На ветру хлопало знамя. Длинное полотнище извивалось змеей словно живое, рвалось с порывами, пытаясь обрести свободу, сорваться с шеста и умчаться вдаль в закатное небо, в багряный диск светила, падающего за кровавый горизонт. Золотое знамя мертвой Династии, чья кровь густым мерцающим потоком струилась по белокаменным ступеням нашего дома, смешиваясь с кровью тех, кто нас предал.
Мир сузился, отсекая крики и шум паникующей толпы, мечущейся в загоне дворцовой площади. Они давят друг друга, топчут оступившихся, убивают сородичей ради шанса прорваться к запечатанным моей кровью воротам. Глупые животные. Поднятые нами из мрака стылых пещер и грязи, обретшие разум по нашей воле, они предали нас под лживые льстивые слова жрецов несуществующего бога. Они пролили нашу кровь, убили мою семью и казнили брата, сведя с ума насилием и пытками, а после, когда он уже перестал сопротивляться, порвали на части под ликующий вой толпы. На моих глазах! А теперь что? Боятся? Молят о пощаде? Меня?
За что мне их щадить?
Я осторожно положил оторванную руку рядом с изуродованным телом брата, ласково взъерошил длинные смоляные пряди, поднял веки, позволяя мертвым синим глазам смотреть. Глаза закрывают преступникам и предателям, чтобы не оскверняли мир своим взором, пока душа еще держится у тела. Брат должен видеть небо. Последний раз. Его душа задержится ненадолго. Достаточно, чтобы увидеть их конец, но недостаточно, чтобы ему кто-то смог причинить вред. Я не сумел его спасти – не хватило сил. Но мне хватит сил хотя бы отомстить. Если люды так хотели нас уничтожить во имя непонятной свободы, наверное, они готовы отказаться от всего, что мы им дали. Получить свободу. От нас. От нашей цивилизации. От наших знаний, на которых они выросли. От нашей земли, на которой они всё это время жили. От нашей силы и магии, которую мы им даровали вместе с разумом. От всех наших даров. Обрести свободу полностью.
Они ее обретут. Но сперва…
Кровь взметнулась веером брызг по моему приказу и оросила тело брата. У меня немного времени. Тело еще живо. По инерции, неохотно, но достаточно, чтобы я смог вернуть ему целостность. Брат должен быть неоскверненным перед… уходом.
Отливающая золотом кровь потекла обратно, вверх по ступеням, возвращаясь в тело, которое покинула во время казни. Срастались разорванные мышцы, стягивались суставы, тело обретало былую целостность. Быстро, как восстанавливается мертвое под руками мастеров плоти. А на площади начали раздаваться первые крики боли.
Погребальный постамент для членов Династии возводили из их врагов. Всегда. Во все времена. Это справедливо: кто отнял жизнь и ради кого отняли жизнь, те станут опорой при смерти. Сейчас мне не надо далеко ходить. Вот они, наши враги. Они хотели нашей смерти. Они радовались нашим мучениям и орали в экстазе под крики нашей боли. Наверное, они знали, на что шли, придя в этот день на дворцовую площадь, чтобы поглазеть на казнь коронованного Владыки.
Где-то далеко глухо толкнулась боль и злость, доносясь отголосками. Эмоции, вроде, должны быть яркими. Я помню, как было вначале. До того, как брата порвали на части, а у меня что-то треснуло в голове. Странный звон, глухота, сузившееся зрение. Мысли стали четкими. Простыми. Могу сосредоточиться только на чем-то одном. Остальное – несущественный фон. Как эти крики, доносящиеся до меня словно сквозь толстое стекло. Знаю, так неправильно. Но…
Наверное, так выглядит безумие изнутри.
Погребальная пирамида росла медленно, словно неохотно стягивалась багряная кровь, воняющая железом. Крики становились глуше, когда еще живых заливала кровь мертвых. Возвелась первая плита. Высокая. В мой рост. Выросла вторая. Чуть меньше. Третья формировалась дольше – кто-то пытался сопротивляться, но… их кровь принадлежит мне по праву. Какому? Победителя. Владыки. Последнего из Рода. Они молят о пощаде, об искуплении. Но я не хочу требовать с них Виру. Что они могут мне предложить равноценного? Что сможет искупить их предательство в ответ на их же процветание, данное нами? Что они могут предложить мне? Мне не нужны их жизни или их смерть. Я могу… хочу с них взять только одно – их кровь. Основу погребальной пирамиды для моего любимого младшего брата. Но я и так могу взять то, что мне надо. Мне не требуется их согласие…
Пирамида росла. Медленно стягивались тела. Мертвые, умирающие или живые и неповрежденные. Во всех есть кровь, нужная мне. Их радовала смерть членов Династии. Но меня не радует их смерть. Скорее, огорчает предательство.
А я хотел их защищать…
Глупо…
Сколько прошло времени? Кровавое светило висело, словно приколоченное к небосводу. Оно не зайдет над этим местом, пока здесь душа моего брата. Уйдет в Чертоги, тогда над нашими землями воцарится ночь, ведь Золотое Солнце Династии погибло, оросившись кровью.
Пирамида возвелась. Последняя капля крови тех, кого осчастливила наша гибель, сошла с белого камня плит площади. Теперь здесь снова чисто. Только в центре погребальная пирамида. Высокая. В четыре роста того, кому на ней лежать. Как положено.
Брат казался невесомым. Невысокий. Хрупкий. Юный. Сейчас – едва ли тяжелее моих клинков. Тяжесть навалится потом, когда лопнет толстое незримое стекло в моей голове. Когда снова станут яркими чувства. В этой жизни или в следующей, не важно, горечь потери придет. Это будет потом. Сейчас – хорошо. Спокойно. Нельзя отпускать близкого в Чертоги с горечью и болью. Его путь должен быть лёгок и чист, а Виру за смерти я возьму на себя.
Кровавое зеркало погребальной плиты не шелохнулось, не дало ряби и колебаний, когда я уложил брата на его масляно блестящую багряную поверхность, лишь кровь врагов омыла светлую кожу и тьму волос. Хорошо. Так – правильно. Я все сделал правильно, и Леди, почитаемая нами Вечная Госпожа, обратила милостивый взор на мою просьбу. Я ведь немногое просил. Не для себя. Я просил проявить милость. Не к себе. К тому, чья душа вскоре уйдет в бездонное звездное небо Чертогов. Я просил Леди за брата.
.
Дворцовый комплекс я покидал со странным чувством эфирной легкости. Самое страшное уже закончилось. Осталось немногое: вернуть наши земли в то состояние, в котором мы их нашли. Задолго до моего рождения, но я отчетливо это помню: память Рода не дает забыть важнейшие вехи. Когда-то бесконечно-давно наш народ пришел в дикий, лишенный разумной жизни мир. Вернуть изначальное состояние, стирая следы нашего правления…
Это будет справедливо.
Каменные плиты размеренно ложились под ноги.
Мне говорили, что Династия вечна. Она не падет и не потонет в шторме. Я верил. Я жил с этой верой. Наверное, они правы. В чем-то. Я же жив. Я помню. Я – Династия. Последний из Рода. Я буду помнить вечно, и кровь Династии никогда не покинет меня, сохранится тенью в иной жизни, приходя с памятью. А я буду помнить. Вечно.
Ведь Династия – вечна…
.
Как я достиг цепи пограничных менгиров? Не знаю. Когда? Не считал. Сколько занял путь? Разве это важно? Как я шел к побережью южного океана, оставляя за собой лишь кровь на плодородной почве? Не помню. Память хранит обрывки, смазанные фрагменты, словно проворачиваясь и стряхивая с себя ненужное. Смутные видения кровавого кошмара, принесенного мною в некогда наши города. Я никого не щадил. Зачем? Я стирал то, что мы создали. Они знали, что Династия пала. Они знали наши законы. Они остались. Они благословили нашу смерть, а я принес смерть им. Меня пытались остановить. Вроде как. Пытались убить. Наверно. Я помню стрелы, копья и удары мечей, соскальзывающие по окутывающей меня крови. Но я не помню, что я делал. Как устоял, как остался живым и как принес смерть им. Наверно, это неважно. Важно, что я дошел. До другого конца континента, пройдя его от начала до конца, пешком, оставив за спиной земли такими, какими они были до нас. Безлюдными. А пролитая кровь… плата миру за то, что мы им владели. Духи пустят ее на благо. Восстановят то, что было потрачено. Вернут силу источникам. Тела и мертвые… Кто-то станет нечистью, кто-то поднимется, восполняя уничтоженных нами немертвых и неживых, бывших естественной частью мира. Баланс восстановится. Мир оживет, ведь Он нас никогда не предавал и скорбел всё время моего пути, лаская душу искренностью и сочувствием. Мир нас любил… Он радовал нас, а мы радовали его, не нарушали его законов, его красота ласкала взор и никогда не осквернялась нашими руками.
Я стоял на берегу океана и смотрел в горизонт. Мерно шелестел прибой, наполняя душу умиротворением. Золотое светило почти коснулось кромки воды, кровью алея на парусах корабля. Единственного, который не покинул бухту и настойчиво крутится у побережья которые сутки. Знакомый корабль. Я его знаю. Помню. Я его строил… как Дар. Тому, кто когда-то меня порадовал умом и верностью. Для люда. Для пирата. Преступника в его народе, которого я сделал неприкосновенным своей волей.
Память плеснула кратким образом, восстанавливая события прошлого. Яркий солнечный день, притершийся к нам пиратский корабль, перемахнувший невысокие перила молодой мужчина. Узнавание на бандитском улыбчивом лице, наполнившимся почтением и поразившей меня тогда искренней радостью с привкусом благоговения. Он… предложил нас сопроводить в опасных водах, хотя мы не нуждались в охране. Но его искренность, сообразительность и вежливая велеречивость меня позабавили, и я принял столь удивительное предложение. Пират не солгал. Привел наш корабль в порт. Был вежлив и предупредителен, но лишен лизоблюдства, страха и чрезмерной учтивости. Он поклялся мне в верности. Вечной верности. Мне он был приятен. Я отпустил его. Чтобы найти позже. В водах океана, стоя на палубе новенького, лишенного имени корабля.
Губы растянуло улыбкой.
Пират порадовал меня тогда, воспоминания о нем радуют даже сейчас, пробиваясь яркими лучами света сквозь кровавый сумрак, затягивающий разум.
Я подарил ему этот корабль. Величественный корабль. Новый, безымянный и чистый. А сейчас я вижу его снова. Он не уходит в море. Словно… что? Ждет?
.
Я вышел к кромке воды и остановился. Здесь заканчивается наша территория. Я знал: сделаю шаги в воду, и мой путь в этом мире завершится. Так, как следует сделать. Но… еще одно дело. Последнее, что осталось от нас. От меня. Этот корабль. А с него уже спустили шлюпку. Я хорошо видел сошедшего с корабля капитана. Повзрослевшего. Постаревшего. Но такого же неунывающего. А еще я увидел сияющие золотом символы, летящими росчерками выписывающее имя корабля.
«Династия».
Он все же посмел…
.
Плеснула волна, разбиваясь о крепкий корпус. Шлюпка прибилась к берегу, выскочив на песок, а единственный люд кинул весла, повисшие на уключинах, спешно покинул лодку и бегом, оступаясь и проскальзывая в кромке прибоя, направился ко мне.
– Милорд… — прошептал он, падая на колено в мокрый песок.
Едва слышный хриплый голос. В голову тараном ударили чужие чувства: горечь, сочувствие, растерянность, непонимание и странная обиженная боль, раскалывая затянувшее душу льдистое стекло. И непонятная мне болезненная радость… от нашей встречи. От меня. От того, что он нашел и дождался.
Почему он так рад… мне?
– Милорд… как… Как это произошло?
А в голове с хрустом ломалось стекло. Под его голосом, под чистыми яркими чувствами, снимающие кровавую корку с души. Впервые мне захотелось завыть во весь голос. Оцепенение сходило с души, возвращая мне жизнь и боль. Я вспомнил, что было в тот день. Как мы с братом вернулись во дворец по сигналу тревоги и нашли мертвые тела, устилающие пол портального зала. Как бежали по залитым кровью коридорам в жилую зону. Я вспомнил, как нас поймали. Мы попались так глупо! Влетели в банальную сеть, сплетенную из жил Детей Мира. Брат пытался воззвать к разуму и совести, а я… бесился, злился, пытался порвать сети, но… нас оглушили, и очнулся я уже в темнице, распятый на стене. От боли мутилось в голове, но то, что я увидел перед собой…
Я не хочу это вспоминать! Зачем ко мне вернулся разум и память?! Почему…
– Милорд…
Только сейчас я ощутил чужое прикосновение: грубоватая растительная ткань скользила по моему лицу, подтирая слезы. Передо мной – полные тревоги серые глаза, наверное, единственного оставшегося мне верным люда. Несмотря на всё, что я сделал…
Он обещал быть верным мне вечно…
– Покажите мне. – в голосе прорезалась тяжесть и тягучий гнев. – Я хочу знать. Многое говорят. Я хочу знать правду. От вас, милорд. Прошу. Подарите мне эту милость. Я хочу знать, как рухнул мой мир. Я умоляю вас. Подарите мне правду о том, что было.
Показать было несложно: я поднял руку, коснулся его лица чуть выше переносицы, а он закрыл глаза, когда потекли образы. Я не скрывал… ничего. Переживая заново то, что сохранила моя память. Даже то, что не хотел ни помнить, ни вспоминать в будущем, но что никогда не позволю себе забыть до конца.
Воспоминания закончились. Я опустил руку, устало скользнув пальцами по лицу, пятная его кровью. А мужчина еще долго сидел без движения, устало, потухшими глазами глядя куда-то вдаль.
– Я не прошу простить их, милорд. – едва слышные слова сливались с плеском волн. – Они этого недостойны. Я прошу дать мне право… не позволить им забыть. Никогда, пока я буду жить. Пока «Династия» не будет потоплена.
Голос звенел. Мощные чувства били в голову, бодрили и не позволяли вновь упасть под толстое стекло, смыкающееся в моей голове и порождающее странные мысли. Я понял, что надо делать. Это несложно. Я могу. Дать ему то, что он хочет. Если он хочет. Почему нет?
Милостивая кровавая тьма медленно заволакивала разум, но я помнил, как создавал для него дары. Последнее, что я делал для кого-то в этом мире. Наверно помнил. Что давал – помню. Как одаривал – помню. Не помню только как он уходил.
Что я делал? Зачем?
Зачем я еще здесь?
Ноги омыла приятная прохлада ночного океана, поднимаясь все выше с каждым шагом и смывая тягучую кровь, что залила меня. Омывая и очищая. С головой. Шаг. Еще шаг. Приятная прохлада омыла лицо, и я… перестал быть.
.
* * *
.
Говорят, «Династия» вечна.
Белоснежный корабль под кровавыми парусами. Призрак, бороздящий залитый кровью умирающего солнца океан. Вечный корабль и вечный экипаж. Неподвластный времени, старости, болезням, голоду и жажде, но не мертвый. Живой. Они жили вопреки законам Бога, они попрекали его Слово и несли смерть тем, кто вставал на их пути.
Иногда они говорили с теми, кому по прихоти оставляли жизнь, возрождая древние мифы о Старшем Народе, о Владыках, о древней Династии Золотого Солнца, погубленной жрецами Единого Бога.
Говорят, самоцветы, рубинами сияющие на бортах корабля – это не камни, а кровь убитых людов, застывшая и отвердевшая. Говорят, Капитан – верный вассал Кровавого Бога, опустошившего Запретный Континент. Говорят, что сияющий золотом рубин в руках черноволосого юноши на носовой фигуре хранит кровь древней Династии, что он был подарен Капитану последним из былых Властителей.
Многое говорят.
Байки, легенды, древние мифы. Все они рассказывают об одном. О том, о чем не дает забыть кровавый корабль и его вечный капитан.
На ветру хлопало знамя. Длинное полотнище извивалось змеей словно живое, рвалось с порывами, пытаясь обрести свободу, сорваться с шеста и умчаться вдаль в закатное небо, в багряный диск светила, падающего за кровавый горизонт. Золотое знамя мертвой Династии, чья кровь густым мерцающим потоком струилась по белокаменным ступеням нашего дома, смешиваясь с кровью тех, кто нас предал.
Мир сузился, отсекая крики и шум паникующей толпы, мечущейся в загоне дворцовой площади. Они давят друг друга, топчут оступившихся, убивают сородичей ради шанса прорваться к запечатанным моей кровью воротам. Глупые животные. Поднятые нами из мрака стылых пещер и грязи, обретшие разум по нашей воле, они предали нас под лживые льстивые слова жрецов несуществующего бога. Они пролили нашу кровь, убили мою семью и казнили брата, сведя с ума насилием и пытками, а после, когда он уже перестал сопротивляться, порвали на части под ликующий вой толпы. На моих глазах! А теперь что? Боятся? Молят о пощаде? Меня?
За что мне их щадить?
Я осторожно положил оторванную руку рядом с изуродованным телом брата, ласково взъерошил длинные смоляные пряди, поднял веки, позволяя мертвым синим глазам смотреть. Глаза закрывают преступникам и предателям, чтобы не оскверняли мир своим взором, пока душа еще держится у тела. Брат должен видеть небо. Последний раз. Его душа задержится ненадолго. Достаточно, чтобы увидеть их конец, но недостаточно, чтобы ему кто-то смог причинить вред. Я не сумел его спасти – не хватило сил. Но мне хватит сил хотя бы отомстить. Если люды так хотели нас уничтожить во имя непонятной свободы, наверное, они готовы отказаться от всего, что мы им дали. Получить свободу. От нас. От нашей цивилизации. От наших знаний, на которых они выросли. От нашей земли, на которой они всё это время жили. От нашей силы и магии, которую мы им даровали вместе с разумом. От всех наших даров. Обрести свободу полностью.
Они ее обретут. Но сперва…
Кровь взметнулась веером брызг по моему приказу и оросила тело брата. У меня немного времени. Тело еще живо. По инерции, неохотно, но достаточно, чтобы я смог вернуть ему целостность. Брат должен быть неоскверненным перед… уходом.
Отливающая золотом кровь потекла обратно, вверх по ступеням, возвращаясь в тело, которое покинула во время казни. Срастались разорванные мышцы, стягивались суставы, тело обретало былую целостность. Быстро, как восстанавливается мертвое под руками мастеров плоти. А на площади начали раздаваться первые крики боли.
Погребальный постамент для членов Династии возводили из их врагов. Всегда. Во все времена. Это справедливо: кто отнял жизнь и ради кого отняли жизнь, те станут опорой при смерти. Сейчас мне не надо далеко ходить. Вот они, наши враги. Они хотели нашей смерти. Они радовались нашим мучениям и орали в экстазе под крики нашей боли. Наверное, они знали, на что шли, придя в этот день на дворцовую площадь, чтобы поглазеть на казнь коронованного Владыки.
Где-то далеко глухо толкнулась боль и злость, доносясь отголосками. Эмоции, вроде, должны быть яркими. Я помню, как было вначале. До того, как брата порвали на части, а у меня что-то треснуло в голове. Странный звон, глухота, сузившееся зрение. Мысли стали четкими. Простыми. Могу сосредоточиться только на чем-то одном. Остальное – несущественный фон. Как эти крики, доносящиеся до меня словно сквозь толстое стекло. Знаю, так неправильно. Но…
Наверное, так выглядит безумие изнутри.
Погребальная пирамида росла медленно, словно неохотно стягивалась багряная кровь, воняющая железом. Крики становились глуше, когда еще живых заливала кровь мертвых. Возвелась первая плита. Высокая. В мой рост. Выросла вторая. Чуть меньше. Третья формировалась дольше – кто-то пытался сопротивляться, но… их кровь принадлежит мне по праву. Какому? Победителя. Владыки. Последнего из Рода. Они молят о пощаде, об искуплении. Но я не хочу требовать с них Виру. Что они могут мне предложить равноценного? Что сможет искупить их предательство в ответ на их же процветание, данное нами? Что они могут предложить мне? Мне не нужны их жизни или их смерть. Я могу… хочу с них взять только одно – их кровь. Основу погребальной пирамиды для моего любимого младшего брата. Но я и так могу взять то, что мне надо. Мне не требуется их согласие…
Пирамида росла. Медленно стягивались тела. Мертвые, умирающие или живые и неповрежденные. Во всех есть кровь, нужная мне. Их радовала смерть членов Династии. Но меня не радует их смерть. Скорее, огорчает предательство.
А я хотел их защищать…
Глупо…
Сколько прошло времени? Кровавое светило висело, словно приколоченное к небосводу. Оно не зайдет над этим местом, пока здесь душа моего брата. Уйдет в Чертоги, тогда над нашими землями воцарится ночь, ведь Золотое Солнце Династии погибло, оросившись кровью.
Пирамида возвелась. Последняя капля крови тех, кого осчастливила наша гибель, сошла с белого камня плит площади. Теперь здесь снова чисто. Только в центре погребальная пирамида. Высокая. В четыре роста того, кому на ней лежать. Как положено.
Брат казался невесомым. Невысокий. Хрупкий. Юный. Сейчас – едва ли тяжелее моих клинков. Тяжесть навалится потом, когда лопнет толстое незримое стекло в моей голове. Когда снова станут яркими чувства. В этой жизни или в следующей, не важно, горечь потери придет. Это будет потом. Сейчас – хорошо. Спокойно. Нельзя отпускать близкого в Чертоги с горечью и болью. Его путь должен быть лёгок и чист, а Виру за смерти я возьму на себя.
Кровавое зеркало погребальной плиты не шелохнулось, не дало ряби и колебаний, когда я уложил брата на его масляно блестящую багряную поверхность, лишь кровь врагов омыла светлую кожу и тьму волос. Хорошо. Так – правильно. Я все сделал правильно, и Леди, почитаемая нами Вечная Госпожа, обратила милостивый взор на мою просьбу. Я ведь немногое просил. Не для себя. Я просил проявить милость. Не к себе. К тому, чья душа вскоре уйдет в бездонное звездное небо Чертогов. Я просил Леди за брата.
.
Дворцовый комплекс я покидал со странным чувством эфирной легкости. Самое страшное уже закончилось. Осталось немногое: вернуть наши земли в то состояние, в котором мы их нашли. Задолго до моего рождения, но я отчетливо это помню: память Рода не дает забыть важнейшие вехи. Когда-то бесконечно-давно наш народ пришел в дикий, лишенный разумной жизни мир. Вернуть изначальное состояние, стирая следы нашего правления…
Это будет справедливо.
Каменные плиты размеренно ложились под ноги.
Мне говорили, что Династия вечна. Она не падет и не потонет в шторме. Я верил. Я жил с этой верой. Наверное, они правы. В чем-то. Я же жив. Я помню. Я – Династия. Последний из Рода. Я буду помнить вечно, и кровь Династии никогда не покинет меня, сохранится тенью в иной жизни, приходя с памятью. А я буду помнить. Вечно.
Ведь Династия – вечна…
.
Как я достиг цепи пограничных менгиров? Не знаю. Когда? Не считал. Сколько занял путь? Разве это важно? Как я шел к побережью южного океана, оставляя за собой лишь кровь на плодородной почве? Не помню. Память хранит обрывки, смазанные фрагменты, словно проворачиваясь и стряхивая с себя ненужное. Смутные видения кровавого кошмара, принесенного мною в некогда наши города. Я никого не щадил. Зачем? Я стирал то, что мы создали. Они знали, что Династия пала. Они знали наши законы. Они остались. Они благословили нашу смерть, а я принес смерть им. Меня пытались остановить. Вроде как. Пытались убить. Наверно. Я помню стрелы, копья и удары мечей, соскальзывающие по окутывающей меня крови. Но я не помню, что я делал. Как устоял, как остался живым и как принес смерть им. Наверно, это неважно. Важно, что я дошел. До другого конца континента, пройдя его от начала до конца, пешком, оставив за спиной земли такими, какими они были до нас. Безлюдными. А пролитая кровь… плата миру за то, что мы им владели. Духи пустят ее на благо. Восстановят то, что было потрачено. Вернут силу источникам. Тела и мертвые… Кто-то станет нечистью, кто-то поднимется, восполняя уничтоженных нами немертвых и неживых, бывших естественной частью мира. Баланс восстановится. Мир оживет, ведь Он нас никогда не предавал и скорбел всё время моего пути, лаская душу искренностью и сочувствием. Мир нас любил… Он радовал нас, а мы радовали его, не нарушали его законов, его красота ласкала взор и никогда не осквернялась нашими руками.
Я стоял на берегу океана и смотрел в горизонт. Мерно шелестел прибой, наполняя душу умиротворением. Золотое светило почти коснулось кромки воды, кровью алея на парусах корабля. Единственного, который не покинул бухту и настойчиво крутится у побережья которые сутки. Знакомый корабль. Я его знаю. Помню. Я его строил… как Дар. Тому, кто когда-то меня порадовал умом и верностью. Для люда. Для пирата. Преступника в его народе, которого я сделал неприкосновенным своей волей.
Память плеснула кратким образом, восстанавливая события прошлого. Яркий солнечный день, притершийся к нам пиратский корабль, перемахнувший невысокие перила молодой мужчина. Узнавание на бандитском улыбчивом лице, наполнившимся почтением и поразившей меня тогда искренней радостью с привкусом благоговения. Он… предложил нас сопроводить в опасных водах, хотя мы не нуждались в охране. Но его искренность, сообразительность и вежливая велеречивость меня позабавили, и я принял столь удивительное предложение. Пират не солгал. Привел наш корабль в порт. Был вежлив и предупредителен, но лишен лизоблюдства, страха и чрезмерной учтивости. Он поклялся мне в верности. Вечной верности. Мне он был приятен. Я отпустил его. Чтобы найти позже. В водах океана, стоя на палубе новенького, лишенного имени корабля.
Губы растянуло улыбкой.
Пират порадовал меня тогда, воспоминания о нем радуют даже сейчас, пробиваясь яркими лучами света сквозь кровавый сумрак, затягивающий разум.
Я подарил ему этот корабль. Величественный корабль. Новый, безымянный и чистый. А сейчас я вижу его снова. Он не уходит в море. Словно… что? Ждет?
.
Я вышел к кромке воды и остановился. Здесь заканчивается наша территория. Я знал: сделаю шаги в воду, и мой путь в этом мире завершится. Так, как следует сделать. Но… еще одно дело. Последнее, что осталось от нас. От меня. Этот корабль. А с него уже спустили шлюпку. Я хорошо видел сошедшего с корабля капитана. Повзрослевшего. Постаревшего. Но такого же неунывающего. А еще я увидел сияющие золотом символы, летящими росчерками выписывающее имя корабля.
«Династия».
Он все же посмел…
.
Плеснула волна, разбиваясь о крепкий корпус. Шлюпка прибилась к берегу, выскочив на песок, а единственный люд кинул весла, повисшие на уключинах, спешно покинул лодку и бегом, оступаясь и проскальзывая в кромке прибоя, направился ко мне.
– Милорд… — прошептал он, падая на колено в мокрый песок.
Едва слышный хриплый голос. В голову тараном ударили чужие чувства: горечь, сочувствие, растерянность, непонимание и странная обиженная боль, раскалывая затянувшее душу льдистое стекло. И непонятная мне болезненная радость… от нашей встречи. От меня. От того, что он нашел и дождался.
Почему он так рад… мне?
– Милорд… как… Как это произошло?
А в голове с хрустом ломалось стекло. Под его голосом, под чистыми яркими чувствами, снимающие кровавую корку с души. Впервые мне захотелось завыть во весь голос. Оцепенение сходило с души, возвращая мне жизнь и боль. Я вспомнил, что было в тот день. Как мы с братом вернулись во дворец по сигналу тревоги и нашли мертвые тела, устилающие пол портального зала. Как бежали по залитым кровью коридорам в жилую зону. Я вспомнил, как нас поймали. Мы попались так глупо! Влетели в банальную сеть, сплетенную из жил Детей Мира. Брат пытался воззвать к разуму и совести, а я… бесился, злился, пытался порвать сети, но… нас оглушили, и очнулся я уже в темнице, распятый на стене. От боли мутилось в голове, но то, что я увидел перед собой…
Я не хочу это вспоминать! Зачем ко мне вернулся разум и память?! Почему…
– Милорд…
Только сейчас я ощутил чужое прикосновение: грубоватая растительная ткань скользила по моему лицу, подтирая слезы. Передо мной – полные тревоги серые глаза, наверное, единственного оставшегося мне верным люда. Несмотря на всё, что я сделал…
Он обещал быть верным мне вечно…
– Покажите мне. – в голосе прорезалась тяжесть и тягучий гнев. – Я хочу знать. Многое говорят. Я хочу знать правду. От вас, милорд. Прошу. Подарите мне эту милость. Я хочу знать, как рухнул мой мир. Я умоляю вас. Подарите мне правду о том, что было.
Показать было несложно: я поднял руку, коснулся его лица чуть выше переносицы, а он закрыл глаза, когда потекли образы. Я не скрывал… ничего. Переживая заново то, что сохранила моя память. Даже то, что не хотел ни помнить, ни вспоминать в будущем, но что никогда не позволю себе забыть до конца.
Воспоминания закончились. Я опустил руку, устало скользнув пальцами по лицу, пятная его кровью. А мужчина еще долго сидел без движения, устало, потухшими глазами глядя куда-то вдаль.
– Я не прошу простить их, милорд. – едва слышные слова сливались с плеском волн. – Они этого недостойны. Я прошу дать мне право… не позволить им забыть. Никогда, пока я буду жить. Пока «Династия» не будет потоплена.
Голос звенел. Мощные чувства били в голову, бодрили и не позволяли вновь упасть под толстое стекло, смыкающееся в моей голове и порождающее странные мысли. Я понял, что надо делать. Это несложно. Я могу. Дать ему то, что он хочет. Если он хочет. Почему нет?
Милостивая кровавая тьма медленно заволакивала разум, но я помнил, как создавал для него дары. Последнее, что я делал для кого-то в этом мире. Наверно помнил. Что давал – помню. Как одаривал – помню. Не помню только как он уходил.
Что я делал? Зачем?
Зачем я еще здесь?
Ноги омыла приятная прохлада ночного океана, поднимаясь все выше с каждым шагом и смывая тягучую кровь, что залила меня. Омывая и очищая. С головой. Шаг. Еще шаг. Приятная прохлада омыла лицо, и я… перестал быть.
.
* * *
.
Говорят, «Династия» вечна.
Белоснежный корабль под кровавыми парусами. Призрак, бороздящий залитый кровью умирающего солнца океан. Вечный корабль и вечный экипаж. Неподвластный времени, старости, болезням, голоду и жажде, но не мертвый. Живой. Они жили вопреки законам Бога, они попрекали его Слово и несли смерть тем, кто вставал на их пути.
Иногда они говорили с теми, кому по прихоти оставляли жизнь, возрождая древние мифы о Старшем Народе, о Владыках, о древней Династии Золотого Солнца, погубленной жрецами Единого Бога.
Говорят, самоцветы, рубинами сияющие на бортах корабля – это не камни, а кровь убитых людов, застывшая и отвердевшая. Говорят, Капитан – верный вассал Кровавого Бога, опустошившего Запретный Континент. Говорят, что сияющий золотом рубин в руках черноволосого юноши на носовой фигуре хранит кровь древней Династии, что он был подарен Капитану последним из былых Властителей.
Многое говорят.
Байки, легенды, древние мифы. Все они рассказывают об одном. О том, о чем не дает забыть кровавый корабль и его вечный капитан.