извини, Хранитель, тебе нечего мне предложить, кроме своей сомнительной идеи. На мой взгляд – мир и так почти в порядке. Его не переделать. Все расы не переделать. Таков уж их ксенофобский менталитет. Только мировые войны могут немного утрясти новый порядок, оставив господствовать один вид. Нужно только сделать правильную ставку.

–    Я не знаю, что мне делать с Сантекой! – отчаянно закончил Кхайне с явной усталостью от ситуации. — Помоги мне. Ты же даэйр!

–    Что ты хочешь, Кот? – тихо спросил я, назвав его по старой, гуляющей по миру кличке. — Подчинения чешуйчатых или их полной изоляции? Покорности, нейтралитета, суверенитета, слияния?

–    Я хочу, чтобы они не доставляли проблем, — ворчливо рыкнул Хранитель.

–    Так они уже не доставляют. Я сделал все до тебя, — я обвел вокруг рукой. —Дайэры не жрут корабли. Они не разоряют города. Давно ты видел, чтобы хоть кого-то из даэйров брал власть на троне силой и разорял чужую казну? А я видел. Я их застал. В те временя, пока о тебе не было слухов. А сейчас что? Подумаешь, они трахают под настроение все, что шевелится. Зато в мире рождаются сильные коренные жители.

–    Мне нужно заставить их сойти хотя бы к уважению. Но они меня даже не слушают! До тех пор, пока в моих руках нет меча – я им никто. Промежуточное звено в цепочке жизни.

Я мрачно ухмыльнулся. Понял, да?

–    А что ты хотел, Кхайнэ? От вида, чьи знания и навыки даже сейчас слишком велики для этого мира. Эти даэйры не будут сотрудничать с людьми. Никогда. Они не поделятся массово своими знаниями. Никогда. И ты не станешь для них ни главным, ни авторитетом. Каков бы не был твой статус, каким бы Хранителем Равновесия ты не был. Даэйры Сантеки не подчинены даже своему Старейшине Хранителю Времени.

–    Неужто никто не в состоянии их прогнуть? Это всего лишь народ.

–    Это целый народ. Почти целиком состоящий из ведомых малолеток.

–    Но ты древний для них! Последний из алого рода. Ты мог бы….

Я сухо и мрачно рассмеялся.

–    Я всего лишь алый! Даже не золотой. И, тем более, не черный. Это их могли бы послушать. Это они могли бы рискнуть подмять под себя власть. Но последний черный, что держал Сантеку в терроре, давно помер, и больше таких нет.

Кхайнэ недовольно прищурился и злобно дернул почти человеческими ушами.

–    А если появятся? – сумрачно спросил он.

Я бессильно пожал плечами.

–    Тогда это будет чудо.

…А в чудеса я не верю. Столетия прошли, но природа отказывала нашему виду в таком подарке. Разве не проверял я всех случайных выблядков? Разве не настраивал свою информационную сеть, чтобы выявить подобных? Но потом все прошло. Усилия не стоили затрат. А последних представителей потенциальных носителей темной крови перебили на самой Сантеке.

Это было грустно. По-настоящему грустно для меня.

–    Что ты собираешься делать дальше? – спросил Кхайнэ, вытягивая меня из размышлений.

–    Я? Продолжать делать свою работу.

–    Убивать даэйров? – скептически скривился Хранитель.

Да, убивать. Все, что мне остается. Пока в этом жалком мире грызутся за власть птицы и залетные ящерицы.  Пока люди делят земли по континенту и создают себе идолов. Пока дайэры греют жопу на старых богатствах… Естественно, что же мне остается.

–    Устанавливать равновесие, — ядовито ответил я, глядя ему в глаза. — Которое тебе останется только Хранить.

Кхайнэ недоуменно склонил голову, а я продолжил:

–    Где твоя власть, Кот? Где землетрясения, наводнения, цунами? Где прекращение войн и начинание новых? Где твоя власть, что останавливает костры религий? Где сила, что балансирует стихии в одном этом сраном мирке? Почему ты, будучи столь важной и всемогущей фигурой, приходишь просить помощи у какого-то алого отморозка, а сам не в состоянии утопить один не сильно мешающий остров? Ты же главный Жрец! Так возьми полноценно свою власть. Припугни население, заяви права, уничтожь пару крупных городов, а потом принимай послов, что придут к тебе с поклоном. Хотя… ты же всего лишь Хранитель Равновесия… Не Уравнитель.

На это Кхайнэ вскочил с кресла, гневно сверля меня взглядом. Но он молчал. Бесился, молча терпел. А все потому что мои обвинения были оправданы.

–    Ваши Хранители – лишь балласт на мире, который в состоянии выжить самостоятельно, — тихо добавил я. — Убери вас – ничего в мире не изменится. Все так же останутся срущиеся за землю государства. Все так же продолжится самосуд и мракобесие. Цивилизация не поднимется к звездам, а народы не поделят остатки старых знаний и реликвии войн. Так зачем же вы нужны миру? Хранители того, чего нет.

Он все еще слушал. Терпеливо, с бешенством на самого себя. Я чуял это по флеру его запаха. Хотел бы он меня ударить – давно залепил бы в рожу. Но нет, сегодня я был хуже и честнее его совести. Возможно, единственным, кто рискнул ему подобное сказать.

–    Ты живешь давно. Даже больше чем я. Мог бы придумать раньше, как законно объединить под себя весь народ. Однако… Видимо, великие обязанности Жреца всея планеты куда возвышенней наших приземленных проблем с населением. Так иди же, я не держу, храни свое сраное равновесие, а я продолжу выращивать свой верный народ и империю, внутри которой ты в данный момент находишься.

–    Понадобится помощь, — тихо, на остатках самообладания сказал Кхайнэ, — ты узнаешь, где меня искать.

Я терпеливо кивнул, принимая такое завуалированное приглашение. Хранитель кивнул мне в ответ. А потом, отступив на пару шагов назад, исчез во вспышке сверкнувшего портала.

Вот и познакомились…

Я устало откинулся на спинку кресла и, глядя в пустую каюту, думал только одно. А именно: почему со своими порталами он еще не подмял под себя весь мир.

***

Несмотря на то, что первое наше общение с Кхайне прошло не в лучших тонах, в Крепость позднее к нему я заходил. Видимо, правда, что-то сильно сменилось в его настроении после того разговора, потому как слухи о Коте по миру пошли весьма громкие. Я слышал, как он регулировал мир на континенте между крупными странами. Мне рассказывали, как он сошелся с правительницей богатейшего полуострова. Позднее, неожиданно, те земли передали ему по наследству, фактически сделав из сомнительного Жреца и странника полноценного правителя. Хороший ход. Удачный. Думаю, это сильно помогло ему впоследствии при общении с другими королями.

Мы встречались еще потом не раз. На его территории и в разъездах. Любили долго поговорить. Но, кажется, каждый раз я находил то, чем его задеть и на что открыть глаза. Ну, извини, кошак, но разве не для этого ты терпишь мое общение?

Крепость как стабильная база у него появилась не сразу. Но стоило мне узнать про нее, как я решил наведаться в гости. И даже не столько из обещаний, а из любопытства перед местом, которое он рискнул воскресить.

Белая Крепость считалась давно заброшенной магической страшилкой нашего мира. История ее происхождения, как и самих Колонн, и некоторых других странных руин оставалась загадкой. Говорят, долгие тысячелетия к ней не рисковал приближаться никто. Не мысля уж о том, чтобы в ней жить. Все эти годы Крепость стояла, словно нетронутая временем, излучая мощный фон белой смиренной смерти. Однако, когда я рискнул наведать Кота, поселившегося на этом источнике, общий фон был почти чист. Только неестественный холод слегка вкрадывался под чешую и напоминал о морозе, что мог сковать тут навечно.

Рисково. Но я решил, что Кхайнэ сумел договориться с местными духами, раз те дозволили ему поселиться здесь с зачатками армии. Правда, все мои визиты к Коту оказывались краткосрочными – дружбы между нами так и не возникло. Союзничества пока что тоже. Мы устраивали друг друга как есть, сидя на разных концах континента и постепенно, очень постепенно стягивая наши границы влияния друг к другу.

Обычно, я залетал в Крепость, если случайно оказывался неподалеку. Выслеживать даэйров я не прекратил, а те, наивно выискивая спасения от моей зоны ответственности, иногда делали большой крюк, залетая над континентом. Я развлекал себя такими регулярными и одиночными вылазками. Флот и пираты давно стали самостоятельны. Уже сейчас им почти не было конкурентов в море. Города на архипелагах разрослись в полноценную небольшую страну, а я даже не намеревался ими «править». У них не было нужды в лидере. Тем более в таком, как я.

Однажды я снова прибыл в Белую Крепость. По пути старого следа, рассчитывая дежурно пополнить припасы, узнать свежие новости от соседа, и лениво отправиться дальше в путь. Должен признаться, чем дальше, тем больше мной начинала одолевать скука. И тем неспешнее я начинал загонять свою следующую потенциальную жертву. Убивать быстро – уже стало не интересно. Я мог это сделать легко, но… беспомощное барахтанье мне начинало наскучивать. Куда приятнее теперь стало следовать по следу испускаемого страха…

К сожалению, новостей удалось узнать в этот визит не много – Кхайнэ отсутствовал в Крепости, а его заместитель и глава войска, Кирелайн, по обычаю был не шибко со мной разговорчив. Поэтому, пробыв на месте пару дней, я попросту набрал припасов и на утро собирался выехать дальше.

Я неспешно седлал свою лошадь в крепостной конюшне, затягивая ремни и специальную сбрую, когда от входа раздался задумчивый и заинтересованный голос.

–    А ты необычный…

Чуть не вздрогнув, оттого что пропустил приход чужака, я медленно повернулся и увидел в дверях конюшни долговязого пацана. Подпирая одним плечом косяк и сложив руки на груди, эта неотесанная дворовая шпана с обросшими волосами, собранными в хвост, в тонкой однослойной рубахе и бриджах рассматривала меня крайне придирчивым и хозяйским взглядом.

Сказать, что такой взгляд от местного меня возмутил – это промолчать. Сказать, что он не удивил своим видом при холодной погоде снаружи – это соврать. Первый взгляд на него вызвал у меня стойкую брезгливость, закрепившуюся ко всему подобному классу уличных хамских пацанов. Но привычка цепляться за детали заставила присмотреться.

Да и вопрос его был напрягающий.

–    О чем ты? – спросил я с напускным равнодушием.

–    А тя лошадь твоя не боится, — кособоко улыбнувшись, сказал мелкий хмырь.

Все что угодно я ожидал услышать: от цвета волос до цвета шкуры подсмотренной темной ночью в глухом лесу при свете сраных лун, но только не про лошадь. На кой она ему сдалась?

–    А с хера ли меня должна бояться моя лошадь, — ответил я, затягивая еще один ремень.

–    Всех даэйров боятся лошади… — флегматично ответил он, качнув головой и согнав со лба волнистую челку.

Значит, все-таки приметил, что я даэйр. Допустим. Прям обзавидоваться осведомленности… Большое достижение.

–    Меня моя лошадь не боится, — ворчливо ответил я, отворачиваясь.

–    А меня испугается? – нудливо и настойчиво спросил он.

А с хера ли ей…. Я злобно повернулся, после чего мысленно споткнулся о свою невнимательность. Ну да, конечно… Стоило бы прислушаться и понять раньше. Кхайнэ ведь обмолвился, что собирает по миру наших выблядков. Теперь вот один из таких привязался мне на голову.

–    Испугается, — бросил я.

–    Почему?

–    Потому что это Моя лошадь. Мне не нужно, чтобы она давалась, кому попало.

–    А ты меня научишь?

Что…? Пацан, че тебе от меня надо?

–    Чему? – непроизвольно вырвалось у меня.

–    Ну как лошадь свою выдрессировать… — невинно пояснил он.

–    Садишься и дрессируешь, — буркнул я, поправляя подсумки.

–    Так не могу! – он развел руками.

–    Почему.

–    Так ведь я не умею!

–    С чего бы.

–    Так все боятся и драпают!

Я сумрачно уставился на него и уткнулся в наивно по-детски разочарованный взгляд. Вот только, много ли в нем было наивности? Вроде бы взрослое чмо, а ведет себя…

–    …а если я их догоняю, то они дохнут от страха, а потом поднимаются.

Дохнут? Поднима… Что?

–    Кирелайн ругается, когда у него очередная лошадь встает, — печально заявил пацан.

Так. Может, я что-то не понял?

–    А кроме лошадей у тебя что-нибудь поднимается? – хмуро спросил я иссушенным голосом.

–    Да, — щедро заявил малолетка. – Крысы. И это всех злит. Дядька Димхольд больше всех, правда, орал, что у него раздавленные башмаком крысы недодыхают. Тогда я котов ему поднял. Чтоб те на дохлых крыс охотились.

Я встряхнул головой. Это какой-то бред. Злая шутка.

–    И давно ты..?

От недоумения я растерял слова.

–    …Работаю со смертью? – помог парень. — Да. Сколько себя помню. Совсем в детстве, конечно, никто рядом не умирал, чтобы проверить, но потом я случайно убил клиента. С тех пор голоса умерших стали еще громче. До этого они приходили только во сне.

Я долго лишь молча хлопал глазами, глядя на пацана и пытался понять, сколько в сказанном обычной случайности. Даэйр-некромант. Малолетний. С силой, явно поддающейся ему слишком легко. Даже такого сочетания генома и силы достаточно, чтобы юный маг стал силен и опасен. Слишком опасен. И Кхайнэ держит его у себя… Вернее, Хранитель держит его у себя.

–    Слышь, малой, ты когда родился, какого цвета чешуя была? – наугад спросил я, закосив под поддавшегося дружелюбию.

–    Никакого. Я полукровка.  Человеком родился, — ворчливо и неожиданно сумрачно ответил парень.

Опять эти сраные полукровки с протраханными насквозь мозгами о собственной неполноценности. Переубеждать таких иногда надо иметь здоровье и тонны терпения.

–    А в оборот-то входить уже научился?

Хмырь, походу, окончательно помрачнел, явно уйдя в неприятную для себя тему. Могу понять! Но ты мне признаешься, пацан, куда ж ты денешься. Иначе ответ из тебя мне придется вытряхивать.

–    Я ж сказал, я родился человеком, — буркнул он, нахмурившись.

–    Ты родился идиотом, — ляпнул я, оставив работу с лошадью. — Даэйры и люди не дают смесков.

–    Но я же есть, — издевательски, с отвращением к себе, сказал он.

–    Ты даэйр, родившийся в обороте!

Слова подействовали, конечно, не как отрезвительное ведро воды на башку, но не далеко от того. Он хотя бы перестал дуться и кривиться сам на себя. Может, мой авторитет на него так подействовал. Или просто факт того, что какой-то случайный прохожий даэйр, без заискиваний и корысти ляпнул ему вроде бы общеизвестный факт.

Кого хера тут происходит, если у Кота рядом крутится Айфирь? Мог бы поделиться с пацаном информацией. Или этот придурочный крылатый ведет политику нейтралитета?

–    У тебя хотя бы чешуя по телу проступать может? – злобно на ситуацию, проворчал я, без особой надежды.

Однако, вместо ответа и отрицания, пацан молча задрал свободный рукав своей рубахи, где по внешней стороны руки темнели мелкие чешуйки. Из глубины конюшни мне было не видать цвет, поэтому я направился к пацану. Но чем ближе я подходил, тем стремительнее становился мой шаг. Дойдя до малолетки, я, не поверив своим глазам, схватил его за запястье и бесцеремонно повернул рукой на свет.

Черный…

Чистый черный без единого лишнего оттенка. Лишь золотой блеск искрился на гранях каждой чешуйки. Словно в насмешку, добивая меня последним решающим фактом.

Парень пялился на меня с сумрачным недоумением, а я старался держать лицо. Получалось плохо. Чем больше я убеждал себя в удаче, тем херовее мне становилось. От осознания, какое сокровище вида я держу в своей руке, мне становилось не по себе. Это бесило. Даже злило. Я не имею права на слом даже в такой момент.

Сокровище.

Едва не испорченное. Едва не загубленное. Полукровка? Для остальных это будет так. Для его же безопасности. Но с пацаном придется работать много. Очень.

А он продолжал пялиться на меня и мелочно считывать эмоции и менталку. Говнюк. Еще и талантливая мелкая паскуда.

Я отшвырнул ему обратно руку со света и захлопнул свой разум, чтобы тот не пытался пастись в моей голове.

–    Говорю же, родился идиотом…  — ворчливо шикнул я.

Но на ответ пацан лишь тоненько улыбнулся.

Какого хера? Видимо, все что надо, он успел прочитать по моим жестам и мимике, и теперь хитро и с победоносной надеждой спросил:

–    Так ты будешь меня учить?

Хотел приключений и веселья? На, получай. Хотел заняться чем-то серьезнее? Мир сам подкинул задачу. Еще не подарок, но пока потенциальную проблему.

–    Звать-то тебя как? – почти смиренно спросил я.

–    Инран Рей, — насмехаясь, ответил тот, едва не бравируя остатками полукровной даэйрской кличкой.

–    Один вопрос, Инран, на который ты ответишь: да или нет.

Он терпеливо ждал, а я глушил разгоняющееся сердце, понимая, что ответ мне, в принципе, не так уж важен.

–    Колонна Смерти?

Пацан поник, резко сдунув веселье. Как будто я был уже не первый, кто задавал этот вопрос, и по ответу принимал решение уйти.

–    Да…

Вот и ответ. Правда, которая угнетала и рушила все надежды малого на спокойное детство. А было ли, это детство? Или Колонна заставила повзрослеть раньше времени?

Не имеет значения. Если Кхайнэ притащил пацана в Крепость, где живут сотни людей, значит, он достаточно уверен в безопасности парня. А это означает, что и мне нет повода опасаться.

С другой стороны, отвернись от парня весь мир, и тогда, на всплеске эмоций, весь этот мир может начать плясать под его сумасшедший обиженный траур. Разом, по одной легкой команде. Ведь Хранителю достаточно дернуть всего лишь за нити души.

–    Да, я буду тебя учить, — ответил я, принимая свое самое сложное решение в жизни.

Но даже моей фантазии и знания малолеток не хватило, чтобы представить все счастье и буйство реакции парня, разом вывалившееся мне в мозг.

Он едва ли не прыгал от счастья. Почему… Что я сказал такого!? Если у него есть целый Хранитель Равновесия и вроде как целый Айфирь.

–    А ты мне поможешь найти такую же лошадь? — ляпнул Инран, сияя чуть ли не как свое природное золото на шкуре.

Не удержавшись, я хлопнул когтистой ладонью по лицу.

Сдалась же ему эта срущая скотина…

***

Мы были окружены. Наше маленькое войско было окружено.

Вражеские маги выставили желтые кристаллические излучатели. Блокировали наш оборот, зная, что этого будет достаточно, чтобы задавить нас числом.

Крылья не проступали, зажатые чуждым естеству фоном. Но этого и не требовалось. Когда нет возможности взлететь – всегда есть возможность сражаться.

Наши люди и ослабленные даэйры попали врасплох. Передовой разведотряд клана встрял в открытом месте, зажатый подготовленными к бою сектантами. Лучшие маги. Лучшие рейдеры. Стрелки и мечники. Всех бросили ради той попытки убить нас.

Я чувствовал, как гибли один за другим наши сородичи из нашего же клана. Каждая новая смерть в бою отдавалась уколом по связи. Их ощущал и Инран. Наш признанный лидер. Мой воспитанник. Мое черное золото.

Они охотились за нами давно. Сантека скинулась сектантам на энергию. Неспособные взять на себя ответственность, они желали подставить людей и тех, кто за ними стоял. Некто больший, сильный, затеявшись всю ту огромную игру на нашей земле за нашими спинами.

Не было рядом Кхайнэ, чтобы поддержать и вытащить наш бой. Не было его легендарного меча, чтобы переломить ситуацию.

Ни технологии алден, ни магия птиц, ни извращенные реликвии даэйров не смогли сделать то, что принесли с собой эти сектанты. Им не нужны были наши шкуры, их не интересовал даже наш клан. Казалось, они шли всегда только за ним – за черным даэйром, за «демоном», как они его называли.

И сейчас в бою, этот «демон» расцветал, как никогда ранее.

Пробивая дорогу к возвышенности, он плясал, уходя от ударов и магии. Длинное хранительское копье парными лезвиями разрубало каждого на своем пути. Кромсались доспехи, нарезались пластами случайные камни. Черное адамантовое копье не встречало преград, лежа в руках воспитанника так, словно оно было ему родное. Словно оно ковалось под его руку, словно не было веков разлуки с оружием. Словно не было тысячелетий забвения. Словно, Черный Хранитель стал, наконец, собой.

От его силуэта на пригорке разлетались враги. Алая до черноты кровь, казалось, замирала в воздухе, не поспевая за его взмахами. От сорванной с головы повязки растрепались черные локоны, по рукам вновь проступил частичный оборот. Чужая магия стекала по чешуе, а оковы телекинеза не брали его быструю фигуру.

В этой пляске смерти, сквозь взмахи своих парных клинков, я видел, как вздрагивали его руки от каждой новой смерти в его клане. Малейшая дрожь, клинок прорезал врага наискось. Кровь шла фонтаном, попадала в траву, вынуждая скользить подошвами на неустойчивой почве.

И снова смерть. Знакомый крик в агонии. Где-то там в стороне. Наши люди…  а мы не можем ничего сделать…

…Но каждая их смерть питала нечто большее.

Ведь у всякой защиты есть предел прочности.

Одна душа друга. Другая врага. Данная миру жертва как цена за выкуп остальных.

Достаточно боли, чтобы напитать по связкам свою силу.

Я почувствовал, как трещат невидимые барьеры на блоках, а следом увидел, как черное копье прорезало жертву, наотмашь извлекая из нее белую искру. Яркую, сверкающую, как звезда. Между двух клинков, бледным следом прочертившую широкий взмах и отогнавшую очередную волну врагов.

А затем мой Хранитель, бросив бой, снял эту искру ладонью прямо с копья, и в миг я понял…

Золото в его глазах померкло перед призрачной зеленью древнейшей стихии, а время словно уступило лишний момент. Черные когти сомкнулись на чужой душе, тончайшие нити протянулись от нее по всей накинувшейся на нас орде.

Я отшатнулся от нити и замер, видя его спокойствие в светящихся могильной мглою глазах. Люди, враги, сектанты… все словно замирало перед финальным рывком. Клинки останавливали свой взмах, шаги глохли в глиняной жиже, дыхания затихали, замолкали голоса, а потом…

Его когти сжались. Вспыхнула в агонии искра в руке, а жертвы разом застыли, теряя ясность в глазах. Словно безвольные куклы они замирали, накрываемые катившейся по полю волной. Сотни бледных зеленых огней глаз вспыхивали  в единой цепи уже подчиненной, полностью покорной орды, а потом…

В тишине раздался гулкий удар древка копья о землю. И вся эта цельная масса мертвым мясом обрушилась в траву.

И тогда на поле опустилась настоящая тишина. Только медленно, неспешно жертвы начали погружаться с тихим шорохом в почву, словно та стала топким болотом. Но под нами оставалась прочна.

Остались стоять только мы, выжившие, наши люди и звери, что пришли сюда вместе с врагами. В окружении огромного могильника, прикрытого тихо бурлящей землей, под которую погружались тела.

Шкуру жгло от холода энергии смерти, сознание билось в панике, от понимания, что сегодня его пронесло. Словно услышав это, Инран направился ко мне. В черной дымке, с опущенным к земле сверкающим тьмою копьем. Мои инстинкты бились в истерике от морозной жути, что смотрела на меня зеленью глаз, но я сам просто стоял, опустив свободно клинки. И пусть все мое нутро орало, что в этих диких глазах вовсе не было моего даэйра, я знал…

Он подошел, тихо и мягко, как только мог еще не насытившийся, но получивший свою добычу хищник. Остановился напротив, с тоской глядя в глаза. Неужели я боюсь его? Нет. Неужели не признаю? Признаю. Доволен ли я тем, что вырастил из него?

Да.

Словно получив согласие на некий иной вопрос, он ласково провел пальцем по моей щеке, вытирая, а потом слизнул алую каплю с острого когтя. Улыбнулся. Пугающе. Бодряще. Как может улыбаться Смерть.

А потом он притянул меня ближе и жадно впился своими губами в мои. Разделяя силу, свой холод, даря энергию и желанно закутываясь в мой согревающий огонь.

Тогда я не жалел ни мига своей проведенной жизни. Тогда я снова уверился, что все было верно. А мой черный даэйр… Да что он…

Я просто надеялся, что дальше мы с ним проживем вместе не зря.