Как сильно одна-единственная встреча может изменить жизнь.  Как одни сутки могут сломать мировоззрение, выстроить его заново, разрушив все планы, и на их обломках вырастить новые, намного более грандиозные и наглые, чем всё, что я мог себе представить ранее. Я стоял перед дверьми в больничное крыло и думал, уставившись на латунную дверную ручку. Большую, отполированную тысячами касаний. Металл блестел и переливался отпечатками ауры и накопленной боли, смешанной с… надеждой получить помощь и избавиться от боли и травм.

Я могу красиво заливать тете и пытаться рассказывать сказки вассалу, а он будет делать вид что верит, но надо быть честным перед собой: высказанные цели – это красивое прикрытие и только. Я могу добиться высказанных целей, не ломая чужую психику. Я этого не люблю. Сам в такой ситуации с детства, прочувствовал на себе, какого это быть чужой игрушкой. Как сказал Сэнхас, вытаскивая из меня подробности о том, что я уже успел натворить за два месяца, нехер лить в уши сахарный сироп, давай правду. Правду я сказал Драко: Рон обладает властью надо мной. Не знаю, как такое могло произойти. Случайность, мой недосмотр или это прописано в самой истории родного мира как непреложный факт: рыжее чудовище любыми путями должно быть рядом с Героем Магического мира.

Мысль, долбящаяся в голову, наконец, проколупала мое тугодумие и донесла образ-воспоминание: развалившийся в кресле рыжеволосый мужчина, с непередаваемой иронией в голосе рассказывающий мне же про… линейку неубиваемых мальчиков. Упоминания про другого меня… «этих двух отморозков»…

С кем бы я мог дружить, если бы в моей жизни не появился Раш? Кого бы я встретил? А кого я вообще встречал до Хога? Только Драко и Рона. Дружить с Малфоем… Мог ли задроченный сирота дружить с красавчиком-аристократом? Нет! Не при том поведении, какое было у Драко. А с рыжим Уизли, подсевшим ко мне в купе?

Да! Мог бы!

Рон подкупал простотой и болтливостью. Он мог бы стать другом мальчика-сироты, выросшего в чулане! Легко, не выбиваясь из привычного мелкому забитому мальчишке пласта нищих и задроченных братьями пацанов. Они оба такие! Только меня… Поттера задрачивал Дадли, а Рона — близнецы. Значит, «эти два отморозка» — это Поттер и Уизли. Другие. Не я и Рончик, боящийся сейчас в больничном крыле так, что я даже отсюда чувствую его липкий холодный и какой-то унылый страх.

Поттер и Уизли…

Это что, прописано в эгрегоре? Наша встреча и дружба?

Если вспомнить, как меня караулила рыжая семейка на вокзале, если вспомнить, что меня просто бросили на входе в этот вокзал с кучей барахла на руках и странным билетом… У кого бы пуганный малой в такой ситуации мог бы попросить помощи? У служителей вокзала или у странной семейки, громко говорящей о Хогвартсе и магглах?

Уизли на вокзале – это то, на что никто из нас не влиял. Значит, это неотъемлемая часть истории. Они будут на каждом вокзале каждого мира, порожденного нашим эгрегором. И каждый Поттер, если на него не будет стороннего воздействия, встретится с мелким Уизли и станет его другом. Мы оба пойдем на один факультет, купившись на мощную волну агитации краснознаменного. Мы даже в одной комнате живем! Мы оба – самые нищие на потоке. У нас у обоих сомнительные успехи в учебе. Мы стали бы друзьями. На счет Гермионы… Не знаю. Может, она бы стала частью нашей тесной компании. А может и нет.

Я стоял, пялился на латунную ручку и думал.

Даже не зная точно историю, породившую наш эгрегор, можно вычислить, о чем идет в ней речь. Достаточно немного подумать и свести воедино то, что мне уже известно.

История однозначно детская: герои – дети. Главный герой – я – Гарри Поттер – сирота, победивший Страшного Темного Мага, который убил его не менее героичных родителей, сражавшихся за Свет. Бедолага-сиротка жил у плохих родичей, которые над ним издевались всю жизнь, заставляли работать, морили голодом и все такое. А потом пришел добрый большой Хагрид и увез этого ребенка в мир магии в красивый замок… Где этот мальчик должен стать героем и… спасти мир от Злого Темного Мага, чье имя нельзя произносить, потому что он очень страшный и злой, и его все боятся, но только этот мальчик – единственный, кто сможет одолеть страшного монстра.

Это же долбанный эталонный идеал истории для детей!!!

Как там у меня? Злая родня, у которой плохо. Большой добрый дядя, который от них спасает на День Рождения и увозит в сказку, где ты – герой, которому напророчено спасти мир от зла. Даже друг прилагается. Обидчивый, но верный. С самого начала, чтобы герой не был один, у него обязательно должна быть команда друзей. У меня есть эта команда. Даже подруга есть! И школьный враг сразу определен: красавчик-аристократ, который воплощает всё, чего никогда не было у мальчишки. А, у меня даже питомец есть! Моя Бриари! Осталось только где-то подцепить нелепое, но милое, хоть и больное на голову магическое существо в питомцы и будет полный набор! Мерзкий злой профессор имеется, Добрый белый волшебник с понимающей улыбкой тоже. А, еще есть болезный, но красивый и добрый крестный, который страдает несправедливо в тюрьме. Даже никем не понятый, но добрый оборотень есть! Вампира только не хватает. Зато есть дементоры…

Я потер виски.

Что мне стоило подумать об этом раньше? Это же… очевидно! Можно ж было догадаться…

–   «Раш…»

Унылая мысль унеслась в домен и вернулась с полным тревоги вопросом:

–   «Что случилось, сын?»

–   «Это правда? Что Рон Уизли должен быть другом Поттера по истории мира?»

Отец промолчал, но его молчание, окрашенное сочувствием… оно было лучшим ответом.

–   «Значит, самой историей мира это рыжее чудовище предопределено мне в спутники жизни…» — уныние медленно, но верно покидало меня. – «Друг, соратник, напарник… Постоянный спутник во всех авантюрах, и поддержка в приближающейся войне…Вероятно, вместе с Гермионой… Это так, отец?»

Я не надеялся на ответ, но он, все же, был дан:

–   «Да.»

Одно-единственное слово…

Я поблагодарил настороженно вслушивающегося отца и свернул связь. Я получил подтверждение своим выводам. История – дерьмо, но тут ничего не поделаешь: она полностью соответствует жанру детского приключенческого фентези или магической сказки. А у этого жанра свои законы и правила.

Я снова помассировал виски, привычно снимая моральную усталость. Пора идти и заново знакомиться с Рончиком. Раз уж мне по законам родного мира положено иметь рядом этого рыжего монстра… надо хотя бы постараться сделать из него удобного и полезного спутника. Предопределенная история будет держать когтями мой мир еще семь лет, и всё это время Рон будет рядом со мной. И никак иначе, если я не хочу получить преждевременно лопнувшую связь с материнским эгрегором.

Аккуратно открыв двери я проскользнул в больничное крыло и тихонько закрыл за собой тяжеленную створку.

–   Гарольд. — мягкий голос мадам Помфри раздался от дверей ее кабинета. – Ты к мистеру Уизли?

Женщина показалась в дверях, протирая белоснежной салфеткой влажные руки.

–   Да, мадам. – бодро ответил я, показывая небольшую корзинку с натащенными во время обеда лакомствами.

Колдомедик просканировала еду и милостиво кивнула.

–   Проходи.

 Я поблагодарил леди и тихонько удалился в нужную мне дверь.

Из приемной отходили три крыла больничных палат для пациентов разной тяжести травм. Рональд находился в крупной общей палате для легкораненных, не болеющих никакой заразой. Карантинный блок находился в другой стороне и опечатывался надежнее ворот Хогвартса.

Когда я вошел в просторную прямоугольную палату, меня встретил настороженный взгляд. Рон не спал. Сидел, нахохлившись, на койке, уныло обняв колени.

–   Привет, Рон! – радостно выдал я, подходя.

Рон нахохлился еще сильнее, опустил глаза и надулся. Чего это он?

–   Я тебе вкусного принес. – не сбивая накала жизнерадостности продолжил я, ставя корзинку на тумбочку.

–   А… спасибо…

Я нахмурился, присел на койку перед ним.

–   Что случилось?

Пацан только отвел взгляд и сжал руки на коленях сильнее. В ментале плеснула горечь и жгучая обида.

–   Рон?

Рон молчал, но искусанная и припухшая нижняя губа подрагивала, а глаза начали предательски поблескивать. Еще немного и расплачется. И обозлится еще больше, вспыхнет, наговорит гадостей.

–   Рон, что случилось?

–   Ничего. – буркнул мальчишка и шмыгнул носом.

Та-а-ак… Кто-то определенно успел испортить ему настроение и обидеть до слез. Вон сидит, лицо припухшее, глаза красные, в уголках собирается влага. Обида настолько яркая, что клубится желчью в ментале и забивает все остальные чувства.

–   Тебя кто-то обидел?

Рон отвернулся и засопел с присвистом и судорожными вдохами, какие выдают сдерживаемые слезы и истерику лучше, чем даже сами слезы.

Кто мог настолько обидеть пацана? Драко? Я запретил, да и не будет он ходить в больничное крыло, чтобы поглумиться над Роном – лениво слишком. Остальные? Рона никто особо не трогал: он попросту неинтересен. Единственные, кто мог к нему прийти и кого бы пропустила мадам Помфри – это его братья.

–   Что, близнецы приходили? – тихо спросил я.

Рон крепко сжал зубы и заморгал, давя остро вспыхнувшую обиду, злость и накатывающие слезы. Плакать у кого-то на глазах он боялся и всеми силами пытался удержаться.

–   Значит, они. – расстроенно сказал я. – Извини, Рон. Надо было подумать, что они на тебе отыграются…

Рон шмыгнул носом.

В этот момент я особо остро почувствовал себя расчетливой сволочью. Купаясь в чистых детских чувствах, в его обиде на весь мир и глухой, болезненной тоске и унынии… я получал ни с чем не сравнимое удовлетворение от успеха.

–   Я хотел тебе помочь. – еще более расстроенно добавил я, уставившись на свои руки. – Ты же мой единственный друг! Друзья должны помогать друг другу, а ты сам к мадам Помфри не пойдешь и не будешь лечиться. – я показательно шмыгнул носом, не поднимая взгляда и не глядя на уставившегося на меня в упор Рончика. – Вот я и сказал, что ты дышать не можешь. И потащил тебя в больничное крыло. А они…

–   Друг? – тихо-тихо переспросил Рон.

–   Да… — я поднял взгляд на мальчика.

–   Ты дружишь с Малфоем! – чуть ли не выкрикнул рыжик, стискивая кулаки и прикусывая губу.

–   Рон. Драко – мой брат! И твой тоже!

Рон оторопело заморгал, не замечая, как по щеке скатилась долго накапливающаяся слеза.

–   Я узнавал! Ты же Уизли только на четверть! Еще на четверть Блэк и Малфой! Твоя бабка была Цедрелла Блэк… Тетя мамы Драко. Он мне сам рассказал!

Драко мне действительно рассказывал генеалогию Рода Малфой, Блэк, Поттер и Уизли. Много и подробно, разъясняя все странности, понятия «выжжен с гобелена» и «изгнан из Рода» и различия между ними. Тонкостей оказалось очень много, и разобраться в них мог только тот, кто вырос в этой сред, с детства впитал суть Рода и его особенности. Тонкости, о которых не знал ни я, ни Рон.

Рон и не знал. Рыжий мальчишка смотрел на меня широко распахнутыми голубыми глазами, а ментал звенел… серостью шока.

–   Я думал, ты знаешь, что Драко наш троюродный брат…

Рон молча замотал головой.

–   Когда вы встретились в поезде, вы поругались. Драко обиделся, ты тоже. А потом вы начали постоянно ругаться! А он хотел только показать тебе, как твои родители к тебе относятся! Они даже не рассказали тебе про других твоих братьев! Они же не говорили, что я тоже твой родственник!

Рон снова замотал головой. Шок усиливался, обида нарастала.

–   Драко тебя дергает за то, как ты выглядишь и как себя ведешь! А ты не слушаешься и на него срываешься. Он потом мне рассказывает и обижается.

Мелькнул ленивая мысль: Драко меня прибьет, когда узнает.

–   Я тоже сначала думал, что ты просто невоспитанный и ведешь себя как засранец! Драко же не слышит, как ты храпишь и не знал, что тебя не лечили.  А я потом только понял, что у тебя со здоровьем плохо. И привел к мадам.

Рон молчал и смотрел на меня не мигая. Немножко легкого воздействия, снижающего критичность восприятия и накопившийся негатив. Обаяние демонов сродни с обаянием вампиров… И вот уже ребенок слушает меня раскрыв рот и… верит мне. Во всем, что я ему говорю. А говорю я ему правду.

–   Рон. Я не хотел тебя обижать. Я хочу, чтобы мы были друзьями.

И я протянул ему руку. Как когда-то протянул мне руку Драко.

Рыжий мальчишка смотрел на меня широко распахнутыми глазами и… отчаянно надеялся. Верил мне. Принимал за правду мои слова. Каждое слово ложилось поверх свежей болезненной обиды на близнецов и на родителей, укреплялось на этой почве и давало то, что я и не надеялся так быстро заполучить: начало доверия и той дружбы, которая мне была нужна.

Признаюсь, я забыл, как легко дети в таком возрасте переключаются, как легко верят в то, во что хотят верить. И как легко на них воздействовать, если протянуть им конфетку и обласкать дружбой, вниманием и пониманием. Тем, чего у рыжего пацана никогда толком не было, ведь он вырос в изоляции собственного дома.

–   Рон? Ты будешь мне другом?

Мальчик отчаянно закивал и чуть ли не вцепился мне в руку. Я солнечно ему улыбнулся, вкладывая всё доступное мне обаяние. И ребенок… поверил. Расцвел, шмыгнув носом от избытка чувств и… соплей. Я вздохнул, достал платок и протянул его Рону.

–   На.

Пацан тут же надулся.

–   Ты же болеешь! Бери платок.

Рон цапнул платок и выдул сопли.

–   Я тебе принес еды из Большого Зала.

Я взял корзинку с тумбочки и передал ее Рону. И на этот раз пацан ее взял, поставил на колени, поднял заботливо уложенное полотенце и… оторопело заморгал. Еды там было запихано как на двух взрослых мужиков.

–   Герми помогала собирать. Она переживает, как ты, но приходить постеснялась. Зато она смогла выпросить у воронов яблочный сок. У нас тыквенный… — я отметил, как перекосило мальчишку от воспоминаний о тыквенном соке. — А я стащил для тебя клубничное варенье и оладьи. Они еще теплые были, но уже, наверное, остыли… Драко спёр мясной пирог. У нас на столе его быстро съели, а у слизеринцев остался почти целый.

Рон растерянно смотрел на угощение, иногда поднимая на меня взгляд и снова опуская на еду. Первая на его памяти осознанная забота от кого-то другого…

–   Рон… — я замялся, привлекая внимание мальчишки. – Только не говори никому, что Драко для тебя пирог стащил.

–   Почему?

–   Ему нельзя с тобой дружить.

Нет ничего более простого и понятного, чем чужой запрет на дружбу. То, что в глазах Рончика оправдает если не всё, что делал Малфой, то почти всё.

–   Нельзя? – переспросил он, растерянно округлив рот.

–   Нельзя! — припечатал я. — Он учится на Слизерине, а ты – на Гриффиндоре! Ты ж сам знаешь, что Гриффиндор со Слизерином не дружит. Это мне делают исключение. Я же Поттер. Я ж герой… – на это я скривился. – И то, косятся и шепчутся за спиной. А если ты захочешь дружить с Драко, тебя осудят и заклюют. Ты этого не выдержишь.

Мышление и логика детей отличается от логики взрослого. Только что я помахал перед носом Рончика авантюрой, тайной и какими-то запретами, наступив при этом на его гордость и тупо взяв «на слабо». Разум ребенка сделал свои странные выводы: если нельзя, но хочется, значит, надо развить из этого целое приключение и сделать по-своему. Нарушить запрет и обдурить всех, кто против. Эти выводы светились в широко раскрытых голубых глазах большими буквами, а веснушчатая мордаха расплывалась в улыбке.

–   Я понял. – Рон заговорщически улыбнулся и… достал из корзинки мясной пирог.

С такой же рожей малолетнего заговорщика-интригана я улыбнулся ему в ответ.

–   В Большом Зале ты всегда будешь Уизли и Предатель Крови, а он – слизень и Малфой. – согласно кивнул я.

Вот оно! Та самая черта невозврата, после которой я для Рона становлюсь другом! Особенность детской психики. Я же пригласил его на авантюру, помахал тайной… В таком возрасте дети честны. Пока еще честны. Редкие исключения, выдрессированные аристократами… это лишь проявление принудительного раннего взросления. Но Рон – простой ребенок, не приученный к многоходовкам, не умеющий искать двусмысленность в словах и не знающий, что такое интриги. Он не умеет общаться со сверстниками и не умеет заводить друзей. Нет у Рональда Уизли друзей, а он их очень хочет. Сейчас это… удобно. А потом… Потом я буду думать, как выбить из мальчишки такую доверчивость и простоту.

–   Рон, мне пора идти. – помявшись, пробормотал я. – Скоро полеты начнутся. Сам знаешь, мадам Хуч терпеть не может, когда мы опаздывает.

Рон согласно закивал.

–   Я зайду еще после ужина, хорошо?

–   Ага…

.

Оставив Рона наедине с едой и ворохом мыслей, я покинул больничное крыло. Урок полетов у нас действительно скоро начнется, а у меня с метлой как-то сильно не заладилось. Наверно потому, что я в упор не могу заставить себя видеть в этом инвентаре транспортное средство.

Летать на метле я научился, как и полагалось на уроке. Мало ли где и когда пригодится, да и волшебник, не умеющий летать на метле – это странно. Тут все летают на этом венике. Кто лучше, кто хуже, но летают. Вот и я научился. Но сказать, что мне этот транспорт не понравился – это ничего не сказать.

Когда Раш таскал меня по мирам, я насмотрелся на разные виды транспорта от космических кораблей до верхового зверья, и могу с полным пониманием вопроса заявить, что метла – это один из самых опасных видов транспорта, которые я только видел. Более опасны только воздушные глайдера, на которых стоят без страховки и зацепа. Метла – это следующий за ними по экстремальности летающий транспорт.

Пройдя коридор, я свернул к лестницам и быстро срезал дорогу до самого холла, где уже начали собираться гриффиндорцы и слизеринцы. Наши веники нас ждут на площадке: первокурсникам в руки транспорт без надзора преподавателя не выдают. Хватило проблем с первого урока, когда Невилл не справился со своей метлой, и она его умчала в небо. Итог: перелом запястья, куча синяков, кровоподтеков и царапин у насмерть перепугавшегося мальчишки. И добавившаяся ко всем остальным фобиям боязнь высоты. Повезло еще, что упав с метлы, Невилл повис на том копье статуи на мантии, а не нанизался на него как на кол. Повезло, что он упал с метлы над зданием, а не где-то над ровным полем или над Черным озером. Просто повезло. Это был самый наглядный пример опасности метлы как транспорта. Никакой страховки на ней нет: седок просто тупо сидит на этой палке задницей, и если он не умеет держать равновесие, расслабится, отвлечется или будет ранен – итог очевиден. Или калека, или просто труп, что более вероятно: высота большая. Люди не выживают после падения с тридцати-сорока метров. Даже на травку. К этому стоит добавить некоторую непокорность артефакта: если седок не уверен или плохо летает, метла может его сбросить или выйти из подчинения, как это случилось с Невиллом.

Злость булькнула ядом. В профессионализме профессора Хуч у меня возникли вопросы, когда она явилась на первое занятие без собственной метлы. Во время инцидента с Невиллом, она бегала по полю и возмущалась, вместо того, чтобы догнать мальчишку и снять его с метлы. Хотя да, у нее ж собой метлы не было… Не знаю, чем профессор думала и на что надеялась. Могла хотя бы просто использовать заклинание левикорпуса и принудительно спешить Невилла! Но она не сделала даже этого…

И вообще, первое занятие по столь травматичному и опасному предмету, как полеты на норовистом артефакте, должны проводиться в закрытом помещении с мягким полом. Да даже верховой езде учат в небольших манежах или закрытых загонах, чтобы животное не могло разогнаться и сбросить седока на большой скорости! Это потом, когда наработается навык и пройдет привыкание к транспорту, можно выпускать мага под открытое небо и, скорее всего, накладок не будет.

Интересно, отсутствие трупов на уроке полетов, — это счастливая случайность или такова воля нашего эгрегора, убравшего кровавые подробности из детской сказки? Или все маги поголовно прекрасные летуны, начисто лишенные страха высоты, неуверенности и инстинкта самосохранения? Даже те, кто родился у магглов.

Мысль промелькнула и исчезла: я вышел на лужайку и присоединился к сокурсникам. Одно радует. Уроки полетов по расписанию только до зимних каникул и больше никогда не будут проходить. Я специально уточнял у Перси. А еще у старшего рыжего узнал забавный факт: в бытовой жизни практически никто из магов не пользуется метлами для полета. Если расстояние большое, используют аппарацию, портключи и каминную сеть. У некоторых магов даже собственной метлы нет. Она им не нужна. Зато есть странный автобус, про который проговорился Перси, но уточнять, что это за «Ночной Рыцарь» не стал и посоветовал не кататься на «этом, этом, этом…». В общем, кроме невнятного «этом» подходящего описания у рыжего не нашлось, и он просто отмахнулся.

Занятый такими безрадостными мыслями, я вяло созерцал прибытие мадам Хуч. Профессор по привычке примчалась сразу после начала уроков и сходу… огорошила нас практическим заданием на полеты. Короткое объяснение, что от нас требуется и сразу, подгоняя, заставляет выполнять. Всё, как и во время предыдущих уроков. Дети к такому уже привыкли, и мы, свистнув свои метлы, сделали пару чинных кругов над лужайкой, идя дружным косяком. На этот раз никаких толком перестроений или еще каких-либо дополнительных маневров. Просто отлетать полчаса по кругу до пересменки и все. Приближался турнир по квиддичу, и мадам было не до нас. С другой стороны, нас отпустили пораньше, не заставляя отлетывать по кругу над лужайкой положенное время.

–   Это уже третье занятие подряд!

Я уныло шел по травке, таща за собой по траве топорщащийся норовистый веник, а Герми активно возмущалась, зажав свою метлу под мышкой. Ее подобное попустительство не радовало, и она активно мне это высказывала, а я вяло растекался мыслями по проблемам и планам на ближайшее будущее, которые мне радостно и цинично напихал мастер. Бонусом к тем, которые были у меня.

–   Гарри! Это неправильно! Почему мы должны лишаться практики из-за квиддича!

–   Потому что это квиддич. – так же уныло ответил я, глазея под ноги.

–   Но мы же…

–   Мы – первокурсники. – вздохнув, я подтянул метлу ближе и перехватил ее удобнее. – Летать уже научились все. Даже Невилл летает.

–   Невилл летает плохо! Он боится метлу! – тут же вскинулась девочка.

–   Конечно, он ее боится. Но летать же летает.

–   Но…

–   Герми. — вздохнул еще тяжелее, остановился, вынуждая Гермиону тоже остановится и повернуться ко мне. — Не это должно тебя занимать. Подумаешь, полеты на метле. Невиллу с его вестибулярным аппаратом, страхом высоты и растяпством вообще не место в воздухе. Научился управляться с метлой? Научился. Не думаю, что он будет ею вообще пользоваться. Есть много других способов перемещаться. А все взрослые маги используют аппарацию.

Герми поджала губы и надулась. Как и всегда, когда сказанное идет вразрез с ее пониманием мира.

–   Но это не правильно!

–   Не правильно. – согласился я с этим криком души. – Зато нас отпустили раньше, и мы сможем дописать эссе до темноты. А у меня будет время зайти к Рону. Я обещал ему зайти сегодня еще раз.

Упоминание Рона, скучающего в больничном крыле, тут же переключило Миону на новую цель, злосчастные полеты были забыты.

–   Как он там?

–   Сидит, скучает, боится, обижен на близнецов. – оттарабанил я. – Идем, отнесем метлы.

–   А потом? – подозрительно спросила девочка.

–   А потом я расскажу тебе, во что я вляпался. – еще унылее отозвался я.

Солнечный ребенок на такие слова полыхнула чистой, ослепительной тревогой и беспокойством за меня, окатывая колкими сочными эмоциями, в которые так приятно кутаться. Скрывать от Гермионы свои действия я не вижу смысла: она умная и внимательная, заметит. За мной девочка наблюдает особо внимательно, помня, что я не совсем человек. Тайны хранить она умеет, а намек на шанс получить уникальные и редкие знания Миона оценит более других.

–   Не надо так переживать. Ничего плохого со мной не случилось. Я даже нашел больше, чем надеялся. Но…

–   Что?

–   Во многих знаниях многие печали, помнишь?

Герми кивнула.

–   Ну вот печалей у меня стало намного больше.

–   Гарри… — детский голос нервно задрожал, карие глазки широко распахнулись.

Даже не знаю, что она себе придумала.

–   Я нашел Мастера, который может мне помочь решить мою самую главную проблему. Но за пару разговоров с ним я узнал о таком количестве проблем в родном мире, что мне… Мне страшно, Герми. При всей моей силе и возможностях. Это каторжный труд на шесть лет вперед, от которого я не имею права отказаться, если жить хочу. А я жить хочу! Так что вот…

До чего я докатился… Я жалуюсь ребенку!

После той знаменательной встречи с Иерархом, мой мир рухнул и воссоздался заново. Вместе со мной. Иначе, не таким, каким был еще сутки тому.

.

Продолжение следует…